Американские горки

Мисти перевязывала его ладонь без единого слова, мягко и плавно, с той заботой, что не свойственна безликому врачу перед очередным пациентом. Затем вздохнула, как ей и полагалось — то есть, осуждающе: — Вик. Вик поднял голову, но продолжения не последовало. Обычно эта черта в Мисти ему импонировала, но конкретно сегодня он нуждался в пояснении. Поэтому он сказал: — Мисти. Она снова вздохнула, посмотрела на него, как на мальчишку — или как на Джеки. Качнула головой, так что на шипах чокера тускло блеснул неоновый свет. — Вик. Кажется, эта игра могла длиться бесконечно. Второе «обычно» угрожающе прогрохотало металлическими набойками подошв по лестнице снаружи. Обычно эта черта в Джеки Вику не импонировала, но конкретно сегодня он сказал бы ему: «Спасибо». — Вик! — раздалось с лестницы. — Ты правда разбил кому-то рожу? Сияющая физиономия Джеки явилась на всеобщее лицезрение секундой позже. Еще одна дурацкая его привычка, которая немало пугала параноидальных клиентов Вика — то есть, почти всех. Мисти второй раз покачала головой, а потом коротко взглянула на Вика аккуратным пытливым взглядом: «Ну и как ты все это объяснишь?» — Почему это всех так удивляет? — проворчал Вик. — Потому что ты — это ты, hombre. Тот парень, что говорит «бессмысленное кровопролитие» занудным голосом, — Джеки сделал занудный голос, — и смотрит на тебя, как на тринадцатилетнее говно, если ты позволил себе повысить градус в баре. — Я так не говорю, — он правда так не говорил. — Ну таким тоном — говоришь точно. Вик посмотрел на Мисти, как на независимого арбитра. Мисти пожала плечами: «Ну да, таким тоном говоришь точно». Вик вздохнул снова. Если они с Мисти будут так часто вздыхать, в подвал придется ставить навороченную вентиляцию и баллон с кислородом. — И все-таки? — Джеки оседлал стул по-ковбойски прямо перед Виком и любопытно осклабился. Вик пожал плечами — еще один жест в топе сегодняшнего дня. Ну, что он мог сказать? Разозлился? Вышел из себя? Психанул? Это не про него — не про парня, у которого «все под контролем», как говорила Ви, а потом смотрела на него так насмешливо, будто секундой позже он превратится в Халка из старых комиксов. Костяшки содраны, пальцы — болят и не сгибаются. Обычное дело при сильном ушибе — особенно, когда твоя рука на полном ходу и без подготовки встречается с чужим подкожным имплантом. Цельнометаллический череп, впрочем, не спас незадачливого парня от неминуемого поражения. — Что все-таки приключилось? — спросил Джеки, и Вик открыл было рот. Сам не знал, что собирался сказать, — но в подвал уже спустилась Ви, и слова тут же скукожились обожженной бумагой. — Вик! — у нее другой тон и выражение. Безусловно, чуточку насмешливое, как у Джеки; слегка любопытное, как у Мисти; но есть в нем и что-то еще, что у Вика разобрать не получается — придется слишком долго смотреть ей в глаза. А он не может. Потому что у Ви на шее — темное пятно. И губа еще не зажила. Вика начинает медленно колотить хотя бы от того, что она этого даже не скрывает. С другой стороны, почему бы это ей стесняться, по всей видимости, хорошего секса?.. — Который год уже, — проворчал он, отводя глаза в провал между массивным плечом Джеки и хрупкой косточкой Мисти. Теперь их трое. Окружили, сидят и смотрят. Ну, чисто, как гиены. Дружелюбные и заботливые гиены, которые не выпустят его отсюда живым. — А я тебе всегда говорил, Вик, — Джеки усмехнулся. — Ты все упираешься, отказываешься от хрома… Когда как любой забулдыга из придорожного бара нашпигован им по самую крышечку. «Ну, этот — не любой», — почти сказал Вик, но это было бы началом «чистосердечного». — Ты на осмотр, Ви? — спросил он с непроницаемым лицом, не глядя на Джеки, будто вместо него и стула была только зияющая пустота и кусок отваливающей штукатурки позади. Джеки хмыкнул. — Да, но… — Ви внимательно посмотрела на его руку. Еще и этого ему не хватало. — Садись в кресло, — раздраженно сказал Вик. Мисти улыбнулась уголком губы и потянула Джеки за рукав куртки — так тонко и невесомо, что едва заметишь, но Джеки тут же словно снесло волной прибоя. Он с неожиданной скоростью откатился к двери, вверх по лестнице, словно время перемотали назад, и теперь громыхал голосом уже оттуда. — Не верю, чтобы Вик дрался просто так, — раздалось отчетливое — будто у самой двери стоял. Вик молча поднялся, принялся колдовать над мониторами и датчиками левой рукой, пока Ви любопытно изучала каждое его движение, как если бы он на ее глазах превратился в кота или в какое другое животное, которых в Сити хер встретишь. — …наверняка из-за кого-то, — прозвучало в довесок. Глаза Ви едва заметно сузились. Хотя Вик даже не знал, как заметил это — смотрел же упорно в другую сторону. — Что? — не выдержал он спустя минуту. — «В кресло, пожалуйста. Садись, расслабься», — сказала она тем самым «занудным голосом». Вик молча поднял брови. — Брось, Вик, — она тихо рассмеялась. — Шутка, ладно? Ты так обычно говоришь. Вот и все. Тихо зашумели винты медицинской машины, внутри защелкали датчики. Ви ничего не говорила, просто лежала расслабленно в кресле и все так же смотрела — внимательно и странно, словно проглотила улыбку, как разноцветный мыльный пузырь, и никак не могла удержать его внутри. Вик — пришлось это признать, — был все-таки не прав, когда решил проводить осмотр одной рукой. Неудобно и медленно. Постоянно порываешься поднять правую, тут же опускаешь ее, и все это — под чужим чутким взглядом. С другой стороны, у него появилась возможность увериться в том, что засос — это засос, и губу свою она не самостоятельно разбила. Уверился? Молодец. — Все, — сказал Вик. Без лишних разговоров, уточняющих вопросов «все ли в порядке» и взглядов — чуть более долгих, чем нужно. Отвернулся слишком резко — не напоказ, но по-другому не получилось. Начал работать с данными: сохраняя их в памяти, прогоняя на анализ. — Один удар и сразу в нокаут, ха? — спросила Ви из-за спины. Просто и буднично. Вик медленно разогнулся. — Говорят, у парня был титан вместо костей и рефлексы, — невозмутимо продолжала она — добивала. — Он типа, как Арондит на рынке гиперкаров. Странное дело, но под кожей образовалась одна гигантская мурашка и принялась елозить туда-сюда. Насмешливо. Лениво. — На том рынке, конечно, который, — она снова перешла на тот тон, — «сносного качества, но я бы сделал по-другому». Вик наклонил голову. Да, что-то такое он припоминал. Седьмая стопка текилы и паскудная рожа с пухлыми, как два червяка, губами — прямо перед ним. — Бармен просил передать, — голос Ви снизился до того, что называют «вкрадчивой хрипотцой». — Что в следующий твой визит — напитки за счет заведения. Вик медленно повернулся. — М-м. Он сказал, за что такая щедрость? Ви пожала плечами с легкой, почти коварной улыбкой. — За профессионализм, видимо. — Ты знаешь, о чем я говорю, Ви. Ви посмотрела на него в упор. Он успел поймать на дне глаз едва заметный отблеск — любопытство, смешанное с тем сортом адреналина, от которого «и хочется, и колется». — Понятия не имею, — самым невинным тоном сообщила Ви. Рука дрогнула. Почти пошла в размах, в сторону ровно бегущих строчек монитора, и вслед за тем предупреждающе взвыли костяшки. Оказалось, текила еще плещется где-то глубоко внутри. А собственный адреналин — так никуда и не делся. Как много лет назад, когда решить проблему врукопашную, казалось действительно решением. — Вижу, вы с Джеки перезнакомились со всеми барменами этого города, — проворчал Вик, прикрывая веки — голова до сих пор шла кругом, хотя по нему ни разу не попали. — К тому же, самыми болтливыми. — Понятия не имею, что за бармен и как его зовут, — сказала Ви медленно — слово за словом. — Что это значит? Она пожала плечами. И тут же навылет: — Просто я была в этом баре. Вчера. Прямо за соседним столиком. Вик пошатнулся — внутри. Снаружи он остался стоять, как и полагается человеку, прошедшему все этапы отборочных вплоть до второго места Гран-при. Он посмотрел на монитор, на носки собственных ботинок, зацепился взглядом за чужую ладонь слева — за пальцы. Они подрагивали мелко и странно, словно кто-то невидимый щекотал Ви пятки и все ждал, когда она сдастся. Внутри шевельнулось воспоминание, но поймать его Вик не успел. — Ага, — сказал он и теперь повернулся полностью: головой и плечами, всем корпусом весом в один, довольно-таки опасный центнер. Повторил вслед за ней: — Была там. Значит, и слышала. Как один, не самый трезвый придурок зацепился за Вика взглядом. Сначала припомнил, как он отказался ставить ублюдку импланты, в не самых приятных выражениях. Вик смолчал. Потом похвастался собственными — совсем новенькими. Практически сунул в лицо и сказал — на, смотри, ты так не умеешь. Конечно, сдержанно ответил Вик, я же делаю гораздо лучше. И снова — замолчал. Парня на такое уже не хватило. Его понесло — серьезно понесло. Он плевался, вытаскивал из памяти все, чем мог бы достать старого, пожившего эту гребаную жизнь риппердока. Дошел и до проигранного Гран-при, и до ухода из Травмы — все то, что вроде как и на слуху, но из вежливости не произносится. Вик молчал. Он вообще был упрямым. А потом, как пулю из черепа — парнишка вытащил это. Его особое отношение. Это правда, спросил он, что есть одна девочка… ну, вы понимаете, девочка? Сделал блядскую паузу в лучших традициях начинающих стендаперов, медленно обернулся к залу и продолжил так, что зазвенели стекла: у девочки, сказал он, теперь имеется Kiroshi. Топовая оптика и для такой уличной швали?.. Еще говорят, у девочки появились «богомолы» — такого качества, что за них можно и убить. Что Вик ставил их даже не в долг — забесплатно… Или все-таки она чем-то отплатила взамен?.. И рассмеялся. Довольно громко и брызгая слюной — все, как по книжке. За спиной раздался звук — с таким из рук выходят лезвия, которые Вик сам считал дьявольским подарком. Может быть, если бы не этот долбанный смех или взгляды собственных знакомых по боксерскому клубу — он бы его услышал. Но тогда он просто встал из-за стола, занес руку и ударил. Костяшки обожгло, прошило болью кость до самого плеча, вслед за тем в голову хлынула… ненависть. Да, пожалуй, что она. Как в старые времена на ринге: есть только ты и твой противник. Нет ни единой причины его ненавидеть, но выиграть по-другому — невозможно. Пара-тройка ребят (может, и больше) оттаскивала его от мальчишки, который валялся на полу без сознания со всеми своими «ты так не умеешь». Вик отчетливо видел блестящую пластину вместо скулы с оторванной синтетической кожей, разлетающиеся вокруг капли крови, но остановиться уже не мог. Что было потом…. А что было потом? Вик вздрогнул, цепляясь за смутный, смазанный образ чего-то, сморгнул. Наконец-то заметил Ви, съеженную и окостеневшую в кресле под его взглядом, и тут же провалился в чужие глаза. Будто ухнул в непроглядную черную воду Найт-Сити. — …пойдем! Черт, Вик, ты сломаешь себе руку!.. — Пожалуйста, Вик! — Блять, какой же ты упрямый… Ладони, которые сделал он, обхватывают его лицо. Глаза, в которых оптика, которую поставил он, смотрят на него в упор. Импланты, которые вживлял, — вы не поверите, снова он, — вытаскивают его из бара, впечатывают в стену. И только голос, чертов голос всецело принадлежит Ви. — Придурок, — тихо говорит она так, будто сама никогда не влезала в пьяные драки. Вик думает — сейчас она скажет что-то еще. Или врежет ему, чтобы не выебывался. Он пьян, устал, внутри ворочается боль — такая, которую заталкиваешь внутрь годами, а потом какой-то желторотый молокосос вышибает ее из тебя с полплевка, и ты все смотришь на нее, смотришь, а она скалится и разевает пасть. Ви, видно, думает о том же. Должна бы. Потому что это было бы правильно. Но с правильным у нее всегда были некоторые сложности. Иначе бы они вообще не встретились. — Что ты делаешь? — спрашивает Вик хрипло, хотя Ви просто стоит напротив и смотрит. Смотрит так, что Вик, кажется, видит то, что сейчас произойдет. — Насколько ты пьян, Вик? — спрашивает она вместо ответа. Вопрос вроде бы обычный, но… — Намного больше тебя. — Это хорошо. Это хорошо. Горячие руки залезают под рубашку — туда, где мышцы, которые Вик упорно тренирует не меньше трех раз в неделю и по сей день. Те самые, которые он скрывает лишь условно. Чтобы заметили. Просто так, а не один конкретный человек, конечно же… Ви обхватывает его руками — грудь, плечи, спина, — целиком. Прижимается губами к щеке — слишком близко к губам, чтобы назвать это целомудренным поцелуем или хотя бы — флиртом. Будто спрашивает — можно? Скажи, Вик, можно?.. «Да, — говорит себе Вик. — Это точно неправильно. Надо бы отказаться. Отвернуться». «Нет, ты знаешь, — говорит в ответ внутренний голос, покачиваясь на волнах текилы. — Ты уже задолбал. В смысле, отказаться? В смысле, отвернуться?» Два против одного — кажется, у него нет шансов. Теперь они целуются наверняка, по-настоящему — так, что обратно уже не повернешь. Вик не выдерживает, хватает Ви за талию, кажется, даже рычит. Поворачивается и теперь сам вжимает ее всем весом в стену прямо в проулке у бара, и от этой сцены, — которую он видит и зачем-то одновременно представляет в голове, — клинит. Потом вспоминает — стена сырая и холодная. Бетон или камень. Вредно для здоровья и бла-бла-бла… Возвращается в исходную позицию. Он-то уже старый — ему можно. Внутри снова пробивает. Нет, нельзя. Не так, не сейчас, не здесь. Это же Ви. Лезвие, тонкий лед — один шаг не в ту сторону, и будешь молча дрочить до конца времен в душе в клинике. И одновременно с этим Ви вдруг отступает на шаг — раскрасневшаяся, живая, теплая, на самом деле вздрагивающая в его руках. Отступает, но рук не убирает — поддерживает его Вика, будто думает, что он упадет прямо здесь… — Блять, — сказал Вик, покачнулся, вцепляясь в виски пальцами. Тут же дошло контрольным: эти пятна на шее, ее с вызовом кровоточащая губа — это все… он, что ли? — Ух ты, — саркастически хмыкнула Ви. — Неужели это оно — прозрение? — Я думал, это был сон, — прохрипел Вик. Он действительно так думал. В конце концов, какие у него были причины считать иначе?.. — Серьезно? Сон? — она подняла брови. — И часто тебе снится… такое? — Черт, Ви, — самообладание сдало окончательно, посыпалось битым стеклом. Вик приложил ко лбу холодную ладонь и нахмурился: — Я… я же должен был позвонить тебе с утра. Сказать что-то, — он поймал ее насмешливый взгляд. — Что?.. — Да ты джентльмен и романтик, Вик. Это должно было прозвучать издевательски, но Вик услышал другое — неуверенность, зеркально равная той, что ворочалась внутри него самого. Ви аккуратно поднялась — ничего общего с той ночной Ви, что вжала его в стену собственным телом и заставила посмотреть себе в глаза. — К слову, — она неловко скрестила на груди руки. — Если бы ты позвонил… Ну, с утра. Что бы ты сказал? Слова застряли в горле. Возможно, славная добрая бутылка текилы сумела бы вытолкнуть их наружу, но некоторые разговоры должны вестись трезвыми. Насколько люди их образа жизни и профессии вообще — бывают трезвыми. — Вик?.. — она окликнула его, и едва ворочающиеся упрямые буквы будто забили обратно в глотку одним прицельным ударом. Ви вздохнула. — Вик. — Почему ты пришла вчера в бар? — выдал он не то и не так. Ви нахмурилась, взглянула исподлобья — упрямо и мрачно, совсем, как годы назад, и Вик машинально улыбнулся. — Мисти сказала, что ты там, — размеренно произнесла она. — Мисти?.. — Я проезжала мимо и подумала… составить тебе компанию, — Вик молча позавидовал: ему бы такую смелость и откровенность. — Но ты надрался до синего хруста. Даже говорил с трудом. — Тогда почему не ушла? — Я что, не имею права пить в том же баре, что и ты?.. — по-детски уперлась она. Вик устало усмехнулся. Попытался собрать в голове еще пару предложений, но все они получались перегретыми и расплавленными, как криво разогнанный процессор. Вот, в общем-то и все, на что его хватило. Ви помолчала несколько секунд, выглядевших, как долбанный час могильной тишины, но держать язык за зубами было не в ее стиле. К счастью. — В Пасифике, — вдруг начала она фразу, похожую приблизительно ни на что, что Вик ожидал, хотел или боялся бы услышать. — В Пасифике есть американские горки. Всегда хотела покататься на них ночью, но… не хочу в одиночку прыгать в океан, если они сломаются на вершине пути. Составишь мне компанию? Американские горки?.. У Ви после произнесенных слов тоже был удивленный взгляд. Такой, после которого бьешь себя ладонью по лбу и смущенно отворачиваешься от собеседника. То есть… Хотя нет. Красивый ход. Такой, что не подкопаешься и не заподозришь в двойном смысле. Это ведь просто аттракцион. Как и вся его жизнь. — Я и американские горки?.. — спросил он с доброй насмешкой. — Ви, ты знаешь, сколько мне лет? Спина после ночного соприкосновения с сырым камнем согласно отозвалась. А он-то думал — почему не может согнуться с самого утра?.. — Нет, — честно ответила Ви и искренне повела плечом — мол, а какая разница? Вик непроизвольно улыбнулся снова. Сказал: — Ладно. Внутренний голос патетично возопил от изумления, и у Ви в такт ему взлетели брови. «И зачем вообще тогда спрашивала, если не думала, что я соглашусь?..» — Ладно, — повторил он, помолчал и наконец выдал излишне быстро и неловко, а в грудь будто угли засыпали: — Заберу тебя в десять? — Заберешь? — тупо переспросила Ви. — Ты собиралась идти пешком? — Нет, я… «Ну же, Ви, не порицай мою старомодность. Пожалуйста. Мне же и так…». — Хорошо. Да, в десять, Вик. В десять просто отлично. «В смысле, да? Это она серьезно?» Вик молча смотрел сквозь Ви, пытался зацепиться за реальность, спорил со внутренним голосом. Пришел в себя, только когда она сделала шаг от него, собираясь было развернуться к двери. Мимолетно поймала его взгляд, — он и сам не понял, какой, — и вдруг шагнула обратно. Так, как она это умела: с уверенностью разогнавшегося тяжеловесного локомотива. Положила обе руки на плечи, приподнялась на цыпочках, поцеловала. В губы. И все это — за какую-то пару секунд. Вот так просто — а он даже не был пьяным. — В десять, — повторила Ви, не отводя глаз от лица Вика, улыбаясь сдержанно, но так — что в районе солнечного сплетения будто разлилась теплая карамель. — Я буду ждать.