Часть 1
9 января 2021 г. в 15:45
Декабрь тянулся как-то лениво, дни могли ощущаться как часы или недели. Но для некоторых это было похоже на постоянные землетрясения. Каждый раз — падают вещи, бьется посуда, в суматохе люди собирают чемоданы и покидают квартиры. Выплывать из такого болота событий бывает тяжело.
Адекватная девушка, конечно, поехала бы на автобусе. Но не она, о, нет. Карие глазки как у щенка, с взглядом недовольной бабки злобно сверкали из-под синей шапки с пегим помпоном, измазанные грязью штаны, потому что аккуратно садиться в машину эту дуру, видимо, не учили, и черная куртка из секонд-хэнда, которая едва сходилась на груди третьего размера. Вот она — амбассадор поддержки и проблем. Это чудо эволюции сейчас неумело пыталось пройти по мешанине снега, грязи и соли, что именовалось российскими дорогами. И когда она наконец решила упасть, завязнув ногой в сугробе, ее подхватили под подмышки, и потянули в свои защитные объятия.
— Господь Христос, ну ноги-то поднимай, ну, Юль!
— Прости-и-и! - не переставая ржать как конь, девушка нагнулась отряхнуть мокрую штанину. — Кто ж знал, что тут ни пройти-ни проехать! — она обернулась, раздраженно снимая шапку, и жадно вдыхая спертый, холодный и грязный воздух городских дворов. — Рада, что ты пошёл со мной, правда, я бы тут умерла со скуки торчать.
Рома, молча цыкнув, натянул шапку обратно подруге на голову. В отличии от нее, он выглядел настоящим Питерским принцем: замшевые полу-сапожки на меху, такие же перчатки, новенькие джинсы, идеально белый пулловер, и все это надежно укрыто твидовым пальто и шарфиком. А из-за того что Юлька поперлась в кроссовках, то есть, без каблука, на его фоне она и правда смотрелась со своими полутора метрами как домашний эльф Добби.
Не без труда они пробрались к главному входу больницы. Девушке сегодня надо было забрать домой бабулю, что недавно сломала ногу. Проблема была лишь в том, что забрать ее можно было «где-то после часа». Если вы не знали, на врачебно-хирургическом «после часа» означает «около шести». Первый час в ожидании звонка лечащего врача прошёл спокойно — они болтали, спокойно, ни о чем. Парень был не очень разговорчив. Пару дней назад он расстался со своим молодым человеком, и наверное бы так и продолжил валяться дома в кампании сигарет и мороженного, если бы верная подруга не вытащила его на такое, так сказать, приключение. Второй и третий час прошли более утомительно, в тщетных попытках дозвониться до злоебучего медика и кинуть ему в харю часы. На четвертый час девушка решила брать штурмом приемное отделение, оставив друга ждать их с бабушкой снаружи. Перед тем как скрыться за железными дверями, она снова позвонила врачу, как-то странно глядя на парня.
— Да, мы тут стоим ждем, у Соловьёвки.
Роман пропустил ее слова мимо ушей. Как и почти все, что она говорила сегодня, если уж на то пошло. Он смотрел в небо, стараясь уловить траекторию падения мелко летящего снега. Мороз щипал нос, уши и глаза. А может, и не мороз. Юля ушла, и девать руки стало некуда. Русоволосый скрестил их на груди, периодически нервно дергая кончик шарфа. Сначала он высматривал узоры на истоптанном, прожеванном шинами снегу, потом безразлично водил взглядом по граням советских пятиэтажек, потом считал машины, проезжающие мимо КПП, людей...
— Какого... — едва не запутавшись в собственных ногах, он выпрямился, прожигая непонимающими глазами фигуру бывшего, подходящего к нему.
— Рома. — вместо приветствия, рыжий, остановившись в двух метрах, сунул руки в карманы куртки.
А снег все шёл, Закатнов сжал зубы, не отводя взгляда, стал чуть активнее дышать носом. Всем видом показывал — говорить он не собирается. Бывший сделал шаг навстречу, но Рома инстинктивно отшатнулся, сохраняя между ними два метра.
— Слушай, — Федя неуверенно начал, ему было почти физически плохо от таких разговоров. — я так не могу. Вернись ко мне, а? — он вынул руку из кармана и призывно ее протянул.
Ответить хотелось красиво, холодно и гордо. Но свободолюбивое нутро вертелось как ужаленная в жопу овчарка, и слова больше напоминали рычание и лай. Не люди, животные. Раненные. А от того агрессивные.
— С хрена ли? — парень от нетерпения и недовольства, что его все-таки развели на разговор, стал качаться с пятки на носок, сжимая руки в кулаки. — Меня больше не волнует, чего ты там «не можешь».
— Рома! — терпение быстро закончилось, хотелось просто схватить это придурка в объятия и утащить домой. — Ну чё ты как телка ломаешься! Я ж знаю что ты любишь меня! — поправив очки, парень выдохнул, и стараясь говорить мирно, продолжил. — Слушай, да, я был неправ, я не должен был так говорить...
— Не должен был? Не должен был?! Ебануться, Феденька! Ты сказал мне, что я должен быть дома, и ждать тебя, потому что мы вместе, потому что я, якобы, сам подписался на это! Да ты сам себя слышишь?! Если тебе нужна домохозяйка — вот и вали к телке какой-нибудь! А я жить хочу! Жизнь, свою, Федя, как мне хочется, жить хочу! — срываясь на крики, с ядом выделяя слова, ходя из стороны в сторону, он извергал свою обиду, все еще не в силах поднять руку. А хотелось. И даже было за что.
— Успокойся! — в три шага он оказался меньше, чем на расстоянии руки, уже занеся ладонь. А Рома привычно вжал плечи, на секунду зажмурившись. Одна слеза скатилась из уголка глаза, прочерчивая влажную ленточку на красной от холода и гнева щеке. Это было как молния. Меняя абсолютно все. — Ром... Я...
— Уходи. Я уже сказал тебе что больше я это терпеть не стану. — он разомкнул глаза, стараясь выпрямиться и не дрожать. Голос осип и перешел в шепот. — Уходи.
— Н-но...я...я не могу без тебя! Пожалуйста! Прости меня, мне тебя не хватает! — Федя отчаянно пытался посмотреть ему в глаза, но тот по-детски отворачивал голову всякий раз.
— Хватит. Не унижайся хоть перед собой, ладно я. — Роман одернул протягиваемые руки. — Думать надо было, когда у меня еще были силы тебя терпеть. Надеюсь, когда-нибудь, ты поймешь что ты делаешь.
«Терпеть». Эхо одиноко загуляло в голове. Он думал: «Нет, нет, в нем... в нем просто говорит обида... просто...».
— Да... — рыжеволосый произнес это совсем глухо, едва вслух, но постарался вернуть голосу твердость. — Да, ты прав... Но... прикоснись ко мне.
— Что, прости? — ошалело хлопнув ресницами, Закатнов впал в ступор.
— Прикоснись ко мне в последний раз. И если ты сможешь спокойно оторваться от меня через десять секунд — я уйду, и больше никогда не стану пытаться.
Коварное предложение, он давит на слабости. Но сердце ударами толкает обмякшее тело вперед, руки горят и тянутся. Прикоснуться — это же несложно? Худые холодные руки смыкаются на чужой спине, совсем не крепко — указательный палец за указательный. Ведь это ненадолго. Это всего лишь десять секунд. А где-то под дешевой синтетикой колотится сердце. Нос случайно царапает о молнию. Он пахнет нервами и кофе с корицей. Пахнет поцелуем в макушку на ночь. Пахнет как рисунок оголенного плеча утром на кухне. Так пахнет свое, родное. Но больше так не будет, нужно ведь сдержать слово. Сколько там, одиннадцать?...
— Слышь, Петербург! Где наше такси?! — Юля явилась как всегда, шумно и как всегда вовремя. Рома спешно обернулся, надеясь оставить слезы на чужой куртке, и быстрым шагом пошел помогать, на ходу пытаясь придумать оправдание.
— А... эм... — он взял круглую грузную старушку под правый локоть.
— Я подвезу, я сегодня на машине. — к троице, весело звеня ключами и блаженно улыбаясь, поспешил Федора.
— Слава Иисусу Христу! Дуй тогда, заводи, ща мы её приведем. — это длилось недолго: хитрый карий прищур победно сверкнул из-под шапки на Заруцкого, а он, почти вприпрыжку отходя назад, медленно перевел благодарный взгляд с подруги на Рому, и подмигнув, развернулся, уходя к выезду. Всего-то — десять секунд.