Жажда

— Долбаные кровососы, — раздраженно фыркнула моя начальница и бросила трубку. Я нервно покосилась на неё, но, кажется, сегодня у меня было достаточно выдержки — даже почти получилось не поморщиться. Чуть-чуть разве что. Впрочем, действительно, это всего лишь бытовое ругательство, всяческая толерастия и оскорбление чувств всех подряд уже порядком достали нормальных людей, и если уж на то пошло — разработчики, которым она только что звонила, действительно уже не в первый раз ведут себя абсолютно по-мудацки. Поэтому Валентина имеет полное право отводить душу и выражаться так, как ей захочется — и совершенно не догадываться, что настоящий кровосос сидит за соседним столом. И вообще-то — дай бог, чтобы не догадалась до тех пор, пока мне ещё нужна эта работа. Я уставилась в свой монитор, радуясь, что под конец года работы в отделе полно и мое секундное возмущение было попросту некому заметить. Очень медленно выдохнула. Пора прекращать обижаться на каждый чих. Вдохнула ещё медленнее. Культура больших городов действительно изначально создана людьми, а люди не любят, когда неизвестно кто заставляет их перекраивать свои убеждения. Задержала дыхание. К тому же, конкретно эти люди платят мне зарплату, и в моих интересах не вызывать подозрений и не спорить лишний раз. Выдохнула. Многим, очень многим повезло гораздо меньше — у меня есть хоть какая-то работа, а лекарства на деревьях не растут. Вдохнула. Попыталась вдохнуть. И ещё раз. Попыталась. Вдохнуть. Ох черт, вот это очень плохо. Кажется, если для окружающих моя вспышка и прошла незаметной, то вот для собственного организма — точно нет. Сделать вдох было почти невозможно, горло сдавили невидимые ледяные пальцы. От нехватки кислорода в глазах уже понемногу начинало рябить. Я посмотрела вниз, на клавиатуру — пальцы над клавишами дрожали. Рукам было холодно. Грудную клетку все сильнее сдавливало, словно на неё легла каменная плита, а мир постепенно превращался в ледяную пустыню. Медленно, очень медленно, чтобы не привлекать лишнего внимания — только этого сейчас не хватало — я откинулась на спинку стула, сделав вид, что разминаю шею, и невероятным усилием воли заставила себя сделать вдох. Что ж, уже прогресс. — Лесь?.. Я подняла глаза. Валентина смотрела на меня с вежливым беспокойством. И очень отчетливо светилась огненно-золотым ореолом. — Ты в порядке? Я кивнула, собирая волю в кулак, чтобы не рвануться к золотому сиянию — глотку жизненной силы, которая прямо сейчас вытекала из меня почти без остатка. — Да, все хорошо, немного заработалась. Я пообедаю сегодня чуть раньше? Начальница равнодушно пожала плечами и снова уткнулась в монитор. У нас нет фиксированного времени перерыва, и отпрашиваться не было никакого смысла, но мне нужно было как-то отвлечь её внимание, чтобы не искушать себя запретными золотыми всполохами. И, пожалуй, поесть действительно не помешает. Это не приведёт меня в норму, и есть риск, что к вечеру снова станет хуже, если я успею проголодаться — но на какое-то время должно немного отпустить. *** В человеческой культуре представления о вампирах были если не всегда, то с очень, очень давних времен. Мы пьём кровь и пожираем плоть, желательно, невинных младенцев. Мы соблазняем людей, чтобы увести их с праведного пути и обречь на адские муки. Мы всесильны, полны зла и абсолютно неуязвимы. Ну разве что, к чесноку, солнечному свету, осиновым кольям и ещё тысяче мелочей, но в остальном да, всесильны и неуязвимы. В этих сказках столько полуправды и злой иронии, что пожалуй, можно было бы посмеяться, если бы от этого не зависела наша жизнь. Мы пьём не кровь, но во многих древних культурах она была символом того, в чем мы нуждаемся. Жизненной силы. Нендума. Здоровый, счастливый и полный жизни человек похож на язык пламени. Жидкое пламя струится под его кожей и просвечивает насквозь — абсолютно незаметное для людей, но видимое, осязаемое и желанное для нас — треснувших сосудов, а то и вовсе пустых оболочек. Для любого из нас человек, полный нендума — это горящий камин в царстве вечного холода. И да, мы действительно можем забирать его силу, а если перестараться, то можно выпить человека целиком и сделать его одним из нас. Не буду врать, что на самом деле никто так не делает, а все вампиры — высокоморальные существа, которые ставят благо окружающих выше личного комфорта. Бывает всякое. Вампиры бывают разными по убеждениям и стратегиям выживания, общее у нас одно — собственных жизненных сил у нас катастрофически мало, а копить их вампирам намного тяжелее, чем людям. Почему именно — никто толком не знает, хотя исследований на этот счет немало. Но пока что все сходятся на том, что это какое-то специфическое заболевание. Многие люди верят, что в обмен на жажду мы получаем невероятную силу, неуязвимость и харизму, буквально позволяющие властвовать над всеми вокруг. Это смешнее всего, потому что в обмен на свой недуг мы не получаем ровно ничего. Это просто болезнь, из-за которой нас боятся и ненавидят. Иногда не без оснований. Но в одном люди правы. Мы действительно существуем. *** Я спустилась в столовую, стараясь не слишком заметно держаться за стены. Меня все ещё немного шатало, хотя первый приступ жажды уже отступил. Мой запас ресурсов подходил к концу, и будь я роботом, на дисплее уже мигала бы красная батарейка. Вообще-то мне действительно повезло. Я всего лишь лоу — собственный нендум у меня есть, хотя и вырабатывается медленнее и слабее, чем у людей. Я могу нормально общаться с людьми, могу работать, хотя и вряд ли когда-нибудь достигну невероятных высот, у меня почти не нарушена ни одна из функций организма — только в состоянии сильного истощения со мной может случиться такой приступ, как сегодня. И как же глупо было тратить последние ресурсы на вспышку из-за неосторожного замечания постороннего, в общем-то, человека… Как бы там ни было, за пределами таких вспышек я выгляжу почти как человек — да, не слишком ухоженный, не особенно работоспособный и сообразительный, но все-таки просто слабый и болезненный человек. Есть те, кому повезло намного, намного меньше. Есть вампиры-ан. Если не накачать их нендумом извне, они остаются в полуовощном состоянии, пока не умрут. Нередко это жертвы других вампиров, но бывают и просто те, кому не повезло. Иногда на обычного человека может свалиться жажда — после тяжелого потрясения, долгой болезни, а в самых страшных случаях — абсолютно на ровном месте. Те, кому повезет обзавестись активными друзьями-родственниками, получают лечение. Остальные очень быстро угасают. Я подошла к очереди и на всякий случай оглядела столовую. Кроме меня, в помещении было ещё четверо вампиров — и один из них был по-настоящему истощен и явно сдерживался, чтобы не наброситься на кого-нибудь из присутствующих. Вместо этого он набросился на макароны — причем так, что, кажется, немного пугал людей за соседними столиками. Я мысленно пожелала ему — и его соседям — удачи, потому что довести себя до такой жажды и все ещё держать себя в руках — это нужно обладать действительно железной волей. Молодец мужик, что уж там. В другом углу сидела пара — человек и вампирша. Женщина была дорого одета, ярко накрашена и очевидно, привыкла привлекать к себе внимание. Спутник радостно ей это внимание обеспечивал, пока она понемногу — и явно с его согласия — выпивала его. Что ж, тоже бывает. Браки между людьми и вампирами — не такое уж исключительное явление, что бы там ни говорили авторы бульварных романов. Вообще-то это даже удобно — держать постоянного донора, который не против тебе помочь. Может, это и несколько странные отношения, но каждый выживает как может. Я протиснулась к свободному столику — обеденный перерыв как раз начался, народу в столовой собиралось все больше — и постаралась сосредоточиться на той еде, что была на подносе, а не на той, что бродила вокруг, придирчиво выбирала между борщом и бульоном, ругалась на застрявшие в кошельках кредитки и совершенно точно не планировала становиться едой. — Приятного аппетита, Лесь, — сказал проходящий мимо коллега. Огненный всполох отделился от его тела, преодолел расстояние между нами и легко слился с моей рукой, чуть-чуть согревая и придавая сил. — Спасибо, — невнятно ответила я с набитым ртом. Да, вот так это работает. Чаще всего вампиры пьют людей через прикосновения, но это необязательно — достаточно направленного внимания. Но внимание должно быть добровольным и лишённым агрессии, иначе есть риск не столько впитать чужую силу, сколько потратить свою. Так что люди совершенно напрасно подозревают в вампиризме каждого трамвайного хама — как раз таких ситуаций мы обычно избегаем. Чужая злоба может вытянуть и без того небольшие остатки нендума, и тогда мы теряем над собой контроль — а вот это уже не нужно никому, ни людям, ни вампирам. Доброе слово действительно может поддержать, особенно в сочетании с физическим комфортом, поэтому, выходя из столовой, я чувствовала себя почти нормально. Поэтому даже успела заметить паренька, который налетел на меня в дверях и чуть не сшиб с ног. — Извини, пожалуйста, — улыбнулся он, придерживая меня за плечи и чуть отодвигая с дороги. Я не успела возмутиться такой наглости, как он уже отступил на шаг и улыбнулся ещё шире. Что-то в нём было не так. Нет, с виду обычный человек — среднего роста, плечистый, русоволосый, с аккуратной бородкой, в толпе пройдешь мимо — не заметишь. Вот только… Жизненная сила била в нем через край. Нужно быть очень, очень благополучным человеком, чтобы добиться такого состояния — ну или только что выиграть миллион долларов, например. Он понимающе кивнул, заметив мою реакцию. А затем ещё раз как бы невзначай коснулся моей руки — его энергия прошила меня насквозь — подмигнул и двинулся в обеденный зал. В тот самый обеденный зал, где сейчас сидят четверо вампиров, и один из них едва вменяем. Его там просто сожрут на глазах у толпы. Это же скандал, снова начнётся шумиха в новостях, снова будет охота на ведьм, снова… Но незнакомец молниеносно прошел через помещение, незаметно дотрагиваясь до каждого из вампиров и вливая в них энергию, после чего невозмутимо встал в очередь, по-прежнему лучезарно улыбаясь. Я медленно отошла от дверей и направилась к лифту. Люди не видят вампиров, не ощущают движение жизненной энергии и не могут осознанно передавать ресурс — только невзначай. Но этот парень прекрасно понимал, что делает. Но вампиры не могут так искриться жизнью. Черт, если полный энергии человек — это язык пламени, то этот мужик был извержением вулкана. Он не мог быть вампиром. Он не мог быть человеком. Что, черт возьми, только что произошло?