Звезды под одеялом

У большой серой крысы на дороге ребра торчат, как у Кенни Маккормика, только у нее они кожу разрывают, а у Кенни просто натягивают. Стэн не должен думать о ребрах Кенни Маккормика, ведь ему, вообще-то, нравятся девочки, но он думает. Вокруг облезшей крысиной тушки на асфальте запеклась багряная лужица крови, и это выглядит грустно и пугающе одновременно. Стэну жаль крысу: он любит животных, пусть и понимает, что крысы — вредители и разносчики опасных заболеваний. А еще Стэну жаль Кенни Маккормика, потому что ему каждый день приходится слышать пьяные выкрики родителей и звон бьющейся посуды. Бывает и так, что Стэн завидует Кенни: Кенни популярен, пусть и беден, Кенни умеет подать себя и нравится противоположному полу больше, чем сам Марш. Марш вообще, похоже, не очень нравится девчонкам. Даже его теперь уже бывшая девушка, Венди, ушла от него, и к кому? К Картману. Светловолосые хорошо смотрятся с темноволосыми. И ладят тоже хорошо. Яркий тому пример — Твик и Крейг. Твик и Крейг — идеальное сочетание: Крейг для Твика словно кофе, Твик для Крейга словно Солнце. Или вот еще пример — Бебе и Клайд. Небо и земля, но как прекрасно и гармонично они выглядят, когда идут, держась за руки. Стэн брюнет. И Венди брюнетка. А у Картмана волосы светло-каштановые. А у Кенни — русые. Но Стэну, вообще-то, нравятся девочки, а Кенни не особо был похож на девочку даже когда переодевался в платье принцессы. А в привычной оранжевой парке с бурым мехом на капюшоне Кенни вообще ничем не похож на девчонку. Стэну тринадцать, и переходный возраст только начинается. Теперь он и сам побывал в шкуре шестиклассника и познал все прелести совместного с друзьями просмотра фильмов для взрослых и первых попыток мастурбации в ванной. Многие дети его возраста в процессе вспоминали грудь его, Стэна, мамы или, на крайняк, лица самых симпатичных девочек класса, но Стэну в голову почему-то то и дело лезли солнечные грязные волосы, примятые капюшоном рыжей парки, знакомые голубые глаза, смотрящие как всегда с хитрым прищуром и такая яркая щербатая улыбка. И каждый раз Маршу становилось не по себе. Потому что ему, блин, нравятся девочки. Дома у Маккормиков шумно, сыро и грязно, и тараканы бегают по углам. За стенкой укуренные Кэрол и Стюарт опять орут друг на друга, кидаясь пустыми банками из под пива. Кевину уже шестнадцать, и он свалил к другу на ночевку, Карен только десять, но и она ушла к подружке. А Кенни остался дома. И Стэн сидит с ним в комнате, слушая крики его родителей. Стэн думает, что у Кенни улыбка обезоруживающая. И глаза красивые, голубые такие, как небо в солнечный весенний день. У самого Марша глаза тоже голубые, но другие. Они серовато-голубые, отдающие металлом, тусклые. У Кенни тоже порой меркнет свет в глазах, но лишь на долю секунды. Порой глаза Кенни сереют от грусти, темнеют от злости, но не угасают, не становятся безжизненными. Дома у Маккормиков по-прежнему сыро и грязно, но теперь уже куда более тихо: обкурившиеся предки Кенни уснули. Тараканов, копошащихся в углах, стало слышно лучше. Стэн пялится то на плакат с девушкой в бикини на облезшей от сырости стене, то на окно, завешанное, скорее всего, обрывком старого пыльного одеяла. Ночь, и света звезд не видно. Кенни предлагает уйти, и Стэн охотно соглашается: дома у Маккормиков из развлечений только просмотр боев без правил между обдолбанными родителями и дешевое пиво, от которого во рту надолго остается неприятный привкус. Мальчики покидают дом, проходят мимо полуразрушенной СоДоСоПы, мимо давно уж закрытой железной дороги, мимо храпящих на холодной земле бездомных и вываливаются в город, обычно пышущий жизнью и красками, а сейчас тихий и блеклый. Они ходят по пустым улицам, будто призраки в свете фонарей, а вокруг ни души, и прежний гот внутри Стэна ликует: наконец-то тишина, покой, никаких конформистов. Кенни предлагает покурить, но на этот раз Стэн отказывается: он знает, что такое курение. И он не хочет к этому возвращаться. Кенни вообще много чего предлагает, но стоит ли говорить, что Кенни — напрочь отбитый, и слушать его предложения не всегда имеет смысл? Не стоит, конечно. Когда Кенни предлагал нанюхаться неизвестных желтых цветов, его никто не слушал. Когда Кенни предлагал вызвать проституток, его никто не слушал. Когда Кенни предлагал совместную дрочку, его никто не слушал. Хотя если бы он сейчас предложил совместную дрочку, Стэн бы согласился. Кенни редко слушают. Но тот, кажется, уже привык. Кенни просто любит жизнь и наслаждается ей. Кенни любит всех и каждого, даже противного зануду Крейга или душного кузена Кайла. Стэн хочет такой же заряд позитива как у Кенни. Но у Стэна склонность к депрессии. Звучит не слишком позитивно. Стэн, кажется, олицетворяет все черное в этом мире, а Кенни — белое. Кенни может смеяться над всем, и у него очень долгий и красивый заливистый смех, особенно если он не приглушен капюшоном оранжевой парки. Они бродят по городу, оглядывая слабо работающие вывески магазинчиков и запыленные тротуары, и общими усилиями принимают решение вернуться в дом Маккормиков за кислым невкусным пивом, а потом купить чипсов и пойти к Маршам. У заброшенной железной дороги Кенни вдруг останавливается и дергает Стэна за рукав ветровки. — Скажи, — неразборчиво мычит он в капюшон, — а ты когда-нибудь целовался с парнями? — Нет, — Кенни снова смотрит на него с знакомым хитрым прищуром, а затем снимает капюшон и резко тянет Стэна на себя, прикасаясь своими тонкими потрескавшимися губами к холодным губам Стэна. — Теперь да, — Стэн слабо понимает, что вообще только что произошло, но мальчик перед ним так обворожительно улыбается, что ему кажется, будто произошло все же что-то невероятное. — Пошли. И они идут. Когда Стэн заходит в комнату Кенни снова, то замечает, что уже, вообще-то, наступил рассвет, тараканов, вообще-то, не так уж и много, а пыльный кусок одеяла, которым занавешено окно, вообще-то, прекрасно пропускает свет, и звезды через него отлично видно. А может, всегда было видно, просто Стэн раньше этого не замечал.