***
Когда Чайлд заявился в полдень в его ритуальное бюро, Моракс как раз собирался узнать, что им предстоит дальше. Солнце разлилось по небольшому пространству, бережно согревая Чжун Ли в своих лучах. Умиротворенность взяла верх над ненужными переживаниями; маленькие пылинки безмолвно летали в дневном свете, порой сталкиваясь друг с другом. Предвестник бесстыдно обманывал самого себя, заявляя, что он вовсе не был очарован завораживающим видом, который вызывал лишь воспоминания о теплом и уютном. Архонт, не услышав, как зазвенел колокольчик при входе, внимательно вчитывался в манифест, лежащий перед ним. Лениво подпирая руками голову, он еле заметно шевелил губами, очевидно, проговаривая написанное. Жалко, что Чайлд не читает по губам. Тарталья неохотно позволил узнать о своем присутствии, глухо постучав по стенке. Адепт в замешательстве поднял взгляд, наткнувшись на внимательный взор, обращенный на него. — Я могу тебя обрадовать, — предвестник прошел вглубь комнаты, присаживаясь рядом с архонтом, он продолжил, — Идя сюда, я случайно услышал, как пара девиц обсуждали каких-то любовников, которые якобы разорили хозяина постоялого двора. Моракс подавился воздухом. На мгновенье его посетила мысль, что, возможно, ему все это даже нравилось. Замирая, не зная, радоваться ему и как вообще стоит отреагировать, он отложил манифест. Адепт давно сделал вывод, что искать верный ответ на реплики Чайлда — пустая трата времени; он в любом случае воспримет его либо очень остро, либо вовсе не воспримет, пропустив мимо ушей. Для него всегда в общении стояло несколько целей: продемонстрировать собственное превосходство — раз, вывернуть диалог в русло своего обогащения или выгоды — два или банально заставить собеседника сочувствовать — три. Однако именно с Чжун Ли он приобретал какую-то другую особенность, которую ему все никак не удавалось выявить и обличить, внятно давая ей название. — Вероятно, тебя мучает вопрос, что же мы будем делать сегодня? Тарталья воодушевленно наклонил голову, вглядываясь в красивые глаза Моракса; они переливались, навсегда отпечатываясь во всем его существе. Напоминая то ли мед, то ли не до конца расплавленное золото, они грели его гораздо лучше, чем яркое летнее солнце, заявляющее о себе, выглядывая из-за тяжелых пыльных штор. Страшно стало — именно эти глаза заставили его не выдержать, отвернуться. Нелепо проведя рукой по затылку, он решил в очередной раз не дожидаться ответа. — Я подумал, что можно было бы сходить к мосту…- предвестник почему-то замолкает, прежде чем снова заговорить, — В общем, пошли. И не дожидаясь, пока Чжун Ли пойдет за ним, лишь кивнул головой на выход, покидая помещение. Его душил этот запах благовоний, густо наполнявший бюро, который теперь, словно, застрял в пазухах так, что во рту чувствовался, на языке оседал. Он ненавидел ритуальные бюро, ненавидел эти масла, запахи, разговоры. Просто терпеть не мог. Теперь он еще и чувство это ненавидел, которое застало его врасплох, совсем обнажив что-то глубоко внутри, заставляя бежать от самого себя — не смотреть более в эти глупые прекрасные глаза. На мгновение интересно стало, а если прямо сейчас он его поцелует — это же наверняка пройдет, да? И вкус масла из шелковицы пройдет и этот страх — тоже пройдет. — И чего ты убежал-то? Чжун Ли непонимающе задал вопрос, закрывая дверь бюро, ненамеренно отвлекая предвестника от раздумий. Дышать легче стало. Чайлд прикоснулся к своим губам машинально, когда его взгляд упал на почти зажившее пятнышко от его зубов на гладкой коже шеи адепта. Привычная улыбка вновь заняла свое обычное место, украшая свежее лицо Тартальи. — Душно стало. Ты в затворника решил поиграть, демонстрируя дословный смысл этого слова? Проветривать нужно. Архонт пожал плечами. С утра же проветривал… — Пошли. Предвестник быстро пошел к мосту, соединяющему Золотую палату и торговый павильон города, давая понять, что дальнейшие расспросы не желательны или вовсе будут пропущены мимо ушей. Остановившись буквально в пару метрах от моста, он сел на траву и начал выжидающе смотреть на адепта, ожидая, когда он последует его примеру. — Теперь просто сиди ровно, — Чайлд поставил перед собой потрепанную сумку, в которой начал заинтересованно рыться, — я буду писать твой портрет. Он сошел с ума. Он определенно сошел с ума, потому что тихий смех Моракса не может быть ничем иным, как иллюзией его воспаленного разума. Все верно, он, очевидно, свихнулся. Изумленно вслушиваясь в хриплый смех своего «любовника», он поймал себя на том, что взгляд отвести не может. — И откуда же у тебя возникла такая прекрасная мысль? — Чжун Ли снисходительно улыбался. — В Ли Юэ довольно богатая библиотека. Знаешь, книжки там всякие, — Тарталья недовольно хмыкает, раздраженно махая рукой в том направлении, где должна была быть библиотека, и старательно прячась от проницательного взгляда. — Книжки? — он прикрыл рот ладонью, сдерживая очередной смешок. — Да, книжки. Все — заткнись. Предвестник разочарованно вынул из сумки лист бумаги и пару кистей, в то время как краски были опрятно разложены на земле. Было стыдно признаваться, что он в самом деле посетил библиотеку Ли Юэ только ради того, чтобы найти подходящее времяпрепровождение для их разыгранного спектакля из двух актеров. Он, в прочем, и не признавался. Архонт, вероятно, впервые за все свое существование был поражен приятным трепетом умиления. Сидя на колючей траве, не боясь, что его укусит какое-нибудь насекомое, ибо пару дней назад был укушен кое-кем пострашнее насекомого, смеялся от души, прикрывая глаза от яркого солнца, слепящего прямо в глаза. Рядом проходили люди — молодые пары, семьи, девушки и юноши; удивленно глядели на них, поспешно уходя. А ему все равно, потому что единственный, кто его волновал прямо сейчас — сидел напротив, усердно водя карандашом по шершавой поверхности бумаги. Положение Тартальи было одновременно выигрышным и проигрышным — его позиция «художника» позволяла ему без стеснения вглядываться в божественно неидеальные черты лица Моракса, украдкой любуясь, но в то же время это и заставляло его отворачиваться и тупо смотреть на бумажный лист. Он увидел, как волосы Чжун Ли немного растрепались, кажется, в них даже застряли травинки. Важно цокнул языком, подался вперед: — Так не пойдет. Можно я заплету твои волосы? Чайлд отложил незаконченный набросок, принимаясь к делу, не дожидаясь соглашения. Чжун Ли дрогнул — его волосы освободились от крепкой завязки, теперь следуя теплым потокам весеннего ветра. Они были достаточно длинными, чтобы заплести их в косу, дабы не мешались. Архонт думает, что хорошо было бы и чувства заплести в косу — тоже бы не мешались. Он никогда не разрешал трогать свои волосы, они казались ему чем-то особо дорогим. Каждое утро, внимательно их расчесывая, он надеялся, что когда-нибудь все же разрешит делать это кому-нибудь другому. За него решили. Он оказался не против. Ощущая аккуратные, почти невесомые прикосновения предвестника на своих волосах, почти почувствовал, как Тарталья боится сделать больно. Бережно разделяя пряди натрое, Чайлд наслаждался мягкостью длинных темных прядок, которые завораживающе блестели на солнце, отражая его собственную наивную радость. Он никогда не мог даже подумать, что будет так счастлив, просто завязывая косу. Предвестник отчаянно подавил в себе желание ласково обнять адепта, прижимаясь к нему, спокойно утонуть в своих мыслях, откинув ненужные. — Так будет получше, — он аккуратно переложил косичку через плечо архонта, давая возможность полюбоваться своей работой. Красиво. Адепт слова сказать не смог. Только одними губами прошептал: «спасибо». Рядом снова прошла толпа людей, шумно обсуждая какую-то новость. Чжун Ли повернулся лицом к предвестнику, одаривая его внимательной улыбкой, которая почти кричала о словах благодарности. Он всего лишь заплел ему гребаную косичку, а тот светится, будто весь мир к ногам принес. Чайлд посмотрел на его губы, мысленно ругая себя за это. Он почти забыл, что они играют. Верно. Это же игра. Он совершенно неожиданно целует его, чувствуя, как что-то в душе кипит. Голова заболела, когда Моракс ответил на поцелуй, прижимаясь всем телом, вверяя себя то ли спектаклю, то ли Тарталье. Предвестник был уверен в первом, когда провел пальцами по его затылку. Люди рядом зашептались. Моракс запамятовал, что хотел выиграть любой ценой. Отрываясь от теплых губ, Чайлд опустил голову, закрывая лицо руками. Это было лучше, чем в прошлый раз. Или он стал хуже?.. Сердце билось совсем не так, как нужно. Голова раскалывалась. Архонт чутко кладет руку ему на голову, мягко поглаживая макушку. Он не знал, и вовсе не хотел знать, что одолевает предвестника, заставляя впадать из крайности в крайность. Он лишь замер, в ожидании того, когда Тарталья вновь поднимет свой яркий плещущийся взор на него, так и говоря, что все в порядке. Потом усмехнется, забавно возвращаясь к рисунку, и, наконец, скажет, что все было ради игры. Ведь так он и скажет. Тарталья отвернулся, возвращаясь к рисунку. Молча.***
Предложить предвестнику выпить явно было плохой идеей. Ритуальное бюро пустовало уже несколько дней, поэтому Чжун Ли был в силах позволить себе пригласить Чайлда провести вечер вместе. Вечерняя суета Ли Юэ как никогда согревала своим уютом; море тихо плескалось под окнами, свет тусклых фонариков рассеивался приятно освещая улицы, шум разговоров торговцев и рыбаков. Все складывалось в неотъемлемую часть от целой картины торговой столицы, которую написал в своей голове архонт, веря, что в будущем этот пейзаж будет только хорошеть. — Я принес саке, — Тарталья глупо улыбнулся, ставя прозрачную бутылку на красивый стол. Чжун Ли зажмурился, качая головой. Ему совсем нельзя пить крепкий алкоголь — только вино. — Я не буду. Чайлд замер, грустно посматривая на граненый сосуд с алкоголем. Сел за столик, подпирая лицо руками, задевая руками посуду. Не смотря на свое положение — манеры не были его добродетелью. Проявляя их только тогда, когда этого требует ситуация, он вовсе позабыл о них рядом с чистоплотным Чжун Ли, который каждый раз недовольно прикрывал глаза на то, что предвестник в очередной раз нарушил какое-нибудь глупое правило. Их сделка в ходе уже третью неделю и с каждым разом остановиться все тяжелее и тяжелее. Проводя каждый день в компании друг друга, они уже определенно точно разрушили все представления о добропорядочных любовниках, играя свои роли откровенно честно и на публику. — Тогда что ты будешь пить? — Тарталья разочарованно потянулся к саке, обозначая свою собственность, — Или ты решил только меня споить, а потом использовать в своих коварных целях? — Я говорил тебе, что ты чересчур проницателен? — Моракс сощурил глаза, аккуратно кладя ногу на ногу. Чайлд закинул голову размышляя: — А я говорил тебе, что плохо на тебя влияю? Ощущение будто диалог исчерпал себя, пропало сразу, как только предвестник с гулким стуком поставил перед Мораксом маленькую рюмку. — Даже если ты напьешься, поверь мне — я буду достаточно благородным и не стану использовать твою беспомощность в моих целях. Тарталья раздражающе подмигнул, открывая бутылку; Чжун Ли поперхнулся от возмущения, давящего его в груди. Вид предвестника, самозабвенно наливающего саке в емкость, лишь разжигал в нем желание послать все к черту. Когда он собирался взять в руки рюмку, случайно задел рукой кисть Чайлда — вспомнил, что никогда в жизни не сможет отказать этому самодовольному мальчишке, который безоговорочно уверен в себе и готов поделиться этой уверенностью с другими. Адепт совсем забыл, зачем он согласился на эту игру; его победа не даст ему никакой удовлетворенности. Его посещает мысль, что вероятно предвестник никогда в жизни не примет свое поражение. Очевидно, все это затевалось изначально с предрешенным итогом, где неизбежно проиграть должен Чжун Ли. Тогда будет действительно весело, да? Архонт улыбнулся, чувствуя горечь, протяжную и ноющую. То есть, он уже проигрывает.… С самого начала, с той ночи на постоялом дворе, которая была три недели назад, он тонул под безучастным взглядом Чайлда, который, кажется, совсем скоро должен был уехать. Моракс выпил первую рюмку, отметив, что глаза заслезились.***
Была совсем глубокая ночь, когда Чжун Ли понял, что переборщил с алкоголем еще тогда, когда пригласил к себе предвестника. Тошнота комом застряла в горле, заставляя в отвращении отворачиваться от полупустой бутылки. Он погорячился, кажется, впервые так напился. — Тебе уже хватит, — голос Чайлда, все такой же мягкий, гулко отозвался болью в сердце, — Давай ты попробуешь заснуть, а? Он заботливо взял его за руку — ему пришлось отнести его в кровать еще четверть часа назад. Тарталья и не думал, что ему на самом деле нельзя пить, надеялся, что это лишь глупая отговорка. Ладони у архонта холодные. Согреть хочется. Он поднес их к губам, чутко прикасаясь к тонкой коже. Почувствовал, как кончики пальцев совсем онемели — прижал их к щеке. Ему тоже совсем не стоило пить. Тарталья, словно провинился в чем-то, опустил взгляд. — Я пойду. Он опустил его ладонь, действительно собираясь уйти, полностью поддаваясь чувству вины. — Останься, — Чжун Ли говорил шепотом, хрипло проговаривая каждый слог. Кровать могла уместить двух людей. Моракс испугался, что он, в самом деле, уйдет. Тихий скрип кровати. Чжун Ли выдохнул. — Ты такой красивый, — архонт лежал с закрытыми глазами, пряча лицо в подушках. Тарталья задохнулся. Нет. Именно этого он должен был избежать всеми силами. Он сжал в руках мягкую простынь, чувствуя как все рушится. Терять недавно приобретённое гораздо больнее, чем представлялось. — Прошу, не говори этого, — предвестник потерялся в словах, замер. Моракс улыбался. Тарталья был готов поклясться — он слышал его улыбку. Адепт понял, что давно потерян, когда они целовались где-то рядом с гильдией искателей приключений. Тарталья почти сразу ушел, а он остался. Так случилось, что Итэр как раз был там. Наивный путешественник сказал, что, вероятно, молодой господин действительно очень любит Чайлда, раз пошел на такое. Архонт от души посмеялся. «Да, очень любит» — ответив на глупый вопрос у себя в голове сейчас, когда лежал, уткнувшись в холодные подушки, он уже был готов поспорить о наивности Итэра. Чжун Ли до чертиков нравилось то, как он его целует. То, как неизменно кладет руку на затылок, слегка сжимая, то, как смотрит украдкой, надеясь — не заметит, то, как он просто очаровательно смущается. То, как он красиво с ним поиграл. Подводя черту, Моракс, наконец, разгадал, что играл не он, а с ним. Его чувства стали хорошим реквизитом. Гребаная скука. А скука ли? Очевидно же, что вырывающее по кусочку его желание жить было лишь удушающее одиночество, которое усмирялось лишь с Чайлдом, в его теплых, самых не искренних, объятиях. Ему было бы достаточно хотя бы того, что он сам любит. Тихо, не взаимно и болезненно. А может правда в том, что он лишь и убивал себя этим чувством, надеясь, что этот глупый предвестник вытащит его. Что он больше никогда не будет один, что он действительно полюбит. Играя в глупую игру, стараясь переиграть уже написанные правила, он переиграл лишь себя, создав идеальную иллюзию счастливых отношений в теплом Ли Юэ. И сейчас она безжалостно рассыпалась у него в руках. Тарталья завтра возвращается в Снежную. Чжун Ли не уверен, что сможет вернуться хоть куда-нибудь. Он поднял голову, внимательно вглядываясь в потухшие глаза Тартальи. — Весело было? Адепт задал вопрос, горько усмехнувшись, и, перевернувшись на спину, прикрыл глаза рукой. Злясь на самого себя, он откручивал время назад, к тому вечеру, когда согласился на чертову сделку. Не согласился бы снова. Он готов никогда более не видеть издевательски нежную улыбку, никогда не чувствовать поцелуев на шее, никогда не видеть его. Никогда. Весело. Да. Он, кажется, совсем протрезвел, потому что голова заболела. Моракс вновь посмотрел на Тарталью — предвестник улыбался. Черт бы его побрал. Архонт необдуманно повернулся к нему, чрезмерно вызывающе глядя на него. Закусил губы, которые уже покрылись коркой и болели. Это конец. Небрежно прижался к его губам, выплескивая всю тоску, которая рвала его на части, знаменуя приближающийся проигрыш. Кажется, они стукнулись зубами. Больно в груди. Тарталья не ответил на поцелуй. Щеки покраснели, глаза заблестели, а он окончательно признавал свое падение. Как там говорилось: и блеск и нищета?.. — А я, кажется, проиграл. Чжун Ли смеялся, прикрывая рот рукой. Почувствовал горячие, обжигающие слезы. Чайлд отвернулся, вставая с кровати. Схватился за голову. Послал все к чертовой матери, зарываясь пальцами в рыжие локоны, не в силах взглянуть на Чжун Ли. — Я позже свяжусь с тобой. Он уходит, горя в ненависти к себе, проклиная день, когда втянул его в это.***
Моракс вышел раньше положенного времени, надеясь успеть на пристань. Корабль Чайлда должен отплыть с минуты на минуту. Адепт хотел верить, что с их расставанием закончатся его бесконечные метания. Он бы соврал, если бы сказал, что ему вовсе не больно. Кажется, он просчитался со временем, потому что, прибыв на место, он обнаружил лишь расходящуюся толпу провожавших. Холодно стало, сердце всего на секунду пронзило. На секунду. Она прошла, значит, и боль пройдет. Возвращаясь в бюро, он услышал привычные слухи. Подумал, что Чайлд был бы доволен. — Прошу прощения, молодой господин, — юная работница бюро аккуратно окликнула его, — тут другой господин искал Вас недавно, говорил, что уезжает. Я сказала, что приемные часы закончились. Разминулись, значит. Забавно. Пусто, внутри совсем пусто. Стало даже хуже чем было три недели назад. Как же все это бессмысленно — слов нет. Чжун Ли развернулся, игнорируя девушку. Вот теперь он точно потерял все. Хороший конец, правда. Кажется, совсем все плохо стало, раз сейчас перед ним стоял Тарталья, который шумно дышал, как после бега. Он же не настоящий, да? — А, вот этот молодой человек вас и искал, — девушка облегченно указала рукой на предвестника. Чжун Ли не верил, не верил до тех самых пор, пока Чайлд, притянув его к себе, прижимая к груди, крепко обнимая, не произнес, задыхаясь от смеха: — Я проиграл, похоже.