***
Последний месяц лета, осень, зима, к концу подходила сырая весна. Столько времени доктор Джекилл не лишался компании Энфилда ни на день. Даже когда Генри с головой уходил в эксперименты и запирался в лаборатории. Даже когда без сил лежал и сверлил взглядом потолок, медленно сжираемый депрессией. Ричард находил лазейку, дабы связаться с другом и фаворитом. И Джекилл полон беззвучных благодарностей за назойливость Ричарда. Если бы не он, доктор бы сошел с ума, выслушивая безумные и гадкие речи Эдварда Хайда. Хайд так близок к душе Джекилла, а Энфилд - к его сердцу. Стыдно и горько признавать... "Хватит, Джекилл. Ты лишь от отчаяния привязался к мистеру Энфилду. Не смей думать о большем" - слышал Генри собственные лживые мысли. Право, лишь Эдвард признавал их лживость. Весь день Джекилл подавлял в себе темную сущность, был готов выть от боли в груди. И лишь поздним вечером, помахав на прощание искренне улыбающемуся Энфилду, Генри тяжело выдохнул за запертой дверью лаборатории. Голова неистово гудит. Терзания уже никак нельзя назвать терпимыми, но Эдвард Хайд никак не являет свою сущность на свободу. Он словно специально возжелал помучить доктора. - Джекилл, Генри Джекилл...- вкрадчивый голос мерзавца звучал лишь в голове несчастного, но пугающее ощущение, словно здесь, рядом, - Ты лицемерный поганец, Джекилл. - Не смей...- Генри мечтал лишь без сил сползти по стенке и остаться сидеть на полу, но осознал ужасающую вещь. Не властен он более над собственными руками. В жилах застыла кровь. С содроганием он скомкано мыслил о том, что же будет дальше. Эдвард игриво смахнул прядку белокурых волос с лица Джекилла. На гримасу омерзения он лишь разгоготался: - Посмотри на себя, несчастный грешник, - неторопливо Хайд подвел безвольное тело доктора к зеркалу, такому инородному среди интерьера, - Ты хотел что-то сказать? Отражение в зеркале медленно расстегивало воротник, не скупилось поглаживать массивную шею и пылающие вспотевшие щеки. Масляная лампа на столе служила единственным источником света, но даже так Генри отчетливо видел черты своего лица. - Не трогай меня, - наконец прорычал Джекилл, стискивая зубы. Стоило недовольному пошатнуться и хоть попытаться взять верх над самим собой, мистер Хайд пресекал любые попытки. Пуговицы отлетели прочь с насильно разорванной рубахи. Один миг - и озлобленный Генри падает на колени. "Чужая" рука больно царапает и щупает широкую грудь доктора, но тот лишь крепче сжимает губы. Старается больше не морщиться - это лишь раззадорит и спровоцирует Хайда. - Смотри на себя, - шипел мерзавец над правым ухом, теперь уже насильно поворачивая голову Джекилла к зеркалу, схватив его за челюсть, - Скажи, разве ты не прекрасен? Недвусмысленное молчание. - Да-а-а...Хорош, в твоем-то возрасте, - оставив болезненный след на лице Джекилла, Эдвард плавно спускал руку марионетки всё ниже. Ему так нравилось наблюдать за судорожным трепетанием мышц на животе Генри. И неимоверно льстил взгляд в отражении. Так старательно в нём прятались страх неизвестности и злоба. Но Хайду-то лучше знать, что сейчас чувствует его создатель. - Тебе никто не нужен, - с убедительной страстью шепчет Хайд на другое ухо. Будь он отдельным человеком, это бы ощущалось, как если бы он провел языком по ушной раковине. Гадко до мурашек. - Ты любишь только меня, Джекилл, - у Генри сводило скулы от стыда, - Ты только себя любишь, разве нет? "Нарцисс. Лицемер. Эгоист." - гнусавил Эдвард нелестные слова. Ноги Джекилла пробила дрожь, едва домагатель обнажил его крупные упревшие бедра. И снова доктор зажмурился, не желая глядеть на собственное отражение. В нём всего одна фигура, а в ней - две души, светлая из которых находилась в крайне постыдном положении. Как перед собой, так и перед мистером Мудаком. - Это всё ложь, - набираясь воли и воздуха, Джекилл не переставал огрызаться, - Мне... "Есть кого любить?" - вторил ему голос Хайда. - Мне лучше знать, когда ты лжешь. Постоянно вершишь грехи, мыслишь о них, и тут же отнекиваешься. Джекилла трясло от злости и желания поспорить с мрачной сущностью о том, что всё из-за него, что житья не дает и на дурные мысли подстрекает... Но ни слова не сказал. С уст сорвался лишь удивленный, резко прервавшийся вдох. Генри отчаянно закусил губу. - Не отворачивайся от зеркала, - с издевкой приказывал Эдвард, доводя доктора до экстаза холодными пальцами, - Смотри, как твои щечки раскраснелись. Неужели, ты так себя стесняешься? Джекилл лишь украдкой поглядывал на мерзкое отражение. Картина, что открывалась его размытому взору, не вызывала ничего, кроме чувства позора перед собой. Красные, блестящие от пота щеки и бедра. Небрежные грязные волосы и прилипшие ко лбу волоски. Рваная рубашка, некогда пребывающая свежей, валялась на запылившемся полу. Рука, что грубо сжимает, гладит грудь и незримые ребра Генри. Рука, что бесстыдно ласкает достоинство. Искусно, издевательски, без лишних нежностей - просто невыносимо... - Пере-стань...- мямлил доктор, тяжело дыша. Ослабел в спине, и то опускал голову, то запрокидывал её - лишь бы не смотреть. Мистер Хайд лишь цыкнул: - Как же сильно моё присутствие подорвало твоё самолюбие. Совсем мало времени прошло, и Эдвард вдруг заметил, что Генри вновь ему сопротивляется. Несмотря на нестерпимые ощущения, так принудительно доставляемые Хайдом, тот всё равно находил силы сдерживать себя и не давать мерзавцу пищи. Не стонал, почти не корчился - разве что пыхтел и нервно разминал холодные пальцы ног. Хотел свести коленки вместе, хоть немного закрыться. Разумеется, ему не позволили: - Неужели тебе настолько противно? - тембр Эдварда, как змейка, просачивался в каждую клеточку сознания, - А будь на моём месте кто-то иной, ты бы предался плотским утехам без раздумий... Тот парнишка, например. Джекилл распахнул глаза и стал неподвижен (за исключением неподвластных рук). Холодок и жар прошлись по его уставшей спине. А Хайд мерзко захихикал - сразу ведь надо было давить на живое! - Энфилд...Его имя Ричард Энфилд... - Заткнись! - уже не на шутку разгневался Генри, и, с горьким привкусом во рту, проглотил факт - возбуждения не убавилось. - Да-а-а...- насколько любил тянуть слова Хайд, настолько же ненавидел это Джекилл, - Красив, молод, горяч...Увязался за тобой хвостом, а ты и влюбился. - Ты не-! - Ты! Ни один грех не скроешь от меня, Генри Джекилл, - тот понуро опустил голову, а с губ слетали тихие полу-стоны, - Хотел бы получить ласки от него, а? Представь, его нежные руки... - Я не могу... - молящий голос доктора всё больше походил на всхлипы. Истинно правильным ответом служил стон Генри Джекилла. Всё ещё не громкий (а он и не посмеет), но надрывистый, искренний...постыдный. - Хотел бы чувствовать Энфилда? - вполголоса хрипело грешное "я", интенсивнее двигая руками. Генри уже ничего не отвечал. Чуть с языка капнула вязкая слюнка, он закрыл рот и сглотнул - в горле пересохло. А Эдвард чувствовал приближение кульминации. И он приберег туз в рукаве, как раз для добивания несчастного доктора: - Ты же хотел ответить, - горячо зашептал Хайд, - Какой запах у Энфилда?.. Ибо от вас земляникой пахнет, доктор Джекилл. То была последняя капля. Разум Генри словно покинул его на мгновение, в глазах на столько же потемнело. Ничего хорошего, лишь преступная волна удовольствия и мимолетного облегчения. Свет в лампе ослабел. Совсем как упавший на спину Джекилл. Он всё никак не мог отдышаться. К мелко дрожащим рукам вернулась былая власть. Хайда словно и след простыл. Словно, его и не было...А был ли он вообще? Он ли нашептывал грязные слова доктору Джекиллу? Он ли смел дотронуться до Генри? В голове одна лишь пустота. До омерзи грязный живот. Джекил закрыл лицо нетронутой рукой. Лежал на сквозящем полу. В мечтах разбить неповинное зеркало.***
- Доброе утро, доктор Джекилл! Как всегда улыбался Ричард Энфилд, шагая навстречу своему постоянному спутнику. - Доброе, мистер Энфилд, - как ни в чем не бывало, Генри натянул улыбку и учтиво кивнул. - Вы сегодня немного потрепанный, - с беспокойством заметил Ричард, - Не выспались? - Я в порядке, Ричард... - сонный доктор не заметил, как назвал компаньона по имени. Не то, чтобы тот был ошарашен, разве что несколько смущен. - Я вчера еще хотел сказать...- продолжил Джекилл, как в бреду. - Что? Так вы обиделись?.. - От вас пахнет бергамотом, мистер Энфилд.