Кошаки и уёбки

      Коты — хитрейшие из животных.       Именно так думается Хёнджину, когда он проходит мимо канализационного люка, где по обыкновению греется кошак. Явно домашний — густая ухоженная шерсть, наетые бочка и ошейник. Он даже подумывает несколько секунд о том, чтобы подойти и погладить. Животное в ответ только зыркает пронзительно, а Хёнджин намёк понимает и сразу же скрывается с его глаз долой.       Условно все люди для него делятся на собак и котов.       Собаки — совершенно отбитые люди, до боли общительные, верные и импульсивные. Глаза горят у таких постоянным огоньком, а хвост виляет от волнения и возбуждения. Вот он сам, Хёнджин, — типичный пёс. Держащий марку, можно сказать, потому что вряд ли каждый прохожий сможет пригладить его волосы да не получить горстку проблем в ответ на невинный и почти дружелюбный жест. Такая он собака, да. Ведь собаки тоже разные бывают. Пугливые, шумные, буйные. Побитые. Людьми, жизнью. Чем угодно.       Его лучший друг — Джисон, массовик-затейник, — тоже та ещё псинка. Только до боли прыткая. Типичный корги такой. Лениво бегает туда-сюда, суёт нос повсюду да зад свой демонстрирует окружающим, на что те только умиляются. Возможно, именно поэтому Хёнджину уготована судьба быть более жёстким, то ли сторожевым псом, то ли личным охранником Джисона. Потому что на таких наивных всегда спрос большой среди подонков.       Коты. Какие они? Хитрющие, ленивые и эгоистичные. Именно такой образ для себя ещё дитём воссоздал Хван, когда мальчишкой бегал по кустам и совершенно случайно шугал мирно лежащих котов. Те нередко взрывались шипением и ором, некоторые вообще лезли драться. Какие-то коты просто оглядывали его ленивым взглядом да засыпали снова.       Бывают и вполне себе спокойные котики. Как Феликс. Нежный, любознательный и очень приятный. К таким и подойти спокойно можно, чтобы погладить, и просто понаблюдать со стороны. Феликс в такие моменты только машет рукой (был бы хвост — заинтересованно и им водил бы по полу узоры) и улыбается лучисто.       Из собственного опыта Хёджин прекрасно осведомлён, что все животные сбиваются в стайки. Подобное притягивает подобное или как там говорили в каком-то видео на Ютубе. Особенно много можно увидеть парочек абсолютно таких же, как и они с Джисоном, — из совершенно противоположных особей одного гипотетического социального вида.       Ли Минхо.       Хёнджин ненавидит это имя, эту фамилию, эту тупую едва заметную усмешку. Терпеть не может смотреть на то, как этот тупица потягивается на задних партах да укладывается головой с идеальной, чёрт возьми, укладкой на парту. На солнышке греется, которое лучиком его гладит из окна.       Хван не может не заметить этот взгляд. Внимательный, хищный такой. С прищуром и искоркой. Не к добру. «Ох, не к добру», — всплывает у него подсказка в голове в который раз, когда он видит его в коридоре. Джисон рядом беззаботно лыбится и шутит о чём-то своём, а Хёнджин раз в десяток секунд мычит что-то подтвержающе-опровергающее или просто кивает. И как бы невзначай становится так, чтобы Ли видел лишь его спину, а Хан оказался укрытым от вероятной опасности.       Не раз Хёнджину приходилось сталкиваться с подобными типами. И из школьных слухов он уже вполне себе вынес урок, что иметь дело с Минхо — себе дороже. Он манипулятор. Даже не пытается скрывать. Находит цель, добивается её, кичится этим. Отпускает. В идеале, конечно, но на деле часто — кидает с высоты десятого этажа на асфальтобетонное покрытие дороги. Люди для него — игрушки. Мышки на верёвке, привязанные к палочке. Или живые крысы, за которыми гоняйся да гоняйся, а потом наблюдай, как они в агонии мечутся в тупике.       Пожалуй, этот Ли вполне себе совмещает обе проблемы Хёнджина в одном своём не таком уж и прекрасном лице.       Кошаки и уёбки — то, что Хван Хёнджин не переносит на дух.       В этом нельзя винить кого-то одного. Скорее уж можно сослаться на тяготы жизни, наглых котов, которым вообще плевать на людей с высокой колокольни, и таких же мудаков.       Пожалуй, Хван всегда был середнячком. Тем, кто никогда не бежал позади всех на расстоянии нескольких десятков метров, но и в правящей дворовой элите ему побывать особо не удалось. Зато он на себе прекрасно испытал то, что называется манипуляциями. Он был ведомым. Ему просто хотелось идти за кем-то, чтобы не париться с прокладыванием новых маршрутов или не заметать за остальными следы, дабы лишние люди не вмешивались в их развлечения. Было что-то приятное в том, чтобы просто идти за надёжным товарищем, верить ему безоговорочно и совместно делать что-то.       Так он думал ровно до того момента, пока его, избитого и ненужного, не бросили одного. Хван тогда, несмотря на град слёз обиды, не принялся догонять уже бывших друзей, чтобы потребовать объяснений. Он всё сидел у того же дерева и пальцами ковырял свежие ранки. Мимо вальяжно шёл кот — как сейчас помнит, серый с полосками, — типичный представитель домашних котяр. Подошёл поближе. И унёсся прочь, стоило Хёнджину только поднести к мохнатой голове руку.       Поэтому сейчас ему кажется, что доверять незнакомым и непроверенным людям, а также всем кошакам — сомнительное удовольствие.       — Вы же придёте, да? — спрашивает Ликс, щурится то ли от счастья, то ли просто чтобы казаться чуть более дружелюбным (хотя куда ещё больше). — На вечеринку?       Джисон принимается многократно кивать, а Хван смеряет стоящего рядом и максимально незаинтересованного в диалоге Минхо суровым взглядом. Тот, кажется, чувствует это. Смотрит в ответ, приподнимает подбородок, расправляет плечи. Хван прыскает едва слышно со львиной долей усмешки и отворачивается, попутно вливаясь в беседу.       Феликс — не самый лучший организатор тусовок. Откровенно говоря, у него получается просто отвратно, но алкоголь и громкая музыка вполне себе исправляют ситуацию. Вокруг шумно, душно и очень тесно. Возможно, из-за Джисона, который всюду хвостиком бегает. Ещё бы не пил он сомнительную намешанную кем-то бурду, и Хван точно был бы процентов на пятьдесят спокойнее. Неясная тревога заставляла кончики его пальцев подрагивать.       — Да он пялится на тебя, ты в курсе? — пытается перекричать музыку Хан, прижимаясь ещё ближе и выдыхая прямо в лицо Хёнджину весь дух этой самой сомнительной бурды. Тот кривится (скорее просто показательно) и смотрит в сторону, куда украдкой кидает взгляд друг.       Ну конечно.       Кто же ещё.       Хёнджин открывает рот, чтобы возразить. Мол, да на тебя он пялится, тупица, поэтому я с тобой и ношусь повсюду. Чтобы тебя, наивного такого, не приютили и не кинули после.       А потом все мысли почему-то исчезают из головы, сменяемые оглушительно громким стуком сердца и такой же орущей музыкой. Ладони и шея потеют, и сам Хёнджин покрывается, ровно как и Джисон от выпивки, пятнами краски.       Ли Минхо стоит в противоположном углу, опирается спиной о стенку и разговаривает с Феликсом, которому Хван лично попросил бы больше не наливать: настолько он неуверенно стоит на ногах и едва держит невесть откуда взявшуюся пачку с чипсами. Точнее говоря, Минхо лишь делает вид, что его очень занимает беседа. На деле — откровенно пялится в их сторону и попивает, кажется, пиво прямо из банки. Смотрит прямо в глаза. Хёнджину. Прожигает взглядом, ухмыляется — едко и распаляюще почему-то, как-то будто слишком лично. Интимно. Рукой забирается в пакетик со снэком и достаёт одну чипсинку. Закидывает её в рот, после чего проходится по запачканным специями пальцам. Ни на секунду не оторвав взгляда.       Пиздец?       — Братан, да он тебя склеить хочет, походу, — изумлённо выдыхает Джисон, ставший в мгновение ока будто чуть протрезвевшим.       Пиздец.       — Бля, да не говори только, что…       Джисон не успевает закончить, потому что Хёнджин разворачивается и уходит в единственное безопасное место в этом доме. В ванную. Освежиться, подышать прохладным воздухом, подержать руки в холодной воде. Хоть что-нибудь сделать, чтобы почувствовать себя снова адекватно соображающим.       Помогает ли хоть что-нибудь из этого? Едва ли. Хёнджин пытается дышать спокойно где-то с минуту, но потом кто-то настойчиво стучится в дверь. Невольно вспоминаются слова Феликса о том, что ванная одна, так что очередь к ней (особенно к унитазу, который чуть позже будет пользоваться огромным спросом, Хван уверен) создавать не следует. Он, повинуясь благородному порыву, открывает дверь.       Ли Минхо заходит без лишних слов, но и спокойно уйти не даёт — хватает за предплечье, защёлкивает замок на двери. Прижимает к холодной плитке на стене. Между ними расстояние, абсолютно не внушающее доверия, но радует хотя бы его наличие. Но вообще не радует то, как Ли смотрит сейчас на Хвана. Будто в душу скребётся.       — Ты не самый догадливый, Джинни.       От него не пахнет непонятной мешаниной из алкоголя, но запах спиртного всё равно угадывается. Хван может почувствовать шлейф из одеколона Минхо, терпкого и горького. Он сам по себе какой-то терпкий и горький. На любителя.       Эта мысль заставляет Хёнджина откровенно так хихикнуть и откинуть голову назад, давая себе чуть больше свободы. Между ними такое напряжение, какое невозможно вычислить при помощи банальных формул. Хван понимает это. И понимает, что последует за их недолгим взаимным молчанием и упрямыми переглядками.       Чтобы дотянуться до его губ, Минхо приходится самому приподнять подбородок и встать на мгновение на носочки. Первый поцелуй между ними — молния, поражающая обоих одновременно и в одинаковой, и в разной степени. Молния — мгновение. Они отстраняются друг от друга, смотрят теперь не так храбро. Испуганно. Но какой-то внутренний щелчок заставляет Хёнджина за шею притянуть к себе Ли.       Время летит незаметно. Сейчас между ними — лишь короткие вдохи нагретого воздуха, обязательно прерываемые инициативой другого. Минхо вплетается Хвану в волосы рукой — тянет за загривок, гладит, чуть впивается пальцами. Хёнджин от такого давит внутренний рык. Трудно понять, удовольствия или протеста, но он лишь сильнее притягивает к себе Минхо за талию, а второй рукой зачем-то подхватывает его под бедро. Тот лишь удивлённо мычит и пальцами второй руки начинает аккуратно выводить на щеке Хвана узоры.       Стуки начинают отчётливо слышаться ровно в тот момент, когда Хёнджин от такого действия вздрагивает. Они долю секунды тратят на то, чтобы метнуть друг в друга взгляды, после чего Ли открывает дверь. В ванную, вполне очевидно, заваливается Феликс. Действительно заваливается — сразу же падает на колени перед унитазом. Джисон, выглядывающий из-за двери, выглядит как минимум обеспокоенно. Хвану остаётся догадываться только, за кого из них (за него или за Феликса) Хан сейчас переживает больше.       — Хвани стало плохо, поэтому я посидел с ним, — небрежно кидает Минхо, после чего скрывается в коридоре. Хан окончательно расслабляется только тогда, когда видит подтверждающий кивок Хёнджина.       Ну точно пиздец.       Вечером, когда он добирается до дома без особых происшествий (если всю эту ситуацию вообще нельзя назвать глобальным таким происшествием), Хёнджину даже кажется на секунду, что это всё — лишь сон. Вот сейчас он лежит в своей кровати, закроет глаза, откроет — новый день, когда окажется, что вчера он просто перепил, а домой его доставил Джисон.       Какое-то чувство заставляет Хвана поддаться и перевернуться на живот, чтобы пальцами вцепиться в собственные волосы на затылке, как бы повторяя движения Минхо.       Точно не сон.       Эту фразу он твердит себе всё следующее утро. И день. И вечер. И ночью, проснувшись от странного сна, сюжет которого ему совершенно не запоминается. И, возможно, он порой прокручивает эту мысль на протяжении всей недели.       Ровно до того момента, пока не отпрашивается на уроке химии в туалет, справившись с наипростейшей проверочной, и не видит там спустя пару минут Минхо. Который, соответственно, вполне осознанно шёл за ним.       — У тебя пунктик на то, чтобы зажимать меня в туалете? — эта фраза как-то автоматически слетает с языка, так что Хёнджин даже не успевает подумать о том, что он вообще имел в виду.       Минхо молчит. Моет руки зачем-то, хмуро смотрит на зеркало и будто вообще не собирается проронить и слова. Хёнджин делает шаги навстречу выходу, но на голос резко оборачивается.       — Стой, — говорит Минхо, облизывая явно пересохшие губы, — Ты же помнишь, что было…?       Хёнджин мягко усмехается и кладёт руки в карманы. Защитная поза.       — Хочешь проверить, насколько я был пьяным? — спрашивает, склоняя голову к плечу. Минхо и глазом не ведёт, явно не намереваясь поддерживать свой горделивый образ в данной ситуации. Хван сутулит плечи. — Я почти не пил, так что да. Я всё помню. Ли снова думает о чём-то своём пару секунд, после чего с его слов срывается такое простое и страшное:       — Тебе понравилось хоть?       Хёнджин прыскает — в этот раз громко и искренне, скорее от неожиданности и абсурдности. На лице Минхо снова появляется усмешка, только чуть более мягкая. Будто все острые углы сгладили. И глаза добрые, а не пышущие огнём, как обычно.       — Что будешь делать, если я скажу, что ожидал большего?       Минхо вперивается взглядом. Так, как обычно кошаки внимательно смотрят на свою цель, виляя задом, прежде чем оторвать лапы от земли и понестись навстречу жертве. Ему не нужно повторять дважды. И скрытый в насмешке намёк тоже понимает с первого раза.       В этот раз первое движение совершает Хёнджин: опускает голову, тянется к губам Минхо, сухим и искусанным, своими и хватает его за талию.       Они сходятся на том, чтобы просто целоваться. Когда? Когда захочется. Главное — чтобы не было свидетелей и чтобы оба были согласны. Хёнджин хмыкает, не ожидав услышать что-то настолько рассудительное от Минхо. По телу растекается приятное тепло.       Они редко целуются в туалете — нельзя часто выходить в одинаковое время. Кто-то да заподозрит. Как минимум постоянно пялящийся на них Джисон или как-то грустно глядящий вслед Феликс, который, вообще-то, в параллельном, но видеть успевает всё.       Изредка они встречаются в библиотеке сразу после занятий — зажимаются по углам, в самых непопулярных секциях, но всегда ведут себя тихо и аккуратно. Порой Хёнджину даже становится стыдно за то, что они занимаются этим в публичных местах. И страшно — потому что пару раз им лишь чудом удалось избежать поимки.       Поэтому они постепенно начинают собираться друг у друга дома. У Минхо в квартире постоянно пусто — мама работает обычно допоздна, поэтому они свободно могут проводить там своё время. Хёнджин имеет возможность увидеть его мать дома буквально пару раз. В один из таких случаев, самый первый, они слишком сильно увлекаются друг другом: сидят на диване прямо в гостиной, чуть ли не лежат, губами бродят по шеям, загривкам и подбородкам. Руками — по всему, до чего смогут дотянуться. Минхо порой тихо мычит в поцелуи, едва ли не стонет, зажатый Хваном; тот — шумно дышит между заходами и громко сглатывает слюну. Ловит взгляд Минхо и тянется вперёд.       Но не успевает, а лишь вздрагивает, когда слышит хлопок открывшейся двери.       Они отскакивают друг от друга чуть ли не на противоположные концы дивана, за считанные минуты приводят себя в порядок. Повезло, что уставшая мама Минхо предпочитает сначала зайти в свою спальню и в ванную. Застаёт она их тогда, когда они вполне культурно сидят и смотрят телевизор.       (На деле они оба, конечно, отсчитывали секунды и стуки своих замерших от страха сердец.)       Мать Минхо, которая реагирует на само существование Хёнджина в пределах их квартиры удивлённо, но довольно радостно, просит называть её тётушкой. На тётушку она и не тянет: выглядит слишком молодо, только устало очень. Хван подсознательно сравнивает её черты с чертами Минхо и находит поразительные сходства и различия. Он не видел его отца (и, кажется, не увидит никогда, к чему бы эти мысли не были), но своей красотой он явно пошёл в мать.       Она заставляет их поужинать вместе. Хёнджин сначала неловко отказывается, но потом тётушка Ли говорит о том, что они давно вместе не ужинали с Минхо, а компания лишней не бывает. Под растерянным, но почему-то искрящимся взглядом Минхо он принимает предложение.       Первые минуты они проводят в тишине, а потом разговор завязывается сам по себе. Сначала Хёнджин не может отделаться от мысли о том, что он всеми силами должен показать, что они с Минхо — друзья, которые хорошо друг друга знают, но по итогу тревожные мысли сами покидают его. Возможно, вполне живой интерес Ли к нему является одной из причин этого. Они рассказывают про учебные будни, тётушка заинтересованно слушает, говорит про что-то о ностальгии по юности (в этот момент Хван ловит себя на мысли, что, кажется, выглядит она действительно значительно младше своего возраста) и про работу.       К концу вечера Хёнджин чувствует себя приятно утомлённым и разморённым, поэтому, отказавшись от предложения мамы Минхо подвезти его до дома, он сонно потирает кулаками глаза, собираясь выходить из квартиры небольшого семейства Ли. Минхо спрашивает что-то про тест, Хван даёт дежурный ответ-отмашку, скорее автоматически. Они ловят взгляды друг друга последний раз за этот день — Минхо сам выглядит немного потрёпанно, но довольно удовлетворённо. Хван и Ли вяло улыбаются друг другу и едва машут на прощание.       Почему-то Хёнджин цепляется за образ Минхо в тот момент. И за воспоминания о том, как тот мягко смеялся за столом, осыпал все его реплики комментариями и вопросами и вёл себя так, будто бы они — действительно друзья.       В момент осознания этого по телу Хёнджина проносится разряд чего-то неизвестного и трепетного. Всю дорогу до дома он проводит в раздумьях о том, какие между ними отношения.       Пару раз они встречаются и у Хёнджина. У него дома обычно полно народу, но в его комнату стараются лишний раз не входить без стука, поэтому не так опасно. Всё его семейство принимает Минхо более чем радушно, особенно младшие её члены. Минхо, ровно как и Хвану некоторое время назад, приходится остаться на ужин, но он относится к этому, кажется, очень просто и даже радостно.       К неясному трепету добавляется едва уловимое чувство тоски и грусти. Хёнджин совершенно не придаёт этому значение. Особенно когда отвлекается на улыбающегося Ли, который затевает шуточный спор с его младшим братом.       В один момент Минхо просто остаётся на ночёвку. Как так вышло? Хван не очень хорошо понимает, потому что тот вечер проходит как в тумане для него. Сначала они снова ужинают вместе, после чего всё семейство расходится. Родители уходят на свидание — невероятно, как они до сих пор могут так сильно любить друг друга, — а младших везут к бабушке с дедушкой. Хёнджина, как старшего (плюс ещё с полюбившимся всем гостем) оставляют дома. Дескать, вот — охраняй.       Они снова целуются. Долго, всё так же страстно и заинтересованно. Минхо каким-то образом оказывается у Хвана на бёдрах, пока тот сидит, прислонившись к спинке дивана. Пара движений — рука Ли оказывается на внутренней стороне его бедра. Хёнджин вздрагивает.       В ответ — взгляд. Хван часто удивляется, как многое они говорят друг другу без слов, лишь жестами и взглядами. Но из-за этого у него тянет в животе, а в груди расплывается тёплый туман — вязкий и окутывающий. Минхо смотрит прямо, уверенно и с вопросом. Гладит по бедру. Ждёт ответа. Хёнджин кивает.       Минхо рукой проводит по нижней части его живота, но в какой-то момент застывает. Хван удивлённо поднимает взгляд. Ли нагибается вперёд так, чтобы их лбы соприкоснулись. Проникает под пижамные шорты Хёнджина. Он не может концентрироваться на происходящем, потому что всего слишком много, но ему точно приятно. И комфортно. Кончая, он чувствует какую-то пустоту на душе, но списывает это на усталость. Минхо изливается ему в руку следом.       Они оба заваливаются на кровать, тяжело дыша. Между ними виснет тишина, пока Хёнджин не решается притащить ноутбук с недавно скачанным фильмом.       Они сидят близко-близко, плечом к плечу, из-за чего Хвану очень тепло и даже по-странному уютно. В один момент Минхо кладёт голову ему на плечо и засыпает. После завершения фильма Хёнджин аккуратно укладывает Ли на свою кровать и, долго размышляя, ложится рядом, укрывая их обоих тонким пледом.       С этого момента что-то идёт не по плану.       Им удаётся встречаться всё реже, на что Минхо хмурится (очевидно, он тоже устаёт из-за экзаменов) во время их встреч, но всё так же охотно оказывается в руках Хёнджина, даря ему поцелуи-укусы.       Хван чувствует себя странно. Непонятное чувство (всё, что связано с этим Ли Минхо, слишком непонятное) обволакивает всё его нутро. Будто его сердце — клубок, с которым этот кошак играется в свободное время. Клубок, который Минхо раздирает, разматывает и катает по полу.       Когда Хёнджин осознаёт свои чувства, ему становится плохо.       Джисон, стоящий рядом с ним в туалете и гладящий по плечу, сочувственно улыбается. Всё знает. Феликс продолжает грустно глядеть на Хвана. Тоже знает. Все они знают. Джисон признаётся, что они между собой ставки успели сделать: кто из парочки быстрее втюрится в другого. Хёнджин не уточняет, на кого поставил Джисон, чтобы ему не стало ещё хуже.       Конечно, Джисон поставил на него.       Следующая их встреча станет последней. Хёнджин знает это, поэтому подсознательно пытается оттянуть момент, когда они столкнутся. Он уже знает Минхо, насколько это вообще возможно при их уровне близости. Хван понимает, где и когда его будут ждать. Он неохотно избегает каждого повода увидеть Ли, как бы глупо это ни звучало при том факте, что они учатся в одном классе.       Неизбежное всегда настигает.       Они сталкиваются после уроков около шкафчиков. Случайно. Так Хёнджин говорит самому себе, прекрасно понимая, что он специально переобувался гораздо медленнее, ожидая, пока все остальные уйдут.       В тишине они доходят до дома Минхо.       Всё как обычно: поцелуи, ласки и тепло. Но постепенно их темп замедляется. Ранее страстные и длинные, они становятся тягучими, медленными, до одури нежными и короткими. Отстраняясь каждый раз, Ли, всё ещё держа лицо Хёнджина в своих тёплых руках, оставляет цепочку чмоков на его щеках. Слишком близко. Слишком лично. Слишком приятно.       — Малыш, — шепчет Минхо ему на ухо, после чего целует в тёплый висок.       Пиздец.       Хёнджин вцепляется ему в предплечье и садится на бёдра, губами ведёт по подбородку, шее, ключицам, плечам…       Останавливается. Всхлипывает. Громко так, что ему самому противно.       Минхо застывает.       Хван слезает с его бёдер и отодвигается на другой конец дивана, чтобы уже там закрыть лицо руками и подтянуть колени к себе.       Он плачет. Впервые за несколько месяцев, пожалуй. Тупое (во всех смыслах) чувство из груди ударяет его в голову, стоит ему услышать это самое прозвище, сказанное самым нежным и чувственным голосом. Сказанное ему. В такой ситуации. Ужасно.       Слёзы скатываются по щекам, Хван едва успевает вытирать их, всё так же закрываясь от Минхо. Тот молчит пару минут, видимо, оценивая масштаб бедствия, после чего присаживается совсем рядом и притягивает в объятия.       В любой другой ситуации Хёнджин бы оттолкнул, извернулся, ушёл — сделал бы что угодно, лишь бы не показаться слабым и раненным. Но в этот раз он — всего лишь чувствительный подросток, поддавшийся чувствам и ситуации. Он позволяет себе податься вперёд — нырнуть в объятия и ткнуться носом в тёплую шею. Минхо шепчет ему на ухо что-то, гладит по спине и голове. Слегка укачивает.       — Ты мне нравишься, — говорит Хёнджин.       Он не надеется ни на что, но почему-то именно эта секунда кажется ему действительно подходящей для признания. Когда он — сломленный и разбитый, а Минхо держит его в своих руках так тепло и надёжно. Пусть после этого хоть в противоположную стенку швырнёт — Хван не пожалеет о своём выборе.       — Я знаю, — отвечает Минхо после недолгой паузы.       Не напряжённо. Нежно, с едва уловимым трепетом и дрожанием голоса. Взволнованно. Никакого ответного «я тебя тоже», но Хёнджину оно и не нужно, если честно. Он глотает последние слёзы и обхватывает спину Ли чуть крепче. Тот не перестаёт его успокаивать даже спустя полчаса.       Они перестают встречаться. Хёнджин знал, что так и случится рано или поздно, Джисон ободряюще хлопает по спине и говорит, что с ним всё будет в порядке.       Тёплое чувство в его груди за следующую пару недель разрастается из дрожащего огонька в небольшой пожар, который он пытается поддерживать. Хвану нравится чувствовать себя влюблённым, как бы странно это ни звучало. Он много времени проводит в себе и своих мыслях. Даже его аура, как говорит Джисон, становится более мягкой. Это забавно, если честно — так глупо позволить человеку войти в свою жизнь и изменить её, при этом не прося ничего взамен. Но Хвану нравится.       Минхо часто пропадает на переменах. Наверное, ходит к Феликсу в класс.       Тот тоже заходит к ним иногда. Здоровается с Хёнджином и Джисоном, обсуждает последние новости, мягко глядит из-под полуприщуренных во время смеха глаз. И Ликс, и Хан думают, что Хёнджину глубоко в душе больно, что это своеобразное расставание, которое даже назвать расставанием трудно — они ведь просто перестали проводить время друг с другом, без лишних слов и драмы, почти на хорошей ноте; негативно скажется именно на нём.       Они правы лишь в том, что что-то неприятное ощущается на языке у Хвана. То ли огорчение, то ли лёгкая досада. Но это чувство заставляет его двигаться дальше. Минхо с каждым днём всё задумчивее и задумчивее. На уроках его нередко ругают за невнимательность, кто-то шепчется о его бледности и мешках под глазами, кто-то — о том, что он до боли грустный ходит.       После их последней «официальной» встречи проходит месяц с лишним. Они абсолютно случайно встречаются в школьном туалете на перемене. Никого в это время там, почему-то, не оказывается, поэтому они моют руки в полной тишине. Хёнджин вздрагивает, когда слышит, как смешок Минхо перерастает в откровенный хохот. Он сгибается пополам и хватается за живот.       Когда Хван подходит к Ли с вытянутой рукой и едва касается его спины в утешающем жесте, тот мигом выпрямляется. И смотрит прямо в глаза. Разбито.       — Когда я полноценно заметил тебя, подумал, что было бы весело поиграть с тобой, — дрожащим голосом со сжатыми кулаками. — Ну, знаешь, как я это обычно делаю. Нахожу человека. Предлагаю ему приятельские отношения со своеобразными привилегиями. Потом кидаю. Забавно, да?       Минхо говорит быстро, с фирменной улыбкой-насмешкой на губах, но его глаза, слезящиеся и красные, выдают всю боль. Хёнджин не хочет перебивать его, поэтому лишь молча ждёт, заламывая собственные пальцы.       — А я не смог. Представляешь: я не смог! Так глупо, да? — Минхо улыбается до глаз-щёлочек, давая слезам свободу. — Ты ведь мне изначально был симпатичен. А потом признался. Я разрыдался, когда остался один, потому что не мог поверить, что чуть не погубил тебя. Я же такой отвратительный, Хёнджин. Зачем? Зачем тебе такой я?       Слёзы градом скатываются по его щекам, и Хван перестаёт сдерживать себя. Аккуратно притягивает в объятия, перебирает волосы и слышит неровное дыхание Минхо, пальцами другой руки постукивая по его спине. Когда Ли перестаёт мелко дрожать, Хёнджин отстраняется.       Минхо отводит взгляд в сторону, весь красный от плача и эмоций. Хван заботливо стирает не до конца высохнувшие дорожки слёз с его щёк и целует в лоб. Тепло и мягко.       — Ты мне нравишься, Хёнджин.       Слова, которые будто случайно сорвались с языка Ли, задевают его гораздо больше Хвана. Он, кажется, готовится снова заплакать, но Хёнджин бережно берёт его за руку и смотрит прямо в глаза.       — Ты мне тоже тоже, Минхо.       Следующий их поцелуй, теперь уже вполне правильный и официальный, немного мокрый из-за слёз Минхо, неуловимый и очень быстрый. Сейчас им не нужен долгий. Сейчас они нуждаются друг в друге.       Хван притягивает Минхо к себе снова, чтобы крепко обнять, будто защищая от всего мира. Минхо жмётся и, словно настоящий котёнок, трётся лбом о его плечо, ожидая, когда его потреплют по волосам.       Раньше у Хван Хёнджина было две беды, которые ежедневно беспокоили его: кошаки и уёбки. Но сейчас он думает, что, возможно, всё это — всего лишь мелочи. В эту секунду, если не намного раньше, он официально вычёркивает Ли Минхо из списка мудаков.       А ещё он обещает самому себе, что самой главной задачей на его ближайшее будущее будет защита этого мальчика — такого же разбитого и сломанного, как он.       Но они обязательно справятся. Вместе.