.
9 января 2021 г. в 20:23
Итэр морщится и шипит, когда лекарь прикладывает пузырь лечебной воды к обожженному боку. Ему бормочут что-то о том, что нужно быть аккуратнее, но он и так аккуратен, насколько это возможно.
Эмбер вытащила его в тренировочный поход и в процессе, конечно, им не раз пришлось столкнуться с хиличурлами, а смешанный с огнем воздушный клинок всегда работал лучше.
Итэр проворачивает этот трюк каждый раз, а потом вновь оказывается в лечебнице, где ему обрабатывают легкие ожоги, от которых даже шрама не останется.
И это самая муторная и неприятная часть таких дней.
Сегодня один из ожогов серьёзнее, отчего даже обеспокоенных Эмбер и Паймон пришлось выставить за дверь, чтобы они не мешали работать. Итэр разглядывает скромное убранство лекарской каморки скорее от скуки, ведь он тут уже всё выучил.
– Всё, свободен, – вода стекает в поставленную миску, рабочая тишина растворяется голосами. – Если начнёшь чувствовать себя хуже, то сразу сообщи, и прекрати уже попадать в неприятности.
Итэр кивает и уходит, и все присутствовавшие в каморке знают, что последнюю просьбу путешественник будет успешно игнорировать.
– Ну, ты как? – Эмбер налетает на него сразу как закрывается дверь – Итэр показывает бок, залепленный куском широкого бинта с восстанавливающей мазью. Эмбер пытается неловко улыбнуться, но выходит у неё плохо. – Прости, это из-за меня ты так...
– Ладно тебе, заживёт, – успокаивает её Итэр. Не в первый раз, да и бывали ситуации похуже. Было бы из-за чего волноваться. – Я не сержусь.
Вот теперь улыбка у Эмбер становится лучше, но Итэр думает о другом.
– Ты уже кому-то сообщила, что мы вернулись?.. А где Паймон?
– Ещё нет, не успела, я и не отходила-то от двери, а Паймон... – Эмбер задумчиво смотрит куда-то в пол, – она переживала за тебя и собиралась пожаловаться, но я точно не помню, что она дальше говорила.
Пожаловаться. У Итэра есть одно единственное предположение, кому Паймон могла бы нажаловаться о такой ситуации в столь поздний час.
– Ты иди, отдыхай, а я её поищу и тоже пойду, – предлагает путешественник. Эмбер неохотно кивает. – Спасибо, что подождала.
Они прощаются и расходятся. Сейчас бы очень хотелось сократить себе путь: всего лишь вылезти из окна с планером, никто бы и не заметил, а потом срезать пару лестниц по прямой, но Итэр скорее отважный, а не сумасшедший. И очень уставший.
В столь поздний час на улице можно встретить разве что стражников, не спешивших тормозить упрямо идущего куда-то путешественника. Если Паймон улетела и не вернулась ещё более возмущенная, то есть лишь одно место, где она могла быть.
Ты здесь – остаётся несказанным, когда Итэр открывает одну из многочисленных дверей в здании ордена. В кабинете немногим светлее, чем в коридоре, а главный источник света – у письменного стола, над которым – удивительно – корпел Кэйа. Паймон спала в одном из отставленных к стене кресел.
В ночной тишине слышен только скрип пера по бумаге. Итэр смотрит, прислонившись к двери, даже не выпустив из пальцев ручку. Смотрит и улыбается.
Его уже заметили, но никто из них не хочет нарушать идиллию.
Кэйа откладывает перо и лишь тогда путешественник заходит внутрь, закрывая дверь.
– Что на этот раз? – Альберих спрашивает с лёгкой насмешкой, подпирая подбородок ладонями, но его взгляд становится обеспокоеннее, стоит ему заметить бинт.
– Ничего серьёзного, – успевает ответить Итэр быстрее, чем понимает, что вопрос был не о том, и садится на диван, устало выдохнув, словно он только что не провёл полчаса на кушетке. – Наткнулись на немного большее количество хиличурлов, чем думали, но зато нашли такой сундук!..
Кэйе стоило только поинтересоваться – путешественник тут же начинает рассказывать о том, в чём он был наиболее хорош – в путешествиях, конечно же. Итэр сдерживает лишь громкость своего рассказа: не хотелось рушить спокойную ночную тишину, и не только потому, что они не одни.
– А это – что?
Альберих указывает на его бок, когда рассказ о побежденном хитростью страже руин подходит к концу, отчего Итэр тут же тушуется.
– Немного не рассчитал с заклинанием, – честно признается он, – обожгло сильнее, чем обычно.
Кэйа вздыхает. На языке крутится тысяча возможных слов, в которые можно было вложить беспокойство и слегка пристыдить, но он молча поднимается и подходит к дивану, опускаясь на корточки.
– Только это? Сильно болит? – Итэр качает головой, но ему не особо-то верят, нашёл, кому сказки рассказывать.
Кончики пальцев едва светятся бледно-голубым, а Итэр едва не подскакивает на ноги от холодного прикосновения. Кэйа тихо шикает и гладит его по бедру, а затем прикладывает всю остывшую ладонь к повязке.
Пусть он не лекарь, а всего лишь капитан кавалерии без кавалерии, но он тоже что-то умеет.
Итэр не знает, от холода ли он ничего не чувствует, или ожог действительно проходит, но на душе ему точно становится легче.
– Давай снимай топ, – негромко командует Кэйа, потому что прекрасно знает, что это чудо максимум на переломы ощупали. С его любовью лезть на рожон синяки перестали лечить уже где-то на второй неделе.
В паре мест на бледной коже уже расцветали синяки и, если присмотреться, то можно было бы даже определить оружие, но Альберих лишь прикладывает к ним две ледяные ладони.
Итэр вздрагивает, от холода по спине мурашки, но он стойко не издаёт ни звука.
– Дышать можно, – бормочет Кэйа, не отвлекаясь, но на его губах появляется улыбка.
Итэр недолго молчит, поглощая в воспоминания молчание поздней ночи и холодные ладони на коже, от которых на сердце было тепло.
– Надо было взять тебя с собой.
– Да вас двоих вообще не стоит оставлять наедине.
Холодный свет меркнет, Кэйа отстраняется и поднимается, но в последний момент Итэр перехватывает его запястье. Он прикладывает ладонь к потеплевшей щеке и прикрывает глаза. Большой палец водит по недавно зажившей царапине: от неё не осталось шрама, но Кэйа помнит. Помнит, кажется, больше, чем все мондштадские лекари, и ладонь вытягивает куда деликатнее, прикладывая её к теплому лбу.
Кажется, ладонь должна потеплеть, отдав холод, но она всё такая же холодная, зато губы, касающиеся лба в следующую секунду, тёплые и очень знакомые.
Итэр запрокидывает голову, но Кэйа лишь целует его в кончик носа и тихо смеется.
– Скоро уже рассвет, тебе нужно немного отдохнуть, – Итэр что-то ворчит, но большая часть тонет в беззвучном зевке. – Вот видишь, уже пора в страну грёз.
Пока Итэр натягивает топ обратно, Кэйа снимает с кителя мех и затем укрывает им чужие плечи. Поудобнее устроившись на диване, Итэр кутается в накидку и утыкается в неё носом. Небо за окном уже начинает светлеть. Путешественник вытягивает ладонь из-под импровизированного одеяла и Альберих берет его за руку.
– Одна из моих грёз уже сбылась наяву.