«Да неужели этот дрянной негодяй до такой степени может меня беспокоить!» – подумалось ему с нестерпимой злобой ещё прежде, в день перед его отъездом в Москву. Тогда же, желая всем своим существом пройти мимо, но, почувствовав, что Смердяков хочет иметь с ним разговор, Иван Фёдорович не смог идти далее. Тогда же его впервые осознанно охватило особенное и раздражительное любопытство к человеку, коего он презирал и мимо которого не удавалось и после пройти мимо.
– Бледны вы больно сегодня. Вон и ручка у вас трясётся. Ступали бы вы домой, коли сами не здоровы, – Смердяков хитро улыбнулся Ивану Фёдоровичу, сидящему на противоположной скамье в избе Марьи Кондратьевны. – Моё состояние тебя не касается. Говори. Говори, что Катерине Ивановне сказал, – и без того раздражительный Иван Фёдорович, увидев столь спокойное и будто насмехающееся лицо Смердякова, вскочил и схватил его за плечо, тряся, – говори, а то убью, как собаку последнюю. Смердяков хоть и почувствовал боль от крепко сжимающих его плечо пальцев, но виду не подал, а лишь по-лакейски улыбнулся. – Хотите ещё одно убийство на душу взять? – Опять ты про тот разговор? – чуть успокоившись, Иван присел на ближе стоящий стул и облокотился головой о стену. – Да разве не этого вам и надо? Сидим, с глазу на глаз, а вы всё чего-то тушуетесь. – О чём это ты? – Да о том, что вы то и есть главный убийца, – привстав с постели и подходя к Ивану, проговорил Смердяков, – вы-то и убили. – Да что ты несёшь? – вновь приходя в то болезненное раздражение, сказал Иван. Смердяков ловко нагнулся и вынул что-то в пакете из под кровати. – Аль вы и в самом деле не понимаете? – он подошёл ближе и, чуть пригнувшись, внимательно вгляделся в лицо Карамазова. От такого лезущего в душу взгляда Иван похолодел, и по лицу его прошла нервная судорога. Смердяков, усмехнувшись и выпрямившись, сказал: – Я убил. – Что? Да как ты убил? Дмитрий убил! – опять вскричав, Иван дёрнулся. – А если уж я убил, то выходит, и вы убили, – до боли знакомым слащавым голосом протянул Смердяков, – ведь по-вашему же наставлению всё и проделал. Он медленными, протяжными движениями раскрыл пакет, и из него заблестела пачка радужных ассигнаций. Что-то как бы сотряслось в мозгу Ивана, и он ужасно побледнел. – Чёрт, – почти только одними губами прошептал Иван, вспомнив, где уже слышал этот приживальческий тон. – Что? – вновь нагнулся к нему Смердяков, как бы не расслышав. Иван смотрел на него, сотрясаясь от испуга. «Не может быть, не может быть того, его нет, как это может быть он?!» – пронеслось у него в голове. – Ты и есть он, – уже не в ответ кому-либо, а лишь для себя одного произнёс он. – Кто? Да вам совсем плохо, – склонившись ещё ближе к нему, тоже подражая, прошептал Смердяков. Иван медленно протянул руку к его лицу, желая будто удостовериться в его материальной реальности. Но удержав несколько мгновений прикосновение, так чтобы тепло стало передаваться к его мёрзлым пальцам, он отдёрнул руку. И застыл. Смердяков вновь заметил, как судорога прошла по его обездвиженому лицу. Смердяков всё ещё несколько улыбался, хоть и был удивлён ужасу в его госте. То ли в насмешку, то ли бессознательно, он взял окоченевшие руки Ивана в свои, всё ещё смотря только ему в глаза. Иван поддался и не отобрал рук. Немного придя в себя, он будто даже пожал руки Смердякова в ответ, но только сознание более прояснилось, вырвал их. Смердякова и это не смутило. Выражение лица осталось прежнее, чертовское. Иван вскочил, оттолкнув Смердякова на пол, и сам за ним. Смердяков было вскрикнул от неожиданности и боли в затылке, но, вновь овладев собой, захохотал. Иван ударил его по лицу и в грудь под переливающийся смех, что лишь немного затухал на время удара. – Чёрт-чёрт-чёрт, – схватил и затряс его за воротник, глядя в налитые кровью и насмешливые глаза, – сволочь обезумевшая. Губа была разбита и изо рта потекла струйка алой крови. В приоткрытом рте можно было заметить, как белые зубы (и всё от его помешанности на чистоплотности) были окровавлены и блестели бордовым отливом. Судорожно держа его за воротник, Иван приник, содрогаясь, к его устам. Смердяков от ломящей боли по всему телу, не сразу почувствовал холодные губы Ивана, но осознав, ответил. Как бы насмехаясь, как и прежде надо всем, он увлёкся больше, удержав языком выбитый зуб, который чуть было не завалился ему в горло, и передал его в поцелуе Ивану. Иван отпрянул и выплюнул зуб. Яснее почувствовав вкус чужой крови на своих губах, он ещё раз ударил Смердякова, и встал с него. Тот упал ничком на пол, раскидав руки по сторонам. Иван посмотрел было в окно, в котором кроме тьмы ничего не было, только чтоб не смотреть на обрамлённое кровью лицо. Чувствуя железный привкус, он протёр тыльной стороной ладони по своим губам. Кровь блистала ярким алым пятнами на бледной сухой коже. Он обернулся. Смердяков по-прежнему лежал в том же самом положения, впиваясь глазами в потолок. Что-то дёрнулось в его груди, и он подскочил к поверженному. Глядя на всё ещё по-прежнему отвратительное и ненавистное ему лицо, он не мог не вытирать с него рукавом кровь, бережно приподымая, как не мог попасть кружкой в чёрта. «Ещё одно убийство на мне. И всё чёрт. Или это я и есть чёрт?» – подумал он. Иван отошёл, взяв первую попавшуюся тряпку, и намочил её в тазике с водой. Подойдя, уложил Смердякову на лоб, придерживая ему голову. Его лицо расплылось в кровавой улыбке. Теперь он весь принадлежит ему. Иван приподнял и уложил Смердякова на постель, всё ещё обтирая с него кровь. Так они провели с десяток минут в мёртвой тишине, словно и вправду Ивану на душу легло ещё одно убийство. Смердяков, немного приподнявшись, отыскал у себя в постели оставленный сборник вокабул французского языка, что упирался ему в спину. Немного даже удивившись находке, он показал её Ивану, сидевшему на его кровати, как сидят у больного. Иван взял эту маленькую, но толстенькую книжку в руки. Внимательно посмотрел, но почти не думая, что он смотрит, он приподнял глаза на Смердякова. – Хочешь? – тихо произнёс ему, взглянув вновь на книгу. Смердяков легонько вопросительно вскинул брови, тут же немного поморщившись от боли. – Ты говорил в прошлый раз, что хочешь в Париж. – Да, – также почти неслышно подтвердил ему. Иван будто отрезвился и резко замотал головой в поисках часов. Найдя их на противоположной стене, он прошептал: «двенадцать». – Ещё успеем, – уже обращаясь к собеседнику, продолжил Иван. – Куда? – Ты идти можешь? Иван встал и ожидающе взглянул. – Да, наверное. Смердяков с трудом встал. Иван оглянулся, и мигом отыскав тулуп, который по всему очевидному принадлежал Смердякову, надел его на него. – Сегодня за ночь доберёшься до Москвы, – подбежав к столу и взяв первый попавшийся клочок бумаги, Иван торопливо записал что-то, – вот, это адрес одного моего знакомого, он мне должен, покажешь ему эту записку и пока останешься у него. Уловив недоумевающий взгляд своего чёрта, он пояснил прежним тихим голосом: – а после, Париж. Затем оделся сам, схватил злополучные три тысячи и повёл прихрамывающего Смердякова за собой. Найдя извозчика, он усадил Смердякова в крытый экипаж. И затем залез сам, чтобы лучше укрыть его. В полутьме Смердяков, осознавая, что теперь ему всё дозволено, протянулся и коснулся своими губами губ Ивана Фёдоровича. Тот покорился. – Приезжайте, – проговорил всё ещё тихим голосом Смердяков, но вдруг нашёл в себе силы и повторил твёрже: – я хочу, чтобы вы приехали. Легко подневольно кивнув, Иван Фёдорович выпрыгнул из экипажа, и, пересёкшись взглядом с извозчиком, крикнул: – Гони.Широк человек, широк, и чувства его к одному и тому же широки, чёрт, как широки.