Дело нескольких минут

Эдогава хмурится прежде, чем слышит вопрос: — Сколько? Его взгляд холоден, а голос звучит так, будто он устал от всего на свете. Юкито на самом деле устал, и Эдогава решает для себя, что ни за что не поддаться на эту дешевую провокацию раньше назначенного им времени. Его зеленые глаза также молчат в пустых глазницах, вея на версту безразличием. Пускай он думает, что ему не интересно. Пускай смотрит на него, как на дело, которое Аяцудзи во век не раскрыть. Пускай выдыхает в него сигаретный дым и задает вопрос снова и снова, покамест не надоест, наконец. Рампо не будет отвечать, чтобы не стать свидетелем очередной смерти. Своей смерти. — Скольких, детектив? Юкито проводит ладонью по щеке мужчины нарочито мягко. Пальцами он обхватывает его подбородок, вынуждая посмотреть на него с плохо скрываемой неприязнью. Эдогава не перестает хмурить тонкие брови, потому что не понимает действий Аяцудзи. Он перехватывает чужую руку у своего лица и думает о том, как хорошо бы было уйти и сменить профессию, чтобы больше с ним не пересекаться, но лучше — сдать полиции убийцу, с которым они сотрудничают, ничего не подозревая. Юкито понимает это, и Рампо становиться тошно. — Сколько? От дыма ему трудно дышать. Аяцудзи делает затяжку за затяжкой и повторяет вопрос, который ему не надоест спрашивать, не переставая выдыхать горькие испарения на чужие губы с несчастным видом жертвы. Сколько? Скольких? Эдогава бы усмехнулся, но Юкито сразу догадается, что к чему, а этого не хотелось настолько сильно, что детектив готов был демонстрировать не самую лучшую сторону своего интеллекта, лишь бы не застать это самодовольное выражение. Он должен делать вид, что не понимает, и тогда, быть может, ему удастся избежать кирпича из ниоткуда по голове в окружении десятка полицейских. Хотелось добраться до дома, очень, до скрипа зубов и желваков на скулах, в целости и сохранности. Живым. Рампо делает шаг назад, увеличивая между ними расстояние, и со злостью выдает, поворачиваясь к детективу вполоборота и обращая свой взор на все еще свежую лужу крови: — Я понятия не имею, о чем ты, — говорит, уже предчувствуя чужую усмешку на четко очерченных губах, сжимающих трубку. Краем глаза он видит, что колец из дыма становиться только больше, словно их создатель хочет укрыть их от внимательных взглядов и тихих перешептываний со всех сторон. Их повсюду окружают патрульные, и пора заканчивать столкновение двух великих умов на выгодных для обоих условиях, но оба ждут, не двигаясь с места, словно в никотиновом бреду. Эдогава готов биться об заклад — они все считают его капризным мальчишкой, не желающем уступать пальму первенства кому-то другому, например, тому, кто так же, как и он, определил убийцу, основываясь лишь на простых показаниях свидетеля, и пусть на несколько секунд позже его, но догадался о сообщниках и предполагаемом орудии убийства. От этого ему хотелось только осыпать всех самыми грубыми проклятиями, какие только присутствуют в его лексиконе, и сбежать, безусловно, оставив последнее слово за собой, а не за этим убийцей. Они даже не подозревают, как сильно он хочет вернуться домой, что за человек стоит перед ними, покуривая свою трубку с самым отстраненным видом, какой только можно изобразить на усмехающемся лице, и как усердно работает в данный миг его мозг, продумывая пути отступления. Юкито знает. Он не дурак, не холодный, не безэмоциональный среднестатистический мужчина, а просто-напросто скучающий палач, и Эдогава не собирается покорно отдавать свою драгоценную голову на плаху. Его лица касается слабая улыбка, которая, словно отблеск света, довольно быстро слетает с губ, стоит солнцу скрыться за плотной завесой сигаретного дыма. Взгляд как под копирку чужому становиться пустым и одновременно наполненным злой иронией. — Я могу лишь сказать, сколько тебе самому осталось жить, — усмехается, окончательно отворачиваясь от мужчины, и, прежде чем зашагать к все это время ожидающему его такси, небрежно бросает через плечо: — Не больше трех лет с таким количеством потребления никотина. Аяцудзи ничего не говорит, но детектив готов поклясться, что он прямо сейчас делает самую глубокую затяжку и выдыхает ему в спину несколько огромных колец дыма, демонстрируя, сколько же на самом деле ему осталось времени продолжать убивать. Эдогава еле сдерживается, чтобы не обернуться и не спросить его, как давно он считает себя деревом и в каких именно аспектах жизнедеятельности сравнивает себя с ним. Все-таки инстинкт самосохранения у него работает исправно, ведь не зря он предпочитает сменить направление и сесть на пассажирское сидение полицейской машины Миноура незадолго до того, как на всю округу прогремит взрыв, и к распахнутой двери с его стороны подлетит жженный пластик оранжевого гребня. «Больше, чем ты смог поймать, детектив-убийца».