ID работы: 10290096

Благими намерениями...

Слэш
NC-17
Завершён
191
автор
LeeRan88 соавтор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
21 страница, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
191 Нравится 12 Отзывы 43 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      — Мудак!       — Ауч!       — Скотина!       — Мэлли, я…       Бах!       — Эй, это был мой планшет! — Сэм попытался перехватить руки своей девушки, но та вывернулась и, схватив первое, что попалось под руку (слава господу богу, что это оказалась подушка), огрела его по лицу.       — Предатель! Собирай свои шмотки и проваливай нахрен!       — Дорогая, ты не так все поняла… — попытался объяснить Сэм и еле успел увернуться от тарелки, пущенной меткой рукой фитнес-тренера.       — Что я не так поняла, мудила?! — окончательно вышла из себя Мэлли. — Что ты пихал член в мою младшую сестру?! Проваливай, говнюк! Я долго терпела тебя, но это… — она презрительно скривилась и как-то разом обмякла, опуская плечи. — Сэм, это перешло все границы. Все кончено. Я так больше не могу.       — Мэлли, прости! Я исправлюсь, клянусь! — судя по лицу, она ему не верила, но Сэм предпринял еще одну попытку: — Детка, ты же знаешь, как сильно я тебя люблю…       Мэлли смерила его презрительным взглядом и покачала головой.       — Знаешь, я тебе не верю. Ни тебе, ни твоим словам. Хватит! Ты такой… Такой неудачник, — она всплеснула руками, судорожно вздохнув, потерла высокий лоб тонкими пальцами и снова подняла на него гневный взгляд, продолжая выговаривать что накипело: — Даже не неудачник, я не знаю, как такое назвать. Ты отучился в престижном университете, но ни дня не работал, живешь на деньги родителей и только и делаешь, что развлекаешься. Да, ты взял на себя часть домашних обязанностей, но пока тебя не пнешь, ты даже не почешешься, — Сэм крепко сжал губы, все еще не веря, что они расстанутся вот так. — Ты понимаешь, что тратишь свою жизнь впустую? — Мэлли прямо посмотрела на него блестящими от слез глазами, а после закрыла лицо руками и едва слышно всхлипнула… И вот тут Сэм осознал, что все действительно кончено. Мэлли разочаровалась в нем. Она наконец взяла себя в руки, вытерла слезы и, покачав головой, хрипло сказала: — Ты никакой… Не злой, не добрый. Прошу — ты делаешь, но самому тебе никогда в голову не придет меня порадовать. Ты ни разу ничего не сделал для других. Ни одного хорошего поступка. Я хочу, чтобы рядом со мной был настоящий мужчина, — Сэм уже открыл было рот, но та, заметив его желание оправдаться, вызверилась: — Мужчина, который не изменяет мне с моей родной сестрой! — и Сэм захлопнулся. — Хватит, — повторила Мэлли и тускло проговорила: — Признаюсь честно, я любила тебя, но ты просто… Просто бездушное ничтожество. Проваливай.       — Мэлли…       Но бывшая девушка, больше не слушая его оправданий, спокойно и методично начала собирать все его вещи, а закончив, просто выставила за дверь с напутствием больше не возвращаться.       — И не смей мне звонить! — дверь хлопнула, раздался щелчок замка и Сэм остался на крыльце в окружении чемодана и коробок.       Вздохнув, он тоскливо осмотрел своё барахло, поморщился и пошел заводить тачку: стоило погрузить вещи и выдвигаться. Было только одно место, где он мог переночевать, не считая отелей, но тратить деньги и время смысла не было — до бабкиного дома не так уж и далеко, всего-то часа два по пробкам, так что уже скоро он будет на месте.       Вот так он и оказался в тихом сонном пригороде, где располагался небольшой одноэтажный домик на пару комнат. По соседству — нудное старичьё, живущее своей размеренной жизнью, а из всех достопримечательностей — закусочная с потрясающе сочными бургерами, молл да парочка геев женатиков по соседству. Скукота.       Хотелось вернуться к своей прошлой жизни, но Мэлли по-прежнему не отвечала ни на звонки, ни на сообщения, а спустя пару дней и вовсе заблокировала его. Снимать жилье одному в Майами выйдет довольно накладно, да и, честно говоря, не хотелось связываться с незнакомцами, как не хотелось и искать работу. Так что он торчал в этой дыре и целыми днями только и делал что накачивался пивом да зависал в тиндере, пытаясь забыть Мэлли. Правда, все проигрывали бывшей девушке: натуральная голубоглазая блондинка с божественной загорелой фигурой и активной жизненной позицией, кажется, давала фору абсолютно любой. А эти… У одной глаза недостаточно голубые, у второй улыбка напряженная, будто пыхтит, сидя на унитазе, а третья вообще из диет, похоже, не вылазит. Что с ними со всеми не так?       Спустя некоторое время Сэм был вынужден признаться самому себе: «что-то не так» с ним. Просто он не может забыть Мэлли.       В какой-то момент, прокручивая в голове все, что бывшая ему наговорила, он невольно задумался над сказанным… Особенно въелись в память брошенные мимоходом слова, что он никогда не совершал хороших поступков. Может, она была права?.. Да нет, ну бред же! И вообще, что такое хороший поступок? Пойти в волонтеры? Отдать деньги на благотворительность? Что?!       В душе разгоралась здоровая злость: он, значит, ее любил, честно делил с ней дом и постель, платил по счетам, используя, между прочим, так презираемые ей деньги его родителей, а она!.. И вообще, ее сучка сестра сама на него лезла, что он должен был делать? Он и сорвался-то всего раз…       Этого хватило.       Сегодня Сэм проспал почти весь день, но проснулся не в духе — жара в доме стояла неимоверная, так что он весь вспотел, а постельное белье противно липло к коже. Отвратительно. Быстро приняв душ, он открыл бутылку пива из холодильника и направился на веранду  — сломавшийся кондиционер не работал второй день, а мастер обещал появиться не раньше четверга. На улице хотя бы ветерок есть, так что он устроился в скрипучем кресле-качалке на крыльце и принялся наблюдать за вечерней жизнью улицы, попивая прохладный напиток.       Вот проехала стайка подростков на велосипедах и скейтах, вот, шаркая, прошла миссис Брайерман, угостившая его в день переезда шоколадными кексиками, и надолго наступила тишина, изредка разбавляемая бубнежом телека у кого-то из соседей или негромкими разговорами прохожих на той стороне улицы…       …Разбудил его звук мотора. Сэм вскинулся, поморщился, ощутив боль в затекшей шее, вытер слюни и уставился на парня, припарковавшегося через пару домов. Тачка была шикарной. У его отца такая: люксовый Мерседес Майбах — скромный и роскошный зверь представительского класса. У него попроще будет, всего лишь Шевроле Камаро.       Он присмотрелся и удивился: тот, кого он сначала принял за парня лет максимум двадцати пяти, оказался гораздо старше. Скорее мужчина, а не парень. Довольно привлекательный, явно с азиатскими корнями. Еще не до конца придя в себя, Сэм так и продолжал наблюдать за соседом, и кое-что заставило его насторожиться: едва тот поднялся на крыльцо, как дверь открылась и вышел второй, как его?.. Точно! Мистер Юк. Про эту парочку местные кумушки все уши прожужжали: мол, и такой известный сценарист, и пишет книги, и с полицией сотрудничает, а муж у него какой-то большой босс. И если насчет бигбосса сомневаться не приходилось (все стандартные пороки людей с большими деньгами Сэм и так знал, видел на примере собственных родителей), то насчет второго он не слишком-то верил. Он же не ангел во плоти, этот мистер Юк, а простой человек, значит, и у него есть недостатки.       И вот стоило первому мистеру Юку подняться на крыльцо, как второй, который сценарист, схватил его за руку и буквально втолкнул внутрь. Очень грубо. Ого… Сэм даже пивом поперхнулся. Неприятности в раю?..       Впрочем, он быстро выбросил странную парочку из головы и следующие две недели продолжал депрессовать и накачиваться пивом, нет-нет да и вспоминая слова Мэлли о том, какое он ничтожество. Почему-то это задело больше всего… Наверное, потому что отчасти это правда, пришлось через какое-то время признаться самому себе. Ему было плевать практически на всех, но ничего плохого в своем равнодушии Сэм не видел. Однако теперь страстно хотелось доказать Мэлли, что она ошиблась насчет него, доказать, что он способен на большее…       Так Сэм познакомился с миссис Сандерс, бодрой семидесятилетней старушенцией, жившей через четыре дома от него. Решив, что пора совершить хоть один «хороший поступок», он помог загрузить продукты в багажник, когда столкнулся на парковке молла со смутно знакомой женщиной. Сухонькой миссис Сандерс и впрямь было тяжеловато перетащить все те многочисленные пакеты, которыми она набила тележку, — «О, дорогой, это на благотворительность! Я специально вырезаю купоны, чтобы помочь обществу…», дальше он не слушал, только согласно мычал невпопад — в машину, а Сэм так удачно оказался в это время поблизости.       Миссис Сандерс в благодарность пригласила его на барбекю, которое устраивала в субботу для всех соседей. И там-то он и увидел этих женатиков во второй раз. Видимо, тот мистер Юк, который сценарист, часто работал безвылазно дома, а тот мистер Юк, который большая шишка, уезжал, пока Сэм еще спал, а возвращался, когда он уже спал. Вообще, Сэм только и делал, что дрых, пил пиво, смотрел кабельное, безуспешно пытался забыть Мэлли и изредка выбирался посидеть на крыльце. Определенно, нужно что-то менять, а то среди этого старичья он, того и гляди, совсем заплесневеет.       Женатики Юки солнечно улыбались, здороваясь со всеми, вручили миссис Сандерс пирог и упаковку сосисок для гриля, а после пошли общаться. Сэм, притулившийся с неизменной банкой пива в углу ухоженного двора, где так удобно стояли плетеный столик и пара кресел, лениво разглядывал окружающих, но уже скоро поймал себя на том, что смотрит в основном на Юков. Да, они выделялись, так что наблюдать за ними куда интереснее, чем за кучкой пенсионеров, перекидывающихся в карты или попивающих лимонад. Но дело было не только в этом…       Что-то не давало ему покоя. Он, правда, не сразу понял, что именно… Но когда осознал, внутри поселилось неприятное, гадкое чувство растерянности.       Второй мистер Юк — тот, который большая шишка, — старательно следил, чтобы рукава темно-красной рубашки не поднимались выше запястий, хотя жара стояла под девяносто градусов*. А еще он не облокачивался спиной ни на спинку стула, когда сидел, ни на стену дома, когда болтал с кем-то, стоя на террасе. Можно было бы предположить, что он приучен все время сидеть прямо, будто палку проглотил, но один раз он забылся и откинулся на стену… чтобы сразу отодвинуться, едва заметно поморщившись. А потом он бросил быстрый взгляд в сторону своего мужа и, кажется, успокоился, убедившись, что тот не видел его промаха.       И вот тут Сэм понял, что ему чертовски любопытно. И принялся наблюдать еще внимательнее.       Он старался никак себя не проявлять, не лез общаться или вызнавать что-то — в общем, старательно делал все, чтобы про него нельзя было сказать «сует нос не в свои дела». И чем больше наблюдал, тем больше убеждался в том, что Джеймс Юк — жертва домашнего насилия.       Кто бы мог подумать, что этот сценарист и доброволец в управлении полиции Майами мучает собственного мужа?       Еще недавно Сэму было бы плевать. Серьезно, какой-то месяц назад он бы в жизни не полез в это дерьмо, он бы даже внимания на чью-то там тяжелую ситуацию не обратил. Это — не его дело и точка. Но те слова Мэлли все же задели его за живое. Он не хотел, чтобы кто-то мог сказать про него «человек, не сделавший ничего хорошего». Да, он и сам начал так про себя думать в какой-то момент, чего уж греха таить. И это было… неприятно.       Одно дело — быть говнюком, и совсем другое — осознавать, что ты говнюк. Только вот мелочи типа донести пакет до машины или вернуть оброненные ключи казались ему настолько не заслуживающими внимания, что не приносили никакого удовлетворения. Казались мелкими. А значит, надо сделать что-то действительное хорошее, чтобы доказать и себе, и Мэлли, что он другой. Что-то значимое, вроде помощи тому, кто действительно в ней нуждается.       И он понял, что просто обязан спасти жертву домашнего насилия Джеймса Юка.       Первым делом он залез в интернет и прочитал, как обычно обстоят дела в таких семьях, еще сильнее убедившись, что прав в своих догадках: Юки редко появлялись на общих сборищах, мотивируя отказы занятостью (это он узнал от миссис Сандерс), а если и приходили, то исключительно вдвоем. Джеймс Юк постоянно носил костюмы или рубашки только с длинными рукавами, был улыбчив, но слишком тих, то есть вообще никак не отсвечивал. Сдержанный, взгляд постоянно опущен и ярко реагирует только на слова мужа — все, как было описано на многочисленных сайтах, посвященных виктимологии. Зависимый.       Примерно через пару месяцев после барбекю у миссис Сандерс Сэм уже привычно зависал на веранде, наслаждаясь вечерней прохладой, когда к дому соседей подъехала машина. Увидев, что из нее вышел не только Джеймс, но и Донни Юк, он даже вперед подался от любопытства. Они куда-то ездили вместе? Донни двигался слишком резко, возбужденно, словно накачался энергетиком или наркотой, он едва не подпрыгивал на месте, ожидая, пока Джеймс достанет из багажника черную спортивную сумку. Второй Юк же, наоборот, показался ему каким-то заторможенным, словно ошарашенным чем-то. И двигался как-то скованно.       Свет на веранде он давно не включал, так что соседи вряд ли могли его заметить. Он спустился и тихонько подошел к кустам, высаженным вокруг дома, присел на корточки и затаился. Юки переговаривались, но слышно было лишь отдельные фрагменты. Сэм изо всех сил напрягал слух, стараясь понять, о чем они говорят, и вздрогнул, услышав, как Донни раздраженно прошипел:       — …кричать… ублюдок. Эта ошибка дорого тебе… Все шло слишком хорошо, а когда ты…       Джеймс что-то ответил, при этом опустив голову, и Сэм решил, что муж вновь угрожает ему. Жаркий, совершенно безумный шепот Донни заставил его содрогнуться от сворачивающегося в животе ужаса — настолько неадекватным, пропитанным какой-то горячностью, он был. Вот псих!       — Безумно хочу сделать с тобой… — окончания предложения он разобрать не сумел, но четко видел, как Донни вцепился в волосы на затылке мужа, буквально утаскивая его внутрь дома.       Еще какое-то время он бездумно пялился на чужой двор, а затем на негнущихся ногах медленно вернулся на веранду. Он был прав на все сто процентов: Донни Юк — деспот и тиран, который издевается над своим мужем. И он, Сэм, должен во что бы то ни стало помочь Джеймсу! Потом сам спасибо скажет.

***

      Принятое решение придало ему уверенности в своих силах. Он несколько дней упорно придумывал, что именно сделать, и решил, что перво-наперво, прежде чем обращаться в полицию или специальные службы, нужно осторожно поговорить с самим Джеймсом.       Поэтому, едва завидев, как из-за поворота выруливает Мерседес Юка, поспешил спуститься с крыльца и подойти к дому соседей. Джеймс припарковал машину, вышел, спокойно кивнув Сэму, и направился к дому.       — Эм… Привет! — громко поздоровался Сэм, привлекая к себе внимание, и неловко улыбнулся. Джеймс остановился, и он поспешил подойти. — Я хотел посоветоваться… — неуверенно начал он и растерянно замолк.       Как вообще спросить у человека, не избивают ли его дома? О таком ведь не говорят в лоб.       — Конечно, — доброжелательно кивнул Джеймс, выжидательно глядя на него.       — Я… э-э-э… — ну не сообразил он заранее продумать разговор, вот и стоял тупил. — У меня в ванной кран течет! — наконец выдал Сэм. — А как в этой дыре вызвать сантехника, я даже не знаю. Может, есть какой знакомый? Был бы благодарен.       — Тут я тебе вряд ли помогу, Сэм. У меня обычно муж занимается такими вещами, потому что, как правило, работает из дома. Пойдем спросим у него, он точно что-нибудь посоветует, — и он развернулся, намереваясь зайти в дом.       — Нет! — вышло сильно громче, чем он рассчитывал.       Донни Юк отчего-то пугал его до дрожи в коленках. Джеймс удивленно обернулся в его сторону и недоуменно приподнял брови, явно ожидая, что Сэм объяснится.       Вот оно, подумал Сэм. Другого шанса может и не быть.       — Твой муж кажется мне немного… пугающим, — он подобрал максимально нейтральное выражение. — Прости, но я бы не хотел лишний раз общаться с ним.       — Ты так думаешь из-за книг, которые он пишет? — понимающе улыбнулся Джеймс. — Поверь мне, в жизни он добрейший человек, хотя его работы действительно способны напугать.       — Дело не в книгах, — Сэм выдохнул и наконец решился, — дело в том, что он делает… с тобой.       На несколько секунд повисла пауза, а потом Джеймс осторожно уточнил:       — Делает… со мной?       — Ну… — Сэм помахал рукой в воздухе, — насилие, — Джеймс нахмурился, — он же бьет тебя, я прав?       — Хм, — сосед насмешливо хмыкнул. — Откуда у тебя в голове такие мысли?       — Я заметил, что ты скрываешь синяки! — горячо произнес Сэм, впрочем, не повышая голоса: не дай бог, Донни услышит. — И не отрицай! Я могу помочь тебе, поверь мне… Если ты боишься полиции здесь, можно уехать в другой штат, где у Донни нет связей…       — Бред, — резко и холодно прервал его Джеймс. — Лучше выкинь эти глупости из головы и не смей лезть в нашу жизнь. Иначе итог тебе не понравится, — с этим напутствием он быстрым шагом вошел в дом, оставив Сэма в полной растерянности.       Он ошибся? Да ну нет… Не может быть. Он ведь читал, что жертвы домашнего насилия часто винят себя в этом, считая, что заслужили подобное. Быть может, и Джеймс из таких. И его слова наверняка не были угрозой в прямом смысле, он, скорее всего, хотел предупредить Сэма, насколько жесток его муж. Неужели Донни Юк причинит ему вред, если узнает, что Сэм докопался до правды? Если он настолько страшен, то Джеймса действительно нужно спасать и делать это как можно быстрее. Пока не стало слишком поздно.

***

      В следующие два дня он почти беспрерывно наблюдал за домом соседей то из окна, то сидя на веранде. И это принесло свои плоды — он поймал момент, когда они оба сели в машину Донни и уехали. И это был отличный шанс! Он должен найти доказательства жестокого обращения, а для этого ему нужно попасть в дом. Он отдавал себе отчет, что собирается нарушить закон, но все перекрывала возможность стать в итоге героем, а там Мэлли, глядишь, простит его и…       Чувствуя себя каким-то воришкой и постоянно оглядываясь, Сэм подошел к соседскому дому и подергал входную дверь. Заперто. Впрочем, как и ожидалось.       Он осмотрелся, но на улице было пустынно и в окнах никто из старичья не маячил.       Дверь черного хода тоже оказалась закрыта, да и ключа, который многие обычно оставляют где-нибудь под ковриком или под цветочным горшком, Сэм так и не нашел. Он горестно вздохнул, решив, что его план провалился в самом начале… И тут же улыбнулся, заметив приоткрытое окно на втором этаже. Правда, для того, чтобы добраться туда, пришлось попотеть: прыгнуть с ветки дерева на крышу веранды, там, постаравшись не навернуться и ежесекундно трясясь, что его кто-нибудь заметит, проползти по хрупкой черепице и лишь после всего этого ввалиться внутрь, зацепившись за что-то и едва не порвав к херам футболку.       Пиздец.       Он вздохнул, стер испарину со лба и огляделся. Судя по всему, он попал в спальню, но, кроме одежного шкафа, огромной кровати с аккуратно сложенной на краю стопкой одежды и двух тумбочек, здесь ничего не было. Наверное, он сможет что-то найти… Какие-то доказательства. Например, в подвале? Или еще где. Судя по словам Донни, которые Сэму удалось подслушать, у этого психа наверняка есть не одно орудие пыток, с помощью которого он издевается над Джеймсом. Не похоже, что он его просто бьет, — синяков на лице Сэм никогда не видел. А сам Джеймс никак не ассоциировался у него с этими упоротыми фриками, которые тащатся от причиняемой им боли. Но самое главное: заметно было, что он иногда будто бы опасается собственного мужа…       От мыслей его отвлек громкий звук закрывающейся дверцы машины и голоса. Вот дурак! Задумался так, что даже не услышал возвращения Юков… Сэм вздрогнул, осознав, что находится на частной собственности, и в панике огляделся. Ему нужно выбраться отсюда, причем быстро! Он рванул обратно к окну, но Донни копошился на заднем дворе, и Сэм присел, боясь, что тот поднимает голову и сразу его увидит. Хлопнула входная дверь, и в доме отчетливо послышались шаги поднимающегося по лестнице Джеймса. Твою мать!       Сэм бестолково заметался по комнате и, не придумав ничего лучше, юркнул в шкаф за секунду до того, как открылась дверь спальни.       Он затаился, следя сквозь щель за тем, как в комнату следом за мужем через несколько минут вошел Донни. Не придумав ничего лучше, Сэм осторожно достал телефон и включил запись видео, надеясь, что хотя бы так сможет собрать нужные ему доказательства. Но жестоко обломался, увидев, как переодевается Донни, а Джеймс с каким-то болезненно-обожающим выражением лица помогает ему… Вот дерьмо! Неужели ошибся? Все-таки мазохист?       Уже в следующую секунду он убедился в этом, когда бигбосс медленно опустился на колени, упираясь лбом в живот мужа, а тот покровительственно погладил его по голове и негромко сказал:       — Болит? — тот качнул головой, видимо, показывая на что-то.       — Немного, — ответил Джеймс, перехватывая руки мужа и целуя их, и Сэм непроизвольно скривился, наблюдая эту картину. — Но я сам виноват: слишком расслабился — и вот итог.       В этот момент ему стало окончательно не по себе: он же хотел как лучше, хотел помочь жертве домашнего насилия, а не наблюдать за трахом двух мужиков… Вот влип! Он уже пожалел, что вообще взялся делать добрые дела. Уж лучше вернуться к прошлой жизни — насрать на окружающих! — и получать удовольствие от пивка и травки.       — …не виноват, ИнУ.       Сэм понял, что слишком задумался и пропустил часть разговора. Что еще за ИнУ? Но в следующую секунду услышанное заставило зашевелиться волосы даже на спине.       — Я думал, что он достаточно истек кровью и не представляет опасности, — продолжил Джеймс. — И совершенно не ожидал, что успеет схватить нож и ответить. Так что не оправдывай меня — я действительно сам виноват. Быть порезанным собственной жертвой — хуже не придумаешь.       — Да уж, — насмешливо произнес Донни, и отчего-то Сэму захотелось забиться как можно глубже в шкаф. А еще лучше и вовсе поскорее унести отсюда ноги. Ему же не показалось?.. Они действительно говорят об… убийстве? — Прошло уже больше месяца, но тебе это до сих пор аукается. В следующий раз просто не будем оставлять острых предметов рядом с жертвами. Можно, конечно, убивать их быстрее, но…       — Это будет… по-другому, — вскинулся Джеймс. Сэм отчетливо видел, как тот заволновался. — Пожалуйста, скажи, что ты…       — Успокойся, я не собираюсь менять твой ритуал, — удивительно нежным тоном произнес Донни, и Джеймс просиял благодарной улыбкой. Было что-то ужасно неправильное в том, что происходило перед его глазами: такая неприкрытая нежность и такие пугающие вещи, которые обсуждали столь обыденно эти двое. Стоп! Ритуал?.. Это не впервые?.. Господи боже, они же не… Сэм похолодел и дышать и вовсе стал через раз. Сердце заполошно колотилось в груди, а по венам бежал чистый адреналин. Вот это он влип. — Я здесь для того, чтобы заботиться о тебе, помнишь? Помогать и защищать… особенно тогда, когда ты так увлечен своей жертвой.       А Сэм зажмурился, стараясь не то что не двигаться, но даже не дышать. Собственное сердцебиение в эту секунду казалось ему оглушающе громким, словно бы эти два… маньяка могут его услышать. Господи! Зачем он вообще поехал сюда? Зачем влез не в свое дело? Он начал молиться про себя, хотя никогда прежде подобное не приходило ему в голову. Только бы они ушли, только бы появилась возможность вырваться отсюда. А потом он пойдет в полицию с теми доказательствами, что записал, и станет героем. Последняя мысль его ободрила, но, услышав влажные звуки поцелуев, смотреть он не спешил. На записи и так все будет видно.       Он распахнул глаза лишь в тот момент, когда Донни сказал, что ему пора ехать, и вышел из спальни, вызвав у Сэма едва слышный облегченный выдох… но оставался еще Джеймс. Постояв какое-то время неподвижно, тот не спеша снял ботинки, отбросил на покрывало пиджак, вынул запонки, положив их на тумбочку слева от кровати, и стал расстегивать рубашку.       Когда он скинул ее на постель, в этот момент повернувшись к шкафу спиной, Сэм еле сдержал ругательства: от шеи до поясницы светлая кожа вся была испещрена тонкими, уже подсохшими царапинами. Однако было заметно, что повреждения нанесены буквально на днях, вчера или позавчера, не позже. А вот сбоку была наложена повязка и именно об этом скорее всего и говорил Донни. Джеймса ранили, когда они хотели кого-то уби… Когда они кого-то убивали. Сэм облизнул пересохшие губы, молясь, чтобы побыстрее оказаться в безопасности.       Совсем не громкий звук уведомления, что осталось всего десять процентов зарядки, показался ему оглушающим.       Сэм похолодел и застыл, сжавшись под вешалками с костюмами. Но Джеймс, кажется, совершенно не обратил внимания на посторонний звук. Он даже не вздрогнул, вынул ремень из шлёвок, отбросил на постель и снял с запястья часы. Правда, после этого он вышел из комнаты, и Сэм наконец смог длинно выдохнуть, расслабляясь. Теперь у него есть доказательства, он пойдет в полицию и…       Дверь шкафа внезапно резко распахнулась, и Сэм увидел стоящего над ним Джеймса.       — Привет, — нервно улыбнулся Сэм и сдуру поднял руки, показывая, что в них ничего нет… Ничего, кроме телефона, где до сих пор записывалось происходящее. — Слушай, я все объясню! Это…       Он запнулся, только сейчас увидев в руках хозяина дома бронзовую статуэтку.       — Ч-что ты?..       — Я же говорил тебе не лезть не в свое дело, — будто не слыша его слов, ровно произнес Джеймс и замахнулся…       И это было последнее, что он увидел.

***

      — Как прошел день? — ДонСик ловко расставлял на столе ужин. Несмотря на то, что они жили в Америке уже несколько лет, отказаться от корейской еды окончательно так и не смогли. Да и манера осталась той же: много разных блюд в небольшом количестве.       — Избавлялся от… паразитов, — ИнУ растянул губы в улыбке и нарочито беспечно поинтересовался: — А как твоя встреча с агентом?       — Нормально, — нахмурился ДонСик и, напрягшись, осторожно уточнил: — От каких это паразитов ты избавлялся?       — Тех, которые украдкой пробираются в дом и ищут доказательства твоего жестокого обращения с мужем, — понизив голос, отозвался ИнУ, напряженно ожидая реакции.       Он знал, что ДонСик будет недоволен и ему достанется, только вот даже мысли о том, чтобы солгать, не мелькнуло. К тому же… Он сорвался. Он посмел сделать это сам.       — Что? — прищурился ДонСик.       — Этот парень, Сэм Фаулер, который недавно переехал, — не отрывая взгляда от лица мужа, медленно проговорил ИнУ, чувствуя, как сгустилась атмосфера, и почти с восторгом наблюдал, как проступает сквозь привычный доброжелательный образ жестокое божество. — Я не рассказывал, но он подходил, предлагал мне помощь, сказал, что ты его пугаешь… — ДонСик отложил палочки и плавно откинулся на спинку стула. Руки непроизвольно дрогнули под тяжелым обжигающим взглядом, и ИнУ отложил свои.       — И что ты сделал? — спросил ДонСик, весь напружинившись.       — Я устранил проблему, — признался он.       ДонСик закрыл руками лицо и длинно выдохнул.       ИнУ дернул плечом, продолжая наблюдать за мужем. Ничего непоправимого ведь не произошло. Рано или поздно такая ситуация должна была возникнуть. Им и так повезло не попадаться больше шести лет…       — От тела избавился? — деловито уточнил ДонСик, отнимая ладони от лица и начиная просчитывать ситуацию.       — Да. Как и всегда, на болота**.       — Следы в доме?       — Подчищены.       — Машина?       — На платной парковке неподалеку от центра. Рядом несколько ночных клубов, автобусная станция, недалеко вокзал, так что…       — Телефон?       — Подкинул в чьи-то вещи на остановке.       — Хорошо, — ровно произнес ДонСик и спросил, немного расслабившись: — Ты знаешь, что он тут делал? Зачем забрался в дом?       — Хотел найти подтверждение того, что ты надо мной издеваешься, — усмехнулся ИнУ. — Пытался снять видео… Видимо, не хватило времени порыться основательно, нас не было вряд ли больше получаса. Я удалил запись на телефоне, больше копий нет.       — Он успел кого-то поставить в известность о своих планах?       — Нет. Я проверил его переписку, дом и соцсети. Недавно он расстался с девушкой, так что здесь он, видимо, зализывал раны… Сомневаюсь, что кто-то знает о его затее.       — Ладно, с этим разобрались. Меня беспокоит другое…       ИнУ понятливо кивнул и опустил взгляд, ожидая решения.       Он отдавал себе отчет, что собственная потребность убивать, которую ДонСик держал под контролем, подчиняется определенному алгоритму. И частота удовлетворения этой его потребности должна быть четко выверена. И только благодаря этому их еще не поймали. Если делать это слишком часто — границы размоются, и он с каждым разом будет хотеть все большего, и однажды превратится в того, кто не способен и нескольких дней прожить без убийства. И тогда он обязательно ошибется. И его поймают, — их поймают — а это грозило потерей всего, что у него было. И главное — потерей ДонСика.       — Ты же понимаешь, что я обязан наказать тебя? — тихо спросил тот, наконец определившись с дальнейшими действиями.       — Да, — негромко произнес ИнУ, опуская голову. Он прекрасно понимал, что за срывом последует наказание, даже если он сделал это во благо, и был полностью согласен с этим. — Я сделал это без разрешения.       ДонСик поднялся и, обойдя стол, остановился рядом с ИнУ, положив руку ему на плечо.       — Я знаю, ты защищал нас… Иди сюда, — мягко позвал он, и ИнУ послушно поднялся.       — Прости меня, — он по-прежнему не поднимал головы, боясь увидеть злость на лице мужа.       — Я не злюсь, ИнУ, — тот, как и всегда, угадал его мысли и поспешил успокоить. Обнял, погладил по затылку, прошелся пальцами по шее, поцеловал в лоб. Отстранился и надавил на плечо, заставляя опуститься на колени. — Но я не могу поступить иначе, ты же понимаешь?       — Да, — выдохнул он в пальцы ДонСика, касаясь их губами. — Я понимаю.       — Спасибо, — прошептал тот и присел на корточки перед ним, запустил руку в волосы, слегка оттягивая пряди, — не больно, скорее пытаясь показать, что процесс уже начат. — Расскажи, что ты сделал с ним?       — Я… я ударил его по голове, — ИнУ поднял голову и тут же прикрыл глаза, пытаясь справиться с не уместным сейчас возбуждением: воспоминания об убийстве неудачника соседа, окрашенные виной и удовлетворением, подернулись дымкой, и вперед вышел образ ДонСика. В эмоциях сладкой патокой расползалось возбуждение: он держал за волосы так крепко и смотрел так властно, что устоять перед ним не было никакой возможности.       — А потом? — ДонСик поднялся на ноги и слегка потянул, вынуждая ИнУ чуть наклониться вперед.       — Связал руки за спиной, — задыхаясь, он погрузился в воспоминания, — срезал одежду… — тихий всхлип, — избил тонким металлическим прутом, — да, он начал это лишь для того, чтобы защитить их, но потом не смог остановиться. — А потом задушил.       — О, — ДонСик прошелся босой ногой по уже крепкому стояку сквозь брюки. — Тебя это возбудило?       — Я… — ИнУ снова сглотнул. — Нет… — он не солгал, никогда бы не обманул ДонСика, и тот это знает. — Без тебя все не так, — признался он, ощущая себя предельно открытым, слишком уязвимым, в очередной раз признаваясь в своей зависимости. — Ты же знаешь, что я не могу возбудиться, если убиваешь не ты.       Несколько секунд висела тишина, нога ДонСика так и покоилась на члене ИнУ, слегка надавливая, а затем он протянул руку и провел пальцами по его губам.       — Мой хороший… — наконец нежно выдохнул он. — Но ты же понимаешь, что все равно повел себя очень плохо, — ИнУ вскинулся: в противовес тяжелому властному взгляду голос ДонСика звучал ласково, почти игриво.       О, он понимал. Это было непреложной истиной. Наказания, настоящие наказания были редкостью в их отношениях, но были вещи, которые прощать нельзя. И неподчинение — одна из них. ИнУ осознавал это и не пытался оспорить. Но сейчас ДонСик словно подчеркивал, что не злится по-настоящему, распалял их обоих, желая получить, а если ИнУ повезет, то и доставить удовольствие.       — Да, — выдохнул он, теряясь в воспоминаниях и в реальности одновременно. — Очень плохо, — хрипло подтвердил он, сглатывая набежавшую слюну.       — Хорошо, — довольно улыбнулся муж. — Не двигайся, — отрывисто приказал он и отошел, направившись вглубь дома, а ИнУ так и продолжил стоять на коленях, не шевелясь.       Возбуждение мешалось с легким страхом, не давая трезво размышлять. Он понимал, что сейчас его божество не злится, но свои намерения ДонСик выразил достаточно ясно — прощать ему вольности он не собирается. А значит, будет больно. Или унизительно. Или и то и другое вместе. Правда, те времена, когда ДонСик мог по-настоящему унизить его, давно прошли — ИнУ принимал все, что давал ему ДонСик. Его кровавое божество. ИнУ считал его выше, лучше себя, совершенней; он сам отдал ему право распоряжаться, владеть им и его телом, так что все, чего бы ни пожелал ДонСик, принимал с покорностью, а порой и с благоговением. Только вот боль он так и не полюбил, но муж крайне редко причинял ее, и только по необходимости. Однако сегодня избежать ее не получится: именно сейчас, когда он хочет наказать… когда он должен наказать ИнУ, ДонСику придется причинить ему боль. И они оба знали об этом.       ДонСик вернулся на кухню и подошел к нему сзади.       — Ты молодец, — похвалил за послушание и скомандовал: — Руки за спину.       Уже догадываясь, что будет дальше, ИнУ подчинился и ощутил, как запястья стягивает веревка.       — Значит, сначала ты связал его, — побормотал он.       — Да, — выдохнул ИнУ.       — А потом срезал одежду… — ИнУ согласно хныкнул. — Ножом? Ножницами?       — Ножницами…       — Спереди?       — Да.       ДонСик отошел, и ИнУ услышал, как тот открывает один из кухонных ящиков, как позвякивают от его действий столовые приборы. Достаточно было повернуть голову чуть вбок, чтобы увидеть, что он там делает, но не хотелось лишний раз провоцировать, так что он продолжал сидеть, опустив голову. К тому же, ему не надо было смотреть, чтобы понять, что ищет ДонСик. Его догадки подтвердились, когда тот появился перед ним с ножницами в руках.       — Давно не точил, — цокнул он языком, — но и так сойдет. Как думаешь?       — Да, — на автомате согласился ИнУ, с обожанием глядя за деловитой точностью движений этого совершенства. Его совершенства.       В ответ ДонСик лишь хмыкнул, а затем просунул ножницы под рубашку. Холодное лезвие тупой стороной коснулось кожи… Глубинный страх и сильное возбуждение смешались, ворочаясь внутри: ИнУ знал, что ДонСик не причинит ему необратимого вреда, он полностью доверял ему… и все же слишком хорошо помнил, как легко тот расправляется со своими жертвами. И нож — разные варианты ножей — наиболее часто выбираемое орудие. Быстрое и эффективное, как и он сам… Впрочем, не совсем так: нож — уступка ему, ИнУ, его любви к крови, расцветающей диковинной алой лианой вокруг тела очередного никчемного существа. Он был уверен, что, случись ДонСику выбирать самому, тот бы предпочел сломать жертве шею — быстро и без мучений.       ИнУ осознал, что слишком глубоко провалился в свои мысли, перебирая в голове все разы, когда ДонСик убивал для него, лишь услышав щелчок ножниц и почувствовав, как разошлась рубашка.       — Это надолго, — просто констатировал он факт, продолжая резать. Плотная, качественная ткань неохотно расходилась под кухонными ножницами, явно для этого не предназначенными. Наконец, покончив с рубашкой, ДонСик отбросил ножницы в сторону и развел полы, обнажая торс. Оглядел его и поджал губы. Осторожно коснулся пластыря на боку и покачал головой. — Нет, так не пойдет. Жди, — бросил он, вновь выходя из кухни.       ИнУ неловко качнулся — колени начинали ныть от неподвижности, но положение изменить не рискнул. В приоткрытое, но задернутое шторами окно проникал уличный воздух, холодя покрытую испариной кожу. Рубашка болталась на плечах, грубо обрезанный край махрился нитками… Можно было бы просто расстегнуть пуговицы, но ИнУ понимал, почему он предпочел столь по-варварски испортить его вещь — лишний раз продемонстрировал свою власть. А еще заставил его дрожать, чувствуя кожей металл…       Услышав входящего в кухню ДонСика, ИнУ не выдержал, метнул взгляд в его сторону и тут же вздрогнул: в руках тот держал обоюдоострый нож листовидной формы…       — Поднимись, пожалуйста, — спокойно попросил ДонСик, и по тону голоса было очевидно, что он даже мысли не допускает о неподчинении. Впрочем, о сопротивлении не могло быть и речи.       ИнУ неловко встал на ноги, поморщившись от колющего ощущения в затекших мышцах.       — ДонСик… — он и сам не знал, что хотел: может, начать извиняться, может, убедить, что он и так разденется, но стоило заглянуть ему в лицо, как ИнУ осознал: все бесполезно.       — Что такое? — обманчиво-ласково спросил ДонСик, погладив его по щеке и опуская ладонь ниже, на шею. — Хочешь что-то сказать? — рука спустилась на грудь, по-хозяйски огладила живот, избегая уже почти зажившей раны на боку, и замерла на пряжке ремня.       — Нет, — прошептал он, завороженно следя за действиями ДонСика.       — Вот и славно, — одобрительно улыбнулся он и потянулся к губам ИнУ, даря поцелуй. Бережный и легкий в противовес грубым, царапающим кожу живота движениям рук. Контраст был слишком ярким, так что ИнУ тянулся к ДонСику, желая получить как можно больше ласки от вылизывающего его рот языка, и одновременно не смел отодвинуться от жестких, причиняющих легкую боль пальцев. — Запомни, — четко проговорил он, отрываясь от губ ИнУ и легко поглаживая заднюю сторону шеи, — ты мой, — ИнУ не сдержался и прерывисто вздохнул, когда короткие ногти впились в кожу, запуская по телу волну возбуждения, — только я могу заботиться о тебе, наказывать тебя, владеть тобой… Ты понял, ИнУ?       — Да…       ДонСик удовлетворенно улыбнулся и медленно кивнул, придвинулся… а потом вдруг прикусил его губу и замер, все сильнее сжимая зубы. ИнУ вздрогнул от неожиданности и дернулся, совершенно позабыв, что руки связаны за спиной. Но в итоге все что он смог — это беспомощно стонать в его рот, не имея даже возможности отстраниться.       Остановился ДонСик только когда ИнУ ощутил металлический привкус собственной крови, а в уголках глаз собрались слезы.       — Мне нравится, — ДонСик провел пальцем по широкому, на всю нижнюю губу укусу, надавливая и оставляя кровавый мазок на лице. Собрал еще немного и сильнее размазал вокруг губ, превращая его лицо в какую-то сюрреалистичную маску. — Больно?       — Да, — ответил ИнУ и облизнулся, чувствуя вяжущий привкус медной соли на языке и все еще резкую, болезненную пульсацию в месте укуса.       — Хорошо, — удовлетворенно произнес ДонСик. — Продолжим?       И, не дожидаясь ответа, поднес нож к ремню. Лезвие было острым с обеих сторон, и лишь гарда на рукоятке защищала пальцы того, кто держит оружие. А еще он был очень хорошо наточен… Так что спустя несколько секунд ремень повис бесполезными кожаными полосками. ДонСик двинулся дальше, подцепив ножом пояс брюк, и ИнУ тут же зашипел от боли: кожу на животе обожгло, и царапина моментально украсилась бусинками крови. Порез был совсем не глубокий, но болезненный. ДонСик на это только улыбнулся, продолжая резать, двигаясь вниз по штанине, а ИнУ стоял, стараясь не то что не двигаться, но и не дышать, ожидая момента, когда твердая рука снова соскользнет. И дождался…       Он постанывал и то и дело вскрикивал от резких, обжигающих прикосновений металла, но даже собственная боль отошла на второй план, стоило заглянуть в лицо ДонСика. Расправившись с его брюками, тот выпрямился, оглядывая итог своих стараний… ИнУ застыл, впитывая взгляд своего божества.       Сейчас он был для ДонСика самым важным. Этот взгляд был направлен только на него, сконцентрирован только на нем, ИнУ, принадлежал только ему одному… Будто во всей Вселенной существовал только он один — самое желанное и драгоценное существо для ДонСика. И это было восхитительно. Он сам создал чудовище, которое боготворил с каждым днем все сильнее, и оказаться перед ним на месте жертвы… почти жертвы, было по-своему волнующе. На самом деле все что угодно, — всё! — лишь бы с ним.       Губы непроизвольно разъехались в широкой счастливой улыбке.       — Тебе нравится? — вернув улыбку, слегка удивленно спросил ДонСик.       — Я ненавижу боль, — ИнУ мотнул головой и максимально подался вперед, замерев перед самым его лицом, не желая упустить ни единой эмоции, — но если ты будешь так смотреть на меня, то я готов терпеть.       Глаза на мгновение расширились в удивлении — кажется, такого ДонСик не ожидал.       — Это должно было стать наказанием, а не доставлять тебе удовольствие, — заметил он и провел пальцами по порезу на животе. ИнУ уткнулся лицом ему в шею, заглушая собственный вскрик. — Ты дрожишь…       — Мой желудок скручивает от страха, — признался ИнУ, целуя чуть солоноватую кожу, — член стоит от возбуждения, а еще я безумно хочу поучаствовать в том, что произойдет дальше.       — ИнУ… — жарко выдохнул ДонСик, когда он чуть прикусил шею, а затем потянул зубами за мочку уха. Делать это со стянутыми за спиной руками было не слишком удобно, но так даже интереснее. — Как ты умудрился все перевернуть так, что теперь я не наказать тебя хочу, а сделать своим?       — Ты можешь совместить, — прошептал ИнУ, добравшись до выреза рубашки. Он дотянулся языком до ключицы, но ниже опуститься бы не смог: рубашка была застегнута.       — Действительно, — согласился ДонСик, кладя руку на его макушку и надавливая. Мысли воспротивиться даже не возникло, и он опустился на колени, наслаждаясь тем, что находится именно там, где и должен сейчас быть. Ему нравилось такое положение, оно позволяло не решать вообще ничего, вверяя всего себя совершенному кровавому идолу.       ДонСик потянул его на себя, заставляя уткнуться лицом в выпирающий бугорок на джинсах, и ИнУ наслаждался зримым подтверждением его желания. Подтверждением того, что ИнУ нужен ему.       Он счастливо вздохнул, прикрывая глаза, потерся носом, вдыхая родной запах, а затем, открыв рот, прошелся губами по жесткой ткани, обводя контур члена. Высунув язык, длинно лизнул снизу вверх, как раз до того места, где находилась головка, и замер, продолжая касаться словно бы в поцелуе.       ДонСик рвано выдохнул от его действий. А затем, чуть отклонившись назад, расстегнул ремень, молнию ширинки и, приспустив джинсы, достал уже крепко стоявший член.       ИнУ и без слов понял его намерения, так что чуть прогнулся в пояснице и двинулся снизу вверх: сначала вылизал поджавшиеся яички, прошелся смоченным слюной языком по стволу, почти трепетно поцеловал головку, вылизав уретру, а затем, пошире открыв рот, буквально насадился на член. Втянул щеки, наслаждаясь неровными стонами ДонСика, а затем наоборот — пошире открыл рот, сглатывая и пропуская член глубоко в горло. Уткнувшись носом в короткие волоски на лобке, он часто задышал, наслаждаясь усилившимся ароматом возбуждения. Более-менее выровняв дыхание, ИнУ сделал несколько глотательных движений и подался назад, выпуская член изо рта.       И был остановлен ладонью на затылке.       — Не так быстро, — ДонСик так резко дернул его обратно, вновь входя в горло целиком, что ИнУ едва успел расслабиться. Он, насколько позволяло его положение, посмотрел на ДонСика, подняв глаза вверх, и ощутил, как собственный член дернулся от нехватки внимания: тот глядел на него почти ласково, но это так потрясающе противоречило его действиям, что ИнУ заводился еще сильнее. Он уже давно не понимал, от чего именно его трясет, но то, что похоть была одной из причин, знал наверняка.       ДонСик опустил ладонь на его горло, сначала ласково проведя пальцами, а затем слегка сжал.       — Мне так нравится чувствовать свой член в твоей глотке… — и он погладил ладонью по шее чуть сильнее, одновременно сжимая нос и перекрывая любую возможность вдохнуть. — Ты мой, всегда помни это. Только я решаю, жить тебе или умереть, как, кого и когда убить… или оставить в живых, — по нервам полоснуло адреналином, инстинктивный липкий страх заставил сердце бешено колотиться о грудную клетку, а когда судорожные попытки вдохнуть не удались, то внутри вспыхнуло пламя. Сквозь грохот крови в ушах следующие слова показались нереальными: — Если тебя не станет, мне тоже незачем жить…       ИнУ на мгновение замер: ему нужно увидеть лицо ДонСика, нужно прямо сейчас! Он дернулся и наконец смог вдохнуть. Попытался соскочить, сняться с члена, но ДонСик держал его крепко, и ИнУ только и смог, что метнуть вверх напряженный взгляд… И замер, подчинившись.       ДонСик выглядел восхитительно опасным: глаза буквально лучились сдерживаемой властью и такой ярой одержимостью, которую он не видел уже давно… Иногда даже казалось, что все безвозвратно прошло, что подвал на окраине Сеула и те долгие недели ему приснились… Но, к счастью, это было не так, и он только что в этом убедился… Просто ДонСик намного лучше него умеет перевоплощаться. В который раз он убедился, что Юк ДонСик — гораздо более совершенное создание природы, чем он сам. Его прекрасное божество.       — Ты мой, только мой! — с нажимом проговорил ДонСик и снова толкнулся, сжав пальцы на горле. И продолжил размеренно двигаться, шепча снова и снова, что ИнУ принадлежит ему одному.       Затмевающим сознанием он чувствовал, как накатывает острое удовольствие, встряхивает нервную систему, и гортанно простонал. Сквозь грохот в ушах он услышал, как ахнул ДонСик, и содрогнулся, разжимая хватку на шее. В горло плеснуло горячим, а на корне языка почувствовалась такая потрясающая, такая знакомая горечь. Восстановленный кровоток разносил по телу кислород и чистое блаженство, а внутри свивалось кольцами предвкушение.       Это еще не всё.       — Умничка, — похвалил его ДонСик, и он ощутил, как тот убрал с затылка ладонь, а в следующую секунду качнулся назад, аккуратно вынимая член.       Потеряв всякую опору, ИнУ повалился на пол, силясь отдышаться и справиться с потряхивающим тело адреналином. ДонСик присел рядом, спокойно заглядывая в его лицо и терпеливо дожидаясь, когда он возьмет себя в руки.       — Готов продолжать? — он ласково убрал прилипшую прядь волос со лба и погладил по щеке.       ИнУ кивнул, и, когда ДонСик так и продолжил внимательно разглядывать его, лежавшего на полу, явно не собираясь помогать, понял, что придется делать все самому. Со связанными руками и исцарапанными коленями выходило неловко, и он то и дело шипел от боли, но вскоре сумел приподняться.       — Мне нравится твоя покорность, — задумчиво проговорил ДонСик, отчего ИнУ сглотнул ставшей вязкой слюну, — но еще больше мне нравится, когда ты стонешь от удовольствия и умоляешь о разрядке.       — Тогда тебе придется постараться, — ухмыльнулся он в предвкушении; горло слегка саднило, а сердце бешено билось за ребрами.       — Да? — ДонСик лукаво прищурился. — Только наказание еще не окончено, — ИнУ с готовностью кивнул, пожирая его голодным взглядом. — У меня есть два варианта… — он отошел на мгновение и вернулся уже с веревкой в руках. — Рассказать?       Новая порция адреналина заставила тело содрогнуться, а пульс — ускориться. Кажется, он почувствовал его в самом горле, едва увидел, что именно держит в руках ДонСик. ИнУ по-прежнему боялся удушения, именно такого, с использованием веревки, еще с того самого раза в подвале, когда ДонСик решил поставить его на место. И пусть сейчас ИнУ точно знал, что он никогда его не убьет, собственное тело каждый раз предавало, и ИнУ унизительно трясся от ужаса. А ДонСик… тот прекрасно знал эту его слабость и умело использовал в своих целях.       — Да, — он медленно кивнул, не сводя взгляда с удавки.       — Я могу сделать то, что ты не переносишь… — почти прошептал ДонСик, поднеся веревку ближе, почти к самому лицу ИнУ, так что ему пришлось приложить усилия, чтобы не отшатнуться.       — Или? — гулко сглотнув, хрипло спросил он, пытливо взглянув в глаза своего совершенства.       — Или я могу поставить тебя раком и поиметь в этой унизительной позе, ИнУ. В позе, которая тебя так раздражает, ведь ты не сможешь смотреть на меня, видеть мою реакцию… Что выбираешь?       Они оба знали ответ. ДонСик уже однажды заставил ИнУ переступить через себя, и теперь он вновь дал ему мнимый выбор. Тогда, почти умирая от голода, ИнУ был вынужден признать власть ДонСика над собой и буквально ползти за едой. Так и сейчас… Что ж, из двух зол всегда выбирают меньшее.       Ощущая на себе горящий взгляд, ИнУ неловко заерзал на полу, вновь тревожа колени. Полоснуло болью: пот и без того начал ощутимо щипать порезы, а уж когда ему пришлось переступить, чтобы немного повернуться, он едва не вскрикнул. А затем, напрягая мышцы, чтобы не упасть, ИнУ начал наклоняться вперед до тех пор, пока под щекой не оказался пол.       — Ты прекрасен, — неподдельно восхитился ДонСик, и ИнУ незаметно поморщился.       Представлять себя со стороны не хотелось, но он и без этого прекрасно понимал, как сейчас выглядит. На коленях, лицом в пол, со связанными за спиной руками и ошметками одежды, выпачканный кровью и весь в испарине…       Ягодицы обожгло холодом, когда, ощутимо надавливая острым концом ножа, ДонСик распорол остатки брюк и белья, опавших на пол. Он задышал чаще, чувствуя, как тело бросает то в жар, то в холод.       — Ты такой красивый, — восхищенно прошептал ДонСик, и холодное лезвие коснулось поясницы, пуская по коже волны мурашек, отчего крохотные волоски на теле разом приподнялись. ИнУ судорожно втянул воздух и зажмурился — ощущения от быстро нагревающегося металла моментально усилились.       Едва надавливая, кончик лезвия пополз вниз… Пока не замер в промежности. ИнУ, не смея шевельнуться, затаил дыхание, ожидая дальнейших действий своего кровавого идола. Инстинктивный, совершенно не контролируемый страх заставил забыть о том, что ДонСик не способен причинить ему настоящий вред.       — Тебе страшно? — шепот полоснул по нервам, и ИнУ непроизвольно вздрогнул.       — Да… — судорожно выдохнул он и еще сильнее зажмурился, внезапно ощутив движение за спиной, а в следующую секунду лезвие уже оказалось у внешнего уголка глаза.       — Это хорошо, — низкий голос заставлял нервы вибрировать то ли в предвкушении удовольствия, то ли в преддверии боли. — Но ничего еще не окончено.       ИнУ ясно понимал это, как и то, что ДонСик не будет его жалеть…       И точно. Звякнул нож, упав на пол, твердая рука опустилась на поясницу, заставляя прогнуться, а внутрь, безжалостно раздвигая стенки, ввинтились сразу два пальца. Он зашипел и непроизвольно сжался, пережидая болезненную вспышку, почти неслышно простонав сквозь зубы.       — Терпи. Ты заслужил.       О, он прекрасно знал, насколько заслуженно его наказание… Но это ни капли ни умаляло мучительных ощущений.       — Расслабься, иначе будет больно…       Он послушно начал делать медленные вдохи и выдохи, расслабляя взбудораженное обилием впечатлений тело.       — Умничка, мой хороший, — теплая ладонь прошлась по спине, между лопатками, — какой же ты молодец, — от искренней похвалы в голосе ДонСика ИнУ прошило удовольствием, и он сухо сглотнул. — Вот так…       Сделав еще несколько движений, ДонСик вынул пальцы. ИнУ задохнулся, когда внутрь безжалостно вторгся обжигающе горячий член. Он зашипел от боли, но усилием воли заставил себя застыть. Мышцы дрожали от напряжения, но он старательно выравнивал дыхание, заставляя себя расслабиться, чтобы ДонСику было легче войти. И чтобы не навредить себе. Конечно, утром они занимались любовью, но утро было давно, а растяжка — недостаточно долгой…       ДонСик замер, дав ему всего лишь несколько мгновений, чтобы привыкнуть, а после одним длинным движением вошел до конца и сразу начал двигаться, постепенно наращивая темп.       — Больно? — срывающимся голосом спросил ДонСик.       — Да, — прошипел ИнУ и стиснул зубы, чтобы позорно не застонать. Он выдержит.       В ответ раздалось удовлетворенное хмыканье. Все верно, так и должно быть.       И в первые мгновения он действительно мог лишь жмуриться и всхлипывать от боли, но уже скоро тело начало привыкать. Он был счастлив, что может доставить ДонСику удовольствие, наслаждался короткими гортанными стонами и неровным громким дыханием. Собственные ощущения сейчас не значили ровным счетом ничего. А спустя некоторое время, когда ДонСик чуть сдвинулся, меняя положение, то с каждым движением стал задевать комок нервов, и горячие искры наслаждения только оттеняли уходящую на второй план боль.       ДонСик внезапно остановился и потянул за веревку, которой были связаны руки, заставляя ИнУ приподняться и прогнуться в спине. Второй рукой он обхватил его поперек груди и аккуратно сжал пальцами горло. ИнУ сглотнул, неподвижно замерев в объятиях своего божества — такой покорный и ждущий. Он ненавидел эту часть себя и одновременно обожал, когда ДонСик заставлял его становиться таким…       — Ты мой! — выдохнул ДонСик. — Слышишь, ИнУ? — он почти рычал.       — Да, — с готовностью согласился он. — Твой. Только твой…       — Никогда, — толчок вышел особенно сильным, а головка так прицельно ударила по простате, что ИнУ вскрикнул от яркой вспышки удовольствия, а тело содрогнулось в крепких объятиях. — Никогда! — еще толчок, вышибающий остатки воздуха. — Никогда… Не… смей… — перед глазами стремительно темнело, — убивать… Без… Моего… Ведома!       ИнУ окончательно поплыл в его руках, а потом ДонСик придвинулся ближе и прекратил сдерживаться. Пошлые шлепки наполнили кухню; перестало хватать дыхания, и ИнУ хватал пересохшими губами ставший обжигающим воздух, закатывал глаза, пытаясь удержаться в сознании, но ощущений было слишком много: вверх по позвоночнику поднималась горячая волна, боль в коленях, в груди — от нехватки воздуха — и в натертом анусе не могла перебить накатывающее удовольствие, тугой пружиной сжимающееся внутри и…       — Кончай! — выдохнул ему на ухо ДонСик, и ИнУ не сумел воспротивиться приказу своего совершенства.       По нервам полоснуло огнем, глаза закатились, а сердце, кажется, пробило грудную клетку. Возникло ощущение, что всего его — мозг, тело и душу — перезагрузили. ИнУ задушенно простонал, чувствуя теплые пальцы, ласково поглаживающие его по шее и груди, и плавно отключился.

***

      Очнулся он на постели. Тело было абсолютно расслабленным и таким легким, что казалось, еще чуть-чуть — и можно взлететь. Он потянулся, застонав от не слишком приятных ощущений, приподнял простыню и убедился, что все его царапины тщательно обработаны, вздохнул… повернул голову и наткнулся на загадочно мерцающий взгляд ДонСика. Муж протянул руку и зарылся в его волосы, нежно помассировал кожу голову и тихо спросил:       — Как ты?       — На удивление неплохо, — вернул улыбку ИнУ и наклонился поцеловать, но ДонСик остановил его, положив палец на губы.       — Надеюсь, ты усвоил урок? — вкрадчивый тон не предполагал возможности не ответить, поэтому ИнУ поспешно кивнул. — Ты понимаешь, что сегодня я был мягок?       И это было правдой. Он просто напомнил ИнУ о важном, не более того. В итоге все свелось к обоюдному удовольствию.       — Лишь потому, — продолжал ДонСик, — что ты защитил нас. Буквально вынужден был сделать это. Но… в следующий раз, ИнУ, — он вздохнул и так посмотрел на него, что ИнУ чуть не отшатнулся, — если ты снова примешь подобное решение самостоятельно, если снова пойдешь против моей воли, то пожалеешь. Ясно?       — Да, — кивнул ИнУ, и ДонСик улыбнулся. Переключение с одержимого ДонСика на влюбленного ДонСика произошло мгновенно, как, впрочем, и всегда. ИнУ вздохнул от облегчения и, отзеркалив улыбку, снова потянулся за поцелуем, но ДонСик опять отодвинулся. — Ну что еще?       — Я правда надеюсь, этого урока хватит, чтобы ты больше не срывался… — жалобно произнес он. — Я не хочу мучить тебя. Я слишком тебя люблю, — признался он.       ИнУ все-таки навалился сверху, затыкая его самым приятным образом.       — Даже если однажды я снова сорвусь, у меня есть ты. Ты позаботишься обо мне… Ведь так? — и он прямо взглянул на ДонСика.       Тот ответил таким же прямым взглядом, облизнул припухшие от поцелуя губы и кивнул:       — А как же иначе? Помнишь, как в клятве? Вместе навсегда, в болезни в здравии…       — …пока смерть не разлучит нас.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.