холод

      Звонких песен не слышно и кубки пусты в этот Мэритангирит. Лишь лунный свет — холодный и по-прежнему далекий освещает застывшее в одиноком безмолвии Лихолесье. Ворота закрыты, отделив королевство от внешнего изуродованного войной мира. Тауриэль касается их рукой, ощущая сплетение шершавых ветвей и с отстраненностью осознает — это правильно. Они выиграли войну, но каждый все равно проиграл. Существующую же им не выиграть. Она не знает, почему вернулась. В тиши холодных ночей, когда сон не шёл к ней, глядя сухими глазами в потолок, Тауриэль пыталась понять, но истина была скрыта предрассветным туманом от глаз. Словно оберегая от правды и воспоминаний о взгляде глаз, что синее, чем воды лесного озера и холоднее, чем сама зима. Где-то на периферии создания, отзвуком чужого голоса надтреснуто-хриплого звучит, разливается эхом лишь одна только фраза:       «Тебе пора возвращаться домой.» Она голову склоняет покорно, не смахивая слез, что струятся по её щекам, заставляя лишь сильнее жечь ссадины, чтобы боль физическая вытяснила боль душевную и принимает протяную руку Короля как свое единственное спасение. — Я хочу похоронить его. — Конечно. Кили погребён в Одинокой горе, о которой он грезил с самого детства и где обрел вечность. Она же за тысячу миль от него, в туманном и безмолвном Королевстве, что приняло её умершую рядом с ним там, в заснеженно-равнодушных горах.       «Если это любовь… То ты смогла бы умереть за нее?»

***

      У неё под кожей зияющей, жгучей необходимостью потребность понять, как он, Владыка Лихолесья, король Трандуил имеет в себе силы жить дальше. После всего. После потерь тех, ради кого он жил. Она знает, что он их любил, только вот это чувство у него было своё. Непонятное для остальных. Как жить зная, что впереди сковавшая их цепями вечность? Трандуил по-прежнему холоден, величественен и отстранен, лишь глаза кажется будто бы подернулись коркой коркой льда. Он отдает приказы не терпящим возражения тоном, в котором лишь одна мертвенная горечь. Она исполняет их молчаливо, лишь склонив голову в подобии поклона, чтобы не встретиться взглядами. Не показать свою слабость. Которая вот она, на поверхности, полынью горькой в её глазах отражается. Тауриэль разворачивается и ощущает, как взгляд льдисто-голубых глаз прошивает её тело насквозь, подобно стреле. Она пытается не дрогнуть, выдохнуть сбито и распрямить плечи до вышколенной ровности командира стражи. Кажется поздно.

***

      В эту ночь ей не спится. В эту ночь холодную, лунную, грудь словно сдавило могильной плитой. Не сделать и вздоха. Прошёл ровно год с гибели Кили, но для неё это словно бы было вчера. Вечная жизнь перестала быть для неё благом, пав на плечи тяжелым грузом горьких, раздробленных воспоминаний. Тауриэль стискивает в руках рунный камень, дрожащими пальцами поверхность оглаживая.       «Все что осталось.» Её любовь собственная отравляет и душит, опутывая стеблями отчаяния. Ведь мертвого любить невозможно. Тонкий слух улавливает знакомые легкие шаги. Она лишь успевает спрятать рунный камень в карман и тут же натыкается на цепкий, пристально изучающий её взгляд Владыки Лихолесья. Вокруг становится душно. В воздухе разливается запах лилий. Яркий и пронзительный, он заполняет с собой все вокруг, осаживаясь пеплом на лёгких. Ведь у того, кто принёс его внутри кровоточащее ничего. — Я вижу, что нарушил твое уединение, Тауриэль. — от вкрадчивого голоса у неё по спине ползут мурашки. — Прошу простить. — Не вам просить прощения, Владыка Трандуил. Я все равно собиралась уходить, ночью становится слишком холодно, ведь близится зима. — Зима… — тянет он в ответ на распев, оказываясь перед ней столь близко, отрезая всячески путь к отступлению. Столь близко, что она видит как переливаются в лунном свете серебристые нити его королевского одеяния. — Это прекрасное время года. Самое правильное. То самое, когда характер буйной природы затихает, словно бы смирившись, перед гнетом обрушившихся обстоятельств. Все устроено мудро. Тауриэль молчит, чувствуя, словно бы попала в заранее заготовленные силки. Кровь ревом стучит в ушах. Внутри разливается прогорклый страх. Не выбраться. — Ты сгораешь, Тауриэль. — его голос тих и задумчив. Он близко. Так запредельно, до дрожи неправильно и одновременно нужно. — Скоро от тебя останется лишь оболочка, а ты знаешь каков наш удел. Вечность. И как ты хочешь её провести? В пустоте и горечи, тоскуя по прошлому, что уже заволокло туманом времени или же здесь, в настоящем, помня, но отпустив, даруя его душе свободу? Она ощущает прикосновение к своей щеке, легкое, словно порыв ветра. Тауриэль поднимает глаза, встречаясь с Трандуилом взглядом. Сердце, глупое сердце бездумно срывается в бездну.       Он уходит, оставляя ее окутанную запахом лилий. Время начинает отсчет вновь.