Часть 1
11 января 2021 г. в 02:41
Акааши всегда думал, что он был хорошим ребёнком. Тихим, послушным, ответственным, получал одни из самых лучших результатов в классе, занимался волейболом, проходил с командой на национальные. Он был очень удобным. Он мог бы быть настоящим поводом для гордости родителей. И он никак не понимал, за что ему доставалось всё это, вместо обычной любящей семьи.
Обычно парень после тренировки шёл домой вместе с Конохой и Бокуто-саном, так как им всем было по пути, но сегодня капитан по каким-то причинам задерживался в школе после занятий в клубе, и, получив от него сообщение, что ждать его не стоит, он ушёл вдвоём с третьегодкой. Распрощавшись с сокомандником недалеко от дома Конохи, он повернул направо, втыкая в уши старые наушники, намереваясь послушать что-нибудь спокойное, пока не спеша шёл до своего района, окидывая взглядом давно знакомые окрестности. Он бы хотел прогуляться подольше, может быть, даже зайти ненадолго в близлежащий парк, но был конец октября, и уже начинало холодать, так что парень прибавил шагу, и уже через пятнадцать минут вместо привычных двадцати пяти зашёл на порог небольшого тёмного дома.
Сняв с себя шарф и лёгкую куртку, он уже собирался направиться в свою комнату, не заходя в полутёмную гостиную, окна которой были вечно завешаны шторами, и единственным освещением которой был вечно орущий телевизор. Но как только он ступил на лестницу, чтобы подняться на второй этаж, её ступень предательски громко заскрипела, оглашая на весь дом о присутствии Кейджи. В гостиной послышалось какое-то копошение, а Акааши мысленно коротко выругался, поняв, что скорее всего разбудил кого-то из родителей, если не обоих сразу. И, впрочем, оказался прав.
— Кейджи! — прозвучал из гостиной прокуренный, нетрезвый голос матери, старающейся сделать его выше, приторно-сладким. — Подойди сюда, сынок! Мы хотим пообщаться!
— Хорошо, уже иду, — спокойно ответил парень, спускаясь со злосчастной ступени. Родители сегодня были слишком добрыми. Непривычно. Что-то определённо было не так, и это пугало даже больше, если бы они как всегда устроили пьяную драку, разнимать которую пришлось бы Кейджи, и в ходе которой он получил бы кулаком в плечо от отца как в прошлый раз или ногтями по лбу от матери как в позапрошлый. — Добрый вечер, мама, папа, — поздоровался он, заходя в гостиную и окидывая взглядом представляющуюся там картину. Отец, как всегда, развалился на своём продавленном за десятилетия пользования кресле, на правом подлокотнике которого стояла грязная пепельница, наполовину забитая окурками и пеплом. На диване, который стоял в центре комнаты, лежала мама, уткнувшись лицом в подушку, на которой расплылось пятно неизвестного происхождения, но это, казалось, её совсем не тревожило. Декорациями этого действа служили вечно валяющиеся на полу бутылки из-под спиртного и мигающий экран телевизора, окрашивающий комнату то в один цвет, то в другой. Сегодня обошлось без спящих на полу приятелей родителей, и на том спасибо.
— У нас есть к тебе очень серьёзный разговор, Кейджи, — начал отец своим булькающим пропитым голосом, стараясь сфокусировать свой взгляд на лице сына. — Понимаешь, нам с мамой кажется, что ты уже достаточно взрослый, чтобы жить один, тебе ведь уже целых двадцать, верно? — спросил он, противненько улыбаясь и пытаясь тяжело встать, держась при этом одной рукой за кресло.
— Мне семнадцать, пап, — выдал Акааши максимально спокойным для данной ситуации голосом с почти не дрогнувшими мышцами лица. Но хотя эта новость была для него словно удар под дых, этого рано или поздно следовало ожидать. Его и раньше выгоняли из дома, но на недолгий срок, и обычно со словами: «Сынок, понимаешь, к нам сегодня вечером приедут приятели, так что поживи у кого-нибудь из друзей пару-тройку дней», как бы намекая на то, что если он сейчас сам не уберётся и начнёт пытаться перечить, его вышвырнут отсюда к херам собачьим. И тогда он обычно покупал билет на поезд в пригород и уезжал к тётке со стороны мамы, которая, хоть и явно не была рада его видеть, никогда не прогоняла, как бы жалея. А ещё бывало, когда отец или в пьяном угаре, или когда заканчивались деньги на алкоголь, и он становился слишком злым из-за этого, просто выкидывал его из дома без каких-либо объяснений, кидая в него сумку с вещами. Как повезёт.
— Всё равно, в твои годы мы уже жили самостоятельно, так что и тебе пора, — проговаривал он, медленно подходя к Кейджи и кладя свою огромную руку ему на плечо. Честно говоря, школьнику было всё равно, что там происходило у его родителей в их семнадцать, он просто хотел как можно быстрее закончить школу, а потом, по мере возможностей, как можно быстрее съехать от родителей. Но, видимо, этому было суждено сбыться немного раньше. В голове он уже прикинул, что последний поезд до тётки ушёл примерно полчаса назад, а внезапно напроситься к друзьям без приглашения, ему не позволила бы его бескрайняя вежливость, так что, если он не хочет заночевать сегодня с местными бомжами, нужно было любыми силами заставить оставить его ещё хотя бы на ночь.
— Это не может подождать до завтра? Сегодня уже так поздно, и… — начал было Кейджи убалтывать отца, и, кажется, это даже почти начало работать.
— Нет, Кейджи, завтра утром к нам хотела зайти Танигава-сан! И ещё мы хотели прописать её у себя, а вчетвером нам здесь будет тесно! — вмешалась в их с отцом диалог мать, прикрикивая своим хрипящим голосом, от прежней живости которого осталась только раздражающая визгливость. «Ах, вот в чём дело», — щёлкает у брюнета в голове. — И не смей спорить с отцом! Тебе пора стать самостоятельней! — на этих словах Кейджи чуть было не истерически усмехнулся. Он столько раз укладывал пьяных родителей спать, а в особо тяжёлых случаях иногда и отмывал их от масс неизвестного происхождения, в которых они приходили домой. Кому из них надо было стать самостоятельнее?
— Ну так что, Кейджи, ты согласен? Или тебе надо объяснить доходчивее? — наконец-то чётко смотря парню прямо в глаза, проговорил отец, угрожающе сжимая левый кулак на воротнике его рубашки.
— Я всё понял, — закончил разговор Кейджи, уходя в свою комнату, чтобы собрать вещи. Перспектива спать на скамейке парка совсем не нравилась Акааши, но, похоже, была сейчас единственным возможным вариантом.
Через сорок минут Акааши уже направлялся к парку, мимо которого обычно проходил по дороге домой. Там всё время горели фонари, и было не так далеко до ближайшего круглосуточного магазина, так что этот парк представлялся неплохим вариантом. Акааши присел на самую близкую ко входу лавочку и решил, что на ней он скорее всего и заночует. С собой у него была только одна сумка с одеждой и документами, школьный рюкзак с книгами и абсолютно никаких представлений, как и на что он собирается жить дальше. Конечно, он может поехать к тётке, но только на первое время, так как если он будет ошиваться у неё слишком часто, она очень скоро его выгонит. Особенно если учитывать то, что в прошлый раз она сказала ему, что на порог его больше не пустит, но если хочет, он может спать с курами. У неё родился ребёнок, а из-за родителей Кейджи она считала и его заразным. Да и если оставаться у тёти, ему нужно будет тратить на дорогу только в один конец около 4-5 часов, также у него нет денег, чтобы покупать билеты каждый день. Но он может попросить у неё одолжить денег для того, чтобы снять на первое время в хостеле комнату, но не факт, что она согласится. А ещё ему надо найти работу, но…
— ОООООО! АКААШИ, ЭТО ТЫ ТАМ? — внезапно раздался крик позади второгодки. «О боже, нет. Только не это. Бокуто-сан, пожалуйста, просто не узнайте меня и пройдите мимо», — это всё, о чём успел подумать Акааши перед тем, как к нему вихрем подлетел Бокуто. Он не хотел, чтобы его сейчас кто-то видел в таком ужасном состоянии, когда он был абсолютно подавлен и сбит с толку (а особенно это касалось человека, в которого он был влюблён). Сколько он себя помнит, у него всегда был план на любую ситуацию в его жизни, но сейчас он будто только что прыгнул в пропасть без какой-либо страховки, преданный всем этим миром.
— Здравствуйте, Бокуто-сан, — всё-таки вежливо отвечает Акааши, решая, что хотя бы поздороваться с семпаем точно стоит.
— Хей, хей! Что ты делаешь здесь в такое время? — спросил Бокуто, падая рядом с Акааши и расставляя локти на спинке лавочки.
— Вышел прогуляться перед сном. А вы, Бокуто-сан? — ответил Акааши, стараясь перевести внимание с себя.
— А! Меня задержал тренер, чтобы обсудить… — начал капитан очень красочно и громко описывать, что происходило сегодня вечером в школе. Что было хорошим шансом для Акааши немного задуматься о его положении вещей на данный момент и снова перебрать все возможные варианты. — Ты слушаешь меня, Акааши?
— А? Да, Бокуто-сан, продолжайте, — и обычно он правда внимательно слушал Бокуто, подмечая любые детали, даже если он говорил о чём-то обыденном или даже просто дурачился. Но сегодня ему правда надо было обдумать многое. Он не мог перестать тонуть в своих мыслях.
— Нет, я вижу, что это не так, — сказал Бокуто, мотая головой и пытаясь посмотреть в лицо приятелю, но случайно натыкаясь взглядом на сумку, стоящую на самом краю скамьи, упрятанную за спиной связующего. — И ты вышел погулять со спортивной сумкой и рюкзаком? Что случилось, Акааши? Ты можешь рассказать мне! Разве ты мне не доверяешь?!
И вот тут Акааши окончательно потонул в потоке своих мыслей. С одной стороны, если рассказать всё Бокуто, то он, будучи очень отзывчивым парнем, скорее всего, предложит свою помощь, и тогда шансы Акааши ночевать на лавочке стремительно сокращаются. А также он знает Бокуто довольно давно, так что вполне доверяет ему. Но зная болтливость Бокуто и его неумение держать язык за зубами, а также великое множество его знакомых, может ли Кейджи быть уверен, что то, что он ему расскажет, останется только между ними двумя? Он не хотел становиться кем-то вроде местной знаменитости с дурной славой или типа того. Это всё слишком сложно.
— Акааши? Всё в порядке? — вклинивается Бокуто во внутренний монолог Кейджи. «Ладно, всё не так плохо, — думает он. — Игра не стоит свеч».
— Да, Бокуто-сан, всё в порядке, не волнуйтесь слишком сильно, — Акааши садится полубоком к Бокуто, чтобы он смог видеть его лицо, и чтобы его речь казалась более убедительной. — Разве вас не ждут дома?
— Ждут, конечно! Но я никуда не пойду, пока ты не объяснишь, в чём дело! — вскрикивает Бокуто и полностью разворачивается корпусом к Акааши, чуть ли не садясь по-турецки прямо на скамейке и в ботинках.
«О боже, — думает Акааши, садясь практически так же, — кажется, я заработаю новую головную боль». Но, зная настойчивость Бокуто, и что он теперь от него в жизни не отвяжется, решает кратко посвятить его в курс дела.
— Ну, если быть очень кратким, то меня выгнали из дома, — вполне спокойно начинает Акааши, смотря больше в плечо Бокуто, чем в лицо, и начиная теребить пальцами.
— Что?! Тебя?! Но ты же такой хороший, Акааши! Ну, я в смысле!.. — едва дожидается Бокуто, пока Акааши договорит первое предложение.
— Бокуто-сан, сначала успокойтесь и продумайте, что сказать, а потом говорите, — подсказывает ему связующий.
— Ну, я просто к тому, что не ожидал этого. Просто ты такой идеальный, не могу представить, что тебя можно не любить и прогнать.
— Спасибо, Бокуто-сан? — отвечает Акааши после нескольких секунд молчания. Это явно не то, что он ожидал услышать, так что он правда растерялся ненадолго. На какой-то момент они замолкают, и становится очень тихо. На улицах уже никого нет, все нормальные люди готовятся идти спать. Акааши поднимает голову и смотрит на Бокуто, рассматривающего тёмное звёздное небо, немного скрытое тягучими облаками. И, кажется, он никогда не видел ничего прекраснее. Двухцветные волосы были растрёпаны осенним ветром и откинуты назад, а в глазах решили поселиться, похоже, все звёзды этого неба, переливаясь на золотистых радужках.
— Акааши, а за что тебя так? — внезапно разрывает тишину доигровщик.
— А это важно, Бокуто-сан?
— Эм… Наверное, нет, — наконец отрывается от созерцания неба Бокуто. — В любом случае, не хочешь переночевать у меня?
— Вы уверены, Бокуто-сан? Ваши родители не будут против? — смотрит Акааши ему в глаза. И Бокуто кажется, что он никогда не видел глаз красивее. Практически чёрные, с зеленоватым отливом, они выглядят так, словно в них собрались все галактики этого мира. И Котаро навсегда потерян.
— О, чёрт, кажется, я окончательно влюбился, — на выдохе, чуть хрипло, тихо, не похоже на самого себя, почти шепчет Бокуто, не вполне осознавая, что вообще только что сказал.
— Что? — удивлённо вскидывает брови Акааши, наблюдая за внутренней паникой третьегодки. Хотя, уже не совсем внутренней.
— Ничего!!! — орёт Бокуто, спрыгивая с лавочки и отворачиваясь так, чтобы кохай не мог увидеть его лица. — Папа в командировке, мама уже, скорее всего, спит, а сёстры учатся в университетах и живут в общежитиях, так что не волнуйся! — с ощутимой дрожью в голосе отвечает Бокуто, так и не поворачиваясь к Акааши лицом.
— Тогда пойдёмте? — предлагает Акааши, поднимаясь со скамейки вслед за Бокуто и беззвучно посмеиваясь, чего абсолютно не замечает доигровщик.
— Да! Акааши, давай сумку! У тебя ведь ещё рюкзак, тяжело наверное?! — Бокуто легко выдаёт своё смущение тем, что начинает кричать ещё больше обычного. А его лицо так и горит красным. И брюнет еле сдерживает лёгкую улыбку, потому что это всё выглядит таким… милым? Акааши не знает.
— Спасибо, Бокуто-сан.
Практически всю дорогу они разговаривают о чём-то отвлечённом и простом, так что Бокуто почти возвращается в своё обычное состояние, а его лицо красное больше от мороза, чем от остаточного смущения. Если бы не звонок Куроо.
— Акааши, ничего, если я отвечу? — расплывается доигровщик в улыбке, спрашивая разрешения у связующего.
— Конечно, Бокуто-сан, — служит ему ответом умиротворённый голос Кейджи.
— Привет, бро, ну как ты? Дошёл уже? Может, во что-нибудь по сети зарубимся? Я даже Кенму затяну, — слышится из трубки громкий голос капитана Некомы. Может, он и говорил не так громко, но у Бокуто громкость вызова всегда выкручена на максимум, так что любой желающий всегда мог легко подслушать его разговоры.
— Привет! Прости, бро, я думаю, сегодня не получится, прости. Давай в следующий раз?
— О, вот блин, а я уже настроился, — отвечает Куроо, в шутку похныкивая. — А что?
— Эээ… — тянет время Бокуто, переводя взгляд на Акааши, как бы спрашивая, а можно ли сказать бро о ночёвке, и, получив в ответ лёгкий кивок головы, начинает членораздельную речь. — Акааши сегодня переночует у меня.
— ООООО!!! — слышатся крики, хотя скорее вопли, из трубки. А Бокуто зажимает телефон между щекой и плечом, чтобы переложить сумку из одной руки в другую и погреть отмёрзшую в кармане. И, кажется, случайно включает громкую связь. — НУ УДАЧИ, БРО! РАССКАЖЕШЬ ПОТОМ, ЧТО КАК! — а ещё он пугается слишком громкого голоса Куроо и роняет телефон на асфальт, но тот, как на зло, не замолкает и продолжает орать на всю улицу. — ВЫ ГЛАВНОЕ КРОВАТЬ НЕ СЛОМАЙТЕ! А ТО БУДЕТ КАК В ТОТ РАЗ, КОГДА МЫ ПРОВЕРЯЛИ, СМОЖЕМ ЛИ СДЕЛАТЬ САЛЬТО С ПОЛА НА ТВОЮ КРОВАТЬ! И ПОМНИ О ЗАЩИТЕ, БРО! ЭТО САМОЕ ГЛАВНОЕ! — Бокуто не уверен, но кажется он только что прочувствовал на себе весь смысл фразы «сгореть от стыда». И пока он пытается разблокировать телефон и вырубить динамик или хотя бы сбросить вызов (что у него, кстати, не выходит, так как пальцы постоянно путаются и не попадают по клавишам), а также в панике крича Куроо заткнуться, он успевает умереть внутри несколько раз, представить свои похороны, то, как будут плакать его сёстры и мать, а отец в последний раз пожмёт его плечи, только Котаро уже будет лежать в гробу из-за своей косячности.
— Бокуто-сан, давайте я, — подходит Акааши и забирает из дрожащих рук капитана его телефон, голос в котором полностью затихает, как только становится слышен голос второгодки. Через несколько секунд он уже под диктовку пароля Бокуто разблокирывает телефон, отключает громкую связь и подносит к уху.
— Можете не волноваться, Куроо-сан, мы не забудем, — проговаривает он абсолютно ровным голосом, по которому нельзя было сказать, что он раздражён, а потом под истошный ржач Куроо и, о боже,Кенмы (он никогда бы не подумал, что этот парень может так смеяться) из динамиков сбрасывает вызов и отдаёт телефон доигровщику. А Бокуто уже мысленно со всеми попрощался и, как только получает телефон обратно, складывается в три погибели, садится на корточки и прячет за спортивной сумкой своё лицо. Если бы он сейчас был дома, он бы просто забился под свой письменный стол и не выходил оттуда ближайшие лет сто. А Акааши пытается составить алгоритм действий, как можно было бы вернуть Бокуто в чувства, но чёрт, у него нет ни одной адекватной мысли, и это на какое-то время даже вводит его в ужас.
— Ты меня теперь ненавидишь, Акааши? — разносится жалобный голос Бокуто, приглушённый сумкой. И он выглядит настолько расстроенным, отчаявшимся и совершенно потерявшим надежду на что-либо, что единственное, что хочется сделать Акааши — это присесть перед Бокуто, обнять его и гладить по волосам до тех пор, пока он окончательно не придёт в себя. Но пока что Акааши не чувствует в себе достаточно уверенности для этого, поэтому просто поддерживает диалог.
— Нет, конечно. С чего бы, Бокуто-сан? — спрашивает он, всё-таки подходя ближе и присаживаясь перед Бокуто, чтобы быть с ним на одном уровне.
— Ну, — Бокуто немного отрывает лицо от сумки так, что теперь видно его лоб, но не больше. — Ты мне нравишься, Акааши, но…
— Но? — Акааши правда борется с желанием провести рукой по волосам Котаро, зарыться в них пальцами и гладить, пытаясь хотя бы немного облегчить состояние доигровщика.
— Но я парень, и ты парень, понимаешь?
— И это вас волнует, Бокуто-сан?
— Не то чтобы, — Бокуто открывает ещё немного лица, так что Акааши может видеть его густые брови и подрагивающие ресницы. — Я даже говорил об этом с семьёй. Меня приняли.
— Тогда в чём проблема, Бокуто-сан? — ладно, сдерживаться больше нет ни сил, ни смысла, так что Акааши запускает свои пальцы в волосы Котаро, разделяя их на прядки и проводя рукой до затылка, к началу роста волос, чтобы начать легко массировать кожу головы доигровщика. — Неужели вы никогда не думали, что тоже можете мне нравиться?
О боже… Все мучения Акааши стоили этого момента. Как только его рука оказывается в волосах Бокуто, Котаро вскидывает голову так, что можно было увидеть всё его вытянутое от удивления лицо. В желтоватых глазах можно легко прочитать искреннее непонимание ситуации, рот немного приоткрыт, а на побледневшем лице начал разливаться румянец, заставляя его гореть. Акааши не знает, можно ли влюбиться в одного и того же человека ещё раз, но, кажется, он только что это сделал.
— Я уже давно догадался, но ждал, пока вы сами скажете, — рука Акааши перебралась на скулу аса Фукуродани, оглаживая его щёку. — Вы думаете, так сложно не заметить все эти ваши взгляды на тренировках и в раздевалке? Или хотя бы взять тот случай, когда вы полчаса отчитывали бедного Ватару за то, что он попал в меня с подачи, когда я уже собирался уходить из зала. Или то, что вы каждый обеденный перерыв врываетесь в мой класс, хотя мы учимся на разных этажах. Всё было очевидно, Бокуто-сан.
— Акааши! — вскричал Бокуто, не веря во всё происходящее, набрасываясь на Кейджи и зажимая его в объятиях так, что какое-то время он не мог даже дышать. Но это было приятно. Акааши не мог понять, как он вообще мог оказаться в этой ситуации, но прямо сейчас он стоял на коленях посреди улицы с Бокуто Котаро, который слишком крепко обхватывал его плечи, сжимая их, а ещё своей левой щекой вжимался в его правую так, что она начинала болеть. И в это же время сам Кейджи сжимал до боли в руках спину Бокуто. Сумка с его одеждой была откинута, телефон Котаро выпал из кармана и валялся где-то недалеко, отключившийся и разбитый. И он бы не удивился, если кто-нибудь из живущих на этой улице людей наблюдал сейчас за ними или даже снимал. Но, кажется, впервые за свою жизнь Акааши Кейджи был полностью, по-настоящему счастлив.
Как и говорил Котаро, его мать уже давно спала, довольствуясь сообщением от сына, гласящим, что он скоро будет дома, которое было отправлено около двух часов назад. Парни, держась за руки с того самого момента, как наконец встали с асфальта, полностью мокрые из-за начавшегося внезапно дождя, быстро прошмыгнули в комнату Котаро, закрывая за собой дверь.
— Акааши, я дам тебе одежду переодеться, — сказал Бокуто, открывая небольшой деревянный шкаф и доставая оттуда пижамные штаны и футболку, пока второгодка стягивал с себя быстро промокшую куртку, оставаясь в таком же мокром свитере. — Может, ещё полотенце принести? У тебя все волосы промокли, — заботливо спросил парень.
— Спасибо, Бокуто-сан, думаю, будет достаточно, если я просто переоденусь.
— О, ладно!
Пока они переодевались при неярком освещении настольной лампы, Бокуто не смог отказать себе в искушении пару раз скользнуть взглядом по телу Кейджи, так, просто из интереса. Но ему удалось увидеть то, чего он явно не ожидал. По правому боку связующего россыпью синеватых пятен расплывались синяки, а по плечу шла такая же россыпь, но уже желтовато-зелёная.
— Хей, Акааши! — вскрикнул Бокуто так, что Акааши пришлось шикнуть на него, чтобы он не разбудил свою мать, а заодно и соседей. — Прости. Разве это было у тебя, когда мы переодевались сегодня днём в раздевалке? — спросил он уже тише, кивая на синяки.
— А? О чём вы? — не понял сначала парень. Этот день был слишком насыщен событиями, так что его мозг уже начал потихоньку отключаться. А потом он проследил за взглядом Бокуто, уставившимся куда-то ему в рёбра. — А. Да, Бокуто-сан, но обычно я замазываю их тональным кремом. Видимо, стёрся из-за того, что одежда, в которой я был, намокла. Вы в порядке, Бокуто-сан? — спросил Акааши, разглядывая затихшего Бокуто, который на удивление быстро сложил все факты, понял, что к чему, и уже был ужасно зол на родителей Кейджи. Но он, к сожалению, не может повернуть время вспять и защитить брюнета от всего этого. Зато может притянуть его к себе за талию и невесомо зацеловать каждый синячок, шрам и царапинку на его коже.
— Акааши! — в очередной раз зовёт Бокуто пытающегося уснуть уже битый час Кейджи.
— Да?
— Мы же теперь встречаемся? — шепчет парень, зарываясь носом в волосы брюнета.
— Да, Бокуто-сан.
— Тогда зови меня теперь по имени.
— Хорошо, Котаро, только спи уже, пожалуйста, — почти мычит связующий, покрепче утыкаясь щекой в плечо доигровщика и приобнимая его за талию.
— Ладно!
— Акааши! А мне можно тебя по имени звать?
Примечания:
вы не представляете, как сильно я ржала, пока писала это. автор чуть не сдох. благодарность за помощь в работе Anastasya Germanovna
что-то сумбурное и непонятное, но мне очень понравилось это писать