Его первый раз

Сьюзен, да, точно, ее звали Сьюзен. Она училась на Хаффлпаффе, курсом младше него — младше них, — и была очень деловитой. И немного грубоватой — из-за излишней самоуверенности, понимал он теперь, но тогда это слегка пугало. Она первая подошла к нему в «Трех метлах». Был праздник — Рождество или День влюбленных, дата выпала из памяти, но снег за окном остался, как осталось и впечатление пухлости — у Сьюзен было круглое лицо в веснушках, и круглые губы, и кудрявые волосы, и из-за всего этого она представлялась пампушкой, мягкой и сдобной булочкой под форменной мантией. — Ты дружишь с Сириусом Блэком? — спросила она, садясь рядом. Питер подвинулся, чтобы ей было удобнее. — Да, — сказал он и кивнул, будто простого «да» было недостаточно. — Да, мы лучшие друзья. Ему нередко задавали этот вопрос, а потом с разной степенью настойчивости просили познакомить с «лучшим другом». Иногда Питер даже пересказывал Сириусу эти разговоры. Тот смеялся и никогда, ни единого раза, не выразил желания встретиться с поклонницей, даже если Питер, будто между прочим, упоминал, что девушка очень красива. Блэк хмыкал и говорил, что Питер может забирать ее себе, а он, так и быть, подарит им свою колдографию, чтобы было не так скучно в постели. Питер улыбался и думал, что сам пошел бы на такое свидание вслепую хоть раз — просто из интереса. Но Блэк, очевидно, считал иначе. Питер тогда ждал, что Сьюзен тоже заговорит о свидании с Сириусом, но та лишь ухмыльнулась и пересела к нему вплотную. Подвинуться Питер уже не мог — скамья кончилась, и он остался на месте, чувствуя, как горячеет бедро от близости девушки. — Ты пьешь имбирный чай? — спросила она деловито, заглянув в его чашку. — Ерунда. Давай закажем сливочного пива. Питер больше любил чай, но от пива не стал отказываться. Пожалуй, он уже догадывался, что Сьюзен окажется Не Такой, Как Все. — Потанцуем? — предложила она, когда пиво подошло к концу. К тому времени Питер знал имена ее лучших подруг, марку метлы и любимые школьные предметы. Сьюзен умудрялась пить, болтать, замечать входящих и выходящих, изучать Питера — и все это одновременно. Ее щеки чуть покраснели от выпитого, глаза заблестели, а носик вздернулся кверху. Сириус наверняка не стал бы с ней встречаться, но для Питера это было в самый раз. Может быть, даже немного больше, чем в самый раз. Он будто впервые слышал заезженную танцевальную мелодию. Минуя уши, она попадала прямо в мозг, отбивая ритм по стенкам черепа звонкими маракасами. Голова немного кружилась. Сьюзен прижалась к нему грудью — тогда-то Питер и заметил, что ее тело гораздо стройнее, чем обещает лицо, — и закинула руки на шею. Духи у нее были сладкие и, смешиваясь с запахом пива, рождали какой-то новый аромат — не неприятный, но и не притягивающий. Питер прижимал ладони к гибкой горячей талии, не рискуя опустить ниже. Затылком он чувствовал, что все кафе наблюдает за ними исподтишка, ждет, когда он допустит оплошность, чтобы с полным правом посмеяться. Но он твердо вознамерился не давать им такого шанса. Губы у Сьюзен были розовые и блестящие от того, что она все время их облизывала, нижняя слегка кривилась влево. Питер подумал, что внизу у нее все наверняка точно такое же — розовое, влажное, несимметричное. Он еще ни разу не был с девушкой, но журналы отца в дни каникул не лежали без дела. Питер таскал их по одному, надеясь, что никто не обратит внимания, подолгу листал, вглядывался, намеренно сдерживаясь, дожидаясь момента, когда не мог уже больше терпеть возбуждение, и только тогда позволяя себе сжать руку на члене и толкнуться в кулак. Обычно хватало двух-трех движений, чтобы все внутри скрутило сильным, жарким, мокрым удовольствием. Потом он быстро приводил себя в порядок и прятал журнал до следующего раза. Долгая «прелюдия» и опасность быть застуканным родителями делали наслаждение как будто краденым и от этого более острым. Он все-таки опустил ладонь ниже, на тот уровень, где было еще «прилично», но уже достаточно дерзко. Сьюзен сделала вид, что ничего не заметила. Питер сглотнул комок приторной от пива и леденцов слюны. Неужели она и в самом деле готова позволить?.. Неужели вот так оно и случается? После танцев он потянул ее на улицу — дышать свежим воздухом. Воздух был и впрямь свежим, сырым — сейчас Питер будто снова чувствовал его на языке. Потом губы Сьюзен перекрыли доступ прохладе. Ее рот действительно оказался влажным, жадным, засасывающим, как большая улитка. — Ты не умеешь целоваться, — сказала она, отлипнув от его губ. Именно так Питер и подумал — «отлипнув». — Это у тебя в первый раз, да? — Я умею. — Питера задело не столько ее предположение, сколько тон, которым оно было сделано — тон уверенной, всезнающей, опытной женщины. — Меня Сириус учил. Может быть, он подумал тогда, что имя Сириуса, как обычно, выручит его, поднимет его ценность в глазах Сьюзен? Или дело было в том, что одно упоминание Сириуса поддерживало в сложной ситуации, как костыли поддерживают хромого? Он понял, что именно сказал, только после того, как слова сорвались с губ. — Здорово, — сказала Сьюзен, ничуть не удивившись и не засмеявшись. — Я бы тоже хотела у него поучиться. А правда говорят, что вы все там… ну, между собой? — Думаешь, так я тебе и скажу? — засмеялся Питер. От предположения Сьюзен у него загорелись уши. Разумеется, ничего подобного между ними не происходило. И все-таки предположение ему польстило — Сьюзен не увидела ничего особенного в том, что им может интересоваться Сириус Блэк. — Но я могу кое-что показать… Вернемся в Хогвартс? В дорогу взяли еще пива — чтобы не скучно было возвращаться — и добрались до школы, хихикая и порой целуясь в мокром снегу, по которому подошвы скользили сильнее, чем по льду. Они не упали каким-то чудом и, держась друг за друга, ввалились в холл, даже не подумав, что могут нарваться на дежурных. Но им повезло — холл был пуст. — Куда пойдем? — спросила Сьюзен решительным тоном. — За мной. — Питер улыбнулся. Вообще-то ему просто скривило гримасой губы в ожидании того, чему теперь уже точно предстояло случиться, но он надеялся, что эта гримаса сойдет за улыбку. Интуиция не подвела Сьюзен — у него это действительно было впервые. В Выручай-комнате горел камин, было жарко, в огромных вазах вяли огромные красные розы. Коробки шоколада стояли повсюду. — Что это? — хихикнула Сьюзен. — Просто комната. — Питер не собирался рассказывать об их секретном месте. Сьюзен явно не была способна оценить его. Питер не знал, куда водили своих девушек Блэк и Поттер, но был уверен, что те точно так же не распространяются об особенностях Выручай-комнаты. Это была только их тайна, одна на четверых. Сьюзен сбросила мантию и деловито расстегнула мелкие пуговки на белой рубашке. — Ну давай же, скоро отбой. Питер думал, что это он разденет ее — в рассказах Блэка всегда происходило именно так, но вышло наоборот. Ловкие пальчики Сьюзен непостижимо быстро избавили обоих от одежды, и влажный рот снова склеил его губы, не давая толком вдохнуть. — Давай же, — повторила Сьюзен, потянув его на себя. Они неловко упали на кровать, она охнула и развела колени. Теперь Питер чувствовал под собой ее всю — горячую, худую, какую-то суетливую. Он ткнулся наугад куда-то вниз, между ее бедер, Сьюзен снова охнула. — Ну не туда же, — недовольно сказала она. — Дай помогу. — Замолчи. — У Питера шумело в голове — видно, пиво наконец почувствовало себя там, как дома. — Закрой свой рот, слышишь? Он сгреб в кулак ее кудряшки и испытал незнакомое прежде ощущение, когда ее рот и в самом деле закрылся, а глаза распахнулись в легком испуге. Больше Сьюзен ничего не говорила, но кулак Питер так и не разжал. Опираясь локтем в подушку, он другой рукой помог себе, и вскоре уже двигался в привычном ритме, сжимая тонкие пряди и глядя, как подергивается ее голова в такт толчкам. Глаза Сьюзен закрыла. Питер не возражал. Он не хотел, чтобы кто-то сейчас смотрел на него. Сьюзен была не такой понятливой, как рука, и времени ушло больше, но в конце концов у него все получилось. Он старался запомнить все — ощущение зажатых в руке волос, ее выгнутую шею, мокрую «киску». На самом деле там было не так уж и мокро, но Сириус всегда рассказывал, как девушки текут под ним, и Питер собирался рассказывать то же самое. В его версии она будет мокрой, будет хрипло стонать и вскидывать бедра ему навстречу, может быть даже, он кончит ей в рот… Он тонко застонал, кончая и не понимая, достаточно ли этого для Сьюзен, или он должен сделать что-то еще, как-то помочь ей достигнуть цели. Но Сьюзен под ним молчала, и он не решился уточнять. — Мне пора, — сказала она, полежав с закрытыми глазами минут пять, и тут же встала, пробормотала пару незнакомых Питеру заклинаний, направив палочку на себя, и стала одеваться, тщательно все разглаживая и расправляя. — Было неплохо. Я поспорила с девчонками, что пересплю со всей Четверкой. Не знаешь, с чем можно подкатить к вашему Люпину? Она действительно была не такой, как все. И, кажется, ее все-таки звали Сьюлин. Утром Питера разбудил дружный вой Мародеров. — Пи-и-ит! — громче всех вопил Блэк. — Ну, это случилось, да? Случилось? Питер сел на кровати, глупо улыбаясь. Вчера он так гордился собой, что готов был делиться новостью с каждым встречным. Сегодня, при свете дня и в сиянии улыбки Блэка — который наверняка забыл свой первый раз уже ко второму, — Сьюзен потускнела и полиняла, как половая тряпка. — Ничего особенного, — ответил он, стараясь, чтобы голос звучал солидно и равнодушно. — Хотя я бы не отказался повторить. — У-и-и-и-и! — снова завопил Сириус и стукнул его по голове подушкой. Это был лучший момент в триумфе Питера.

* * *

— Попробуй снова, Джей! У всех получилось! Даже у Пита получилось! Ну давай же! Питер и сейчас слышал этот голос — голос Блэка, уговаривающего Поттера не выделываться и попробовать еще раз. Это было впервые, когда Джеймс отстал от остальной компании. Он сидел на поваленной иве и молча бесился, пока Блэк убеждал его не сдаваться и поступить, как настоящий гриффиндорец. Питеру надоело слушать их однообразные пререкания. Он отошел от поляны, глубоко вдыхая лесной воздух. В травяной подстилке шуршало — мыши, может быть, или другие мелкие грызуны. Питер присел на корточки, надеясь рассмотреть лесных обитателей получше… — Родню нашел, Пит? — крикнул Блэк — он как-то успевал замечать и комментировать все вокруг. — Хвостатая родня, смотрите, у Пита новые родственники! Ремус улыбнулся — не столько дурацкой шутке, сколько не знающему границ задору Блэка. Питер тоже хихикнул — эйфория от успешного превращения сделала его временно невосприимчивым к блэковским подначкам. Впрочем, он никогда не умел толком обижаться на него. Даже по ночам, когда все дрыхли без задних ног, а Питер упрямо расковыривал занозы, вытаскивая из-под кожи насмешливые слова и снисходительные взгляды Сириуса, — даже тогда он не мог разозлиться по-настоящему, будто Блэк был в непрошибаемой броне, с которой соскальзывало любое недовольство. Питер знал, что слишком много думает о Блэке, но пока об этом никто не догадывался, можно было делать вид, что ничего такого не происходит. Он зашел еще глубже в чащу. Кончики пальцев покалывало, тело будто заново привыкало ощущать собственную человеческую натуру. Оно казалось слишком большим, неуклюжим, неприспособленным к лесу, колкой хвое, густому кустарнику. Питер присел на траву, закрыл глаза и сосредоточился. Не стоило бы делать это в одиночку — Ремус не раз повторил, что на первых порах перекидываться без контроля со стороны опасно. Но Питер не мог удержаться. Пока все получилось только у них с Сириусом, у двоих из всей компании. Может, у Поттера вообще ничего не выйдет, подумал он. Или, может, его анимагической формой будет какая-нибудь рыба, или бабочка, не умеющая летать в темноте. Тогда ночной лес будет принадлежать им с Сириусом. О Ремусе Питер не думал. Тот был не в счет — его болезнь не имела ничего общего с анимагией. Конечно, Питер хотел помочь ему, хотел, чтобы Ремус не чувствовал себя одиноким в полнолуния. Он старался думать только об этом, но черный пес с типично блэковской настойчивостью проникал в мысли. Питер вспомнил, как погладил его после первого превращения, запустил пальцы в густую шерсть. Блэк рыкнул, клацнул зубами, предупреждая насчет рук. Питер проникся и больше не лез, сидел смирно, слушая недовольное бурчание Поттера и время от времени нюхая ладони. От них пахло, как от Ремуса в полнолуния: шерстью, зверем, густо и душно. Питер принюхивался, запоминая новый запах Блэка, откладывая его в себе, как насекомое — личинки. Запах сохранился на коже до сих пор. Питер втянул его, заполнил Блэком легкие и шепотом выговорил длинное заклинание на латыни. Во второй раз это оказалось так же неожиданно, как и в первый: его мяли, будто тесто в умелых руках. Больно не было, только немного щекотно, когда кожа съеживалась и выпускала из себя жесткие волоски. Питер не заметил, как открыл глаза. Мир вырос, травы стали деревьями, а деревья — великанами. Десятки запахов кричали в уши на разные голоса: «Еда!», «Опасность!», «Узнай!», «Прячься!», «Беги!» Питер взобрался на трухлявый пень, только крысу и выдерживавший, и с восторгом нюхал лес, оглядывая его блестящими выкаченными глазами. Хруст веток заставил его юркнуть вниз, в траву, под ажурный лист папоротника. Большая тень склонилась над ним, длинный розовый язык свисал из пасти, капая слюной. Пес оживленно заскулил. Питер ничего не понял. Тогда пес плюхнулся на траву, подставляя бок. Питер взбежал по густой, спутанной шерсти на спину, надеясь, что правильно угадал желание Блэка. Пес взвизгнул и помчался сквозь чащу. Питер цеплялся когтями за шерсть и обещал себе убить Блэка при первом удобном случае. На поляне стоял олень. Впрочем, «стоял» было малоподходящим словом. Олень бил копытами, вскидывал зад, крутился на месте, словно щенок, ловящий собственный хвост. И все равно выглядел величественно и благородно. А вокруг оленьих глаз темнели круги — будто очки. — Смотри! — Блэк уже перекинулся обратно, на бегу, кубарем прокатившись по траве. Питер еле успел спрыгнуть с него.— Смотри, это Джей! Каков красавец, а?! — Он будто хвалился собственным успехом. Достижения Ремуса или Питера никогда не вызывали такого восторга. Питер кивнул, сглотнув горчившую слюну. Олень и впрямь был красивым. Очень красивым. Не то что крыса. Конечно, у крысы было много других достоинств — Питер мог бы перечислить десяток, не сходя с места. Но он пялился на оленя, на Блэка, трепавшего его холку, и знал, что все самоуговоры напрасны. Недолгое чувство сопричастности Блэку растаяло, как туман, и солнце безжалостно высвечивало реальную картину. Питер перекинулся обратно. На это не обратили внимания, и он на миг остро пожалел, что не может навсегда остаться мелким грызуном, с мелкими проблемами и острыми, как иголки, зубами.

* * *

На выпускном они держались вместе. Многие досужие сплетники утверждали, что сразу после Хогвартса четверка Мародеров распадется: школьная дружба хороша в школе. Питер ненавидел таких болтунов. Почему нельзя дружить и после? Пусть Джеймс женится на своей Эванс, разве это помешает их встречам, общению? Даже если Ремус не найдет работу в Англии и будет вынужден устраивать свою жизнь где-нибудь на материке, Питер и Сириус все равно будут поддерживать огонь их дружбы. Выражение про огонь дружбы Питер вычитал в какой-то старой книге, и оно ему очень понравилось. Ведь их дружба и вправду была горячей, а иногда даже обжигала. Питер потер предплечье. Там красовался малозаметный круглый шрам — след Лакарниум Инфламаре. Питер как-то сдуру попытался выжечь их инициалы, но хватило его только на первый — корявую «С». Он не хотел никому показывать, но Блэк заметил начинающий гноиться ожог и отволок его в Больничное крыло. Школьная целительница очистила ранку, наложила мазь и предупредила, что шрам свести не получится — слишком близко к вене. Питер был уверен, что та соврала — просто хотела, чтобы у него осталось воспоминание о совершенной глупости. Почему-то целительница тоже была уверена, что знает, как ему жить, лучше, чем он сам. Мать вечно поступала именно так: принимала решения за него. Она выбрала ему школу, палочка выбрала Питера в магазине, Шляпа определила ему факультет. И даже лучшие друзья были уверены, что Питер без них пропадет. Конечно, он был меньше и слабее всех, но это еще не означало, что он оранжерейное растение. Крысы были хищниками и довольно опасными хищниками. Питер вспомнил, как ржал Блэк, когда впервые услышал это от него. Он отпил еще немного шампанского. Ему не нравилось, как пузырьки вскипают на языке и потом отзываются резкой сладостью в носоглотке, но все вокруг пили, а он не хотел отставать. На выпускной он пришел с Берти Льюис, веснушчатой и громкоголосой, исчезнувшей сразу после официальной части. Берти, как и ему, требовался лишь формальный сопровождающий. Она была лесбиянкой, о чем знала вся школа, и последние два года безуспешно добивалась одной рейвенкловки. Берти была уверена, что на выпускном ей должно повезти, о чем оглушительным шепотом известила Питера перед тем, как оставить его в одиночестве. Джеймс не отходил от своей Лили, Сириуса взяли в кольцо гриффиндорки, он шутливо взывал о помощи и чувствовал себя распрекрасно. Питер поискал взглядом Ремуса, но, к его удивлению, тот оживленно беседовал с вечно страдавшей по Сириусу Марлин. Питер пожал плечами и принялся выбираться из смеющегося, танцующего и флиртующего зала. В холле было гораздо тише. Питер спустился по ступеням. Школьный двор под луной был знакомым до последней тени, осточертевшим и родным. Он надоел Питеру, как старая рубашка, которую уже нелепо носить, но ужасно жаль выбросить. Теперь все будет иначе: он будет просыпаться один, в доме родителей, а позже, наверное, в собственном, будет завтракать, где захочет, а не за длинным гриффиндорским столом, будет заниматься не уроками по расписанию, а чем пожелает, будет встречать самых разных людей, а не только однокурсников и преподавателей. И он больше не будет видеть Сириуса. Понимание этого пришло внезапно, напало из-за угла, как грабитель, и ударило под дых. Питер остановился. Он не будет видеть Блэка? Но ведь… как это? Они же Мародеры, они всегда вместе. За кустами пьяно смеялись. Питер сжал кулаки. Захотелось ударить кого-нибудь — все равно кого, разбить нос, сделать что-то неприглядное, выходящее за любые рамки. Питер еще ни разу толком не дрался — до Хогвартса у него было несколько стычек с мальчишками на улице, но дело закончилось лишь парой синяков. Питера не задирали — он был неинтересным. А в Хогвартсе он никогда не был один. Блэк вывалился из-за кустов неожиданно, на ходу застегивая рубашку. Мантию он где-то оставил и маячил в темноте по пояс белым, будто пугало на тыквенных грядах Хагрида. Он немного пошатывался — не то от вина, не то от собственной сногсшибательной популярности. — Привет! — сказал Питер, растягивая губы в улыбке. — Отличная вечеринка, правда? — Что? — переспросил Сириус. — А, да… действительно отличная. Это ты, Пит? Питер промолчал. Он узнал Блэка сразу, несмотря на темноту, расстояние и алкоголь. Он всегда его узнавал — на Хэллоуин под маской ведьмы, в мантии-невидимке, в темноте спящей спальни, когда Блэк с Поттером возвращались под утро с одной из тех вылазок, на которые не брали даже их с Ремусом. Но Блэк не обязан был узнавать его. — Да, это я, — сказал Питер. — Пожалуй, вернусь в зал, здесь не жарко. Ночь и вправду выдалась прохладная, вечерний ливень смыл духоту и жаркую пыль с листвы, и от земли тянуло сыростью. — Постой. — Сириус положил руку на плечо, и Питер замер — дружеский жест ощущался, как что-то очень интимное, будто Сириус никогда раньше не клал вот так ладонь на его плечо. Питер пожалел, что на нем мантия — через рубашку тепло Блэка чувствовалось бы лучше. — Сегодня последняя ночь, когда мы еще Мародеры. — Сириус был рядом, так близко, что его пахнущее алкоголем дыхание шевелило волосы на макушке Питера. — Я исполняю желания. Чего ты хочешь? Питер подумал, что никогда в жизни и ни за что на свете не выговорит свое желание. Он стоял столбом и молчал, отчетливо понимая, что теряет единственный, хоть и призрачный шанс узнать, насколько возмутится Блэк, если… Сириус наклонился и поцеловал его мокрыми губами, еще хранившими след чьей-то помады. — Ты ведь этого хочешь, да? — негромко и хрипло спросил он. — Или я неправильно понял взгляды, которыми ты меня преследуешь второй год? Выходит, он замечал. Питеру должно было стать стыдно, но вместо стыда он испытал радость, с которой едва мог справиться. Сириус знал, о чем Питер мечтает, чего хочет! И продолжал быть его другом. Значит, он не против? Он… Питер не успел додумать — его мягко, но настойчиво увлекали с дорожки к низкой беседке, стоявшей среди кустов. Питер обнаружил ее существование, только споткнувшись об истертую ступеньку. Наверняка здесь отмечала вступление во взрослую жизнь не одна пара выпускников Хогвартса. И вот теперь Сириус привел сюда его. — Ты мне нравишься. — Сириус погладил его щеку, и она немедленно вспыхнула. Питер даже скосил глаза — казалось, след от пальцев Сириуса должен светиться. Но темнота оставалась непроницаемой. — Ты верный, осторожный, ловкий. Хороший ты парень, Пит. Я рад, что мы учились вместе. — Я тоже. — Сердце у Питера забилось часто-часто, как у крысы. Это походило не на прелюдию, а на прощание. — Но мы же еще увидимся, Сириус, правда? — Ну разумеется. — Улыбка Блэка блеснула в темноте. — Да мы еще и не расстались, и я хочу сделать так, чтобы это расставание запомнилось тебе надолго. Питер и так запомнил бы его. Звякнула пряжка одного ремня, потом второго. Питера подтолкнули, развернули — теперь Сириус прижимался к его спине, ласкал, запустив ладони под рубашку, под брюки, которые тут же упали вниз. Питер упирался руками в перекладину, надеясь, что она не совсем сгнила и выдержит, дрожал от сквозняка и жара блэковских ладоней, беспорядочно гладивших его везде, где могли достать. Страшно не было — только ликование и огромное желание, чтобы все произошло, чтобы Блэк не передумал в последний момент. Но Блэк был не из тех, кто передумывает, если собрался трахаться. Его руки трогали Питера, трогали немного замерзшую задницу, яички, полувозбужденный член, и у Питера горели уши, и щеки, и даже кончик носа. Пальцы Блэка небрежно раскрыли его, развели ягодицы, погладили снаружи и потом внутри. От этой ласки было неприятно и немного больно, а потом в какой-то момент — даже очень больно, и Питер принялся малодушно мечтать, чтобы все поскорее закончилось. Но он терпел, сжавшись в комок, не выпуская наружу даже стон. А через несколько минут понял, как надо — это было сродни озарению, — поймал ритм, двинулся навстречу, ловя первое робкое удовольствие, и уже не хотел останавливаться и сдерживаться — тоже. Это было даже лучше, чем когда Шляпа на весь зал произнесла: «Гриффиндор!», лучше, чем перекидываться в крысу и перебегать ночной коридор под носом у дежурных, лучше всего на свете. Когда все кончилось, Питер понял, что вжимается в Блэка взмокшей спиной, а тот придерживает его, обхватив поперек груди. Руки Питера все еще были на бедрах Блэка, и он постарался убрать их насколько мог незаметно. Разъединиться оказалось сложнее — кожу мгновенно окатило холодом. Питер торопливо стал застегиваться, перебирая в голове фразы, которые можно было бы сейчас сказать. «Спасибо»? «Было хорошо»? «Охренительный секс, друг»? Что вообще положено говорить в таких случаях? Я люблю тебя, Сириус? Длинные пальцы взъерошили его тщательно уложенные перед балом волосы. — Не забывай нас, Пит, — бросил Сириус, будто это было обычное прощание перед летними каникулами. — Пиши, если что. И передай привет родителям. О, это Марлин? — Что? — не понял Питер. Он обернулся, но Сириус уже исчез. С дорожки послышался его веселый голос и смех Марлин. На ощупь Питер нашел на полу свою мантию и закутался в нее. По ноге противно текло, и тело било дрожью, будто он простыл.

* * *

— Я жду. Голос, самый обычный, непримечательный, прошелся по позвоночнику холодом. Питер сжал палочку в руках. Еще недавно все это казалось таким заманчивым… Он не знал, как набрался храбрости пойти к тем, кто был на другой стороне, и предложить свои услуги. Не знал, откуда в нем взялось столько отчаяния. — А давайте выберем Хвоста? — это, конечно, предложил Сириус, кто же еще. Питер не ожидал, что кто-то назовет его имя. Это было как ведро холодной воды на голову. — Ты серьезно? — спросил он и даже хихикнул, показывая, что понял шутку и считает ее смешной. Но Сириус не смеялся. — Конечно, серьезно. Ну кто на тебя подумает? Кому придет в голову, что Хранителем можно выбрать тебя? Сириус не уточнил, почему это не может прийти в голову — спасибо и на том. Питер знал — и все остальные тоже, — что не дотягивает до Хранителя ни по одному критерию. Сириус назвал единственную причину, по которой его все же стоило выбрать. Никому и в голову не придет. Даже Темный лорд не сразу поверил, что это правда. Легилименция в его исполнении оставила голову Питера словно выпотрошенной — да, собственно, так оно и было. Лорд был отличным легилиментом, разве что слегка… грубоватым. — Я не считаю нужным заботиться о несущественных вещах, — пояснил он, когда Питер подумал о его грубости. — Я понимаю, — сказал Питер. Он в самом деле понимал — ему уже приходилось сталкиваться с людьми, не заботящимися о малосущественном. О крысах, например. Уровень существенного Лорд определял очень четко. Он вообще был любителем классификаций. Питер знал, какая табличка висит на его клетке. «Предатель». Питер старался не думать об этом и все же думал — каждую ночь, рискуя быть подслушанным Лордом. Думал, как расскажет все Поттерам и Дамблдору — именно в этом порядке, как они придумают новый план, и двойной агент Петтигрю, кодовая кличка «Грызун», обязательно будет в нем задействован и погибнет в самом конце от руки самого Лорда, и тогда… Тогда ему будет все равно. Если Лорд считывал его мысли, то наверняка развлекался, играл с ним, как кошка с мышью, ждал, хватит ли у гриффиндорца смелости действовать или мечты останутся мечтами. Питер и в самом деле понимал его. Будь у него такая власть над людьми, он бы тоже любил игры. — Я жду, — терпеливо повторил голос. Питер поднял палочку. Глаза жертвы уставились на него с бессмысленной надеждой. Маггл? Полукровка? Кого к Лорду доставили сегодня, за что наказывают? Питер знал, что ответа на эти вопросы он никогда не получит. Крыса погналась за бесплатным сыром и попала в мышеловку. Банальность, такая же, как и сам Питер. Воплощение банальности. — Так ничего не выйдет. — Лорд обошел его и встал чуть сбоку, заслонив жертву и переключив на себя внимание. — Важны не мысли, а чувства. Ты не сможешь объяснить себе, за что пытаешь этого маггла. Но ты можешь почувствовать ненависть к нему. Или к кому-то другому, кого здесь нет, но кого бы ты хотел здесь увидеть. Это помогает, поверь. Можно еще получать искреннее удовольствие от происходящего, — заметил он как бы в скобках, — но для гриффиндорца, боюсь, это недостижимо. — Я ненавижу вас, — пробормотал Питер. — Ненавижу вас. Ненавижу. Круцио! Маггл завизжал, забился на каменном полу, ударяясь головой с отвратительным костяным стуком. Лорд рассмеялся. — Как я и говорил, ненависть продуктивна. Гораздо продуктивней, чем любовь. Разве ты не согласен со мной, Питер? — Согласен. — Питер поднял глаза. — И не называйте меня так. — Хорошо. Питер умер! — Лорд взмахнул рукой, будто изгоняя из залы невидимую сущность. Питеру его жест показался слегка наигранным. — А ты, Хвост, поработай над своим Круциатусом. Тебе пригодится это умение. И знаешь, — добавил он уже в дверях, — для первого раза вышло совсем неплохо. Неплохо, подумал Питер — Хвост. Неплохо. А вот у Блэка с первого раза все выходило просто отлично. Но Блэк и не был крысой. Может быть, в этом все дело. Он откинул прилипшие ко лбу волосы и продолжил отрабатывать Круциатус.