Особенности психологии юных волшебников: практикум для чайников

      Панси натянуто смеялась и никак не могла остановиться: она уже и прокашлялась, искусала изнутри все щеки, но все равно начинала хихикать, стоило посмотреть на ошарашенную подругу. Только когда изумление в глазах сменилось намеком на неприязнь, опасение за чужой рассудок, Панси смогла заставить себя заткнуться, отстраняя от лица бутылочку, которая без предупреждения оказалась прямо у нее под носом. Было бы, чему радоваться. Нет, само собой, это были сдавшие наконец-то нервы, и так потрепанные к концу учебного года всяким и всеми. Ей еще повезло, что сцена разыгралась исключительно между ними двумя, можно надеяться, что у однокурсницы найдется занятие интереснее, чем тревожить змеиный клубок порцией слухов о случившейся по ее вине истерике.       Все-таки хорошо, что успокоиться получилось. Чего доброго, заметили бы остальные снующие по коридору ученики, и тогда бы никакого содействия сплетницы не потребовалось. Те сразу бы полезли узнавать причины веселья обычно всем недовольной и заносчивой слизеринки. Странности всегда бросаются в глаза. Как объяснить им, на кой черт одна дуреха выкрала себе флакончик амортенции? Вопрос этот интересовал и саму Панси, раз на то пошло, но ничего спросить она не успела.       Аромат яблок встрял поперек горла, задушив слова на корню. Она сама едва ли не задохнулась. Знакомый, кислый вкус ни с чем нельзя было перепутать, ведь только ненормальные в ее понимании люди предпочли бы такие вместо румяно-алых сладких плодов. Перед глазами возник зеленый фрукт с круглыми глянцевыми бочками. Не было необходимости в магической подсказке, мисс Паркинсон не настолько глупа и сама прекрасно знала, в кого она по уши втрескалась. Знала большая часть ее факультета. Впрочем, дела обстояли и того хуже. Шептались даже ребятки с Гриффиндора, ведь девчонка хвостиком бегала за Драко Малфоем, подсаживаясь к нему на всех занятиях в надежде услышать одно доброе слово. Панси злило то, насколько сравнения были убедительными: она ненавидела эту влюбленность. Но разве могла она что-то с ней поделать? Это не работает также, как заклятья, чувства не отменишь волшебным словом.       Как будто бы она не хотела забыть и стать счастливее.       Поэтому ей стало смешно. Этот неконтролируемый хохот как попытка спрятаться от самой себя, сыграть безразличие, о котором не шло и речи. Где же вся ее гордость, амбиции, определившие выбор Распределяющей Шляпы? Последний год Панси видела в отражении зеркала непроходимую идиотку. Более непроходимого идиота она начинала видеть только в предмете обожания.       Ей срочно требовался крепкий чай, чтобы перебить осевший на языке привкус. Яблоки она переваривала только в виде настоявшегося отцовского сидра, никак иначе, тем более если от них приходилось кривиться, как от куска лимона. Страсть Драко к ним была очередным насмешливым доказательством их несовместимости. Вот только… откуда-то к поднимавшемуся над флаконом дымке примешался запах табака. Стойкий, но не яркий, как будто не от непосредственно курившего человека, а, например, от насквозь прокуренного пальто. Тяжелый, кажется, с примесью гвоздики, но некурящая Панси Паркинсон терялась с точным определением. Эти нотки не могли быть вызваны из-за ошибки в рецептуре, иначе бы зелье не сработало вовсе, но и к Драко Малфою они отношения не имели.       Среди них, пусть и Слизеринцев с дурной репутацией, никто бы не рискнул баловаться курением, таская всякое исподтишка. Даже не чистокровные волшебники себе не позволяли подобного. К тому же, трубка, мундштук или сигары были бы заметны, а маггловские сигареты… нет, нонсенс, не в их рядах точно. Да и сам риск того, что профессор Снейп мог заподозрить кого-то самую малость, а затем вовсе вывести на чистую воду, пугал сильнее любых других последствий. Значит, мог курить только кто-то не с их факультета? Но Панси больше ни с кем, в общем-то, не общалась, и выходила полнейшая ерунда.       Во рту было сухо, губы слипались между собой, и она старалась как можно быстрее проскользнуть вдоль стен, направляясь вниз. Глоток воды не только поможет справиться с жаждой, но и укротит цунами из мыслей. Нога заскользила на одной из ступенек, благо, на предпоследней, и витавшей в своих рассуждениях Панси не составило труда удержать равновесие и спрыгнуть с лестницы на каменистый пол. Падение на такую кладку обернулось бы разбитыми коленями и локтями, и девушка глубоко вздохнула. Проблемы наваливались, как снежный ком.       В гостиной было пусто. Уроков на сегодня больше не предвиделось, но в Хогвартсе ученикам всегда было, чем заняться, особенно Слизеринцам: довлела необходимость показать себя самым лучшим. Панси бы тоже следовало об этом беспокоиться, учитывая негодование родителей касательно ее, — отсутствующих, — успехов, но она подумает об этом когда-нибудь позже.       Как всегда прохладные подземелья заставили ее поежится, даже под мантией и теплыми слоями одежды, у самого входа ветер постоянно пробирал до самых костей. Юркнув поглубже в комнату, она добралась до столика с расставленным на нем изящным сервизом. Какими бы хладнокровными их не считали другие, но среди представителей «змеиного» факультета попадались удивительного мерзлявые создания, требующие ежечасного поглощения горячего чая в количестве, измеряемого литрами. Поэтому чайничек, заботливо заваренный заранее, всегда стоял на своем законном месте. Никто не договаривался, на ком будет обязанность его обновлять, это традиция, как ни странно, делавшая студентов ближе. Было в этом что-то семейное. Панси налила чашечку, затем поудобнее уселась в кресле и сделала первый глоток. Ей нужно было время, чтобы переварить нахлынувшие чувства.       Глупый мальчишка Малфой, который не замечал никого, кроме Гарри Поттера, от своей безосновательной ненависти к вышеназванному. Подумаешь, тот оказался единственным, кто смог поставить избалованного мальчишку на место и отказать ему. Кто бы мог подумать, какие глубокие травмы оставляет что-то, произошедшее в далеком, мать его, детстве. Теперь Драко из кожи вон лез, чтобы показать, кто на самом деле тут главный. Изящный и утонченный, смазливый и смышленый юноша оказывается ничем не лучше задиры-беспризорника, без намеков на аристократическое воспитание. И, осознавая все это, Панси продолжала слепо и крепко-накрепко его любить, как распоследняя дура. Как себя не переубеждай, а вот амортенцию не обманешь. Кем бы она там не пыталась забыться, отвлечься…       Снова об этом. Попробовала и хватит. Минус на минус никогда не даст плюс, пора поставить точку.       Чай нежно обволакивал нёбо, язык и, наконец, горло. Надо же. Гвоздика. Излом черных бровей Панси напоминал молнии, вот-вот что-то должно было громыхнуть. Она и не замечала, что неделю к ряду пьет гвоздичный чай, наливая его себе по заведенной привычке. Так получилось, что она не верила в совпадения, не в реальности, где каждый сантиметр окутан предзнаменованиями и волшебством.       — Понравилось? — низкий бархатный голос, раздавшийся над самым ухом, заставил подпрыгнуть. Если бы чашка была бы полнее на тот самый добротный глоток, сделанный Панси полминуты назад, то все содержимое рисковало растечься уродливыми темными пятнами по ее белой блузке, впитавшись в мантию. — Я ведь сам заваривал…       — Блейз, чтоб тебя, Забини! — взвизгнула пришедшая в себя Паркинсон, поднимаясь из ставшего неудобным положения и разъяренно топая ногой. Пряди волос упали на искаженное праведным гневом лицо, а полный ярости взгляд устремился на молодого человека позади кресла. — Нельзя так подкрадываться к людям и пугать их! Как же я ненавижу, когда ты так делаешь. И, я надеюсь, это не какой-нибудь травяной сбор из коллекции твоей матушки?       Только ленивый не шутил на тему семи канувших в Лету мужей красавицы-колдуньи, и Блейз, на секунду закативший глаза, как бы намекнул о том, что от близкой подруги ждал лучшего. Несмотря на загадочные обстоятельства исчезновения супругов, женщиной госпожа Забини была порядочной, балуя и обожая единственного ребенка до одури, но вызывая к себе безграничное уважение.       — Ну, чай действительно прислала она, — с мстительной улыбкой протянул Блейз, усаживаясь на освободившееся место. Он чуть наклонился вперед, упираясь локтями в колени и переплетая между собой пальцы рук, чтобы устроить на них подбородок. Его вид напоминал об удовольствии кота, объевшегося с хозяйского стола. Только что-то более хищническое читалось в каждой черточке лица, в прищуренных глазах, темных, как цвет его кожи. Все это придавало ему невероятно околдовывающий вид, заставляя отступать от себя на шаг.       — Блейз… — предупреждающе начала Панси. Блейз моргнул, сомневаясь, действительно ли он услышал дрожь в голосе Паркинсон, и гнетущая атмосфера рассеялась.       — Поверь, свои особенные травы она бережет исключительно для моих стремительно сменяющихся отчимов, дорогая. Тебе бояться нечего, серьезно. Панс, ты ведь не решила в самом деле, что собрался тебя травить?       Панси фыркнула, пряча собственное смущение. Бледные щеки вспыхнули ярким румянцем, что с общим усталым видом делало ее похожей на больную чахоткой. Лучший образец средневековой красоты и моды.        — Нет, конечно, — она бездумно водила пальцами по краям чашечки, которую продолжала держать в руках. — Перенервничала, не более. Выдался тяжелый день.       — Вот оно что, — коротко рассмеявшись, Блейз чуть вскинул бровь. Его не удовлетворил абстрактный ответ, короткий и односложный, никак не объясняющий странное поведение подруги, но допытываться он не собирался. Лучшим решением был переход на другие темы. — Раз уж ты стоишь, то может и мне нальешь чашечку?       — Сам справишься, не маленький… — Панси резко стала сама собой, холодно передернув плечами. Прожив рядом с ней не один год, несложно научиться приводить ее в чувство. Слабые места так и бросались в глаза, и, как сейчас, стоило надавить на них, как от меланхоличной растерянности не оставалось следа. — Хотя нет, постой, будь ты маленьким, я бы все равно ничего тебе не подала, потому что терпеть не могу детей. Увы, Блейз, сегодня ты в проигрыше.       — Ох. Ты иногда слишком похожа на мою матушку, аж дрожь берет, насколько вы обе ненавидите, когда кто-то у вас что-нибудь просит.       — Это еще почему? То есть с чего ты решил, что у нас с ней такая схожесть, и почему ты якобы от этого дрожишь… о. — пухлые губы Панси вытянулись, когда она завершила монолог коротким звуком-выдохом. Затем улыбнулась, как улыбаются исключительно слизеринки: о такие острые улыбки можно ненароком порезаться. — Нет, не бойся на свой счет, в список моих мужей потенциальных ты точно не входишь. Если вдруг госпожа Забини меня вдохновит своим опытом и накопленным состоянием.       — Что ж, а вот это было обидно, — Блейз поморщился, затем вдруг показушно схватился за сердце, скривившись от боли. — Я попробую пережить твой немилосердный отказ, в конце концов, у меня ведь есть уйма времени добиться твоего расположения, если потребуется. Ведь получилось же… ладно. Прости, забыли, — взметнувшейся руки Панси хватило, чтобы Блейз заставил себя остановиться. Бередить свежие раны на юном сердце затея не из лучших, следовало признать. — Но больше я все-таки волнуюсь за нашу дерганную Принцессу, в таком случае.       Панси не хватило времени, чтобы заметить: никаких опасений за жизнь Драко Малфоя можно не питать, ведь не в ее силах обратить кого-то насильно в замужество, а тот по доброй воле лишний раз в сторону Паркинсон не взглянет. Это замечание осталось вертеться у нее на языке. Совсем рядом со входом раздался пронзительный девичий вскрик, после чего послышалась грубая ругань под звон разбившегося стекла. Осколки хрустнули под чьей-то ногой.       — Да чтоб ты провалилась, недотепа! — в комнату влетел Драко, на ходу отряхивая мантию, практически рыча каждое слово. Словно почувствовал, что речь зашла о нем, не в самом приятном ключе. Забини подмигнул Паркинсон, на что та согласно кивнула, допивая свой ледяной чай. Час назад она укоряла себя за то, что стала невозможно нервной, но теперь, при взгляде на Малфоя, сомневалась в этом. Возможно, это какое-то общее для них всех качество, что многие однокашники регулярно пребывали «немножечко на грани».       — Что-то случилось? — аккуратно уточнил Блейз, откидываясь на мягкую спинку кресла.       — «Что-то»?! — Вздернув нос, Драко посмотрел в сторону двери, где было пусто. Видимо, кричавшая виновница его испорченного настроения предпочла ретироваться, пока не стало поздно. Он же буквально кипел от негодования. — Идиотка Виктория перевернула на меня свое зелье, выпрыгнув буквально из ниоткуда. Сдались мне ее слезливые извинения, ну что за плакса, ей-богу. И как мне вообще понять, что эта была за дрянь? Что я не превращусь в черенок от метлы?       — Могу успокоить тебя и огорчить большинство студентов Хогвартса, но ты остаешься прежним, — Блейз вдохнул глубже, взгляд его на миг расфокусировался. Потирая висок, как при сильной головной боли, он вернул прежнее выражение лица. Как и говорилось, воздух в подземельях должен был успокаивать и прочищать разум, но увы. Панси тоже успела сообразить, какие произошли изменения. О незамутненном сознании грядущий день придется лишь мечтать. Стоило только услышать имя девицы, врезавшейся в Малфоя, нет, стоило ему войти в гостиную, как сердце ухнуло в пятки. Пока зелье не выветрится окончательно, наблюдать за большинством здешних обитателей будет весьма занятно. — Амортенция не смертельна.       Панси резко развернулась к Блейзу. В глазах блеснули искорки предвкушения: ей доставляло определенное удовольствие подшучивать над приятелем, а сегодня требовалась отдушина.       — Вот как? Значит, ты в кого-то влюблен, раз смог сходу определить, что это была именно амортенция?       Блейз как-то слишком многозначительно хмыкнул, от чего Панси растерялась: и как интерпретировать эту реакцию? Зато Драко, редко задумывавшийся над тем, что собирается сказать, с ответом собрался раньше.       — Допустим, эта ваша любовная дребедень работает. Почему тогда не чувствую ничего, кроме идиотских яблок? Только часть из которых успела, по всей видимости, сгнить и забродить? Блейз, ты чувствуешь что-нибудь еще? — к удивлению подруги, Забини отрицательно покачал головой, в добавок ко всему не прекращая самодовольно улыбаться. Светлые брови Малфоя сошлись на переносице, выражая всю сложность мыслительного процесса. К счастью, он привычным образом проигнорировал обмершую под боком Панси, не став расспрашивать ее. Махнув рукой, Драко направился обратно на выход, откуда только что появился. — Пойду догоню эту растяпу, она явно напутала что-то в ингредиентах, раз мы чувствуем одинаково. Если Виктория приготовит точно такое же зелье на уроке профессора Снейпа, нам всем несдобровать, только не хватало потерять баллы из-за одной неумехи.        Панси, глядя на спину удалявшегося прочь юноши, пришла к выводу, что изобилие гвоздики в воздухе вызывало у нее мигрень.       — Ладно, Блейз, а теперь объясняйся, — она неаккуратно плюхнулась со всей высоты своего роста во второе кресло, скрещивая на груди руки. — То, что наш мистер Совершенство не чувствует ничего, кроме своих яблок, меня не шибко удивляет: кому его еще любить, кроме себя. Конечно. Но ты? Зачем ты подыграл ему? Вики достанется за просто так.       — Нечего воровать чужие зелья ради своих амурных дел, — парировал Блейз. Он наклонился вперед сильнее, заговорщически подмигнув. — Правда хочешь знать?       — Конечно!       — Я не подыгрывал, — Панси ошалело уставилась перед собой, приоткрыв рот. Это означало… О господи. Означало одно. Она понимала, что Драко Малфой покорял многих, он, несмотря на все издевки, действительно казался совершенным, не умалял этого и сложный, практически невыносимый характер, но чтобы Блейз Забини купился на мужское обаяние? И это после того, как всего лишь месяц назад он и Панси пробовали начать встречаться, вдруг осознав какие-то чувства. В которых они так и не разобрались, из-за чего в итоге разбежались. Кажется, разбежались. Все было запутано, как принято у влюбленных подростков, но сейчас чертов парень признается без тени смущения, что испытывает симпатию к другому. К другому парню. — Панси. Расслабься. И послушай единственного в нашей компании, кто может рассуждать хоть чуточку здраво. Зеленые кислые яблоки — Малфой, потому что он ежедневно хрустит ими у нас над ухом. Забродившие яблоки — ты… о, не делай такое лицо, кому еще отец тайно отправлял бутылочки своего сидра, которым ты нас угощала? Сколько раз это было? И не ты ли рассказывала с упоением, как помогала собирать фрукты и заготавливать их, потому что это хобби для элиты, не для слуг, и требуется утонченный вкус?       — Получается, что Драко сказал…       — Что испытывает что-то к тебе. Верно, — Панси не в силах была управиться с бешено стучащим в груди сердцем. — Также напомню, кто именно таскает этой белобрысой заднице яблоки, потому что ему лень за ними ходить. Драко слишком мало размышляет о мелочах, и сказал слишком многое, хотя я надеялся, что я ассоциируюсь у него с чем-то большим, нежели поставщик провизии. Осталось узнать, что чувствуешь ты. Панс?       Блейз поднялся, приблизился к ней. Она одновременно ждала этого и все равно никак не могла угадать следующего его действия: он опустился на колено перед Паркинсон, прижимая горячую ладонь к ее щеке. Нежно погладив линию подбородка и тронув подушечкой большого пальца губу, Блейз ободряюще сжал ее руку в остававшейся свободной своей. Пальцы переплелись сами собой.        — Гвоздика. Как чай, который ты завариваешь уже неделю, — прошептала Паркинсон. Действительно. Она вспомнила их первое свидание на окраине Хогсмида. Они говорили обо всем и ни о чем, как принято между новоявленными влюбленными парочками.       Блейз рассказывал о новом отчиме, которого его маменька опутала своими сетями совсем недавно, и о том, что тот имел дурное пристрастие к маггловским сигаретам: табаку с примесью какой-то созданной человеком гадости, завернутым в полоски белой бумаги. Один из концов этой конструкции завершался валиком из волокна, напоминавшего обычную вату. Кажется, самому Блейзу они понравились тоже… От воротника его мантии шел тот самый стойкий горчащий запах, который впитался и в кончики его пальцев, которыми он постоянно касался и гладил ее, бережно, как хрупчайшую драгоценность.       Он аккуратно стер слезинку, едва успевшую сорваться с ресниц.       — Но как…       — Не знаю, — честно, как и всегда, ответил Блейз. — Но что-нибудь придумаем и справимся.       И Панси Паркинсон не нашла ни одной причины, чтобы ему не поверить.