Семья

Девушка, лаборант из МГУ, лежит на полу без сознания. Руки связаны, сухожилия ног аккуратно перерезаны. Я смотрю на её тёплое тело. Наслаждаюсь видом. Изящные ножки обтянуты колготками, аппетитные бёдра прикрыты короткой чёрной юбочкой. В стороне лежат ботильоны, тридцать седьмой размер, на высоком каблуке. Поднимаю взгляд выше, на талию, спрятанную под белоснежной блузкой… так хочется… хочется разорвать, но сдерживаю себя. Рано. Она ещё не очнулась. Волосы. Пахнут вкусно, яблоками и чем-то свежим, мятным. Знаю, потому что нюхал. Утонул в них своим носом, пока связывал руки. Нет. В этом не будет никакого наслаждения, не будет отчаянной борьбы. Опускаюсь на колени, переворачиваю хрупкое тельце, разрезаю путы. Так-то лучше. Нагинаюсь, чтобы ещё раз вдохнуть аромат её духов, таких сладких, таких женственных. Нежно целую в губки, напомаженные вином. Её глаза еле заметно приоткрываются, она стонет. Спрашивает. – Игорь? Нет, не Игорь, моя хорошая. Кое-кто лучше твоего загадочного ухажёра или мужа – неважно, я вырвал тебя у него, теперь ты моя. Моя на ближайший час. Хватаю предплечья, сдавливаю их, кладу под колени. Она не понимает, что происходит, её глаза бегают по потолку подвала, от лампочки – к паутине – и обратно. Медленно расстёгиваю свою рубашку. Её взгляд фокусируется на мне, в нём рождается оно. Осознание. Она визжит. Так громко, что закладывает уши. Для меня – сущий наркотик. Женский крик. Улыбаюсь уголками губ, прикрываю глаза. Кайфую от каждой секунды. Она стонет. Она плачет, её умоляющий взгляд тонет в моих глазах, но я непреклонен. Расстёгиваю рубашку, медленно, пуговица за пуговицей, пока она извивается меж моих ног. Пытается ударить по яйцам, но не может, придавлена моим весом. – Пожалуйста, – слышу её тоненький голосок. – Прошу, не надо. – Заткнись! – шлёп! От оплеухи у неё изо рта брызнула слюна. Получай, шалава. Рубашка падает с плеч, принимаюсь за ремень. Щёлк! И он скользит сквозь петли на поясе, ложится мне в руку. Сжимаю с силой тысячи ньютонов, замахиваюсь для удара. Она пытается вырваться. Отчаянно, мятежно. Шлёп! Получай! Получай, шлюха! Всё лицо покраснело от ударов, но я не останавливаюсь, луплю её, как провинившегося ребёнка, пока не умолкает. Тушь размазалась, губа разбита, по щекам стекают ручейки слёз. Вот оно, насилие. Грубое. Беспощадное. Отбрасываю ремень, бью кулаком, сперва по глазу, затем целю в грудь. Она снова стонет – такое удовольствие для моих ушей. Глаза уже не умоляющие. Мученические. Должно быть, так смотрел Иисус на своих палачей. Разбиваю бровь, разрываю блузку, украшаю её грудь синяками и ссадинами. Женщину должно захватить. Втоптать в землю её гордость. Я мужчина, чёрт подери! В доказательство сжимаю ухо – и отрываю, кладу на язык, пережёвываю. Она видит. Она всё видит. Считает меня больным ублюдком, но я плачу от наслаждения. Сегодня садист внутри меня кончает десятком оргазмов. Сплёвываю бесформенный комок крови на пол, принимаюсь за неё. Член рвётся наружу. Ты моя. Запомни это. Одной рукой придерживаю её плечи, другой проскальзываю под талию, нащупываю молнию мини-юбки, ловким движением расстёгиваю. Она бьётся перерезанными сухожилиями, ищет спасения, кричит. Кричит, пока мои пальцы не ныряют под край колготок, во влагалище. Нежно. Изучаю сухие стенки, раздираю их необрезанными ногтями. Она сдавленно стонет, что-то новое появляется в её голосе. Что-то нежелательное, но накатывающее лавиной – что она пытается скрыть. Я улыбаюсь. Я умею доставлять женщинам удовольствие. Отстраняюсь, срываю колготки, готовлю её к капитуляции. В порыве исступлённого отчаяния, а может, надежды, она бьёт меня освободившимся кулаком. Едва удерживаюсь на ногах, делаю шаг назад, улыбаюсь безумной гримасой. Она визжит, кричит, бьётся головой о пол, но не может предотвратить неизбежного. Я снимаю семейные трусы, стягиваю носки, возвращаюсь к ней. Вот оно, моё маленькое сокровище. Втопчу тебя в грязь и выкину на свалку, как ненужную вещь. Выбиваю точным ударом зуб – она умолкает. Ты никуда не денешься, даже не надейся. Хватаю за волосы, подношу её шею к своим губам. Она больше не бьётся. Не борется. Почти смирилась. Засасываю, оставляя красное пятно. И мой член ныряет в её вагину. Я оприходую её грубо, как зверь, без толики человеческой утончённости. Сегодня здесь торжествует природа. Дикая. Страстная. Она плачет, смотрит вдаль безразличными глазами, пока чей-то немытый хуй разрывает стенки влагалища, рвёт плеву. А ну кричи! Бью её в лицо – ей плевать. Кричи! Хватаю за волосы, срываю локон – всё равно. В глазах уже не мученичество, не смирение, а вселенское безразличие. Фатализм. Чувствую, как кайф отступает, отливает от полового органа, лишает оргазма. Нет! Цепко хватаю за шею, продолжаю ебать её со всё нарастающей скоростью. Она задыхается, умирает, издаёт последний хлипкий стон – и я кончаю, тело, мозг, мир – всё взрывается – и постепенно угасает. Я падаю набок, обессиленный наливаюсь ватой. Это было невероятно, Леночка, просто потрясающе. Не знаю, сколько мы провели на полу, не шевелясь: может, полчаса, может, целый час. Я потерял счёт времени, не хотел его находить. Она лежит коматозная, и только грудь еле заметно поднимается при вздохах. Последний взгляд на тело, на личико, на талию, на татуированную розой ногу – я захватил всё это. И сломал. Растоптал. Уничтожил. Лежу, упиваясь своей маленькой властью над единственным человеком. Но для неё ещё не всё кончено. Достаю из аптечки нашатырь, подношу к её ноздрям. Окровавленным. Поломанным. Она вдыхает, кашляет, приходит в себя – и тут же валится, закатив глаза, стонет, переходя на крик. Понимает, это был не сон, не ночной кошмар. И он не собирается заканчиваться. Мой охотничий нож скользит по её коже от сиськи к пояснице, дальше – к ноге, оставляет неглубокую красную борозду. Да, сейчас ты за всё заплатишь. Лезвие входит под кожу, и она кричит истошным криком, заливаясь слезами, отчаяньем, болью. Извивается, как ужаленная змея. Не выдерживаю. Стискиваю рукой член, дрочу. Дрочу долго, растягивая удовольствие, в левой руке – нож. Она истекает кровью внизу, подо мной. Когда перестаёт барахтаться, втыкаю лезвие во влагалище, проворачиваю – и снова крик, одичалый, безумный, хриплый. Кончаю, как последняя мразь, и оседаю на полу. – Да-а-а, – протягиваю под аккомпанемент женского крика. Снова плаваю в волнах кайфа, упуская время, когда прихожу в себя, вижу не девушку. Труп. Ещё тёплый, бьющийся в конвульсиях – но бездыханный. Умерла. Но ещё послужишь. Срезаю с костей мясо, кусок за куском, игнорируя брызги крови. Вынимаю кишки, сердце, лёгкие, под конец – мозг, моё любимое лакомство. Сегодня дома будет пир. Набиваю полные пакеты мяса и органов, поднимаю наверх по лестнице. На кухне уже ждёт Машенька, моя любимая толстушка. – Закончил? – устало произносит она. – Этой надолго не хватило, – равнодушно отвечаю я. Ко мне подбегает маленький Ваня, мой славный чертёнок, хватаю его окровавленными руками, поднимаю, стискиваю в объятиях. Весь в меня. Те же интересы, те же вкусы. Единственный, с кем я готов делить мозги.