ID работы: 10293784

Зернышко

Слэш
NC-21
Завершён
8
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
9 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
8 Нравится 1 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
— Просыпайтесь, Кохэку-тоно (1), — дойдя к последнему слову, мой голос затих. Вслух я так его называю лишь по утрам, чтобы тот, спросонья ничего не услышал. Это такая маленькая шалость за стеной порядочного и покорного до смерти слуги. Глупо, конечно, с моей стороны. Тем не менее помогает как-то развлечься и не утонуть в рутинной суете. Тем временем я полностью погрузился в дело: аккуратно раскладывал домашнее белье по типу рубашки, простых, но качественных штанов и тому подобное. Я сложил их рядом с подносом, на котором покоился зеленый ароматный чай. Его запах бил кулаком по носу — уж очень стойкий, а также должен бодрить не хуже кофе. Но, видимо, не наш случай. Вообще в мои обязанности входила любая помощь хозяину. Ключевое и трижды подчеркнутое слово "любая". Но меня это не особо смущало, ведь с господином мне крупно повезло: он не требует от меня невозможного. За это, глубоко в душе, я ему искренне благодарен. Припоминаю, встретившись однажды на торговой улочке Ямагучи я встретил своего коллегу, то есть слугу. Давным-давно мы с ним тесно общались, но судьба отправила нас в разные стороны (к совершенно противоположным господинам) и со временем позабыли друг о друге. И вот, уже собираясь покидать рынок, я слышу смутно знакомый голос: — Друг! Подбегает мужчина и мы опустились в поклоне друг другу. В его улыбающемся лице я узнал старого друга. — Привет..! — имя его я уж не вспомню. Как только завязался разговор, я заметил, как немного съехало его кимоно и в голове сверкнула темная мысль. Бордовые полосы-синяки на плече, видимо от хлеста, на месте, что ближе к шее. И это в двадцатом веке! — Больно? — поинтересовался я, кивая в сторону его ключицы. — Нет-нет, это я случайно. Упал случайно с лестницы, — врать ему, так же, как и десять лет назад, никак не удавалось. Вряд ли он смог заработать такие странные ушибы лишь упав. — Неужели это господин тебя так… — Нет, — отрезал он и быстро подтянул свое кимоно. Вскоре наш разговор угас. Вновь поклонившись и пожелав друг другу удачи мы вновь разошлись. Возможно, навсегда. В любом случае, я еще тот счастливчик. Закончив с одеждой, я подошел к противоположной части комнаты и распахнул тяжелые шторы, впустив мягкий ночной свет и сияние маленьких звёздочек на небе. Господин что-то невнятно пробормотал у меня за спиной. До сих пор он даже на другой бок не перевернулся. Я обернулся. И только сейчас, не просто посмотрел, а увидел его: взрослый, на четвертом десятке мужчина сейчас мнется на мягкой кровати, укутавшись в светлое пушистое одеяло. Одна нога лениво свисала с кровати, пока другая покоилась на другом ее конце. Лицо заспанное и недовольное. Интересно, что или кто ему по ночам снится? Бизнес, горы богатства или может что-нибудь более романтичное по типу девушки? Я этого никогда не узнаю. Глядя утром на него вовсе не скажешь, что уже вечером этот человек с полной занятостью решает крупные проблемы разного характера. Точно дитя! Хоть он и старше меня на хороших тринадцать лет. Его темные волосы разлохматились от сна и пару прядей закрыли глаза. Я протянул руку, чтобы поправить их, но вовремя отдернул: что это сейчас было? По неписаным правилам этикета я не должен даже дышать в сторону хозяина без его разрешения. Я отпрянул и тут же вернулся в исходное положение, но уже спрятав обе руки за спину. А вдруг опять потянутся? — С добрым утром, Кохэку-сама(2), — как ни в чем не бывало начал я. — Добрым оно не бывает… — с закрытыми глазами пробубнил он и машинально стряхнул с лица пряди волос. — Не будьте так пессимистичны, сама. Эх, не знал он и грязных улиц, и мертвых детей, и больных скулящих, как псы, стариков, и… Но воспитание сделало свое дело. Он принимает участие в какой-то благотворительности; помогает, чем может: деньгами. Но господин не знает, ему, думаю, даже и не снилась жизнь полная страхом и отчаяния на голодных улицах окраины. Уверен, ему это и не надо. И пусть настоящее доброе утро будет для него плохим. Пусть. — Оптимизм — недостаток информации. Слышал о таком? — может, он и прав. Уголок его губ в раздражении дернулся. Видимо, бесячая мысль посетила голову, кто знает. Мне свойственно замечать такие незначительные движения. Я внимательный, как никто другой. Думаю, род занятости так повлиял. А если честно, странно быть слугой. Видишь человека каждый день, разделяешь и радость, и горе, и ненависть, помогаешь ему и тебе ежемесячно за это (конечно, список огромный) платят. Необычные складываются отношения между слугой и его хозяином. До сих пор привыкнуть не могу. — Который час? — сонно и с нотками раздражения прозвучал вопрос Кохэку-тоно. — Два пятьдесят утра. Я разбудил вас заранее, чтобы к трем вы были готовы. Как вы и просили, Кохэку-сама, — интересоваться, для чего понадобилось господину вставать в три утра не входило в мои обязанности. — Мм... Ага... Сейчас встаю, — промычал что-то хозяин и отвернулся от меня на другой бок. Ну и вот как мне справиться с этим взрослым дитям? Решил подождать и, чтобы хоть как-то скоротать время обвел глазами комнату. Напротив кровати господина расположились шедевры дальневосточной живописи в простых, но не менее красивых рамках. Не зря я их обозвал шедеврами. Честно, я бы сам, имея время и возможность, сидел перед ними часами, разглядывая старинные хайку(3) по краях, пытаясь понять истинное значение, подаренное творцом; находя все бóльшие и бóльшие смыслы в птицах на ветках цветущей сакуры, чешуйках дракона, бледных лепестках лотоса и много чего ещё. Тем временем на подносе давно томился остывающий, бедно зеленого цвета чай. Господин наконец поднял корпус и широко зевнул, прикрывая ладонью рот. — Ваш чай, — предложил я ему, поклонившись. — Гёкуро? (4) — Конечно, — ответил я с легкой улыбкой на лице. Господин взял светлую керамическую чашку и отпил немного, едва коснувшись губами. — Спасибо, — скорее прокомментировал, чем отблагодарил он. В моих руках тут же оказалось кимоно Кохэку-сама. — Ваша одежда, — протянул я ему, поклонившись. Я взял поднос с пустой чашей и направился к выходу из покоев, чтобы дать возможность хозяину привести себя в порядок в полном одиночестве. Над дверьми у выхода, на отдельном листе пожелтевшей бумаги был выведен лишь один древний иероглиф.

(5)

«Му»

Какой ответ этого коана (6) — я лично не знаю. Давно, еще будучи подростком, меня отправили в дзен-буддийский (7) монастырь на два года — как и положено среднестатистической бедной семье. А-ля хоть просвещенным станешь, храм построишь и денег будет хоть лопатой отгребай. Но продержался я там всего один. Уж не выдержал я этих (8) практик. Меня больше волновала моя семья и мое будущее, одинокое. А будущее без денег не равняется счастливому будущему. Однажды ночью я навсегда покинул монастырь с его погоней за просветлением и больше никогда туда даже не приближался. И вот сейчас подношу чай своему господину, совершенно не заботясь о завтрашнем дне; нахожусь в комнате с кроватью хозяина со скромным балдахином, окнами в полный рост, деревянной светлой мебелью, бумажными дверьми сёдзи, картинами и потолком, расписанный всякими древними сюжетами про огненных драконов и бесстрашных перед смертью самураев, во дворе огромный сад камней и домик для чайных церемоний, неподалеку тихо шумит бамбуковый лес. Так и живёт японская элита. Ну просто классика роскошного дома. Я променял туалет в виде отверстия в земле и грязную монастырскую работу на это. Думаю, родители гордились бы. Насколько мне известно, это коан, который Кохэку-тоно до сих пор решить (и каждый день сидит в зале для медитаций с открытым парадоксом). Настолько долго, что он висит у него на стене его комнаты, которую я уже давно покинул. В следующий раз я встретил Кохэку-тоно в проеме дверей кухни. — Жду тебя у входа в дзендо (9). Одень лучшее кимоно, — как положено, коротко и ясно. Я поклонился, скрывая удивленное выражение лица, и как только господин скрылся из виду, вернулся в нормальное положение. Сегодня господин ведет крайне странно. Мне не позволяется даже находится у той двери больше пяти секунд, не то, чтобы стоять. Но в душе я был искренне рад, что завоевал еще большее доверие хозяина. Приказы обязан выполнять. Из старого тусклого тряпья я переоделся в более благородную одежду: черное шелковое кимоно с красными драконами на рукавах, на поясе и по контуру внизу, также на спине вышит красный круг с четкими очертаниями луны — такая же есть и у Кохэку-тоно, ведь это родовая одежда Мотидзуки (но как у главы он, конечно, имеет и более нарядную). Да, его зовут Мотидзуки Кохэку. Формально, я должен приставлять сама к фамилии, но господину эта общая японская традиция почему-то оказалась не по душе и поэтому уже в первый день он изменил на имя. С тех пор вместо Мотидзуки-сама он перевоплотился в Кохэку-сама. У входа в дзендо меня уже ожидал Кохэку-тоно. Он был в том же кимоно, что и на мне. Я поклонился ему как можно ниже. Мужчина в свою очередь лишь кивнул, приветствуя. Не сказав ни слова, он зашел вовнутрь и поманил меня рукой, приглашая. Я уже тогда предполагал, что что-то точно будет. Но вот что? Вопрос оставался открытым. Первое, что бросалось в глаза: теплое, мягкое освещение, простая декорация в светлых тонах и внушительная статуя Будды посередине. Он сидел на неотесанным камне в позе лотоса, которую прикрывала лишь один слой какой-то ткани. Костяшки его левой руки оказались над правой, большие пальцы касаются друг друга. Это положение рук символизирует Вселенную, его и используют во время медитаций. Я взглянул на голову Будды: прикрытые глаза и полуулыбка на золотом лице, что означало полное умиротворение, которого он достиг. По бокам с возвышенностью (камнем) стояли массивные свечи, которые, казалось, никогда не угасают. Рядом покоился темный керамический чайник, вероятно пустой. За Буддой находился плакат цвета древнего пергамента с красиво выведенными иероглифами и черным кругом посередине. Перед Буддой расположилось по два коврика и круглые подушки, предназначенные для нас. Между этих двух мест находился поднос с тонкими и длинными палочками-благовониями. Мы поклонились друг другу. Господин зажег одну из них и сел на край круглой подушки, скрестив ноги в позе лотоса и придал форму рук, как у Будды. Я повторил его действия (кроме первого, конечно). Я прикрыл глаза. Залитый в комнате естественный свет помогал успокоиться; расслабил каждую мышцу, но умеренно, в тоже время оставаясь абсолютно бодрым. Нос приятно (но не сильно, чтобы не отвлекать) щекотал мягкий аромат роз. Вдруг я невольно насторожился и не веря, вдохнул аромат еще глубже. Может, ошибся? Нет, точно розы… Ладно, может у Кохэку-сама свои предпочтения, я ведь впервые здесь. Мысли тут же перебил коан. Первый и самый важный для сознания идущего на пути. Да, я до сих пор ни одного не решил… Тем не менее, это не было для меня какой-то преградой. В монастыре мне все как один (даже главный монах) говорили, что некоторые особо упорные ученики тратили на свой первый коан от пары лет до чуть ли не всю жизнь и ответ на него узнавали в самых неожиданных местах. Из простых, ничего не умеющих монахов они превратились в настоящих мудрецов, о которых легенды гуляют до сих пор, добавляя все больше и больше шокирующих подробностей. Столько лет прошло, а я до сих пор знаю их наизусть. Когда ум ученика был достаточно зрел и блуждание ума затихало, осталось лишь ждать проблеск реальности. Просветлялись в самые необычные моменты: когда упала первая капля дождя или случайный треск дерева, при подготовке ко сну, во время смерти близкого… Что угодно. Становились Великими! Прошли через тернистый путь и достигли! Достигли высот, стали чем-то больше, чем были раньше!.. Звучит, конечно неплохо, но мне, видимо, не суждено. Я не собираюсь поднимаются по этой иерархической лестнице мудрости. Где-то через сорок минут благовония угасли (из под полуприкрытых век я заметил, как это произошло). Палочки помогали ориентироваться во времени и всегда вовремя говорили о перерыве. Я открыл глаза. Передо мной зеркально сидел Кохэку-сама. Видимо, все это время он, как и я, сближался со своим коаном. Вот только он достиг определенных высот, а я остаюсь на том же уровне. Мне даже не завидно. С чего вдруг? Сам ведь во всем виноват. Мой взгляд скользнул по его лицу. Он просто смотрел на меня с сомкнутыми губами. Нет, не уставился, без тепла или нежности, но в тоже время без ненависти или злобы. Ну вот что у него в голове в этот момент творится? Это все еще оставалось непонятным. Прошло около пяти минут. Как только Кохэку-сама зажег вторую палочку, настала вторая часть утренней медитации. Она прошла так же, как и первая, но в небольшим изменением: я все никак не мог оставить в мыслях человека напротив. Кохэку-тоно резко остановился и я чуть было не врезался в него. Мы уже покинули дзендо и не успев сделать пары шагов, вновь остановились. Мы были где-то в районе его комнаты, рядом с залом. Немного недоумевая ситуацией, я хотел было шагнуть в сторону и пойти дальше по своим обязанностям. Но что-то пошло не так. Как только я сделал движение, мне путь преградила прямая рука хозяина. Кохэку-тоно повернулся ко мне лицом. Я молча смотрел на него. Ждал его внезапного упрека, указания или еще черт пойми чего. Я окончательно запутался… Мне оставалось лишь рассматривать раскосые темные глаза, в которых пылал неугасимый огонек, редкие морщины по лбу да сжатые губы. Благо, продолжалось это недолго. Кохэку-тоно обошел меня вокруг, разглядывая на витрине чуть ли не самого Микимото (10). Таким внимательным и ощупывающим взглядом. Я поежился, но взял себя в руки: я ведь знал, что этот мужчина не причинит мне вреда. Ох уж эта тягучая тишина… Я не совсем понимал, что происходит, но стоял как обычно не двигаясь. Кохэку-тоно ни на что не отреагировал, лишь смотрел. — Не понимаю чего вы добиваетесь, Кохэку-сама, — наконец не выдержал я. Стук невысоких гэта (11) затих. Господин остановился за моей спиной. Стоял и молча, словно бамбуком тыча мне в затылок. Я это чувствовал всем телом. — Юкайо, — он начал с моего имени,— ты можешь мне кое-что пообещать? — Всё, что в моих силах, сама. — Обещай, что девяти часов утра ты полностью подчиняешься мне. — Хорошо, но не совсем понимаю, ведь я в любом случае... — Обещай, — господин резко отрезал. — Обещаю, — что мне ещё оставалось ответить? Я мельком взглянул на часы. Всего четыре часа. Это ведь совсем немно… Он дал мне смачную пощёчину. Такую, что моя голова повернулась в другую сторону. Я ее выровнял. Договорить я не смог. — Сними уже с себя эту маску безразличия! — неожиданно сорвавшимся голосом крикнул он. — Кохэку-сама, это не безразличие. Я ведь ваш слуга, я не могу реагировать иначе в связи с… — "этикетом" хотел закончить я, но внезапно ощутил его теплые губы на моих. Сказать, что я оторопел — ничего не сказать. Я сильно смутился, но не сделал ни одного движения против. Сердце забилось в бешенном ритме, заставляя кровь прилипнуть к щекам — они пылали! Лишь одна мысль, как назойливая муха, жужжала изнутри: это происходит не со мной. С кем угодно, но точно не со мной. Он осторожно отодвинул прядь моих волос. Во взгляде мелькнула нехарактерная для него, всегда такого серьезного и непреклонного, нежность. В моем животе летали не бабочки, а целый Аой Рю (13)! На душе было как никогда тепло… Мужчина провел рукой по длинным волосам, взлохмачивая их. От удовольствия пошли по коже поползли мурашки. Я еще никогда так себя не чувствовал… Конечно, у меня были девушки и я далеко не девственник. Но все они то и дело, что мычали и ничего не делали, раскинувшись подо мной. Я получал лишь физическое удовлетворение, созданного эволюцией. И то не всегда. А сейчас от одного лишь поцелуя возбудился. От этого, уверен, мои щеки стали даже ярче восходящего солнца. Его щетина царапала мою относительно гладкую кожу. Мужчина, видимо, это учел и послушно порвал поцелуй. Его вечно бледные губы покрылись румяной. Он ещё сильнее прижал меня к себе, переходя на новый уровень. Кохэку-тоно придавил меня своим телом к стене. Через тонкое кимоно в меня уперся ряд небольших, но не менее сильных кубиков. С каким-то удивлением я ощутил бугорок через его штаны. Его руки пошли ниже, скользя и гладя по талии. Представился решающий момент. Даже в такой ситуации, когда весь занавес упал и все бесы вырвались наружу, я все равно не мог поверить в происходящее и против воли выдавил слова по типу: — Кохэку-сама, я могу предоставить вам самую лучшую гейшу, если вам… — Никаких посторонних людей, — прошептал он мне в ухо. — Ты обещал… — хоть он и придал голосу уверенности, но все равно проскальзывало сомнение: а если я выскользну, как карп из рук рыбака, и расскажу об этом всем? Но такого, конечно, не было. Господин довольно улыбнулся, когда я пошел на контакт. Он ещё сильнее прижал меня к себе и нежно укусил мочку уха, посасывая. Не помню как, но мы скоро оказались на постели господина. Он моментально стянул с меня ненужные тряпки и кинул куда-то назад. Я смочил головку слюной и неуверенно начал облизывать его плоть. Как это девушки делают? А черт знает… Меня подобному жизнь не учила. Вскоре я углубился и тут добавилась рука Кохэку-тоно на моем затылке показывая, что я двигаюсь в правильном направлении. Гуманитарная помощь… Но отчаиваться мне не пришлось: я быстро приловчился и скоро заглатывал уже всю плоть, лишь ускоряя темп. В ответ господин возбуждающе постанывал. Я оставил член в покое, жадно заглатывая воздух. — Не перетруждайся… — как издалека послышался голос мужчины. Не дав мне передохнуть, он быстро оказался надо мной. Он хищно заглянул мне в глаза, заставляя меня смотреть прямо на него и поставив сильные руки возле моих плечей. Я заметил, как бешено пульсирует его яремная вена, но тут перевел взгляд на его лицо. У него тёмные, даже не карие, а черные, как угольки, глаза… На меня, как лепестки, посыпалась тонна поцелуев. Сначала на губах, вдоль скулы, не забыл даже нос чмокнуть. Оставил кривую дорожку поцелуев от шеи до сосков. Уверен, сейчас я покраснел еще гуще, чем в коридоре. Его голова низко наклонилась и он стал покусывать один сосок-бусинку, а рукой теребя другой. Чем ниже он опускался, тем больше у меня поднимался член и покрывались потом руки. Его два пальца оказались у меня между губами и я покорно облизывал их. Словно он заставлял ощущать его власть повсюду. Чмокнул каждый кубик мышц, ненадолго, как-то по особенному останавливаясь на каждом. Стоит признаться что я не такой уж спортивный, как господин, но что-то все-таки имеется. В воздухе уже давно ощущался запах феромонов , что тоже заставляло расслабляться. От каждого прикосновения я ежился, чтобы поторопить его к главному. Если до этого момента я лишь чувствовал, то сейчас вдруг ко мне пришла проста, как истина, мысль: он ведь специально! Специально так делает, чтобы заставить меня сгорать с нетерпения. От этого на душе почему-то стало весело, как будто я разгадал какую нибудь сложную загадку и получу от него приз. Он взял мою талию, как женскую, и его большие ладони бережно, словно драгоценный хрусталь, ласкали бедра. Когда Кохэку-тоно дошел до паха, с меня слетел последний элемент одежды. Я слегка вздрогнул, ощущая приятную свободу. Сам же он уже давно был во всей красе — полностью обнаженный. Мужчина перевернулся и одновременно потащил меня за бедра, выстраивая удобную позу. Кохэку-тоно поставил меня раком, а сам стал сзади. Он запустил руку на голову и взъерошил пряди волос, мягко, я б даже выразился деликатно. Откуда ни возьмись в его руках появляется смазка. Вынимает пальцы изо рта и ставит их у моего анала. С моим тихим вскриком вставляет их вовнутрь, сжимая мой член ладонью. Онемели ноги, создавая приятную боль. От удовольствия пробило небольшим электрическим зарядом по всему телу Мужчина начал двигаться и довольно быстро находит простату. Я выгибаюсь, как женщина, в его руках и запрокидываю от наслаждения голову. Тяжело дышу, но не позволяя себе стонать — рано ещё… В целом цунами чувств, во всем этом хаосе проскользнула веселая мысль. Как в жизни, так и в постели я все равно остаюсь слугой. Он больно сжал пальцы на моей ягодице (уверен останутся небольшие синяки), натягивая меня на себя как можно глубже. Я уже не сдерживался: с губ слетали стоны; пальцы сжали простынь, на которой ещё утром мирно спал господин. Он начал массировать простату, покусывая оголенное плечо. Я послушно прогибаюсь в пояснице. Вбирает меня всё глубже и резче, уж наверняка упиваясь моими стонами. Вздрагиваю, когда он медленно растягивал меня, продолжая удовольствие. Я уже чувствую, как Кохэку-тоно близко к разрядке. И оказался прав. Пару толчков и он кончает в меня, всё ещё не высовывая наружу свою плоть. Я тоже не опаздывал и кончил вслед за ним. Пробило судорогами по всему телу и онемели ноги, создавая приятную боль. Это продлилось лишь на мгновение, но того хватило, чтобы промелькнула мысль о том, чтобы это наслаждение продолжалось вечно. Мы устало плюхнулись на кровать, блаженно прикрыв глаза. Я нащупал его руку и сжал её. Но он это движение проигнорировал. Я в недоумении повернул голову в его сторону и насторожился. Его взгляд остекленел, даже кожа немного побледнела, а на губах плясала блаженная улыбка. Господин лежал не двигаясь. Я немного испугался, ибо никогда раньше не видел его таким счастливым. Но это почему-то продолжалось слишком долго. — Кохэку-сама..? — неуверенно спросил я. — Му..! — лишь воскликнул он. Мои губы лишь искренне растянулись в улыбке. Решил значит. Сразу после просветления следует сладкая эйфория. То, о чем строго предупреждают старшие. Ведь наслаждение не должно стать целью или искушением, если выразиться в христианской манере, иначе ученик пойдет по очень кривой и скользкой дорожке. Это… Как метод достижения просветления. Эйфория — кратковременное явление, его можно сравнить ну, например, с сексом, а просветление — вечно, оно на всю жизнь. Этим эти два понятия и отличаются. Я встал и выгнул позвоночник, но вдруг резко схватился за пятую точку. Это место сильно болело. Эх, все-таки тонкая кишка не для утех геев предназначена… Кохэку-тоно постарался на славу. Я обернулся и посмотрел на последнего. Тот лежал без изменений. Я слышал про такое. Что валятся в постели с кем-то — прекрасно, что без кого-то — прекрасно. Звучит, как по мне, странно, но в то же время веет мудростью. Я подошел к окну, окидывая взглядом местность, которую и так знал наизусть. Но сейчас я видел что-то другое. Голубое и ясное небо; ранние пташки бодро и звонко щебетали, заставляя проснутся всех, кто спит; лучики утреннего солнца обдавали теплом сырую от росы землю; сад камней господина широко освещался, казалось каждый камень там сияет, а вокруг них кружились бороздки, словно волны океана омывают камни-острова, создавая чудные очертания. Я насчитал лишь пятнадцать “островов”. Шестнадцатый, как всегда, прятался за другим. Раньше я таких мелочей не замечал... Что меня там снаружи ждет? Ничего. Я повернул голову в сторону Кохэку-тоно. Тот уже стоял сзади меня и обвил мою талию. Его легкая растянутая улыбка, выражение лица выражало удовольствие, смешанное с задорством… Я не мог оторвать глаз. В этих стенах у меня есть все. — Кохэку-сама… — Лишняя формальность, — Тут же перебил он. — Кохэку-тоно… Он громко кашлянул. — Кохэку! — я уже и забыл, что хотел сказать. Хозяин это понял и весело засмеялся ну и я не остался в стороне — коротко хихикнул. Лицо господина-любовника обрело мрачные очертания, словно над ним туча повисла. Он уставился куда-то вдаль. Я проследил за его взглядом. Сейчас ровно девять часов и одна минута. Кохэку-тоно неторопливо опустил руки. — Ну что ж, ты свое обещание выполнил. Дай пощечину, ударь, отруби голову ближайшей катаной. Подобного не может происходить между слугой и его. Я готов принять любой твой гнев, — вместо чего-либо из вышеперечисленного я приблизился к его губам, мягко покусывая. Тот в ответ тихо застонал от удовольствия. — Не неси чушь, — прошептал я ему на ухо, — и чтобы про катану я от тебя больше никогда не слышал. Что за нелепая драма? Кохэку-тоно, где ваша былая серьезность? — Юкайо, я тебя люблю… — прошелестел он сладкие слова. — Я тебя тоже… — странно это было говорить, из-за этого мои слова прозвучали отрывисто. После Кохэку рассказал как давно заметил, как я с ним обращаюсь, описывая чуть ли не фантастические подробности, как я проявлял знаки внимания. С каждым новым его словом во мне набирала силу сомнение в его речи. — И да, давно хотел спросить: ты действительно думал, что я не слышал, как ты меня зовешь “тоно” по утрах? Поведал о невероятной логике, чтобы прийти к выводу, что слуга может тайно влюбится в своего повелителя. — А что, если бы твои суждения были неверный? — вдруг спросил я. Кохэку-сан совершенно внезапно для меня засмеялся, странно поглядывая из под век. — Мои суждения не могут быть ложными, — он мигом засунул руку под кровать и вытянул — не могу поверить! — мой дневник! — Как? Откуда!? Кохэку! — я даже про именные суффиксы забыл. Внезапный гнев и удивление вытеснили эти нелепые приставки. — Отсюда я и узнал обо всем, — торжествующим голосом сказал он, — и теперь без никаких "-сама" и даже "-тоно", — он усмехнулся. В его руках открылся мой дневник. Он пролистнул напрочь исписанные страницы, демонстративно их рассмотрел. А потом просто вручил тетрадь мне в руки. Я со злобой — Я у тебя столько страниц в дневнике занял, что даже Ромео из пьесы Шекспира позавидовал бы, — пылко прозвучал его голос. — Кохэку, это очень подло с твоей стороны! — Зато информация проверенная! Не обижайся на меня, Счастливый человек! (13) — Янтарный (14), знаешь… С тобой я и впрямь счастливый человек, — я не мог сдержать улыбки. Но вскоре посерьезнел и Кохэку-тоно заметил это. — О чем задумался? — поинтересовался он. — Знаешь, я тут подумал… Если бы зернышко не упало на землю, если бы дерево не выросло, если бы из него не сделали бумагу, если бы не сделали этот чертов дневник, если бы я не купил его, если бы я не начал писать в нем, если бы Кохэку его не нашел и прочитал… Если бы зернышко не упало… То этого всего не было, понимаешь? Кохэку-тоно на меня пристально и серьезно посмотрел. Я тут же мысленно проверил свою фразу — не смолол ли чего-нибудь лишнего? — хотя точно знал, что ни одно мое слово не должно смущать. Мужчина внезапно захохотал и вся его серьезность и брутальность тут же, как карточный домик, рассыпалась. Немного успокоившись, Кохэку кашлянул и отвел взгляд на улицу. — Хотя, знаешь… Мне кажется, ты прав. ¶. 1 - "Повелитель" или "хозяин". Словом тоно, первоначально, называлась резиденция аристократии и его примерное значение сейчас - представитель высшего общества, аристократ. Тоно близко по значению к сама (о нем чуть ниже), но является менее официальным и часто несет оттенок привязанности, любви к собеседнику. 2 - Суффикс самá, демонстрирующий максимально возможное уважение и почтение. Примерный аналог обращения «господин», «достопочтенный». 3 - Хайку – национальная японская форма поэзии, жанр поэтической миниатюры, просто, лаконично, ёмко и достоверно изображающий природу и человека в их нерасторжимом единстве. Пример хайку: На черной ветке Ворон расположился. Осенний вечер. (Мацуо Басё) 4 - Самый лучший сорт японского чая со сладковатым вяжущим вкусом и характерным ароматом. Этот чай выращивают в тени в течение 2 недель. # Кохэку ещё тот гурман) 5 - «Нет», «никакой», «отсутствие», «без». Обычно используется в качестве префикса для выражения отсутствия чего-либо, однако широко известно как ответ в чань-буддистских коанах (про коан ниже) и по некоторым предположениям означает «ни да ни нет», то есть является неоднозначным ответом на вопрос. 6 - Коа́н — короткое повествование, вопрос, диалог, обычно не имеющие логической подоплёки, зачастую содержащие алогизмы и парадоксы, доступные скорее интуитивному пониманию. Коан — явление, специфическое для дзэн-буддизма. Цель коана — придать определённый психологический импульс ученику для возможности достижения просветления или понимания сути учения. Пример коана: Монах спросил у Чжаочжоу: — Обладает ли собака Природой Будды? И Чжаочжоу ответил: — Му! 7 - Дзен — это одна из ответвлений буддизма, ставший популярным в Японии. Цель дзена — возвращение человека к самому себе через самосозерцание. Истина для дзена — это похожее на крик ребенка движение духа, того, что лежит глубже, чем мысль и эмоция. Мысль в ее обычном смысле как некое устойчивое понятие для дзен-буддиста является ложью. 8 - Монахи вставали в три утра и медитировали по до шести, прием у старшего монаха про коан. Дальше скудный завтрак и хозяйственная работа по зданию монастыря. Скудный обед. Работа. Скудный ужин. После медитация с 7 по десять вечера. Также раз в месяц проводилась медитация сэссин по 20 часов в сутки. И раз в год всем сэссинам сэссин — Рохацу. Монахи целую неделю медитируют по 20 часов в сутки с небольшими перерывами. 9 - "зал для медитации." 10 - Дохрена какой известный и дорогой японский бренд ювелирных изделий. 11 - Японские тапочки. Деревянные сандалии в форме скамеечки, одинаковые для обеих ног (сверху имеют вид прямоугольников со скруглёнными вершинами и, возможно, немного выпуклыми сторонами). Придерживаются на ногах ремешками, проходящими между большим и вторым пальцами. 12 - "Голубой дракон". Существует легенда про четырех богов на каждом конце света. «…Если на севере есть высокая гора, её охраняет Черепаха-Змея, Если на востоке есть ручей, его охраняет Голубой Дракон, Если на юге есть обработанные поля, их охраняет Красная Ласточка, Если на западе есть большой тракт, его охраняет Белый Тигр…» 13 - Именно так переводится имя Юкайо. 14 - Соответственно Кохэку.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.