я был вальяжный-эпатажный

Яркая кожанка, узкие джинсы, майка с черепом (КРУТЬ!), черные боты с шипами и нелепая укладка — все это Хан Джисон. Не на постоянной основе, к сожалению (в школу так припрешься — выговор, крики о сатанизме среди молодежи, угрозы об отчисление и далее по списку), но после уроков в туалете все же переодевается. А Хан и не сатанист вовсе, просто веселится парень. Нравится приковывать изумленные взгляды к себе, нравится перешептывания за спиной. И нравится кровь из носа, когда в очередной раз кто-то посчитал, что одет ты «неправильно». До слез смешно или плакать хочется до смеха — Джисон пока определяется, потому и не останавливается! Больше всех он любит Ким Кидука (Дундук ебаный, проще говоря). Тот с удовольствием смотрит на свои кровавые кулаки и вновь, возможно, сломанный подтекший багровой краской (Джи себя в этом убеждает) нос. Хан на такое только усмехается из-за садистской рожи этого придурка, встает, умывается и идет дальше освещать путь всем заблудшим своим ликом. И Джисон уже начинает беспокоиться из-за носа и странных пристрастий к избиению себя любимого. Потому что голова все чаще болит, потому что кровь уже не отстирывается от любимых футболок, потому что не может изнеможденная работой мать каждый вторник спрашивать, как он умудрился опять навернуться на лестнице. Она как бы не глупая, догадывается. Вот он уже практически на пороге кабинета психолога, только за 3 километра, но не вдаемся в детали. И практически признал проблему, а может и не одну, но все стопорится в один момент. В тот день, когда все страхи стали стимулом, в школу переводится Ли Минхо. Серый, скучный, без зевка не взглянешь, если бы он не был пиздец каким красивым. У Джисона не любовь с первого взгляда, нет, но непонимание, потому что эта мышка в огромном синем кардигане и черных брюках, привлекает больше внимания, чем он. И он не завидует совсем,только думает, вот бы Дундук снова зажал его между перилами на лестнице, затащил бы в туалет и избил (как полагается). Но сейчас не его волокут туда, а этого Минхо. Бедного Минхо, который, скорее всего, никогда по лицу не получал, который определение слова драка знает только из словаря. В общем, несчастный Хо в туалете уже минут 5, его там дубасят, а Джисон все стоит и ждет чего-то. И когда он это понимает, то срывается, буквально врывается в туалет, где Дундук лежит и плачет, где его дружки наматывают туалетку, чтобы кровотечение остановить, и где стоит Ли, сука, насколько же ты крут, Минхо в своем кардигане и брюках. — Пошли отсюда, — беря за руку, тащит Хо юношу с места преступления. И вот теперь Джисон влюбился. Но пока уверен, что просто восхищается. В следующую неделю Джи узнает, что Минхо не скучный от слова совсем. Ну типа, как можно назвать кого-то скучным, когда тебе втирают какую-то херню о знаках зодиака и инопланетянах, в следующую секунду переключаются на политику стран СНГ и России (извините, вы кто такой, емае?), а заканчивается разговор неизменно тысячекратным признанием в любви своим кошкам, которые непременно его слышат из дома в Пусане. Джисон, на самом деле, и слов-то некоторых не знает, теряет ход мысли, но смотрит с диким любопытством и, снова, восхищением. И Минхо в этом взгляде тонет то ли от пивчанского, что с утречка пригубил, то ли…а хер его знает! Вообще Сон странный, думает Ли. Он таких в кино видел, но за теми непоколебимые убеждения, бунт, непокорство, ну, а Джисон…душка. Ну просто прелесть с щечками, как у хомяка. Откуда черепа, откуда кожанка, а главное зачем? Но Хан хочет — значит это не должно его беспокоить. Он добрый, глуповатый немного (зато в химии шарит), что подкупает. Еще стишки пишет про сиськи-письки (именно так, господа), и рисует круто, особенно на стенах туалета. Как-то эти два неразлучника посрались знатно. Кто бы знал, что разногласия относительно бутербродов до хорошего не доводят? И Минхо, как часть их дуэта фриков, с пеной у рта доказывал, что бутеры с икрой, рыбой и маслом (вместе, друзья, вместе) самые вкусные. Короче, Джисон с этим не согласился и ушел, оставив своего новоиспеченного друга в одиночестве на всю перемену. И ладно на перемену, Минхо переживет, но Хан не пришел на урок. У Ли глаза по классу забегали, дыхание участилось, взрыв мозга за считанные секунды, от размышлений куда, блять, этот дурак запропастился. Отпросился в туалет, прошелся по коридорам, зашел в столовку (вдруг Джи горе по бутербродам заедает), заглянул в раздевалку, нигде. Остался последний вариант — все-таки в туалете. Зашел. Вышел. Глаза протер, влагу почувствовал на пальцах. И влетел. Джисон на полу лежит, по лицу кровь стекает, и нос теперь…ну, процентов на 100 сломан. Минхо плачет, на руки его берет, бежит по коридорам — в медпункт несет. Медсестра в шоке, спрашивает, кто его так? Минхо догадывается, точнее знает. Но ей не говорит. Просит позаботиться о Джи и к директору бежит со всех ног. А после уроков ждет Кидука и вновь демонстрирует ему свое мастерство. Знает, что только дурак кулаками размахивает, но за друга же… Хан просыпается следующим днем на больничной койке, мама рядом, за руку держит. Он на часы взглядом проходится. 5:46. Значит она тут всю ночь просидела… И почему-то плачет. Горько, всхлипывает, крик в горле топит. У мамы спящей прощение шёпотом просит. За оценки, за безалаберность, за показушность непонятную даже ему…и за то, что спина утром болеть будет, ей же еще на работу идти. А еще о Минхо вспоминает. И слезы как-то заканчиваются… На утро любимый долбодруг объявляется. Со связкой апельсинов и бутербродами с маслом и чипсами. Суббота же. *** Через месяц и 6 дней Джисона выписывают. Он узнает от Минхо, что Дундука исключили: «за систематическое избиение учащихся и одного уборщика». И даже немного по нему грустит, но потом вспоминает, что тот мудак, и успокаивается. Еще узнает, что Хо обзавелся девушкой. Очень милой, умной и красивой. А еще нарочито правильной. Она словно новая кофта после стирки, идеально сидит, нет катышков и локти не оттянуты. И рядом с Ли выглядит крошечной, счастливой. perfect. Вот только Джисон слезы слизывает с подбородка по ночам, вспоминая, как те миловались на перемене. И ненавидит, ненавидит, ненавидит…себя. Почему? Хер его знает. Период, наверно, такой. Но вернувшийся Хан как-то карты Минхо путает. Отвык он немного от его присутствия в школе. Все реже в толпе взглядом он ищет свою девушку. Все чаще забывает о свиданиях, за очередным бессмысленным разговором с Джисоном. Опаздывает и вновь опаздывает. И все не понимает почему. Пока "любимая" не бросает его со слезами на глазах, с дрожью пропитанным голосом. А он ничего кроме жалости не испытывает… В тот же вечер он идет к Хану играть в приставку, на пороге с мамой его сталкиваясь и слыша «оставайся на ночевку, Джисон будет рад, у меня все равно ночная». Его уже как родного там встречают. Все игры он с позором проигрывает, и пока Сон ликует в победных конвульсиях на полу, кое-что понимает. И за этим пониманием тянется, как за лучом света во мраке. И совсем чуть-чуть на последнего падает. В глаза смотрит, скорее ими пожирает. И сердцу тесно, пиздец, так и норовит выпрыгнуть. И хочется ниже, ближе, жарче, чтобы дыхание на щеке почувствовать. Хочется поцеловать в щеку, нос, лоб, веки, скулы, шею…это какое-то наваждение. И страшно. Так страшно, что руки, которые хочется вокруг себя обвить, оттолкнут, не примут. Боязно, что в глазах напротив неприязнь, страх и ненависть промелькнут. Поэтому Минхо встает. Извиняется. Говорит, что так получилось потому «аааааа, ты все равно не поймешь, белка!» — Не хочешь? — слишком тихо для Джисона, слишком надрывно. — Ты о чем? —  Хана рвет на части. И он практически плачет, но держится. Потому что повода плакать нет пока - это его нестабильность сказывается. Потому что Джисон не такой уж дурак. Он может и не хочет признавать, что влюблен в лучшего друга, но понимает, что это так. Втюрился по уши в того, кто за него в драку полез, в того, кто за ним домой перед школой заходит, хотя живет от нее через дорогу, а Джи в нескольких кварталах. В того, кто рассказывает о том, что скоро нас поработят ситхи, но Суни, Дуни и Дори уже разрабатывают план о том, как это предотвратить. Но вот сейчас признает, потому что в Ли он тоже видит лучик света. Потому что, если бы Минхо не струсил, то обязательно ответил бы. Поэтому тянется к своему солнцу. Мягко касаясь губами, за шею ближе притягивает. И сам валится на Хо. И сердце, словно отбойный молоток, грозится нахер выпотрошить Джи. И чувствует, что Минхо уже и не боится, целует в ответ, ближе к себе прижимая. И отрываясь от младшего, Ли покрывает поцелуями все, до чего дотягивается. Наконец, атакованы щеки, скулы, шея, нос, веки — всё, чего желали оба. И как-то все становится на свои места. Джисону уже не нужно к психологу, да и не очень-то теперь он вальяжный-эпатажный. Потому что ни шепот, ни взгляды ему уже не нужны. Он нашел свои глаза. У него есть Минхо — читать «жизнь удалась».