Почему ты не отвечаешь?

Проснулся, как обычно, в своей постели. Было жарко, а потому во сне снова сбросил одеяло на пол. Дикая лень так и не дала его поднять. Но лучше бы я это сделал, ведь пока пытался пройти по нему запутался и упал. Отличное начало очередного ужасного дня. Кое как встав, поплелся в ванную. Зеркало отлично передавало последствия ночных пьянок, хотя могло и соврать, как мне кажется. Голубые глаза смотрели все на того же Даню, но спрятавшегося за мешками под глазами, отёками, несколькими царапинами (видимо, не только из-за одеяла сегодня падал) и нездоровым румянцем. Потрескавшиеся, слегка припухшие губы произнесли тихое «да кому я, блять, сдался», а потому, так и не искупавшись, пошёл сразу на кухню. Пока спускался, напевал мотив какой то группы и думал о том, что же съесть на завтрак. Открыв холодильник, понял, что сегодня я снова пойду в школу голодным. Опустовшив до дна огромный кувшин, в котором, на секундочку, помещалось до 2-х литров воды, как заявляла яркая упаковка из-под него, поставил его на стол, рядом с микроволновклй. Сам я не проверял, может ли он столько в себя поместить, может где то и обманули. А кто — то это вообще проверяет? Ладно, пора собираться в школу. Блять, я сожгу её сегодня, отвечаю. В одежде как всегда доминировал чёрный цвет. Футболка сливового, по рассказам друга, цвета с изображением динозаврика и жёлтые носки стали хитом этого лука. Подумать только, сколько цветов может скрывать верхняя одежда. Дельше в дело пошли худи и брюки в черно-белую клетку. Взял рюкзак и под хор мыслей, размышлющих о том, так ли сильно нужна мне эта надоедливая чёлка отправился обуваться. И вот, в своих кедах, прошедших, по внешнему виду, Афган, поплелся в свою чудесную и такую прекрасную школу, где вновь меня будет преследовать только наилучшие мысли по типу «сдохните, мрази» или «горите в аду, черти». Каждый раз, подходя к входной двери, в отражении меня встречала безысходность. Она словно швейцар открывала мне каждый день дверь и нагло улыбалась, глядя в мои грустные и измученные глаза. 302 кабинет, вот я и дошёл. Последняя парта 4 ряда — мой приговор. Там сидят либо те, кому нет дела до уроков, либо те, кому нет дела до людей. Кажется, у меня бинго. И что же я там вижу, за той партой впереди моей. Правильно — никого. Он снова не пришёл. Вновь не стал нести свою жопу сюда. А почему мне это удаётся? Я что, похож на того, кому здесь в кайф находиться? Вновь пробирает дикая злость, ненависть. Нет, тут я не собираюсь оставаться. Захлопнув за собой дверь, быстрым шагом отправился к выходу. Учительница что то кричала мне в след, но как то не интересно было её слушать. Всё мысли только о тебе, ебанный Давид. Мы столькое пережили, но ты так просто от меня отказался. У тебя есть на это причины, не спорю, но хотя бы поговори со мной. Ответь на звонок. Ответь. Уже несколько дней пытаюсь до тебя дозвониться, но тщетно. Учитель тоже не в курсе, что же происходит. Почему никого не удивляет, что никто из их семьи не выходит на связь? Каждый раз, подходя к твоему дому, надеюсь увидеть тебя в окне, как когда-то, но уже никто меня не встречает. Вновь не решаясь даже зайти в подъезд, ухожу в какой то левый бар с ничем. Заказываю первый попавшийся коктейль, сегодня я вновь уйду в отрыв, чтобы забыться. Забыть тот ужасный, отвратительный день. Наверное, у каждого есть та дата из-за которой не хочется жить, вставать с кровати, чистить зубы. Нет даже смысла смысла завязывать шнурки лишний раз. Моя — 19 мая. Самая ужасная суббота в моей жизни. Не знаю, что со мной тогда случилось. Просто миг — и все, конец. Как же я хочу, чтобы ты меня простил. Пожалуйста, прости меня. В тот день было солнечно, как и сегодня, только не так тепло. В очередной раз ты не брал телефон и я не знал, что и подумать. Вчера ты приходил ко мне весь в слезах. Такое часто происходит. Отец — алкоголик — это банальная, но страшная история. Почти каждый гребанный день мне приходилось выслушивать твои истории о том как и чем била тебя эта скотина, пока мать была в очередной командировке. А затем мы ходили в бар, чтобы забыться. Бар «Белая лошадь» стал нам вторым домом. Перепробовали уже, наверное, все напитки из существовующих там: от Белого Русского до Кровавой Мери. Но тот раз, когда ты вновь оказался на моем пороге, был особенным. Просидев до поздней ночи, как обычно, у меня, вновь пошли принимать алкогольные ванны. Ты начал рассказывать об очередной драке с этой тварью. Но что то во мне будто изменилось. Я чувствовал себя быком перед матадором, а твои слова, словно огромная кувалда, так сильно ударили по больной голове, что все эмоции, чувства перемешались и слились в мерзкий коричневый цвет олицетворяющий собой сильнейшую ненависть. Я горел внутри из — за этого отвратительного чувства огромным, ярким пламенем, пожаром. Пока сгорал в голове было лишь одно. Я убью его. Убью. УБЬЮ. Побежал к тебе домой. «Беги, Даня, беги!». И вот, звонок в дверь, маты, крики и уже через пару минут на кухне идёт масштабная драка между одиннадцатиклассником и пьяным козлом, который слишком много о себе возомнил. Несколько ударов в живот и он эта тварь уже лежит скорчившись на полу. Нож в моих руках оказался абсолютно случайно, хотя, кто знает, может и нет. Исход один — победа за старшеклассником. Только после случившегося произошло отрезвление. Стоя в дверном проёме ты плакал. Хотел тебя утешить, сказать, что то вроде «теперь все будет хорошо», но когда я попытался тебя обнять, ты шарахнулся от меня как от горящей плиты. -Что ты наделал?! Ты убил его, убил! -Но я сделал это ради тебя! Потому что я люблю тебя! -Уходи… -Давид, послушай ме… -Нет! Нет! Нет! Уходи, проваливай нахуй отсюда! Не понимаю. Ради тебя ведь пролил кровь на свои руки. Она же теперь не отстирается, как ни старайся. И тогда я сделал то, чего уже точно не мог от себя ожидать.Ударил тебя. Прямо в живот. Куда — то, где ещё болели сломанные ребра. А может и выше. Удар был сильным, резким. О, боже, она добралась и до тебя. Тогда я даже не заметил, что ты перестал плакать. Наконец-то, долгожданный испуг. Поняв, что натворил, не придумал ничего лучше, чем просто сбежать. Как жалкий пес. Трусливо, поджав хвост. Я бежал так быстро, как только мог. Так далеко насколько это позволяла дорога и лёгкие. Мчался пулемётов, будто пытаясь вернуться в прошлое, как это показывают нам в мультфильмах, но на то это и мультики. Лёгкие все-таки не резиновые, а потому нужно тормозить. Остановившись у какого то дерева, облакотился на него, чтобы не упасть. В голове ни одной мысли, лишь шум тяжёлых вздохов. Грудь поднималась и опускалась, все медленнее и медленнее. Шли секунды, минуты, а может и часы, прежде чем начал хоть немного работать мозг. Причём, зря, ведь он не придумал ничего лушче, чем просто резко закричать. В этом крике смешалось все, что так долго копилось внутри. Кричал бы всю ночь, если бы не крик соседа, который так культурно и вежливо попросил орать в другом месте, иначе получу по дурной голове. Приметив лавочку, решил, что это лучшее место, чтобы как следует отдохнуть и подумать о том, что же делать дальше. Что будет, если Давид меня не простит? Сдаст ли? Какой срок дают за такие убийства? Черт, черт, черт. ЧЕРТ. В голове бардак, шум, сложно сконцентрироваться на одной мысли. В ту ночь особенно ярко горели звезды, а луна была полностью освещена солнцем. Она была такой же большой, как и ошибка родиться и жить эту жизнь. Так лежал ещё очень долго, просто всматриваясь в ночное небо. Пока на небе загоралось все больше звёзд, мой страх постепенно сменялся на безразличие. Не важно, что будет завтра ведь это сегодня уже просрано. Дул довольно холодный ветер, а потому сидеть вот так в одной футболке долго было невыносимо. Нужно что — то делать, но что? Остаться на лавочке и умереть страшной смертью в лапах весенне-летнего ветра? Желание нет, а потому, встречай милый дом. Надеюсь, что мама уже спит, ибо объяснять откуда на мне столько «красной краски» будет сложно. Не помню как добрался до дома. Помню лишь все те же звезды и луну. Они горели мне в след, то ли поддерживая, то ли осуждая. Я не знаю, что думают обо мне звезды, но не они мои судьи и слава богу. Мама уже спала, снова забыв выключить телевизор. Под него хорошо засыпается, но потом на утро может болеть голова. Выключив телевизор, отправился прямиком к шкафу. Убрал одежду в дальний угол. Нет смысла её прятать. Если полицейские будут здесь что-то искать, значит им уже все известно, если нет, то и хуй с этим всем. Сейчас хочется лишь провалиться в сон и забыть про весь этот ужасный день. В ту ночь я не знал что Давид умер от болевого шока. Из-за меня. В наполненной пустотой квартире. В крови убитого, мной же, собственного отца.