Бас-гитарист репетирует

      Тёмно-оранжевый свет дрожит на струнах, вспыхивает искрами на грифе, и растворяясь, прячет остатки отзвука под шкаф.       Звук – низкий, со шмелиным гудением – тяжеловесно, словно нехотя, отпрыгивает, дрожит и затихает. Он следует за переборами, которые извлекают умелые пальцы гитариста.       Котёнок лениво щурит глаза, наблюдая за парнем, который сидит на краю продавленного, потёртого дивана. Зевнув, мурчащий хищник сворачивается клубочком на смятой, скинутой второпях одежде и громко урчит, терпеливо ожидая, когда откроется заветная дверца холодильника.       Пальцы соскальзывают со струн – и в душной комнате трепещет, замирая, долгое и полнозвучное эхо. Тёмно-карие глаза темнеют, в них появляется сосредоточенность, в глубине зрачков загорается беспокойство.       Парень закусывает губу, наклоняется вперёд, к экрану ноутбука, где на ослепительно белом экране застыла тёмно-синяя стрелка. Сощурившись, он вздыхает – тихо, украдкой; музыкант поворачивает голову на внезапно взорвавшиеся голоса соседей за стеной.       Струны снова оживают, повинуясь пальцам. Подушечки соскальзывают с никелевых, толстых нитей Ариадны, ведущих парня к сердцу музыки. Ладони подрагивают; сбивчивое дыхание нарушает гудящую полу тишину жаркой, душной комнаты.       Вздох переходит в едва слышный, недовольный выдох. Нахмурившись, парень потягивается и прикрывает глаза. Он старается согнать с себя дремоту, которая невидимыми лоскутами повисла на нём, сковала и запутывала движения.       Дыхание выравнивается. Дрожь, охватывавшая руки, переходит в кончики пальцев, а затем и вовсе исчезает, едва стрелка возвращается в начало звуковой дорожки.       И снова тишину нарушают переборы, аккорды. Взгляд смягчается, на лице, подрагивая, возникает улыбка.       Мерная, шмелиная дрожь заключительного аккорда замирает где-то над потолком, у старой люстры, и осыпается, как замок из песка под мощной волной морского прилива.