Курортный (не)роман

      Мария мирно сопела, обнимая руками подушку и смешно морща аккуратный носик. Лёгкая простыня наполовину сползла на пол, обнажив ещё не загорелые женские ноги, её чуть колыхал лёгкий ветерок из распахнутого настежь окна. Платон сел на кровати и посмотрел на жену. Она была такой нежной, хрупкой, маленькой. В холодные ночи, когда она, замёрзнув, сворачивалась калачиком и прижималась к нему в поисках тепла, ему не составляло особого труда обнять её целиком.       Слева раздался громкий, как бы смеющийся, вздох. Платон повернул голову. Это вздохнул во сне Лёва, их четырёхлетний сын. Земцов тихо встал с кровати и подошёл к нему, поднял с пола плюшевого львёнка и аккуратно, чтобы не разбудить сына, пристроил игрушку в изголовье, потом поправил простыню и подошёл к брошенным с вечера на тахте вещам.       Он накинул лёгкую хлопковую рубашку бледно- зелёного цвета, натянул бежевые льняные шорты, сунул ноги в плетёные шлёпки и вышел из номера. Этой ночью отчего-то не спалось, и Платон решил прогуляться до бара.       Веселье было в самом разгаре: под открытым небом на просторном деревянном помосте в такт подвижной весёлой музыке двигались люди. Чуть в стороне, под навесом, где расположился бар, было лишь несколько посетителей: двое парней, уже изрядно подшофе, мужчина лет сорока, пытающийся охмурить молодую девушку, совсем юная девчонка («Хоть бы пятнадцать было», — подумал Платон) и… Нет, этого не может быть!       Может или нет, но это была она. Платон остановился у самого края навеса и принялся торопливо застёгивать пуговицы на рубашке. Потом он уверенно шагнул вперёд и подошёл к барной стойке. Теперь не осталось сомнений, что это была именно она.       — Лиза?       Она обернулась, и лицо её удивлённо вытянулось, а брови поползли вверх.       — Платон Ильич? — больше она не смогла ничего произнести и лишь спешно приникла губами к трубочке, что призывно свешивалась из стакана.       — Вы здесь? Какая удивительная встреча, — он сел на барный стул рядом с Лизой. — Один «Мохито», пожалуйста, — обратился Платон к бармену. — Как вы живёте? Как Валери?       — Как видите, хорошо. Приехала вот с мужем в отпуск. Валери позвал к себе Жак на каникулы, так что она во Франции. А вы как?       — Так же. А где же генерал?       — А при чём тут генерал? Николай мне не муж.       — Вот как, — он хотел было спросить, что же произошло, но вовремя прикусил язык.       Однако Лиза сама продолжила рассказ:       — Мы в общем-то и не были женаты. Оказалось, что мы оба ошиблись в выборе, — она пожала плечами. На вопрос о местонахождении мужа Лиза не ответила, иначе пришлось бы объяснять, почему она не составила ему компанию в бильярдной. — Вы здесь один?       — Нет.       — С Артёмкой? — тепло улыбнулась Лиза.       — Нет, он живёт с Людой.       — Вы по-прежнему немногословны, — заметила она.       — Лиза, давайте потанцуем? — неожиданно предложил он.       С танцплощадки как раз полилась какая-то нежная мелодия. Лиза замешкалась, но дала согласие. Что такое один танец, в конце концов?       Платон протянул ей руку, на безымянном пальце сверкнуло тонкое золотое кольцо («Он женат!»). Она осторожно, даже несколько пугливо вложила в его ладонь свою руку, и он увлёк её на помост.       В мгновение ока его рука оказалась на Лизиной талии, а её ладони — она сама не заметила как — на его плечах.       Лиза закрыла глаза, будучи неспособной смотреть в глубокие чёрные зеркала его души, и спросила:       — У вас есть жена?       — Да, и маленький сын.       — Как его зовут?       — Лев.       — Зачем же вы пригласили меня на танец?       — Танец — это просто танец, — тихо поговорил он. — А зачем вы согласились?       Она не ответила.       Платон и сам понимал, что будет после корить себя за эту мимолётную слабость, но… Почему бы сейчас, единственный раз в жизни, не поддаться искушению? Почему бы не коснуться счастья? Почему бы не забрать у этого вечера воспоминания в качестве сувенира с приморского курорта?

***

      Лиза пересекла общую гостиную и вышла на длинный узкий балкон. Уже давным-давно перевалило за полночь, а она всё не могла заснуть, без особого успеха (да и без энтузиазма, чего уж греха таить) пытаясь избавиться от оставшихся на коже прикосновений.       Едва прозвучал последний аккорд, как она тут же выпорхнула из рук Платона и вернулась в свой номер. Полчаса спустя пришёл муж, подвыпивший и довольный. «Четыре партии из пяти в мою пользу», — гордо поведал он Лизе, покрывая нежными поцелуями её лицо.       Сейчас Женя крепко спал в номере, сморённый алкоголем и упоённый своим успехом, а она полной грудью вдыхала тёплый морской воздух на балконе. Лёгкий ветер трепал волосы. Лиза подставила ему лицо и закрыла глаза.       — Я знал, что вы не спите, — раздалось за спиной, и она вздрогнула, обернувшись.       — Зачем вы пришли?       — Мне, как и вам, не спится, Лиза.       Что творил с её сердцем его голос! Оно замирало, а уже секунду спустя так яростно клокотало в груди, будто готово было вырваться на свободу.       — Давайте не будем ворошить прошлое? — она ещё пыталась образумить и себя, и его, но южная ночь туманила разум.       — Давайте, — согласился Платон. — Давайте создавать настоящее?       — Чтобы было что вспомнить в будущем, — прошептала Лиза и взяла в руки его ладонь. Бережно перебрала его крепкие, чуть шершавые пальцы, потом развернула руку ладонью вверх и принялась прослеживать пальцем все до единой линии. Он же свободной рукой коснулся светлой пряди и заправил её за ухо, коснувшись нежной пылающей стыдливым от собственной смелости огнём щеки. По спине пробежали мурашки.       Платон вдруг высвободил руку и ласково прижал Лизу к своей груди, зарывшись лицом в пахнущие тайной свободой волосы. Где-то на задворках сознания ещё успели проскочить мысли о том, что это нечестно — обнимать на балконе другую женщину, когда в номере безмятежно спит жена; что это неправильно — украдкой воровать воспоминания и чувства под покровом всепрощающей южной ночи, однако все они потеряли силу, сражённые таким долгожданным, таким трепетным и  желанным объятием.

***

      Мучительно долго теперь тянулись дни, и стремительно пролетали ночи. Они оба старательно занимали все дни экскурсиями, вылазками в город и прочими курортными делами. Когда же день подходил к концу и на побережье опускалась ночь, наступало их время.       Они встречались на балконе и, подобно непослушным детям, сбегали на пляж, чтобы, держась за руки, босиком бродить по самой кромке воды, наслаждаясь тёплыми волнами, накатывающими на голые ступни. Им не нужны были слова, ведь все они не имели смысла. Так зачем же тратить силы впустую? Лучше впитывать каждую секунду, проведённую вместе, запечатлевать в памяти каждое прикосновение.       О, до чего прекрасны это небо, это море и этот ночной берег! Они стали невольными, но надёжными хранителями порочной тайны двух заблудившихся взрослых, двух человек, однажды потерявших друг друга в огромном сложном мире и не успевших проститься.       — Сегодня последняя ночь, утром мы с мужем уезжаем, — неожиданно нарушила многоночное молчание Лиза, остановившись.       — Уже?       Лиза лишь грустно заглянула ему в глаза, как бы прощаясь и в то же время словно надеясь на чудо. Будто бы эта ночь могла стать бесконечной или с рассветом что-то могло кардинально изменится в их жизнях.       Что он мог ей сказать? Ничего. Ровным счётом ничего. Поэтому он лишь крепче сжал её руку и притянул к себе, как тогда на балконе, в первую ночь. Она крепко обвила его торс руками и полной грудью вдохнула аромат его кожи, стараясь запомнить каждую нотку.       Когда на горизонте забрезжил рассвет и небо, прежде чем стать розовым, окрасилось в аквамарин, Лиза спохватилась, осознав, как долго они пробыли вместе и что теперь опаздывают с возвращением.       — Надо идти. Прощайте, Платон Ильич, — она повернулась лицом к морю, пряча наполнившиеся слезами глаза.       — Лиза, — рука Платона легла ей на плечо, и мягко, но требовательно он развернул её к себе. — Лиза, я сделаю сейчас то, о чём жалеть, конечно, не стану, но корить себя буду. Однако, если не сделаю этого, то буду корить себя ещё сильнее, — он вновь привлёк её к себе и… коснулся её губ.       Он целовал её медленно, боясь упустить хоть малюсенький кусочек очередного украденного воспоминания, хоть кусочек кощунственного, запретно-трепетного прикосновения. Он целовал её первый и последний раз. Она, ни секунды не раздумывая, с нежной страстью ответила на поцелуй, прижавшись к Платону всем телом.       — Как жаль, что это конец, — выдохнул он, с неохотой отрываясь от Лизы.       — Не надо, — она коснулась двумя пальцами его губ. — Мы оба всё прекрасно понимаем. Не будем портить последние мгновения.       Да, оба понимали, что он никогда не оставит семью, потому что он человек слова, человек долга и обязательств, а она узнала прошлым утром, что ждёт ребёнка от мужа.  Всё было решено за них, решено чем-то или кем-то свыше. Однако никто не чувствовал горечи, на душе было легко и свободно.       Быть может, эта встреча была дана, чтобы распрощаться навсегда?