Печень и сердце

Я же не виноват, что обладаю такой внешностью! Я всегда нравился себе. Нравились мои глаза с искоркой азарта, с кристалликом застывшей боли моих бесконечных жертв. Нравились мои пожелтевшие от времени и человеческой плоти острые и кривые зубы. Я мог часами в зеркале рассматривать гладь своих крыльев, чтобы, не дай бог ни одна тварь не посмела их задеть, оставить хоть едва заметную царапинку. Я был влюблен в свою похотливую улыбку, поистине присущую лишь хладнокровному маньяку. Я обожал те секунды, когда моё лицо ненароком встречалось с зеркальной поверхностью. В те сладкие секунды я приподнимал брови, и улыбался так похабно, как только мог, подмигивая своему отражению. Я всегда знал, что я без труда смогу соблазнить, заставить покраснеть от смущения, отдаться. " Хэй, малыш, включай свет! Сегодня я буду твоим строгим папочкой!» Я мог лелеять свой нарциссизм сколько угодно, но, к сожалению, этой идеальной, божественно-гнилой красоте уже многие годы нет применения. Люди на самом деле такие жалкие! Они судят тебя лишь по твоим поступкам, не желая рассматривать твоё тело. А оно ведь шикарно! Оно словно высечено из драгоценного камня по всем принципам золотого сечения! Они называли меня «жуткой тварью», они охотились за мной, словно я совершал что-то ужасное, хотя какого дьявола, я же просто развлекался! Только заключённые, приговоренные к смертной казни, смогут меня понять, каково это — отрываться на полную с телом, что ты собственными руками лишил жизни, и отрываться извращенно, не думая о завтрашнем дне. Никто не хотел говорить со мной, никто не делал жалостливых глаз, разглядывая мой, раза в три превышающий размер взрослого человека, телесный храм. Как только я осознал, что среди людей мне вообще кроме пищи ничего искать не стоит, я не стал страдать. Я плюнул на это сразу же. Да и пошли они все к чертовой матери! Даже та горстка таких же безрассудных демонов, подобных мне, которые иногда подкидывают мне тяжёлых солей в мои редкие двадцать три дня. Даже эти твари меня не достойны. Я привык быть один, привык думать лишь о себе. Я — бог-изгой. Я самолюбивый, эгоистичный, жестокий, какие там слова ещё придумали для унижения тех, кто всего лишь живёт по своим правилам. Но иногда, особенно в минуты единения с самим собой, я, испытывая отвращение, украдкой все же мечтал предаться тем самым, не имеющих никаких альтернатив, похабным усладам, что так обожествляют эти отвратительные люди. Всё же, я пару раз бывал в подобных заведениях. Правда, пришлось вырезать каждого в этом сборище извращенцев. Но я ни о чем не жалею, ибо это настолько жалкое зрелище, что хочется проблеваться от ощущения безвыходности, которое внушает этот неон, запах алкоголя и дешёвых духов. Высокомерные, глуповатые шлюхи, которые называют себя «элитными», стелятся перед жирными уродами, что бросают мятые купюры им прямо в лицо даже не задумываясь, ибо какой смысл ценить деньги, если ты уже теряешь им счёт. А ведь у этой заплывшей жиром богатой твари дома есть жена. А этот мудак в погонах вчера «собрал все силы полиции города», чтобы тормознуть мой грузовик, теперь платит накрашенной курице, наполовину состоящей из силикона, чтобы она отбивалась от него во время соития. Да, взрослые люди отвратительны со всех сторон. А я, совсем как они, порой хотел уединиться с существом, имеющим хоть какие-то внешние данные, ну и пару отверстий в теле. Трупы надоели мне сразу же. От них никакого толка. Лишь запах гнили и черви, если тело лежит давно. Да даже если и тёплое, никакого азарта нет. Они молчат, тупо смотрят на меня своими остекленевшими глазами, и податливо дёргаются от моих грубых рывков. Это слишком легко для меня. Женшины. Их так много вокруг. Все они такие одинаковые меж собой. Нет, снаружи у каждой разный наряд, по разному убраны волосы, даже помады они выбирают, чтоб не дай бог как у подруги. Они почти все красивы, хотя понятие это настолько субъективно, что я даже не хочу рассуждать на эту тему. А в мозгах у каждой представительницы прекрасного (хотя почему женщин зовут «прекрасными», ей-богу, покажите хоть одну, от которой меня не вывернет наизнанку) пола все одно — секс, салон, деньги. Поройся в своих мыслях, юная леди, и ты увидишь, что все твои желания, доводы и мировоззрение упираются в три этих коротких слова. Мужчины. Каждый из них как только не изворачивается все равно перед кем — перед противоположным полом, перед друзьями, перед каждым встречным. Они неистово пытаются доказать куда-то в пустоту, что чего-то добились в жизни, не имея по факту ничего, кроме лицемерия, лжи и хвастовства. За оскорблениями других, более слабых, кто попросту превышает их умственные способности, эти твари в дорогих костюмах и зализанными на бок волосами, прячут неуверенность в себе и глупость. Их страх к осознанию того, что каждый из них — пустое место, кроется в разбрасывании денег направо и налево. На этих жалких существ такие, как я смотрят с состраданием — так нелепо и смешно они выглядят, выкрикивая на ходу сумму на своей карте и количество женщин, в которых они побывали за последние два дня. И среди всей этой серой массы, среди толпы грязных, измученных ложью оболочек, что зовут себя людьми, пылинками света резвятся маленькие, ангелоподобные, чуть подрощеные существа. Удивительно, что эти гнусные твари способны порождать таких чистых, не тронутых желчью созданий. Я смотрел на этих нежных нимф и восхищался. Восхищался их чистотой, невинностью, близостью к ангелам и богу. Они окружали меня повсюду — на стоянках, в лесу, даже никогда не покидали моих мыслей. Молодые не верили в моё существование, от них были слишком далеки жестокие реалии жизни. Да, мне тоже в их возрасте застила бы глаза самоуверенность и беспечность. Молодёжь бегает по пеплу заброшенной церкви, которую я сжёг саморучно, хоть и было безумно жаль мой любимый гобелен из человеческих тел. Что они там ищут? Было бы забавно, если бы я считал, что ищут меня. Я считал подростков чем-то сторонним от взрослых людей, чем-то особенным. Они не до конца осознают, что делают, безрассудно проводя свою весёлую молодость. Что-то есть в их походке, поведении, манере разговора безумно манящее, нежное, свободное. Я видел тысячи маленьких людей. Начиная от тех, что целыми днями сидят дома, читая книжки, заканчивая теми, кто курит в школьном туалете, растрачивая свое здоровье, и смеётся жизни в лицо. Больше всего меня влекли детишки в возрасте восемнадцати лет. В этом возрасте тело расцветает, раскрывается душа. Мальчики красивые, девочки красивые. Столько всего ещё впереди! Столько нужно ещё узнать, ощутить, понять. Восемнадцать — самый нежный возраст! Но мучает меня все же вопрос, один единственный вопрос. Обладая такой внешностью и репутацией, где бы найти мне сладенького молоденького мальчика? Ладно, я люблю мальчишек больше, чем женщин. Чего уж у моем возрасте стыдиться? Как-то они ближе ко мне, легче с ними общаться, да и парни забавнее. Я помню, как однажды часа два наблюдал за тем, как эти чудесные существа играют в футбол на школьной площадке. Тогда я едва сдержался, чтобы не подойти к одному хорошенькому ученику одиннадцатого класса, который меня привлёк больше всех. Сейчас, наверное, у этого парня уже есть семья и свои дети… Они все равно или поздно узнали бы обо мне. Родители берегли детскую психику, утаивая кое-что страшное. Но это бесполезно, есть ведь друзья, старшие друзья, средства массовой информации на худой конец. Дети вешают друг другу лапшу на уши о своей смелости. Они с надменным видом говорят, что встреть они подобное чудовище, ни один мускул не дрогнул бы на смазливом их личике. Ах, я бы все отдал, лишь бы правы были они, эти дети. Если рассуждать, не витая в облаках — какой придурок в свои восемнадцать ляжет в постель с маньяком, которому более тысячи лет? Я бы подарил этому парню всю свою теплоту, ласку, показал бы ему способы разделки плоти на его же теле!.. Я бы сажал его к себе на коленки, по отцовски гладил по мягким волосам… Но это все мечты. На деле же никогда мне никто по доброй воле не даст. Неудовлетворенное желание давало о себе знать. Я даже, мать твою, упустил жертву из-за этого! Все мои мысли были заняты грязными фантазиями. Порнография не была выходом. Даже изнасилование — об этом я даже думать не стал. Хотелось и послушать крики боли, и поболтать по душам, поцеловать в курносый носик. Я нашёл омерзительный выход. В здравом уме меня тошнило бы от этого, но в порыве страсти я уже не мог ограничивать себя. Всем нам знаком этот омут, манящий любителей поглазеть на сексуальные ласки в режиме реального времени. Вебкам. Там полно молоденьких, недолюбленных парней, что за деньги готовы хоть вспороть себе живот на камеру. Многие их них даже несовершеннолетние. Маленькие ангелы особенно прекрасны в моменты, когда их глазки закатываются, а ручки дрожат от нежного взрослого удовольствия. Я так люблю наблюдать за тем, как они стонут, чуть не плача от бесконечных эякуляций. Столько в каждом из них света, столько наивности. Они не имеют жеманности, притворства, их эмоции и чувства естественны и чисты. С ними рядом не стоят эти мерзкие порнозвезды. В одной из таких приватных комнат я застрял надолго. Мальчишке было лет шестнадцать на вид, больше я бы ему не дал. — Папочка, я кажется… Ах! Я кажется близок к финалу! Мх! Я и правда сегодня был плохим мальчиком! Я его вижу, а он меня нет. — Итак, сучка, что ты готов для меня сделать за полсотни? — М-м! — мой сегодняшний маленький друг не в силах разговаривать из-за обжигающего оргазма, но мне так нравится этот прерывающийся голосок… — А! А что ты хочешь? — Вот все, что ты сейчас… В общем, медленно слизывай свою сперму с руки!.. Давай, я жду! Розовая футболка с надписью на японском. Выжженные химией волосы в блонд с чуть отросшими русыми корнями. С худого запястья вниз сползли дорогие часы и радужный резиновый браслет. Ногти на маленьких пальчиках аккуратно накрашены чёрным лаком. Кожа да кости, синяки под глазами, впалые щёки, разбитые коленки. — Охь, как же я устал! — парнишка сладко потянулся. — Что я ещё для тебя должен сделать? — Посмотреть на счёт своей карты! — усмехнулся я, застегнув ширинку. Никогда я ещё не чувствовал себя таким удовлетворенным как сейчас, наблюдая за этим шлюховатым созданием. — Вау! — а телефон-то явно не из дешевых! — Я всего лишь ведь д… — не успел он закончить фразу, как снова пришло уведомление о пополнении счета. — Куда мне так много? Мы ведь уже закончили!.. — Погоди, погоди! Да давай просто поболтаем. Знаешь, иногда мне так одиноко. — чего только не скажешь, чтобы уговорить. — Как тебя зовут? Мальчишка рукой убрал волосы назад. — Рагамафин. Можно просто Финни. А тебя как? — Ой, родной… — я прокручивал в голове вариации своего имени, чтобы не спугнуть парня. — Короче, зови меня Джим. Красивое у тебя имя, старинное, никогда такого не слышал! Да и ты сам выглядишь, как аристократ! Сколько же тебе лет? — Восемнадцать. — он устало положил голову на руку. — А тебе? — Какой ты маленький! Я намного старше буду. — достав сигару, я закурил, пуская дым в воздух. — Ну, расскажи мне что-нибудь о себе, интересное. Что ты любишь делать, например? — Ой, да ничего особенного!.. Днем с другом бесимся… Мы обычно поджигаем что-то, курим, пиво пьём. А вечером я тут, развлекаю богатеньких старых геев! — интересно, такого определения мне ещё никто не давал! А хотя, Финни прав. Я тот ещё извращенец и любитель помладше! — Подожди, а на кого ты учишься? Неужели ты никуда не ходишь? — Прикинь, нет! — Финни хулиганисто улыбнулся. — Там, короче, история мутная, пипец. Меня выперли из этого гадюшника, в который меня запихнули предки. Типо я не учусь нихера, на пары не хожу. Зачем мне этот тупой колледж? Мне и без него нормально! — Вау! Да ты у нас рисковый! — я закинул ногу на ногу, чтобы не мешать пеплу падать на пол. — Тоже привык жить по своим правилам? — В точку! Прикол в том, что меня хотят отправить в училище, но я уже хуй забил на это. Я оттуда сбегу или подожгу его к чертям! Какой свободный, дерзкий! Такие мне как раз по душе. Я бы даже с радостью брал его с собой на охоту. Представляю, с каким азартом Финни будет смотреть на кровь и кишки, что валяются в пыли. — М-да, на небольшой какой-нибудь городок ты бы произвёл фуррор своим поджогом. Ты, кстати, откуда? — Я в Похо живу. Так что произвёл бы. Господи, как же я хочу ощутить запах его густых волос, отросших до линии скул! — Слушай, я тоже оттуда, и я, кажется, тебя даже видел. Не ты ли живёшь около здания полиции в одном из тех старых двухэтажных домов с разбитыми в грязь дворами? — В… Верно! — кажется, я все-таки напугал его. — А ты что, работаешь в полиции?.. Как ты… — Да нет, ты не так понял! — я на секунду закатил глаза, представив, как Финни своей невесомой ладошкой касается моих крыльев. — Я… Просто однажды был в том районе. И смотрю на тебя — ну знакомое лицо! В тот день я чуть не влетел в полицейскую машину. После такой долгой спячки, я конечно соображал довольно мутно, и чисто случайно не заметил этот служебный кусок металла. Была ночь, и этих упырей в участке не было, поэтому я решил выйти покурить. Изучая ночную темень, мой взгляд упал на старые, деревянные дома. Такие обычно можно увидеть на старых или рыночных улицах. На первом этаже — пекарня, лавка, или типо того, на втором — в небольших квартирках живут люди. Около одного из них сиротливо стоял, еле-еле освещая круглый участок, фонарь с ржавым столбом. Дальше места, на которое падал свет, была кромешная тьма, сквозь которую прорывались лишь редкие звезды на небе, и пара горящих окон в этих самых старых домах. Из-за угла показался хорошенький парень. Я даже помню, во что он был одет (хотя с такими дозами удивительно, что в моей памяти осталось произошедшее два дня назад). Обтягивающие джинсы и бесформенная футболка, что годилась ему в платья. Он покрутился на светлом месте лишь секунду, и снова ускользнул в темноту. Этот миленький ангел, почти что ребёнок, произвел на меня такое сильное впечатление, что я бы никогда не подумал, что мальчишка, который целые дни проводит на улице, прыгая по гаражам, развлекая себя, словно дворовый хулиган, может шалить на вебкаме. — Дай свой номер! — в сладостных грезах проговорил я, чувствуя, словно что-то горячее разливалось по моему телу. Странная херня, раньше я ведь никогда не ощущал подобного… — Записывай, диктую! — а для Финни все шутки! Готов поспорить, я для него лишь очередной «папик», который наскучит ему в ту же секунду, как исполнит все желания. Но эта вся долгая болтовня по телефону меня не устраивала. Я хотел посмотреть на этого зайку вживую, разглядеть поближе его выпирающие косточки и редкие бледно-голубые синячки. Я привык жить ощущениями. Что мне эти разговоры, если я не вижу, как в ответ на мои слова Финни улыбается, или наоборот. Да, эти новомодные технологии — ужасная вещь!.. Но я не мог решиться! Забавно, да? Всю жизнь считал, что для меня нет никаких преград, а теперь страдаю из-за того, что боюсь потерять мальчишку. Было бы ему хоть лет двадцать пять, а то он даже, видимо, не слышал обо мне. — Слушай, а ты не хотел бы встретиться? — я допил уже третью бутылку виски. На моем счету ещё двадцать суток, словно за хулиганство сижу… — Блин, я даже не знаю! Я ни разу ещё не встречался со своими клиентами… Только с одной богатой женщиной. Она покупала мне чипсы и сладости даже когда я не требовал. Кстати, мой телефон — это тоже её подарок! — Послушай, мы с тобой уже два дня знакомы… — А вдруг ты страшный? — в трубке раздался ехидный смешок. — Ну это уже зависит от твоих предпочтений! — это прозвучало слишком уж оскорбительно для меня. — Короче, завтра я за тобой заеду… — Эй! — я не хотел ставить условия Финни, но какой смысл сейчас строить из себя «недоступного»? — Я же даже не знаю, как ты выглядишь! Это вообще-то нечестно! Ты меня видел, а я тебя… — Слушай, Финни, тут вот… Я должен тебя предупредить. . Моя внешность немного… Немного отличается от стандартов красоты. — Господи, лишь бы он правильно понял! — Мне даже стало интересно!.. Но все же, вдруг ты маньяк? Я снова рассматриваю себя в зеркале. Интересно, чем же я похож на маньяка? Они обычно уродливы, а я — воплощение идеала! Я коснулся рукой своей щёки, почувствовав мертвенный холод, исходящий от меня самого. Разве я не чудесен? Я к тому же ещё и заботливый, нежный, и разговор умею поддержать. Подросткам ведь необходим тот, с кем можно поделиться своими переживаниями в их нелёгкое время. Я улыбнулся сам себе — Финни точно захочет меня, когда узнает получше. Вблизи он словно маленький ангел, только не хватает мягких крылышек за спиной. Я наблюдал из своего грузовика, как Финни искал меня в своём дворе, заглядывая за каждый угол. Странно, неужели он не чувствует мой взгляд на себе? Может, этот парень и вправду особенный? Я вышел из машины. Его полумертвые, потерявшие свой блеск волосы так волшебно развевались на тёплом летнем ветру, словно цветочки пижмы, что растёт на полях за городом. Финни растерянно смотрел на шоссе, что виденелось из-за полуразваленных заброшенных сараев. — Финни… — еле слышно позвал я. Только он хотел обернуться, я остановил его, положив руку на хрупкое плечо мальчишки. — Финни, послушай… Только не пугайся! Прошу тебя, не бойся меня!.. Я не причиню тебе вреда! — я почувствовал, как мальчишка вздрогнул. — Обернись!.. И он обернулся. Эти бледно-голубые глаза, эти щёчки, покрытые лёгким румянцем, этот кончик носа, задранный к небосводу, эти припухлые губы и мягкие, впалые ключицы — сладостный сон художников эпохи возрождения. Такими, как Финни, нужно любоваться в музеях! С таких, как Финни нужно ваять мраморные статуи! Такие, как этот милый мальчик, чьи брови сейчас ползут вверх от испуга и удивления, лишь спускаются по «райской лестнице» к нам, на грешную, облитую слезами и кровью, землю. Он не понимает. Его губы дрожат, а на глазах наворачиваются слезы. Его тоненькая ручонка тянется ко мне, пальчики касаются моей шеи. Финни не верит. Он спит, это сон, вокруг него пушистые ягнята, а я — просто ночной кошмар. — Джим! — бледную щечку словно по полам разрезает еле заметная слезинка. — Это… Это ты? Я… — носик дёргается от тихих всхлипываний. — Я не верю! Я не верю в то… — Финни! Финни, мальчик мой, успокойся, все хорошо! — я прижал парня к себе, а он податливо обнял меня за шею. — Я не буду делать больно! Ты чего? Ты чего разревелся? Финни. Рагамафин. Интересно, кто дал ему такое изящное имя? — Да я не боюсь! Я не трус! — оторвавшись от моей шеи, парень заглянул в мои глаза, — Просто… Просто я не верю в то, что ты такой милый! — В каком смысле? — меня не на шутку удивили его слова. Я ожидал какой угодно реакции, но явно не этого. — Ну… Я никогда бы не подумал, что человек… — Демон будет точнее, мой хороший!.. — Такой внешности может быть таким обаятельным!.. Знаешь, — эти ангельски чистые глазки сведут меня с ума. — мне впервые в жизни наплевать на то, красивый ты или нет!.. — Финни наклонил голову, словно пытаясь заглянуть в мои глаза ещё глубже. — А хотя, если посмотреть получше, то ты очень даже ничего!.. — Ты для меня прекрасен и я тоже ничего! — улыбаясь, процитировал я строчку из известной песни, которую Финни наверняка знает наизусть. Мальчишка, всхлипнув, поцеловал меня в щеку. А я ощупывал его тело, утопающее в лучах заката. Сквозь полупрозрачную, белоснежную футболку виделся впалый животик цвета спелых абрикосов, и тоненькая, хрупкая талия. Финни был в чёрных шортиках, и поэтому, словно ежевика средь малиновых ягод, тёмным пятном ложилась на нежное тело грубая джинсовая ткань. Мои огромные ладони ласково сползли чуть ниже спины Финни. — Хочешь, на своём грузовике тебя прокачу? — я усмехнулся, наблюдая за тем, как Финни удивлённо разглядывает мою машину. — Блин, какой он огромный! Я такие никогда не видел! — Сам собрал! Нравится? — я гордо постучал рукой по капоту. Сам иногда удивлялся своей собственной сборке — такие детали сейчас почти что антиквариат! — Я, кажется, о тебе слышал! — говорит Финни, смотря вдаль. Солнце еле виднелось за горизонтом, оставляя на небе ярко-розовое пятно. Мы уже выехали далеко за город, по обоим сторонам от шоссе стелились поля, засееные высокими колосьями. Ветер из открытых окон нежно трепал волосы Финни, солнце ласково ложилось на его нос, щёки, целовало открытые ключицы. А его большие, и какие-то грустные глаза казались цвета заката. Того самого заката, который сейчас разливается по небу огромной розово-голубой волной, а солнечные лучи горят за редкими облаками, словно ангелы, что резвятся там, на небесах, источают этот золотой свет. Наверное, оттуда, в кульминацию их игры, и сбежал Рагамафин. — Если знал о том, какая я мразь, зачем обниматься полез? — ехидно улыбнулся я, сворачивая руль влево. Решил показать ему кое-что такое, что парню его возраста, который вырос на триллерах про убийства и месиво, точно понравится. — Захотел и все! Думаешь, запретишь мне делать то, что я хочу? — делано разозлился Финни. — Я такого даже не говорил! — до места назначения оставалось всего пара миль, и я мог лишь надеяться, что ничего не сорвётся… — Кстати, а какие фильмы тебе нравятся? — А зачем тебе это? — ухмыльнувшись, парень чуть пододвинулся ко мне. — Ну знаешь, хотелось бы выбрать на вечер то, что мы оба предпочитаем… — шоссе такое пустынное, за шестьдесят километров ни одной машины. — Хорошо. — Финни снова убрал ладошкой волосы назад. — Я люблю фильмы, где все блюют, трахаются, и друг друга режут! И так, чтобы кровь хлестала и куски мяса летели в разные стороны, и все мучались от боли! — Господи! — я даже снова взглянул на это божье создание, чтобы убедиться, что мои уши меня не обманывают. — Ты какой-то слишком милый для всего этого. Тебе и вправду нравится смотреть на такое? — Безумно! Это так круто! Я бы сам с удовольствием попробовал, но закон меня тормозит! Я же не могу уснуть на двадцать три года! — Финни шутливо толкнул меня локтем. Я нажал на тормоз. — Всё, мы приехали! — я даже не успел открыть дверь, как мой маленький спутник уже выпрыгнул из моего грузовика и успел подбежать ко мне. Я впервые за всю свою жизнь мысленно обратился к богу. Я молил, чтобы ничего не сорвалось, чтобы моё творение никуда не делось и не испортилось. Хотя вряд ли оно исчезнет, ведь я засунул его в мешок и связал, предварительно перерезав сухожилия на ногах. — Финни, послушай… — я взял парня за руку, пока он любовался красотой розоватых от солнца колосьев. — Сейчас ты поможешь мне кое в чем. Тебе предстоит сложная задача! Ты должен будешь побыть героем одного из тех фильмов, которые ты так любишь, хорошо? — Ага… — он все ещё был очарован красотой природы, что готовится ко сну, отвлеченно смотря куда-то вдаль. — А где твой особняк? — Мне он не нужен! — я открыл кузов своего грузовика, чтобы Финни оглядел мои владения. — Всё свое ношу с собой, как говорится! Мы оба смотрели на окровавленный льняной мешок, перетянутый толстой верёвкой. Он еле заметно шевелится, но силы уже давным-давно покинули это тело. Да, люди нынче хлипкие пошли — от одного удара по голове уже отходят на тот свет. — Ну как тебе? — Джим… — мальчишка снова поднял на меня глаза, я ведь выше его почти в два раза. — Это что, реально труп? Я ничего не ответил. Смысл болтать просто так, когда можно просто один раз показать? Сняв с крюка на стене один из своих ножей, я разрезал толстую ткань мешка. Финни стоял позади, и, затаив дыхание, наблюдал за этим. Кажется, я не ошибся — ему и вправду интересно будет за этим смотреть. Из мешка показалось залитое кровью лицо. — Это твоё… — я ткнул пальцем в едва живого мужчину, который захлебывался собственной кровью. — Давай, сегодня ты за меня!.. — я отошёл в сторону — А… А что мне нужно делать? — Финни с восхищением разглядывал открывшуюся перед ним картину. Полумертвый человек с молитвой в глазах смотрел на парня, ища в нем спасения, надеясь, что тот поможет ему. Как же он ошибается! — Ну, для начала распотроши его… Поиздевайся! Достань для меня его печень, а то я свою уже посадил хуже некуда! — Ладно… — Финни снял с крюка один из моих топоров, но тот оказался таким тяжёлым для парня, что мгновенно потянул его вниз. Бросив, кстати, мой любимый топор на пол, Финни взял нож с рукояткой из человеческой кости. Сев на колени, мальчишка без лишних мыслей воткнул оружие жертве в горло. Мужчина беспомощно замычал. Фонтан крови испачкал хорошенькое личико Финни. Видимо, парню понравилось чувствовать себя маньяком, его вдохновляли крики мучений его жертвы. Взяв нож двумя руками, Финни в одно мгновение вспорол живот несчастному. Юноша тихонько усмехнулся, наблюдая за тем, как кровь разливается вокруг. Я тихонько подошёл к парню сзади. Он уже по полной вошёл в азарт, даже не услышал моих шагов. Белая футболка была сплошь в огромных бардовых пятнах. Ах, это милое, маленькое, хрупкое существо так остервенело разрывает своими нежными ручками внутренности несчастного, который, к тому же, все ещё жив, так громко и прерывисто дышит, что порыв возбуждения мгновенно накрыл меня со страшной силой. Это сплетение воедино кроваво-гнилой симфонии трупного яда и ангелоподобного, светлого создания было просто фантастически прекрасно. Словно девочка в кремовом кружевном платьице, что играет в чаепитие с грязными трупами крыс. Стараясь не мешать процессу, я тихо и ласково обнял Финни за талию. Его шея такая сладенькая, а зубы словно сами проникают в эту сахарную плоть. Я притянул тельце парня чуть поближе к себе, чтобы он почувствовал. Почувствовал жар моего тела, почувствовал моё горячее дыхание, что направлено прямо в его проколотое целых три раза ушко, почувствовал наконец то самое, упирающееся в задок мальчишки, то, чего он так страстно желал. — У тебя отлично выходит, дорогой! — мой язык прошёлся по шее Финни, оставляя за собой мокрый след. Услышав тихий стон, я решил, что уже пора. — Джим!.. — он сам позволил мне разорвать ткань его футболки, нежно постанывая, временами даже закрывая глаза от удовольствия. — Джим… Я так хочу тебя!.. Хочу. Это слово — будто невидимый удар в спину, что толкнул меня прямо на парня. Финни поддался мне, он был словно тряпичная кукла в моих сильных руках. Мы оба, не брезгуя и не стесняясь, упали в мягкое месиво из внутренностей и крови. Одежда моего маленького друга полностью пропиталась содержимым вен и артерий нашей жертвы, и черт, это так заводило меня! Этот запах смерти, эти разбросанные повсюду куски плоти, и милый мальчишка, который, изнемогая от возбуждения, жаждет ласк — все вокруг сводило меня с ума, заставляя целовать теперь уже полностью обнажённое тело Финни, слизывая тёплую кровь с его впалого живота, с хрупких плеч. — Ах, Джим!.. — ручонка парня потянулась к его половому орагну. — Джим, войди в меня!.. — Шлюха!.. — мои зубы пронзили кожу Рагамафина чуть ниже его ключиц. — Сучка! Проститутка! Покажи папочке, как ты умеешь трахаться! — звенит пряжка ремня. Финни стонет, улыбается, и это было высшим блаженством для меня — наслаждение партнёра, его сладострастные грёзы. Хватит ласк, хватит прелюдий! Аккуратро взяв Финни за щиколотки, я положил его стройные ножки на свои плечи. — Трахни меня, как грязную шлюшку! — шаловливо кричал Финни, пока я разглядывал его тело. Возбуждение тем временем нарастало, и уже невозможно было сдерживать свой животный порыв. Кровь вместо смазки. Взяв своего маленького друга за талию, я резко и бесцеремонно вошёл в мягкое нутро мальчишки. Сладостный стон блаженства разрезал натянутую тишину в бескрайнем ночном поле. Божья Матерь, как же давно я мечтал об этом! Жар сексуальных ласк разливается по всему телу, становится даже труднее дышать. Тёплое нутро парня стало таким узким, таким горячим. Я вышел и снова вошёл до самого конца. Я хотел, чтобы Финни немного привык к моему размеру, к моему темпу. Его лицо в крови, его руки в крови, его тело облито этим напитком богов. Финни чудесен… — Это твой первый раз? — наклонившись к уху мальчишки, произнёс я. — Да нет… Ах! — секс с ним прямо как в моих влажных снах! — С другом в шутку пробовали… Джим! — Что? — моё тело стало двигаться быстрее, рывки стали жёстче. — Джим! — ладонь Финни невесомо легла на мою руку, которой я держал своего зайку за плечо, притягивая к себе поближе. — Джим, оставь свое семя во мне! — Подожди ты! До семени ещё дойти надо!.. Финни смотрел мне прямо в глаза. А я, словно в полусне, водил ладонью по его торсу, ощупывая каждый сантиметр его мягкого, юного тела. Оно такое хрупкое, словно сваяно искуссным мастером из хрусталя и мыльной пены. По сравнению с моим мощным храмом, Финни казался мне ребёнком, маленькой зверушкой. И это осознание того, что я сильнее, что я могу обладать мальчишкой, сделать с ним все, что я захочу, но все же я ласков и нежен, пробуждало во мне животное желание, сводило меня с ума, заставляя входить глубже и грубее. Финни стонал, извивался, на его глазах даже навернулись слезки, но я чувствовал эмоцию парня. Чувствовал, что ему приятно… — Скажи мне это… — я наклонился над лицом Финни, ненароком уперевшись руками прямо в кишки нашей жертвы. — Скажи мне то, что я просил тебя говорить тогда… На камеру! — М-м! — моя сучка уже готова кончить, но я специально замедлился, чтобы не дать ему завершить раньше меня. — Джим, мне нравится, когда ты издеваешься надо мной! Мне нравится… Ах! Мне нравится, когда ты насилуешь меня! В эти моменты я чувствую, что ты заботишься обо мне! — А ещё что? — Ещё я — грязная шлюха! У меня маленький член, и я сдохну от СПИДа… Ну, конечно половину Финни соврал, но мне доставляло удовольствие слушать, как хорошенький мальчик унижает сам себя. В этом тоже было что-то поистине чудесное, недоступное для психически здоровых людей. Половой орган у этого парня самое то, о таком только мечтать!.. Думаю, был бы он традиционной ориентации, женщины бы вешались на него без остановки. — Ах, Джим!.. — Финни выгнул спину, словно одержимый дьяволом. — Я… М! Я думаю, это финал! — Шлюха! — мне казалось, что мои грубые рывки уже повредили нежное нутро мальчишки. Но тут вокруг все залито, и поэтому не ясно, была ли у Финни кровь. Я почувствовал, как он стал дышать чаще, его стройные ножки на моих плечах начали мелко дрожать в мучительном ожидании эякуляции. Навалившись на парня всем своим весом, я обнял его, чувствуя, как он прерывисто дышит мне в шею. Финни все же было больно, я понял это по его еле слышным всхлипам. Я понимаю его — считай первый раз и такой размер. — Джим! — Заткнись, шлюха! В момент финала мне хотелось сделать Финни ещё больнее. Мальчишка ныл, заходился криком когда я проникал глубже, но не переставал умолять меня продолжать. Я схватил Финни за его мягкие, светлые волосы, и изо всех сил потянул на себя. — Джим! Не надо! Мне больно! — словно в тумане услышал я. Парень расплакался в момент финала. Зря он это сделал, ведь его красные глаза и бегущие по щекам слезы безумно меня заводили. — Всё, все, мой милый!.. — я обнял Финни, погладил по голове, чтобы успокоить. — Больно было? — Нет, Джим, мне наоборот понравилось! — он устал после такого ужасного соития. Мне нравилось проводить время с этим парнем. Финни был словно маленький забавный зверёк — с ним можно поиграть, заботиться, чесать животик, а он ответит нежным мурчанием у меня на коленях. Признаюсь, этот мальчишка — единственный из людей, о ком я вспоминаю с теплотой. Он воспринимал меня как своего друга и что-то наподобие отца в одном лице. Финни вёл себя крайне развязанно. Если он хотел чего-то, он открыто об этом заявлял, будь то эти рисовые японские блюда, шмотки, или секс. Ох, и натерпелся же я от Рагамафина за эти двадцать дней! Но я все-таки не вчера родился. Я понимал, что через эти нелепые, а порой и грубые попытки вывести меня из себя никому до меня не нужный, не получивший тепла в детстве человеческий детёныш просто пытается выразить свою любовь, ласку, желание заботиться. А попробуй, потяни Джиперса за крылья кто-нибудь другой!.. Но когда это был Финни, я наслаждался этой болью! Ему было интересно, чувствуют ли мои крылья что-то. Это очень грустно, однако несчастный парнишка был очень одинок где-то в глубине своего сознания. Он не хотел этого признавать никак, да и не только это. Финни думал, что если он не обращает внимания на свои проблемы, то они растворятся, как наркотики в крови. — Говоришь, оторваться любишь? — я снова налил и себе, и ему. — Ага! С другом почти каждый день бухаем, ну или находим себе компанию во дворах или ночлежках. — Финни залпом осушил бокал. — А я думал у тебя друзей много… Странно, ты вроде общительный такой. — Нет, не правда это все… Меня почти все считают за ненормального просто потому, что я делаю все, что захочу. Эти рабы системы сделали меня изгоем, а сами не имеют даже собственного мнения. Они умеют только унижать тех, кто не похож на них… — Финни положил голову мне на плечо. — Да и пошли они все к черту! Мне никто не нужен кроме тебя и Алекса. — Это друг твой? — я погладил парня по щеке. — Ага… Вы двое — единственные, кто хоть немного похож на меня. Нас с Алексом даже одновременно из школы выгоняли. Знаешь, за что? — М? — Я избил какого-то гопника, который узнал, что я гей и смеялся над этим, ну и вообще надо мной смеялся, типо как я одеваюсь, из-за соц сетей, из-за того, что волосы крашу. Хотя я считаю, что меня выгнали ни за что. Ему давно пора было врезать как следует!.. А Алекс послал матом директора, когда тот начал его доебывать. Мол, у тебя внешний вид не такой, и табаком от тебя воняет… Я не зря всегда восхищался подростками. Нежная свобода, ласковый и тёплый ветер в голове — то, чего так не хватает в сером мире взрослой жизни. Да этот Финни — чертовский ангелок! Мы даже успели с ним «полетать» одной ночью и вспороть животы осколками стекла парочке ублюдков из подворотни. В общем, отрывались на полную. Я понимал, что Финни во всех этих зверствах забывается. Алкоголь, порошок, кровавое месиво и беспредел ласково уводят его за собой от той реальности, которую он умело не признает. Но даже такой сильный мальчишка в какой-то момент перегорает, заканчивается все же «весёлое» топливо. — Джим!.. Раннее утро. Дым от сигарет. Предрассветный туман застилает кукурузное поле. В лобовое стекло моего грузовика печально глядят оставшиеся от ночного дождя пара туч. От нашего горячего дыхания окна потели, пришлось опустить одно. — Тебе нравится? — спросил я. Вот что значит молодое тело, полное сил! Сколько он уже прыгает на мне? — Не двигайся!.. — Финни обнял меня, положив голову на моё плечо. — Тебе больно… — я даже сам не понял, был это вопрос или утверждение. Финни ускорил темп. — Ах!.. И что?.. Тебе ведь нравится! — он сжал руки на моей шее ещё сильнее. — Мой милый, успокойся! — я взял Финни за ручку, а тот вдруг, запрокинув голову, плаксиво простонал, не переставая меня «сношать» — Какая разница? Какая кому разница, кто шлепает меня по заднице, кто наливал мне вчера? — парень вдруг заплакал, смотря мне прямо в глаза, но это были уже не те милые слезки, которые меня возбуждают, это были тяжёлые, горькие слезы отчаяния, беспомощности. — Я — всего лишь шлюха! Дешёвая, никому не нужная шлюха! Все правильно сделали, что отвернулись от меня! Почему… — он вцепился своими тонкими пальцами в мой воротник. — Джим, почему я ещё не сдох? У Финни истерика. К тому же, он сильно пьян. Бедный, бедный мальчик! — Рагамафин!.. Финни! Тихо, не плачь, не нужно! — я натянул на мальчишку его брюки, а он весь дрожал, словно от ветра. — Зачем так говорить? Ты же не такой!.. Ну хватит! Я даже не помню, сколько столетий назад кто-то из живых существ рыдал навзрыд в моё плечо, пока я пытался утешить, поглаживая по голове, целуя в солёные от слез щёчки. Финни ужасно милый даже в те моменты, когда его глаза краснеют и опухают, когда он кричит от бессилия. — Где же мой бордель? Где же мой сахарный сутенер?.. Нет, Джим, я хочу, чтобы меня тоже купили! Если тонуть в этой гнили, так пусть до конца! Подростки очень эмоциональны. Они переживают все в десять раз сильнее, чем взрослые люди. Финни же глядит на свои чувства не то что через розовые, а через жемчужно-белые очки. Он совершенен для самого себя, он смог воплотить в жизнь какие-то неведомые другим свои отроческие идеалы. — Да как в меня и не влюбится! Ты спалился ещё давно, Джиперс! — сказал мне как-то Финни, мы тогда ещё шли по пустынному ночному шоссе. — А ты знаешь, я ведь красивее любого, кто шёл за руку с тобой! — Красивее пустоты — нашёл чем гордиться! — фыркнул я. Я ведь даже и не любил этого парня, я всего лишь испытывал симпатию, интерес к его натуре. А он, видимо, уже тонул в собственных влажных фантазиях о нашей «любви до гроба». Да, я прогнил настолько, что могу ложиться в могилу хоть сейчас, а Финни будет точно так же, как и в эти двадцать три майских дня скакать ещё, дай бог, лет семьдесят. Хорошенький он… Даже жалко с ним расставаться! Я просто не представлял — весна, двадцать три дня, репортажи с места жестоких убийств, и рядом со мной не будет этого милого существа, который, смеясь над новостями на местном канале Похо, будет показывать мне что-то такое же смешное в своём телефоне, как сейчас. — Блин, зачем он смотрит мои сторис? — Финни сердито что-то пролистал на экране. — Знает же, что я вижу. Специально хочет меня побесить! — Это что? — спросил я, делая звук на телевизоре потише. — Сторис?.. Блин, даже не знаю, как объяснить… Ну это типо фото, которое через сутки пропадёт. — М, понятно… — сказал я, хотя все равно ничего не понял. Никогда я до конца не понимал молодёжь, и это безумно меня манило. Меня влекло то, что находится внутри каждого из них, то, что ими движет в период с двенадцати до девятнадцати лет. Эти новомодные соц. сети, уличный стиль, даже популярная среди подростков музыка буквально заставляют чувствовать запах детства и свободы. «Ты икона из икон! Выебнулась косяком Я любил твоё лицо Но держался молодцом Покажи мне язычок или расскажи стишок Ты же знаешь всё равно Не получишь ничего!» — как это вообще можно слушать? Я понимал, что совсем скоро мне придётся покидать моего нового друга. Финни тоже это знал, и упрямо уходил от этой темы. Конечно, даже нет смысла предлагать ему дождаться меня. Следующей весной через двадцать три года этот милый подросток будет взрослым дядей, и я уже не смогу с ним творить то, что мы творим сейчас. Он банально вырастет, жизнь заставит его забыть навсегда юношеские шалости. Мне становилось с каждым днем все тяжелее от этой мысли. Хоть я и не питал к Финни любовных чувств, мне было безумно жаль отпускать его. Мне было больно от одной мысли, что парнишка будет ужасно скучать по мне, рыдать в подушку ночами. Подростки ведь быстро привязываются к людям. Я не мог его бросить. Джиперс решил показать мальчишке то, что он сам так безумно любил. Эта тёплая и тихая звёздная ночь навсегда останется в моей памяти, как самая волшебная, самая нежная ночь за всю мою жизнь. Ни одну свою весну я не вспоминал с такой теплотой, не мечтал вернуть. И я хочу закончить её грандиозно, устроить для Финни и для себя настоящий праздник. За что же Иисус наградил меня таким блаженством? Знойный майский ветер, молчаливый холм в лесу, чудесный вид на такой маленький город, и мой милый мальчик, что положил голову мне на плечо, не желая отпускать… — Ты же знаешь, что тебя ждёт дальше? — еле слышно произнес я, прижав Финни к себе покрепче, запоминая каждый выступ на его костлявом теле. — Всё как обычно! Куча денег, моих слез… — Слез? — это слово из моих уст, признаю, прозвучало как-то слишком сострадательно. — Ну и пусть! За то я буду знать, что у меня есть ты, а у тебя есть я. Честно говоря, — мальчишка, улыбнувшись, посмотрел мне в глаза. — ты первый, кто смог забрать моё сердце! Я ждал этих слов. Как же наивно детишки их произносят! — Финни, — аккуратно взяв парня за талию, я посадил его к себе на колени так, чтобы он мог видеть моё лицо. — это так мило с твоей стороны! Ещё никто не соглашался на это добровольно! — На что? — Рагамафин явно не понимает. Его ручонки снова тянутся к моим крыльям, сложенным за спиной. Для него загадка все моё существование. — Лапочка моя, давай честно!.. Финни, ты меня слушаешь? — парень был слишком занят исследованием моего тела, ах Господи, мой маленький мазохист! — Слушай, ты готов подарить мне свое сердце? Большие и выразительные глазки мальчишки снова заглянули мне прямо в мою гнилую душу. Эти ямочки на щеках, эти закрученные вверх ресницы, эти синячки под глазами цвета ночного неба — все проделки ангелов. Он улыбнулся во весь рот, обнажая белоснежные зубки, и нежно, радостно засмеялся. — Да! Да, черт возьми, да! — Финни обнял меня, горячо целуя. А я отвечал ему тем же. Этот парень словно сделан из полупрозрачной карамели, из ароматного марципана. — Ну все, все!.. — стыдно даже думать об этом, но меня смущали его ласки. — Сейчас кусок щеки мне откусишь, Финни! — парень засмеялся, продолжив меня целовать уже для того, чтобы вывести из себя. Но не на того ты напал, дорогой! Все твои эти поцелуи и прикосновения языком не смогут изменить твоей судьбы, Финни… Ты сделал свой выбор. Ты очернил свою юность самым пошлым, что только существует — ты влюбился в жестокого маньяка-людоеда. — Джим, скажи теперь ты мне!.. Только честно скажи… — на щеках и на кончике носа парня словно расцвела розовая вишня. — Ты меня любишь? — Да, мой милый!.. — я соврал, в то время как Рагамафин был честен со мною, и мне, откровенно говоря, ни капли не стыдно. — А печень свою мне подаришь? — я аккуратно ткнул Финни в правый бок. — Да! — А носик? — я нежно нажал своим длинным когтем на нос мальчишки. — Тоже подарю… Ну, девственность я тебе свою и так отдал! — Ты уверен, Финни? Ты уверен, что отдашь мне это все навсегда? — боже, как же он на самом деле глуп! — Уверен!.. — в этот раз Финни взглянул в мои глаза с какой-то особой любовью, с непередаваемой преданностью, словно щеночек глядит на своего маленького хозяина. И я понял, что сейчас, в эту секунду наступил этот момент, которого я ждал больше, чем явления Сатаны людям. Я не виноват ни в чем на этой земле. Парень сам прильнул к моим подобиям губ, он сам притянул меня к себе, заставляя отвечать на его ласки. Ох, чего я только не делал за свою протяжную жизнь, чего только не ощущал. Но тёплый, влажный язычок мальчишки, что робко ласкает мой длинный и шершавый язык — словно удар экстаза, по крайней мере это так ощущается. Вот она, та самая детская непритворная бархатная любовь, болезненная привязанность подростка к взрослому маньяку! Вот оно, то, о чем я мечтал, наблюдая за молодыми парнями на пляже, на площадке, да где угодно! Хотя эмоции их — вырви да и брось, но все же, никто не умеет чувствовать так, как эти нимфы в пубертатный период. Финни робко простонал в поцелуй. Он хотел, он молил бога об этом, и он получил. Но знаешь, мы живём не в поэме о влюблённых… Джиперс Криперс обманет твои подростковые ожидания. Динамил бы ты меня, Рагамафин, не брал трубку, когда я звонил, не искал бы меня. Я не тот, о ком ты мечтал, и не тот, кого звал по ночам. Не урчи, мой милый!.. Боже, тебя будто в кондитерском магазине купили! Один раз сомкну зубы вместо миллиона поцелуев. Глухой, натяжный крик тупым лезвием впился в мой слух, пронёсся над лесом. Ярко-красная изящная леди горделиво окропила пухленькие губы мальчишки, стелясь атласной лентой по его подбородку, оставляя тонкий след на шее, на футболке с надписью «Ёп твою мать!». Финни зажал рот ладошкой от внезапной боли. Сквозь его длинные пальчики мгновенно просочилась кровь. Парень смотрел на меня глазами, что полны страха и слез. Я чувствовал его эмоции, непонимание, я словно слышал этот треск сломанных идеалов. Взяв Финни за талию, я притянул его поближе к себе, медленно пережевывая его язык. Он был действительно очень сладким, а кровь добавляла металлический привкус, делая этот вкус незабываемым. Я улыбался. Я понимал, что уже не смогу остановиться. Боже, эта плоть словно соткана из льна! Парень начал вырываться. Беспомощно мыча, он пытался отпихнуть моё тело от себя, заливая все вокруг кровью изо рта. Я понимаю его — это было ведь так неожиданно. Ещё вчера Финни сладко засыпал в моих объятиях, а сейчас он мучается от боли, которую ему причинил тот, кто был к его детскому сердечку ближе всего, теплее всего. Его тело страдает, его душа страдает. А мне, кажется, это начинает доставлять безумное удовольствие. Я всегда любил наблюдать за предсмертыми агониями людей, смотреть на то, как жизнь медленно и мучительно покидает окровавленное тело, но когда от боли изнывает такой ангелок… Это просто не передать, не придумали ещё таких нежных слов! Я не дал моему мальчику сбежать. Его мучения — произведение искусства! Грубо схватив Финни за руки, я прижал его к земле всем своим весом. — Печень и сердце — мне? — пошло улыбнувшись, спросил я, чувствуя, как моё сознание падает куда-то в пропасть этих хрустально-голубых глаз этого милого парнишки. Он истекает кровью, захлебывается ею, а вокруг нас в траве цикады поют свою вечную печальную симофнию. Ах, как же романтично! Я решил не давать Рагамафину последнего шанса. Да и кому я позволял сбежать от своих когтей… Мой ангел вырывался изо всех сил, но в ответ на его старания я всего лишь решил успокоить его, снова впиваясь страстным поцелуем в его губы, смешивая его слюну со своей. И почему-то мне так захотелось иметь такие же губы, как у этой нежной твари. Такие же идеальные, розовые, сахарные. Финни снова закричал, когда я лишил его самого красивого на его теле. Кровь снова брызнула на моё лицо, пара капель даже попала мне в глаз. Но я не бросил целовать мальчишку. Вязкая, солёная жидкость, так похожая на вишнёвый сок, оказалась у меня во рту, создавая незабываемое слияние вкусов немного кислой слюны подростка и приторной крови. Мгновенно этот напиток оказался в моем горле, а мне хотелось все больше. Жадно припав к ранам, что остались от оторванных губ Финни, я начал бесстыдно отнимать у парня кровь. — Вот он, плод твоих сопливых речей, Финни! — наклонившись над ухом Рагамафина, шепнул я. Из моего рта капала слюна прямо на его милое личико. Мои зубы, словно во время нашего с Финни первого раза, вошли в тоненькую кожу на шее этого милашки. Но теперь уже без желания возбудить и затянуть прелюдию, как в дешёвом порнофильме… Острые клыки оставили тоненькие дорожки от шеи до ключиц парня, из которых разбегались маленькие капельки крови. Футболка тут же превращается в пару окровавленных тряпок. Финни уже не кричал. Он лишь тихо плакал, смотря на меня. До смерти напуганный, несчастный мальчик-шлюшка с изуродованным лицом и весь в собственной крови казался ещё красивее, ещё милее. Он так возбуждающе скулил от боли, так страстно сверлил меня взглядом, пытаясь понять, за что ему все это, что я даже подумал, а не воспользоваться ли мне его телом ещё раз. — Где же твой беленький носик? — игриво спросил я, снова наклонясь над лицом Финни. Раздался хруст хрящиков. Курносый нос парня оказался у меня во рту. Рагамафин снова заныл от боли, переходя местами на крик. Что удивительно, он почти не вырвался. Хотелось думать, что это из-за того, что он тоже наслаждается этой болью, а не потому, что я прижал мальчишку к земле всем своим весом. Носик, наверное, единственное, в чем разочаровал меня Финни. Он был безвкусным, словно я жевал рисовое тесто. Зато вверх задран так, будто возомнил себя чёрной икрой! — А вот и твой нос! — не в силах больше жевать этот пенопласт (по крайней мере, было такое ощущение), я выплюнул нос Финни на свою ладонь и поднёс к его глазам. Весь в крови и в моей слюне, он уже не был таким соблазнительным. Вот она, вся человеческая суть! Стоит только чуть оторвать от этих мерзких существ их внешнюю оболочку, как сразу они теряют свой привлекательный облик, становясь обычным мясным мешком с костями и хрящами. Я отбросил это уже нечто напоминающее нос в сторону. Пора приступать к более серьёзным вещам. Пора творить чудеса!.. Как-то Финни спросил меня: «Ты вот столько прожил… А что есть мы?». И я, типо, такой: «Не знаю, зайка, лучше закинься-ка этим! Срубает на раз!..». Мои когти нежно проникли под кожу парня, словно острый нож в праздничный торт. Я ожидал стона наслаждения, но Финни лишь болезненно вскрикнул, увидев, как мягкие лоскуты цвета наливных абрикосов расходятся в разные стороны, обнажая перед миром свою кроваво-розовую исподнею. Темноту жемчужным блеском озарили белоснежные ребрышки Финни. Такие мягкие, такие беззащитные. Переломать их, продырявив то, что под ними, ничего не стоит. Юный соблазнитель взрослых маньяков все ещё дышал, все ещё трепыхались, словно пойманные форели, его паутинные, прокуренные дешёвым табаком, пропитанные насквозь глицерином, несчастные лёгкие. Видно, этот оказался живучий, не то, что другие мои жертвы. Я замер. Эти альвеолы, эти идеально ровные кольца трахеи, эти изящные, словно тонкие кружева, кровеносные сосуды, своею живописностью и хрупкостью очаровали меня. Я никогда ещё не рассматривал так близко свою пищу, никогда не думал, что человеческие органы столь прекрасны. И под этими нежными нимфами дыхания, вздрагивая, колотилось маленькое детское сердечко размером с кулачок Финни. Розовое, пронизанное сосудами, словно распустившимися фиалками, оно уже готово было остановиться. Сладкие предсмертные грёзы окатывали моего маленького друга с головой, и он, уже почти не делая вдохов, просто смотрел мне в глаза. Захлебываясь кровью, Финни тихонько, сквозь плач и боль, прошептал: — Д… Джим!.. Пошли, пожалуйста, со… Со мной! Я боюсь! — землю под его идеально худым телом окропила кровь мальчишки. Он звал меня с собой на тот свет, или призывал прикончить сейчас, а не мучать, я так и не понял. Я лишь растянул рот в улыбке, наблюдая за тем, как красные дорожки сбегают вниз по бёдрам, талии Финни, как грязно-зелёная трава в ночной тьме становится бардовой, словно горячий глинтвейн. — Путь к твоему сердцу так лёгок, Рагамафин! — в темноте ритм его сердечка смешивался с песнями цикад и сверчков. В глазах Финни — молчание, вокруг нас время словно остановилось, настолько было тихо и спокойно на этом небольшом холме, даже шум недалёкого от нас города куда-то пропал. Хруст рёбер похож на стук каблуков в пустой комнате с кафельным полом. Финни начал терять воздух — я повредил лёгкие. Одно из изящных ребрышек парня идеально точно вошло в левый легочный мешок. Я вложил себе в рот сердце Финни у него на глазах. И в этот момент жизнь воздушным облаком оставила его тело. Облитый своей же кровью, изувеченный, со вспопотым животом, Рагамафин был все же прекрасен. Ах, эти сломанные под моим телом детские тоненькие ручки, эти искусные рваные раны на его лице, эти сладкие глазные яблоки, пронизанные красными сосудами, словно сахарная вата, манили меня продолжить зверства, не останавливаясь на сердце Финни. Они словно умоляли надругаться посмертно, не оставлять ни на секунду в покое это тело. Взяв парня за его ещё тёплую ладошку, я откусил кусок от печени, которую с трудом достал из его тела. Я чувствовал, как она мягким сладковатым комом перекатывается у меня во рту, буквально тая на языке. Странно, что у этого мальчишки с таким весёлым образом жизни такая сочная и нетронутая токсинами печень. Ночь уже подходила к концу. На горизонте еле заметно проступали мутно-оранжевые пятна, звезды гасли, скрываясь за чернотой облаков. Я лёг на траву, заложив руки за голову, рядом с трупом существа, которое было мне милее каждого моего года жизни. Улыбаясь пыльному небосводу, что постепенно приобретал розовый оттенок, я вспоминал наши с Финни весёлые деньки. Вспоминал, как мы с ним отрывали конечности наркоманам в переулке. Вспоминал, как мы катались по окрестностям под кислотную, так любимую всеми подростками, музыку, как пили пиво на заброшенной бензоколонке. Вспоминал нашу первую встречу, как я впервые увидел Рагамафина вживую, впервые прикоснулся к нему. — Детка, смотри, теперь я именно тот, которого ты так хотела для своей пизды! Теперь, малышка, не увидишь моих горьких слёз!.. — шёпотом напевал я, снова разглядывая мёртвое тело Финни. В те секунды я не чувствовал боли, утраты, не сожалел о содеянном. Только лишь ощущение лёгкости, словно я освободился от чего-то, что тянуло меня вниз, только лишь тёплый майский ветер в голове. Я знал, что делаю все правильно, пусть и осудят меня люди. Ну неужели бросать такого одинокого, забытого всеми мальчишку на произвол судьбы гуманнее, чем распотрошить его и положить маленькое сердечко Финни к ещё сотням сердец, которыми я закусывал на протяжении всей жизни? Улыбнувшись, я запустил руку в глазницу парня. Достать главное яблоко было не трудно — оно словно само вышло ко мне, притянув за собой что-то красное и длинное. Подкинув это необычное лакомство вверх, я идеально точно поймал его ртом. Эх, был бы Финни сейчас жив, он бы проспорил мне поцелуй в шею. Человеческие глаза на вкус вообще какие-то странные, напоминают виноград и сельдерей. Я никогда никого не любил, да и не видел в этом смысла. Финни, жаль конечно, был очень глуп, не воспринимал свою жизнь всерьёз. И чем это для него закончилось?.. Учитывая скверный характер мальчишки, искать его начнут точно не завтра. Да, не стоило тебе тянуть меня за крылья! Они до сих пор болят от твоих длинных, словно паучьи лапки, пальцев! — Захожу на пати, раздавал пафос, на меня все смотрят, потому что классный! — продолжаю напевать я, подняв руку вверх, забывшись в веселье, одновременно с этим проглотив глазное яблоко Финни. — Ты ко мне подходишь в уебанских шмотках! Что ты скажешь мне, когда он пиздит мою сотку?! Боже, какая отвратная песня, и такая классная! Надо будет найти, кто её поёт. Давно я нормальной музыки не слушал.