Просто сидеть рядом и смотреть на угасающие звезды.

Если Жеки не было на улицах и во дворах района, значит лучшего его не искать. Об этом знали все его знакомые. Да они и не стремились лезть в душу парня. Классическая картина – унылый закат, обрамлявший грязным золотом сонные многоэтажки. Жизнь в этом городе никогда не била ключом, так, еле билось в хаотичном ритме. Но это его вид на город, его унылый закат. Его мир. Молодость незаметно ускользала. И по хорошему-то надо было уже перестать творить херню и вернуться к бывшей жене или девушке. Взять ответственность за сыновей, которых особо-то и не хотел. Поступив с ними так же, как и свой отец. А ведь в детстве наивно он поклялся себе, что не пойдет по стопам отца. Каждый раз обижаясь на маму за сравнение с ним. Убегая в привычное укромное место. Проход к которому потом Жека нещадно взломал, да так, что уже десяток лет коммунальные службы починить не могут. Или просто не хотят. И когда же свернул не туда? Жека достает из мятой пачки Парламента сигарету и зажигает стареньким отцовским зиппо. В клубе дыма, унылый закат кажется тем туманным рассветом. Рассветом, когда все пошло по пизде. Тогда он только начал курить. Наигранное осуждение сгоревшего собеседника заставляло Женю насмешливо язвить в ответ и протягивать к незажженной сигарете зажигалку. Просто сидеть рядом и смотреть на угасающие звезды. – Ты же понимаешь, что это не навсегда? – Да. Кто бы мог подумать, что потом Жека признает свою ложь. Частенько мозг отказывается принимать конец, до самого последнего момента. Всегда есть слабая вера в детское чудо. Мол, молодец, ты все это время верил, получай приз. Еще один момент. Но он все не наступает. А Жека все еще невольно прикасается к шее, каждый раз когда видит остатки звезд в сумерках. Будто это произойдет еще раз. – Я так тебе и не сказал. Воображаемый им одним призрак горько улыбнется. Это ничего не изменило бы. Концовка его скучного романтического фильма для подростков было очевидной с самого начала. Она просто появилась из ниоткуда. У них не было общих знакомых, не было и общего мира. Тусклая и злая на мир. Чем она его привлекла? Одной вселенной известно. Но все же их связывала между собой боль. Боль от жизни. Если его тяготила само существование, то ее мысли о скорой кончине. Вместе легче пережить любое дерьмо. Так когда-то они и решили. Никто не собирался лечить душу. Он не она. Она не он. Ведь для этого существуют родные. Трепать волосы и нервы Евгеше порой было её единственным утешением. Чувствовать его тепло. Уже тогда от нее несло дымком: – Мне сегодня предсказали двух детей. И раннюю смерть. – Да? Значит ты не успеешь. – Не успею что? – Вытащить. Безобидная шутка оказалась горькой правдой. Бывшая жена до тошноты нежная. В браке превратилась в свою бледную тень. Её смыслом жизни стал их случайный сынишка. Жека с ужасом видел в тусклых глазах жены взгляд матери. Не живущий, горький. Совесть кошачьей украдкой доберется до сердца. Зачем же тогда лез к чистой и живой, но до одури наивной еще девочке? Испортить жизнь? Оставить растить мелкого одной? Нет. Ему казалось, что это судьба. Что именно она – награда за все страдания. Его родная подруга юности, которой он поклялся верности. Она вернулась именно к нему. Что звезды ловились в те самые чистые глаза. Как в этих её сопливых книгах про жизнь после смерти. Но это была лишь живая нежная душа, изуродованная разочарованием и безразличием. Мама рада лишь внукам. Детская любовь способна залечить даже застарелые шрамы былой любви. Женя обрадовал мать дважды. Только вот, его самого будто она не видит. Лишь двух матерей его сыновей. Как наказание за такого непутевого сынишку. Евгеше хотелось верить, что во второй-то раз все как надо. Но младший появился так же спонтанно, как и любовь с его мамой. Ну как любовь. Холодная симпатия. Которую ни Жека, ни его пассия растопить не смогли. После рождения ребенка они оба перестали стараться. Так было у их родителей, будет у них, будет и у их детей. Она никогда не осуждала его. Относилась к жизни с легкостью, принимая все её испытания. Будто знала к чему все это идет, стоически переживая упреки первой жены и осуждение окружающих по этому поводу. «Обычная ситуация в наших кругах» говорила она. Женя так и ни разу не посмотрел ей в глаза. – Не забывай об этом. Кроме тебя некому больше вспомнить. – А не похуй-ли будет? Первый рассвет без запаха Парламента. Жене жутко холодно и одиноко. Он не смотрит на небо. Нечего на эту гниду смотреть. Розовое такое. Какое она любит. Радуется, сука. Пальцы онемели не то от холода, не то от давления на корпус потертого зиппо. Пока остаток дорогого бензина не улетучивается. Сгорая, как согрела она. Тогда город сменил унылую пластинку бытия, на раздражающе громкую последствия очередного красного дня в календаре. Так глупо она выбрала дату. И так не вовремя. ИХ место посмели осквернить в такой час. Час, когда их стало только его. Единственный раз, когда Евгений ни разу не притронулся к сигаретам. – Последнее, что я хочу сказать. Не жди меня завтра. Фраза, так нелепо брошенная ей. Из раза в раз слышится в пришлом вихре ветра. Вот только теперь его очередь произносить эти слова. Сигарета дотлела. Закат медленно сменился той самой звездной ночью. На этот раз он пошлет все нахуй. Женя не хочет ждать старости полной сожалений. Все что можно за жизнь проебать, он проебал. Он полностью повторил путь отца. Выкинув окурок от собственных косяков, Евгений не спеша идет к краю. Может сообщение уже дошло до сестры, которая теперь плачется мужу. Не решаясь сообщить матери. Жене уже все равно. Он падает спиной. Чтобы увидеть ее испуганное лицо, выглядывающее из края крыши. Женя силой получит свой приз. Даже если всю жизнь пустил по пизде. Тихо. Он лежит у нее на коленках. Она неспешно гладит его пепельные волосы, тихо напевая себе под нос что-то. Нос приятно щекочут ее волосы, в которых играются первые лучи солнца. Вторую её руку он прижимает к своей груди рукой. Ужасная ночь прошла. Он пришел к ней спустя столько лет, чтобы встретить вместе как всегда рассвет. Заждалась.