Хендай солярис К297ТС

Куроо откидывает голову назад, тяжело выдыхая. Он бросает взгляд на спокойное лицо Цукишимы, ловит тяжелый взгляд медовых глаз сквозь блики уличных огней на очках и внутри снова все сжимается. Вот как можно быть таким? Цукишима с самым невозмутимым из всех возможных видом ведет рукой по бедру Куроо, опершись локтем другой на сиденье посередине. Ладонь останавливается наверху, пальцами перебирая складки брюк. Он придвигается ближе, пересаживаясь на сиденье, где только что был локоть, и дышит на ухо. — Цукишима, — выдыхает Куроо, закусывая губу изнутри. — Я не думаю, что… — Не переживай, — перебивает его Цукишима своим обычным голосом прямо над ухом и тихо усмехается. — Послезавтра к обеду монтаж будет готов. Как раз до стрима Кенмы, — продолжает он, косясь взглядом на таксиста. — Приятно слышать, — вздыхает Куроо совсем не от облегчения. — А что насчет той рекламы? Цукишима задумчиво мычит, ведя рукой вниз по бедру. Куроо смотрит в окно, увлеченно стараясь прочитать номера машин, стоящих рядом с ними на светофоре. Где-то он слышал, что такая разминка глаз полезна для здоровья. Конкретно сейчас — для его психического здоровья. — Я думаю, что съемки можно поставить на вторник, — говорит Цукишима, отдаляясь, и Куроо невольно тянется шеей назад, в ответ на что слышит тихий смешок. — Можно задержаться после основных на час-полтора, если расписание Бокуто позволит, — Цукишима обводит рукой колено по кругу и слегка сжимает пальцы по краям. Куроо вздрагивает от неожиданности. Зараза, наверняка знает, что так кому угодно будет щекотно. — Я не знаю, есть ли у него еще дела, — хотя, сейчас Куроо вообще ничего не знает. С одной стороны, ему, мягко говоря, нравится, что происходит. С другой — они, как бы, в такси. Вряд ли бы их поняли, продолжи они начатое прямо здесь. С еще одной стороны, рука Цукишимы… Просто рука Цукишимы. Пальцы. На его бедре. Куроо поворачивает голову и смотрит в глаза, так и не в состоянии решить, хочет он, чтобы Цукишима перестал, или продолжил. Цукишима нагло улыбается в ответ, привстает, опираясь на середину его бедра, и поправляет полы пальто. Чтоб не помялось. Оказывается, на этой дороге очень долгие светофоры — Куроо успел прочитать все номера машин за окном. Дважды. Он снова откидывает голову на подголовник и выбирает ничего не делать, оставив все Цукишиме. Тот вдруг убирает руку и выпрямляется. — У тебя, — Куроо чувствует легкое касание, — телефон в кармане, — с насмешкой говорит Цукишима, но смотрит совсем иначе. Полоса теплого света от фонаря на улице проходится по его лицу. Наконец-то поехали. — Так узнай, когда Бокуто может. Куроо смеется севшим голосом. Ужасно. Но ему нравится. Он приподнимает бедра, опираясь затылком в подголовник, и достает телефон из переднего кармана. Свет экрана неприятно слепит привыкшие к темноте глаза. Он как ни в чем ни бывало разминает шею, прекрасно зная, что Цукишима смотрит, пока приложение календарь обновляет данные. Цукишима и правда смотрит. Ловит взглядом каждое движение. Он медленно моргает и отворачивается. Шея Куроо и свет от телефона — слишком хорошее сочетание. Но Куроо об этом знать совсем не обязательно. — Яркость убавь, — говорит он недовольно и придвигается ближе. Чтобы посмотреть в экран, конечно же. Цукишима наклоняется, и правда всматриваясь в интерфейс приложения. Впрочем, это никак не мешает ему вернуть руку на бедро Куроо и перебирать ногтями шаговый шов на чужих брюках. Он слушает, как Куроо говорит что-то о работе и как щелкает клавиатура телефона, когда тот пишет Бокуто, чтобы уточнить детали. Еще он слушает, как едва заметно сбивается речь Куроо, когда слишком сильно проводит ногтем по натянутой ткани брюк. Цукишиме нравится некоторая степень неопределенности и недосказанности в их действиях. Ему нравится невозмутимость, с которой они оба поддерживают игру и упорно делают вид, что ничего такого не происходит, хотя оба давно поняли, что к чему. Он никогда не признается, но он почти чувствует восторг, когда видит растерянность на лице Куроо или когда эмоции сменяют одна другую. И его забавляет понимать, что он этому поспособствовал. Еще ему сложно дышать нормально, когда он замечает спокойствие, с которым Куроо разваливается на диване, кресле, в такси — где угодно, и занимает собой все пространство, не спрашивая, будто все так и должно быть. Его удивляет, что Куроо никогда не закидывает по-свойски руку на плечо всерьез, и не стремится командовать всем подряд — скорее так получается, что Цукишима не против, чтобы тот рассказал, как надо, или взял на себя часть решений. И так получается, что Цукишима оказывается еще и не против, чтобы Куроо случайно оставил какую-нибудь конечность лежать на его плече. Ну, как коты ложатся на ноутбук, глядя с искренним недоумением в ответ на возмущенные просьбы свалить подальше и не мешать работать. И в целом кот на ноутбуке обычно прав: ну не работать же дальше. «Ну, не работать же дальше», — еще раз думает Цукишима, наблюдая, как Куроо заносит съемки рекламы в календарь на вторник. Он почти убирает руку, ловя тень облегчения на лице Куроо, после чего с силой проводит вверх по бедру, почти зарываясь пальцами в ткань брюк, насколько это вообще возможно. Он с вызовом смотрит в лицо Куроо, и ловит ошалелый взгляд, как в замедленной съемке наблюдая периферийным зрением за рукой, медленно откладывающей телефон в сторону. Ему интересно наблюдать за Куроо. Цукишима совершенно спокоен, хотя внутри что-то трепещет от ощущения, будто он играет с силой, которая может и могла бы его заткнуть, но совершенно точно хочет, чтобы он продолжал. Цукишиме весело. Ужасно. Но ему нравится. — Снимаем во вторник, — не отводя взгляда, говорит Куроо и плавно подтягивает ногу ближе, подаваясь бедром навстречу руке. У водителя звонит телефон. Куроо дожидается, пока тот ответит, прежде чем продолжить. — Дедлайн в среду, — он делает паузу и спрашивает, понизив голос, — успеешь? Машина останавливается вместе с полосой света от фонаря за окном, который теперь освещает половину лица Куроо и колени Цукишимы в темно-бежевых брюках. — Да, — невозмутимо говорит Цукишима, и ему кажется, будто он соглашается не только на дедлайн в среду. Водитель громко обсуждает по телефону, почему ему так необходимы шипованные колеса уже сейчас, и Цукишима усмехается: ему почти жаль этого человека и компанию, которая не может снабдить своих же таксистов зимней резиной. Он разглядывает профиль задумавшегося о чем-то Куроо. Рука двигается выше. Полоса теплого света от фонаря скользит по салону. Цукишима чувствует чужие губы на своих. В кабине снова темнеет. Машина сворачивает на соседнюю улицу, и Куроо заваливает на повороте в сторону Цукишимы, чем он нагло пользуется, чтобы углубить поцелуй. Водитель громко возмущается в трубку, что его даже не пытаются понять. Куроо беззвучно смеется, не отрываясь, чем нагло пользуется уже Цукишима и возвращает того на место, почти впечатывая затылок в подголовник и целуя так, что приличным и целомудренным это не назовешь ни при каких обстоятельствах. Куроо вовсе не возражает и зарывается пальцами в светлые волосы, придерживая и не давая отстраниться. Ругательства водителя уходят куда-то на задний план. В реальность Цукишиму возвращают раздраженные попытки таксиста попрощаться с успевшим разозлиться в ответ собеседником. Цукишима пытается отстраниться, но рука Куроо на затылке только сильнее придавливает его к себе. Бесполезно. И не очень-то хочется, если честно. Но водитель почти положил трубку, и определенно меньше всего на свете Цукишиме хочется, чтобы в таком разгневанном состоянии таксист заметил, что делают его пассажиры на заднем сиденье. Цукишима прикусывает Куроо за губу, и тот шипит, наконец, отстраняясь. Смотрит затуманенным взглядом, сглатывает и наблюдает, как разморенное лицо Цукишимы снова принимает обычную холодность. Цукишима поднимает телефон Куроо с его же колен и засовывает его в руку, жестом говоря включить экран. Водитель кладет трубку. Цукишима победно улыбается, ловя непонимающий взгляд Куроо. Он наклоняется обратно, будто разглядывает календарь в чужом телефоне и с напускным недоумением и упреком в голосе шепчет так близко и тихо, что воздух щекочет ухо: — Ну не в такси же, Куроо. Куроо хочет повернуть к нему голову и что-то возразить, но Цукишима кусает его за мочку, оттягивая и проводя по ее краю языком, не давая развернуться, и говорит уже своим обычным голосом: — Я уверен, у нас будет достаточно времени, чтобы все закончить. Куроо смеется, поворачиваясь-таки к Цукишиме, и с каким-то удовольствием замечает его растрепанный вид. — Ну, будь по твоему, — миролюбиво соглашается Куроо, — Раз дедлайн только в среду, — и подмигивает. В салоне повисает тишина, прерываемая только щелчками поворотника. Полоса света проходит половину салона и останавливается. — Приехали, — почти виновато говорит водитель, явно неуверенный, как пассажиры отнеслись к его неожиданному представлению. — У вас карта привязана? — Привязана, — добродушно отвечает Куроо и выходит из такси. — Спасибо за поездку, я определенно оставлю вам на чай, — ехидно улыбается он, смотря на Цукишиму. Цукишима закатывает глаза и выходит из голубого хендая с другой стороны, игнорируя Куроо, придерживающего на ветру открытую дверь. — До свидания, — вежливо говорит Цукишима. — И удачи с зимними колесами, — добавляет он, хлопая дверью. Водитель смотрит на Куроо с благодарностью и непониманием, но тот лишь коротко машет рукой, весело улыбнувшись, и закрывает вторую дверь.