Капитан Энрике Монастарио успел только закрыть дверь, как чужое тяжёлое тело припечатало его к ней. Рука в черной перчатке зажала рот, мешая позвать на помощь солдат.
Этот проклятый бандит в конец обнаглел! Вот так вот влезть в личные покои коменданта, и плевать, что состоят они из кабинета да этой спальни.
Тяжелое горячее дыхание обжигало капитану лицо, а глаза в прорезях маски казались почему-то раскаленными угольками.
— Тише, сеньор капитан. Я пришёл сегодня поговорить. — Насмешливый шепот вызывал ярость.
Капитан безуспешно попытался вырваться из крепкой хватки, кляня про себя на чем свет и Лиса, и то, что перевязь с оружием он оставил на столе в кабинете.
Зорро всем телом навалился на сопротивляющегося противника, вжимая того в дверь. От его тела почему-то чувствовался жар.
— Черт бы вас побрал, — с чувством прошипел бандит, получив тычок в живот.
После чего рывком развернул Монастарио лицом к двери и снова навалился сверху, по-прежнему закрывая тому рот. Теперь его дыхание обжигало затылок.
Зорро прижался ещё ближе, и у капитана перехватило дыхание. Сложно оставаться спокойным, когда чувствуешь, как к твоей заднице прижимается изрядный бугор, туго обтянутый тканью штанов.
— Вот так гораздо лучше, — удовлетворенно выдохнул этот мерзавец прямо на ухо капитану.
Энрике в панике дернулся, попытался двинуть бандита локтем, но пространства для подобного маневра тот ему не оставил.
— Ну же, тише, — ни этот шепот, ни рука, переставшая зажимать рот и опустившаяся на его бедро, спокойствия капитану не прибавляли.
— Какого дьявола вам нужно?! — тяжело выдохнул Энрике, обмякая в чужих руках.
Внутренности постепенно скручивались в узел от подступающей паники. Чертов Зорро. Чертов клятый Лис!..
Он прижался пылающим лбом к прохладному дереву двери, чувствуя, как по телу начинают шарить чужие руки.
— Это теперь называется «поговорить»?
— Бросьте, сеньор капитан. Думаете, я слепой и не замечаю, как вы смотрите на меня?
— Понятия не имею, о чем вы и что вообще вбили себе в голову! — с яростью прошипел Монастарио, чувствуя, как руки разбойника бесцеремонно начинают расстегивать пуговицы мундира.
Левая рука, которой он упирался в дверь, рефлекторно дернулась, когда Зорро поверх его ладони положил свою и переплел их пальцы.
— Сон. Просто дурной сон, — безотчетно прошептал Энрике, вздрагивая от чужих прикосновений и пытаясь унять страх.
Лис, успевший стянуть с него мундир, на мгновение замер, вслушиваясь в тихий бессвязный шепот. Потом осторожно отстранился, продолжая тем не менее удерживать Монастарио на месте.
Помедлив мгновение, Зорро протянул руку и положил её на пах своего пленника. Огладил пальцами член, натянувший ткань лосин, и улыбнулся, когда услышал, как от этих действий Монастарио захлебнулся воздухом и едва слышно застонал.
— Видите, сеньор капитан, — прошептал бандит на ухо своему противнику и втянул мочку в рот. Слегка прикусил, с удовольствием чувствуя, как содрогается чужое тело. — Вы даже себя обмануть не можете. Вы хотите меня.
— Нет! — капитан отчаянно рванулся прочь. И вновь безуспешно.
— Не лгите! — на этот раз в голосе Зорро лязгнул металл. — Вы хотите меня так же сильно, как и я вас!
Капитан почувствовал себя тряпичной куклой, когда проклятый Лис снова повернул его лицом к себе, обхватил руками, лишая всякой возможности сопротивляться, и поцеловал. Жадно, жарко, страстно. Так, что от чужих эмоций ведет голову. А от собственных, предательских и неправильных, подгибаются ноги.
***
За окнами, закрытыми ставнями, потихоньку сходила на нет ночь. Скоро рассвет, и Лису пора бы убраться в логово, но… не сейчас. Еще есть немного времени.
Он осторожно перебирает волосы Энрике, взъерошенные и влажные. Опускает руку и поглаживает по плечу.
Его противник и любовник сейчас спит, вымотанный прошедшей ночью и особенно — собственными, вконец пошедшими в разнос чувствами. Голова Энрике покоится на плече Зорро, а левая рука — у него же на груди. Изредка пальцы начинают подрагивать, и тогда разбойник в маске снова с небывалой нежностью начинает перебирать его волосы.
И вспоминать прошедшую ночь во всех подробностях.
***
До кровати оба добрались, как в бреду или в лихорадке, попутно избавляясь от одежды.
Энрике тихо простонал, когда губы Лиса коснулись его напряженной плоти. Он лежал на спине, раздвинув согнутые в коленях ноги, и тяжело дышал.
Зорро прав — себя не обманешь. Он хотел его. До безумия хотел. Но никогда и представить себе не мог, что это будет так.
У Монастарио никогда раньше не было подобного опыта. И ни один мужчина не будил в нём таких сильных, противоречивых чувств.
Неправильность происходящего и невозможность ничего изменить сводили с ума.
Зорро ласкал давно желанное тело, чутко прислушиваясь к малейшему отклику. Следовало быть осторожным.
Скользя языком по чужому члену, Лис очень аккуратно ввел палец в узкое отверстие и почувствовал, как болезненно дернулся Энрике.
Разбойник старался быть нежным, хотя от собственного возбуждения темнело в глазах. Продолжая ласкать языком напряженную плоть, он медленно массировал вход. Добавил чуть погодя второй палец.
Медленно, осторожно, отвлекая от движущихся внутри пальцев, прикасался к раскинувшемуся под ним телу губами, языком, зубами. Распаляя всё больше и больше.
Энрике мотнул головой, пытаясь отбросить со лба влажные от пота волосы. Возбуждение, боль и удовольствие переплетались внутри, заставляя стонать в голос и выгибаться в чужих руках.
Он вцепился пальцами в широкие плечи бандита. Каждое прикосновение, каждое движение пальцев внутри ломало возведенные барьеры. И собственные чувства оказались ловушкой, откуда не выбраться.
Сумасшествие. Форменное помешательство. Причем с обеих сторон.
И когда Зорро наконец заменил пальцы собственным членом, все страхи словно смыло. Остались только жар, движения, поцелуи и прикосновения. И стоны.
А потом мир раскололся ослепительной вспышкой.
И засыпая в объятиях своего то ли врага, то ли любовника, Монастарио чувствовал только покой и приятную усталость.
