цвет грязного моря.

Чимин не мог спать. Его тошнило весь день, и теперь, когда он лёг на кровать, чтобы поскорее покончить с этим, его тело отказывалось слушаться. Чонгук тихо сопел рядом. Его лицо не становилось мягче или милее, когда он спал. Его мучили кошмары. А Чимин просто смотрел и ждал, когда же очередная одинокая кипяточная слеза скатится по чужой детской щеке. Почему-то чувство, что кому-то хуже, чем Чимину, заставляет его самого успокаиваться, брать себя в руки. Особенно, если это Чонгук. В голову приходит целый вагон мыслей. Потому что Чимин знает: Чонгук плачет из-за него. Но Чимину эти мысли не нужны. Они ему отвратительны. Как и он сам. — Чимин… – большой уже вроде, думается Чимину, но Чон руки тянуть не перестаёт. Хнычет себе под нос, бормочет что-то, что очень важное на самом деле, но Чимин не слушает. Он слушать устал. Он, если честно, от всего устал. Но Чонгука по привычке к себе прижимает, даёт знать, что здесь, что рядом. Чонгук этой лжи верит, с ней он обнимается по ночам. Только вот с утра он вновь будет один. Чимина с ним рядом уже давно нет, он знает, просто ещё не готов его отпускать. Сердце не хочет. Сердце вообще иногда слишком много хочет. — Чимин… – Чонгук срывается. Плачет громко. Чимин его обнимает, только вот теплее не становится. Чон за него цепляется как за якорь, крепкой хваткой сжимает его футболку, жмётся ближе, словно хочет внутрь. — Чимин… Отпусти меня, — ближе, ближе, ещё ближе. — А ты? Ты меня отпустишь? –получается тихо, с каплей надменности. Чонгук как-то резко вскидывает голову, являя своё отвратительное заплаканное лицо во всей красе. Тишина надрывается в серых стенах. Сердце сжимается. Не верит. Чимин не верит. Нет… — Да, – Чонгук головой кивает несколько раз. Трясёт ей как болванчик и сильнее к себе прижимает. Щекой находит чужую грудь, раскачивается из стороны в сторону, словно убаюкать пытается, и шепчет в самую душу… — Да, да, да, Чимин... Чимин, я тебя отпущу, Чимин. Отпущу. А Чимин не дышит. Он больше дышать не хочет. Его Чонгуку он больше не нужен. Его милому, маленькому Чонгук-и больше Чимин не нужен. И от этого у большого, у взрослого Чимина сыпятся искры из глаз. Нет, из самого сердца. Просыпаются они вместе, но каждый сам по себе, больше они вместе никогда не проснутся. Чимин, уже не его, малыша обнимает, целует в лоб нежно, как мать целует своё дитя, и пытается научиться дышать. Осознание приходит в момент. Ударяет молотом по наковальне, заставляет руки дрожать. Чимин не хочет думать, что там у Чонгука в голове. Он знает. Там мясорубка. Там вселенская драма. Чимин Чонгука разбитого к себе приютил, лично все осколки склеивал, заставил поверить в эту чёртову жизнь… научил заново улыбаться. Чимин Чонгука к себе приручил. Чимин Чонгука переломал. Собственными руками собирал, чтобы теперь самому его… У Чонгука в голове пустыня. Теперь и его тоже тошнит. Они друг друга, наверное, стоят. — Обещай мне, что будешь счастлив. — Хорошо. Ты тоже, – тихо-тихо. — Ты тоже, пожалуйста, будь счастлив. Чимин в ответ улыбается. Так, что внутри планеты взрываются. Слёзы не жгут его кожу, нет, это из глаз льется его любовь… Он не обнимает на прощание, не целует, только машет рукой неловко, словно они два старых знакомых, и старается в чужие глаза не смотреть. Только на секундочку, чтобы прийти сегодня домой и заснуть, зная, что теперь эти глаза будут с ним вечность. Чонгук сильный, он справится. Чимин ему верит. Чимин, наконец-то, идёт «домой».