***
Курить с разбитой губой трудно — Янян держит сигарету между зубов, жует фильтр, почти не чувствуя вкус никотина, стараясь скорее утолить голод. На улице теплая ночь: поверх голого тела Яняна только легкая рубашка, которую тот стащил из кабинета Дэцзюня, потому что Сяо был слишком занят Хендери и его проблемами с Донхеком, чтобы заметить. Чужие шаги Лю слышит на второй секунде. Дэцзюнь старается быть тише, но новые туфли скрипят против воли. — Минхао нужно поработать над точностью, — голос раздается прямо над ухом — Янян чувствует тяжелый аромат одеколона — цитрусовые и дерево, Лю выучил практически сразу. Момент, когда полупустой бутылёк, пахнущий морским и цветочным, сменился чем-то невероятно дорогим, Янян скорее почувствовал, чем заметил. — Ради приличия мог бы и посочувствовать, — бросает Лю, освобождая место на ступеньке. Дэцзюнь в своей дорогущей одежде, — брюки стоят больше, чем весь Янян, даже если посчитать украшения — на пожарной лестнице офисного здания, служащего им штабом, выглядит как белый в центре Кейптауна. — Как Дери? Сяо хмурится, вытаскивая из кармана пиджака портсигар, и закуривает, прислонив к тлеющей сигарете Яняна кончик своей. — Как обычно: понял, раскаялся, но бегать на Итэвон не прекратит, — после первой затяжки Дэцзюнь заметно расслабляется и тянется рукой к волосам, чтобы разрушить укладку. Его взгляд скользит по Яняну, по длинным ногам в рванных скинни, и останавливается на свежей перевязке. — Очень болит? — Ерунда, не в первый же раз, — бросает Лю, поднимая взгляд с лакированных туфель на лицо Дэцзюня. Бледное от усталости, но красивое до невозможности. — Пару недель и можно снять швы. Сяо кивает, скорее сам себе, быстро докуривает, вдавливает окурок в лестницу и поворачивается к Лю уже всем телом. Янян может ощутить его присутствие, даже если закроет глаза и лишится слуха — оно почти осязаемо, но неуловимо, скользит сквозь пальцы при попытке схватить. — Понимаю, что я не авторитет для тебя, но, — Сяо по привычке клонит голову вбок, когда говорит, и серьга в его ухе причудливо покачивается, — будь аккуратнее, ладно? Остуди голову. Янян усмехается и чувствует во рту привкус соли: губа снова кровит, и Лю быстро проводит по ней языком. Сяо знает о каждом из них практически все: анкетные данные, медицинские сведения, привычки, вкусы, черты характера — он знает их как облупленных, раскрывая карты одну за другой, дергая за нити тогда, когда это нужно. Сяо думает, что внутри Яняна — сплошная эмоция, порыв, который тот сдержать не в состоянии, потому нарывается, дерется и получает. Янян отводит взгляд, стараясь не смотреть Сяо в глаза, читающие его как открытую книгу, но неспособные разглядеть суть. Может быть, Дэцзюнь избегает специально — видит, но боится подойти и поднять крышку, чтобы не наткнуться на нечто ужасное. Яняну неожиданно хочется, чтобы в какой-то момент все его чувства, заточенные глубоко внутри, под синяками и шрамами, вырвались на волю и захватили сознание. Чтобы у Яняна появились силы открыто его поцеловать. — Считай, что это мой способ привлечь твое внимание, — Янян улыбается, показывая зубы, и поднимается на ноги. — И сейчас будет еще один. Сяо хочет что-то сказать, — Лю видит по сведенным бровям и сжатым губам — но сдерживается, только тянет к Яняну руку, прося помощи. Ладонь Лю — узкая и бледная, в царапинах и мозолях — ложится в чужую, передавая тепло. — Что ты имеешь в виду? Янян хочет многого: вытащить Дэцзюня из дорогущего костюма, вывезти за пределы города — пыльного, душного, неожиданно тесного — и спрятать ото всех. Как в те времена, когда приключением была даже вылазка в соседний район, с натянутыми на глаза козырьками кепок, затаив от страха дыхание. Янян цеплялся потной ладонью за чужую и ловил глазами блеск неоновых вывесок на щеках. — Давно я не был у тебя в гостях. Пригласишь? — выдыхает он, дергая Сяо за рукав и чувствуя себя при этом просто ребенком. — Тебе нужно отдохнуть. Дэцзюнь кивает спустя несколько секунд и снимает пиджак, чтобы покрыть им яняновы худые плечи. — Выглядишь теперь поприличнее. Янян усмехается: пиджак ему широкий в плечах, но длины рукавов хватает едва. Главное — от ветра спасает, уже хорошо. Сяо закуривает еще сигарету, отставая от Яняна на полшага, и дышит ему в спину ментоловым дымом. Лю болтает о пибимпапе в том самом ресторанчике около метро, спущенном колесе мотоцикла, баскетбольном матче, ради которого ему придется встать в четыре утра, и прочей ерунде, не имеющей смысла. Его чувства поглощает уютная темнота, как блеск вывесок и уличных фонарей, и на секунду становится очень легко.***
На тумбочке в импровизированном коридоре студии Дэцзюня Янян обнаруживает полупустую бутылку вина без этикетки, темно-синий галстук и пачку обезболивающего, название которого он запоминает, чтобы выяснить детали у Ренджуна. — Мог бы и прибраться, — Лю хватает бутылку за горлышко и несет на кухню, почти на рефлексах находя стеклянную дверцу шкафа с бокалами. — Я никого не ждал, — бормочет Сяо, подбирая с пола футболку и закидывая ее на плечо. — У нормальных людей нет привычки навязываться в гости, как у тебя. Янян показывает ему язык, разливая остатки вина по бокалам на высокой ножке. Пить алкоголь без повода — не его привычка, но вполне в духе Дэцзюня, прячущего пару бутылок в книжном шкафу в офисе. — Хотя бы сделай вид, что очень рад меня здесь видеть, — вино едва плещется, пока Янян несет его до журнального столика, заваленного газетами и рекламными буклетами. — В конце концов, меня избил один из лучших бойцов, имею право поплакаться в твою жилетку. Со щелчком переключателя по стене, углу дивана и силуэту Сяо разливается теплый свет, создающий вокруг его фигуры лик мистики. Только дотронься — и он рассыплется золотом, вместе с эфиром вылетев в приоткрытое окно. — Я даже не хочу знать, в чем была причина, — Сяо вздыхает, бросая собранную одежду на кресло, и падает рядом с Яняном, откидывая голову на спинку дивана. — И вообще не хочу об этом говорить. Ужасный был день. После повышение каждый твой день такой — рвется из Лю, но он лишь прикусывает язык, чтобы не сболтнуть лишнего, хотя Дэцзюнь — не босс, с ним за словами следить не нужно. Но Янян не хочет, чтобы стало еще тяжелее. Потому он, вместо слов, проводит пальцами по волосам с остатками липкого геля, поглаживая как большого кота — Сяо в ответ прикрывает глаза, слизывая с губ капли вина. Время прошло, но сердце Лю все еще ломается со звуком бьющегося стекла, рассыпаясь осколками внутри грудной клетки. — Как сильно я отхвачу, если спрошу про дела в семье? — шепчет он, прикладывая к губам бокал. Вино жжет горло, но Янян не чувствует вкуса, потому что пьет просто чтобы опьянеть. Сяо приоткрывает глаза, бросая взгляд, — темный и тяжелый — и поворачивается всем телом, касаясь бедром чужого колена. — Кун-гэ говорит, что все в порядке. Проблема только с японцами, но босс сказал довериться Сычену, и я думаю, что он прав, — Дэцзюнь наблюдает, как Лю делает очередной глоток, как двигается под кожей адамово яблоко и напрягается линия челюсти. — Давно тебя интересуют организационные вопросы? — С тех пор, как ты стал таким… крутым, — Янян разводит руками, вызывая у Сяо хриплый смешок. — Правда, ты секси во всех этих костюмах и когда кричишь на нас с Хендери. Очень страшно. — Я бы хотел делать это реже, — Дэцзюнь усмехается и протягивает руку к его лицу, чтобы щелкнуть по носу, и задерживается на секунду, замирая и взглядом, и телом. Янян не целовался вечность равную трем годам, не обнимал кого-то — еще дольше. Дэцзюнь в какой-то момент оказался слишком далеко, чтобы возможность коснуться его не причиняла боли, и даже сейчас — слегка щиплет в уголках глаз и мутнеет взгляд. — Очень не хочу напоминать тебе, что мы расстались, — проговаривает Янян тихо, в тайне надеясь, что Дэцзюнь ничего не услышит. Возможно, Лю совершил большую ошибку, не вернувшись в их общую с Хендери квартиру, чтобы уснуть на диване прямо в чужой рубашке и проснуться через несколько часов с жуткой болью в спине. Возможно, Янян совершает ошибки раз за разом, цепляясь за Дэцзюня в последнюю секунду, будто тонущий — за глоток воздуха, но снова впивается в чужую руку до белых костяшек. Его слова будто проносятся мимо Сяо — смотрящего прямо и долго, и в этом взгляде — вся тяжесть их недо-отношений, закончившихся три года назад, когда босс Чжан предложил, а Дэцзюнь согласился. Сяо был влюблен — в их ночевки на крышах, пачку сигарет на двоих, разговоры на китайском в толпе, поцелуи под несвязный бит из колонок. Сяо любил их жизнь — бессмысленную и от того — легкую бесконечно, без сожалений и тяжелых амбиций, без стандартов как надо и запретов как не нужно, без обязательств перед собой и с долгом перед друг другом. Но Сяо принимал тот факт, что их путь должен был закончиться: раньше или позже, моментально или по граммам — Дэцзюнь ненавидел жестокость, не поднимал руку, терялся с оружием, но мыслил — широко и страстно, строил планы, теряя привычную ему неловкость и превращаясь за мгновение в императора за работой. Сяо был влюблен — юношеским умом и наивным сердцем, ночуя на полу у больничной кровати, наблюдая за драками и ссорами, ножами у горла и пулями в живот, взращивая в мозгу острое желание всё прекратить. — Ты меня ударишь, если я скажу, что не знаю, имеет ли это теперь значение, — выдыхает Сяо почти в губы, обводя большим пальцем румянец на скуле. — И это не вопрос. Дэцзюнь не хотел причинять боль, но Янян не прекращал её чувствовать. — Ударю? Мягко сказано, — Лю кажется, что он лишился последних сил, потому просто валится на диван, рассматривая белый потолок. — Если бы была возможность, я бы тебя убил. Когда Сяо пропадает из поля зрения, Лю понимает, как сильно горят его уши и щеки, наверняка залитые краснотой. Янян не хочет знать, что именно сподвигло Дэцзюня на эту мысль и какие фильтры ей пришлось пройти, потому что растущее за него беспокойство пробивается сквозь с трудом выстроенную стену железного равнодушия. — Если ты делаешь это из жалости, то прекрати, — Лю старается контролировать голос, чтобы не пропустить момент слабости, но фраза выходит предательски тихой. Если бы Сяо сдал назад: отшутился, назвав его дураком, выгнал из квартиры, перекрыв кислород — Яняну было бы понятнее, было бы легче, но Дэцзюнь здесь — держит его за руку, но боится посмотреть в глаза. — Я думал, что так будет лучше, но облажался. Лю кажется, что все происходящее — предсмертный бред, а сам он истекает кровью где-то в подворотне, мечтая о невозможном. Потому что тот Дэцзюнь, которого он знает, ни за что не перешагнул бы черту. Но аромат парфюма, смешанный с солью и сигаретным дымом, бьет по рецепторам резко, возвращая в реальность, где Сяо — вполне осязаемый и ощущаемый — заслоняет собой ночной город. — Меньше думай, — Янян не понимает, как они умещаются на узком диване, даже лежа вплотную, соприкасаясь коленями. — Здорово, что мы говорим об этом спустя три года, да? Ладонь Дэцзюня — мягкая и чуть липкая — ложится в основание шеи, прощупывая выдающий Лю бешеный ритм пульса. — Я так и не рассказал тебе причину, — Сяо проводит большим пальцем по ключице, стирает подушечкой крошечную каплю крови, а Янян сжимает зубы, чтобы не взвыть. — Она все равно ничего не изменит, — Лю набирает в легкие воздуха, маскируя сбитое дыхание. — Дело не в неравенстве положений, я в курсе. Янян слышит, как бьется чужое сердце — быстро-быстро, хотя Сяо на вид — совершенно спокоен, дышит ровно и не кусает по привычке губы в кровь. — Ты прав, вовсе не в этом, — произносит он. — Считай это очередной провальной попыткой тебя защитить. — Я и сам прекрасно с этим справляюсь. — Что-то не очень заметно. Лю закатывает глаза, толкая Дэцзюня в плечо, пока в голове калейдоскопом скачет прошлое, где Сяо был хорошим парнем, не способным разбить сердце, и их жизнь — проще, целее, безопаснее. Дэцзюнь пишет знаки вопроса около планов в ежедневнике, Янян — оборачивается через каждые десять шагов, и они друг у друга — единственная стабильность в мире, где все может рухнуть за пару секунд. — Я и не думал, что настолько по тебе скучал, — говорит Сяо совсем тихо, но Яняну фраза заглушает целый мир. Потому что Лю скучал: по разговорам, взглядам, поцелуям и прикосновениям, по звукам смеха и напетым случайно мотивам, по чувству спокойствия и потребности быть кому-то нужным. Взаимно скучать — особая комедия положений, в которой чувства не переменная, а скорее — константа. Дэцзюнь целует его медленно: без языка, не размыкая губ, двигаясь на забытых рефлексах, вспоминая вкус и образ чужих губ. Янян и в двадцать, и в двадцать три — тонет, цепляясь за ткань рубашки, и отвечает чуть смелее, вкладывая в поцелуй все проглоченные признания. Лю задыхается — весь мир вокруг теряет форму, как и он сам, оставляя лишь ощущение чужих губ на своих и привкус вина. Дэцзюнь красивый: с взлохмаченными волосами, блеском в глазах и улыбкой — робкой, почти подростковой, но счастливой непременно. Янян пытается не умереть, когда он прижимает его к груди, обнимая за плечи, и проводит кончиком носа по изгибу шеи. — «Мне было так одиноко без тебя» — очень сопливо звучит? — Лю фыркает, чувствуя, как содрогается от смеха грудная клетка. — Все в духе твоих любимых мелодрам, цени это. — Как бы от радости не умереть, — Сяо улыбается и стягивает с чужого плеча пропахшую дымом и пылью рубашку, чтобы прижаться губами к бледному шраму чуть ниже ключицы. Он появился на загорелой яняновой коже чуть больше года назад: уличная разборка, наркоман с кухонным ножом и элемент неожиданности. Лю рыдал — то ли от боли, то ли от нежелания умирать — и царапал ногтями его, Сяо, руку, пока Ренджун выводил длинное лезвие. Дэцзюнь хотел зарыдать вместе с ним, но не мог. Шрам — как и десятки Яняном полученных, маленьких и больших, заживших и белыми нитями полосующих чистую кожу — в памяти Сяо навсегда зафиксирован, выжжен в мозгу раскаленным тавром. Дэцзюнь помнит каждый из них как историческое событие, точку на карте и личную маленькую смерть — как боль Яняна, замаскированную, заплаканную, сжатую за зубами. Дэцзюнь зависает на миг, прежде чем поцеловать за ухом и в шею, прикусывая бархатную кожу, вызывая у Яняна нечто среднее между выдохом и тихим стоном. — Что ты… — Лю почти шепчет, сжимая пальцы на талии, притягивая ближе, еще ближе, потому что потребность в тепле оказывается жизненно необходимой. — Если швы разойдутся, Ренджун меня убьет. Сяо лишь кивает и отстраняется, подкладывает подушку — темно-синюю, в белую полоску — и обнимает Яняна снова, бережно укладывая его голову на свое плечо. — Если у нас перемирие, то предлагаю разобраться со всем утром.***
— Это идиотизм, — подытоживает Хендери, закидывая ногу на ближайший кофейный столик. Кофейный столик в рабочем кабинете триады в принципе — моветон. Сяо тяжело вздыхает, продолжая сжимать сигарету двумя пальцами, и переводит взгляд с Хендери на затаившегося в углу, около спящей Бэллы, Яняна. — Опустим тот факт, что вы почти сорвали сделку с тайцами, — он поднимает ладонь на уровень лица и загибает один палец, — потеряли ящик с товаром, прибавили Ренджуну работы… Мне продолжать? — Я бы ответил, если бы понял, — подает голос Янян, и до Дэцзюня запоздало доходит, что на последнем предложении он перешел на кантонский. — Но, извини? Мы недостаточно проработали план. Бэлла просыпается от их громких голосов и, громко цокая коготками по паркету, бежит к Сяо, трется пятнистой головой о правую ногу. Дэцзюнь завел Бэллу с легкой руки Яняна, решившего, что он чрезмерно одинок и страдает от нереализованной гиперопеки, потому притащившего с очередного задания щенка бигля. Сяо просто не сопротивлялся. — Босс сказал, что я слишком мягкий, — Дэцзюнь смахивает пепел и вдавливает окурок в полную пепельницу. — Видимо, он хочет, чтобы я прострелил кому-нибудь из вас ногу или что-то вроде того. Есть желающие? — С этим и вьетнамцы прекрасно справятся, — отмахивается Хендери, поднимаясь с кресла и хватая с вешалки длинный плащ. — Мне нужно выспаться перед возможной смертью. Если что — я в лазарете. Сяо только вздыхает, наблюдая, как спина Гуаньхэна исчезает за тяжелой дверью. Его влияние на этого парня стремится к нулю и вряд ли он в состоянии это изменить: Хендери по сей день видит в нем прежнего Дэцзюня, делившего с ним комнату на окраине Хондэ, и от этого никуда не деться. Сяо хотел бы вернуться — не позволяет время. — Расслабься. Ты же знаешь, что он готов за тебя умереть, если понадобится, — Янян шагает едва слышно, ступая по ковру новыми найками и одной ногой отгоняя притихшую Бэллу. — Как и все мы. Дэцзюню совсем не нравится то, что он слышит, но таков закон, — жизнь вторична, цели первичны — потому он подавляет желание заткнуть Лю рот. Вечером он будет сокрушаться, что миллион правил и одновременно — их отсутствие, выводят из себя, но пока в его распоряжении только смиренное молчание вкупе с надеждой обойтись малой кровью. — Мне бы не хотелось никого из вас хоронить, — выдыхает Сяо, присаживаясь на край стола, позволяя Яняну подойти близко и оказаться между разведенных бедер. — Тебя это касается в первую очередь. Лю улыбается, пальцами проводя по чужой шее, касаясь скрытой под воротником рубашки теплой кожи. Дэцзюнь прямо сейчас кажется ему невыносимым: тревога в глазах, выкуренная за утро пачка и губы, сухие от сигарет и бесконечных покусываний. — Я постараюсь, правда, — проговаривает Янян, прежде чем поцеловать — совсем легко, в самый уголок губ, оставляя недосказанность — с ней поцелуй не выглядит прощальным. — Но не вини себя если что, ладно? Это наш долг. — Понимаю, — Дэцзюнь в очередной раз не чувствует облегчения — только зияющую пустоту и нарастающее беспокойство, ставшие привычными. Янян гладит его по голове как маленького, успокаивая, и Сяо стыдно до жути, но пальцы сами цепляются за кожаную куртку и заклепки на ней, не желая отпускать. Их отношения — лотерея, в которую Дэцзюнь отчаянно хочет выиграть.