***
«И я хочу, чтобы ты понял — Я не против, что у тебя есть тени…» Тьма окутывает их с головой, поглощая звуки и краски всего мира. Исчезает абсолютно все, кроме звезд, что напоминают почти реальные мечты или сумрачные грезы. Те секунды, что длится перемещение, кажутся Элайне бесконечно длинными, но очень приятными, ведь Аз обхватывает ее талию руками, словно боясь, что фейка потеряется где-то в проклятьях давно забытых времен. Теплые прикосновения вызывают необъяснимую дрожь, а тени, что то и дело касаются ее, наоборот, холодом создают мурашки. Удивительный контраст, который начинает ей нравиться, ведь в нем что-то есть дикое и страстное. Только жаль, что он исчезает, стоит им двоим оказаться в другом месте, большая часть которого скрыта за тенями, что перетекают бесформенной массой где-то рядом с изящными телами фейцев. Они точно находятся в какой-то спальне. Может, эта комната принадлежит Арчерон, а может, и Азу — нельзя понять этого. Элайна вздыхает и хочет протянуть к теням руку, словно в попытке остановить их плавное движение, но Аз перехватывает ее. Его ладонь, покрытая шрамами, источает тот же холод, что и тени. Элайна улыбается этому, чувствуя, как весь мир становится ярче, и замечает предостерегающий взгляд прекрасных карих глаз. — Что ты творишь? — шепчет Азриэль, отпуская ее руку, будто обжегшись о нежную шелковую кожу. Будто это прикосновение причиняло ему фантомную боль. Будто что-то внутри протестует против какого-либо проявления тепла и ласки, желания и страсти. Будто все, что они делают сейчас — неправильно. Будто сами звезды и вихри Котла против этого, или это пытается внушить себе главный шпион, отстраняясь от золотоволосой особы. — Пока что ничего, — добро улыбаясь, отвечает ему Элайна, но глаза говорят совсем о другом. О том, что она желает гораздо большего, а лучше чего-то действительно большого, что могло бы утолить не только ее пылкое недетское любопытство, но и ее фантазию, которая уже рисует ей весьма развратные, горячие и до жути возбуждающие картинки. Из-за них ее щеки не просто краснеют, а уже пылают. Дыхание сбивается окончательно. И Элайна решает действовать сама, раз Аз не понимает того, что все ее слова были сказаны серьезно. И ей действительно интересно узнать про иллирианские крылья, трепещущие за спиной воина, словно он волнуется, а они подтверждают незримую бурю его чувств. Фейка делает несмелый шаг в сторону, где клубятся тени, и улыбается еще хитрее, чем раньше. А еще теперь ее улыбка отражает не только настроение девушки, но и ее вызов, попытку добиться хоть какого-то отклика со стороны мрачного и отчужденного «Певца теней». Первым летит на пол розовое платье Элайны. Правда, необдуманное действие заставляет ее тут же поежиться — в комнате прохладно. И темно настолько, что почти не видно сияния ее идеальной золотой кожи. Хрупкой фигуры и изяществ ее молодого тела, не по своей воле ставшего вечным. Кружевного нижнего белья, скорее вызывающего интерес, чем скрывающего что-либо. Элайна хочет выглядеть хорошо. Соблазнительно. Красиво, бесподобно, так, словно она — искусительница, которая хочет подарить не только вожделение, но и необъятное томление в груди и паху, стоит только ей позволить касаться везде, где приятно. Или доверить ей всю ситуацию, что кажется нелепой лишь миг, а потом все находит свой смысл. И даже кружева нижнего белья, и холодные тени, и улыбка-ухмылка на розовых манящих губах, которые хочется целовать жадно. Не один раз, а пожалуй, всю вечность, что будет царить между ними. Азриэль отходит от Арчерон, словно не веря в реальность, в красоту молодой фейки, которая ничуть не похожа на ту, что он любил прошлые пятьсот лет. Элайна совершенно другая, начиная с цвета глаз и заканчивая фигурой. Улыбкой и игривым взглядом, который словно бросает вызов его многолетней выдержке. Она, кстати говоря, трещит по швам, стоит фейке избавиться от платья и остаться только в почти ничего не скрывающем белье. Аз чувствует, как хмурые мысли уходят куда-то в никуда, оставляя в голове лишь образ стоящей рядом. Почему-то такой родной, почему-то заставляющий думать о нарастающем напряжении в паху, почему-то заставляющий чувствовать себя иначе. Словно что-то изменилось в его душе, стоило им переместиться в эту комнату и расслабиться, считая все происходящее шуткой. Не больше. Однако шаги, приближающиеся к нему, звучат слишком реально. Он не смотрит в ее глаза, где наверняка что-то да полыхает. Что-то неподходящее ее скромному образу, ее замкнутости. Но сейчас что-то меняется в них обоих, отчего они не могут противостоять собственной томительной игре. Осторожные, робкие прикосновения к груди словно что-то говорят, на что-то указывают, пока Аз пытается сохранить спокойствие. Но движения рук фейки все смелее и смелее, а потом воин понимает, что она старается стащить с него темный свитер. Он поддается ей, и вскоре верхняя часть его одежды падает на пол, к ее платью. Благо, Элайна не задевает крылья, пока снимает уже ненужную одежду с иллирианца. Тот молчит, словно все еще сомневаюсь в реальности того, что происходит здесь и сейчас. Тени щекочут нежную кожу фейки, вызывая сладостную улыбку. — Прости за них, — тихим хриплым, от желания или из-за долго пребывания на улице, голосом говорит иллирианец. — Просто я… волнуюсь. И не могу в полной степени их контролировать, — небольшая тень тянется к его рукам, но тут же возвращается обратно, словно ее спугнули. — Прости, — пытается еще что-то сказать, оправдаться, но Элайна не дает это ему сделать, подойдя слишком близко. Почти обнимает его, прижимаясь к сильному телу, чувствуя, как оно вздрагивает. Непозволительно. Непростительно. Тьма вокруг становится гуще и теперь вьется не только где-то возле потолка или стен, но еще и вокруг фейцев, вновь создавая кокон. Неужели чтобы защищать их хозяина от нетерпеливых нежностей? Это словно игра, которая обязательно закончится сладостной победой, что манит к себе и погружает в страстное безумие. Или может, они струятся совсем близко с их чувственной кожей не просто так? Словно у них свой план — остудить нешуточный пыл, заставить забыть о желании, что заставляет сердце биться слишком быстро. — Я не против твоих теней, Аз, — шепчет Элайна куда-то в шею, щекоча ее своим прерывистым жарким дыханием. — Наоборот… они мне нравятся. Оставь их, пожалуйста, — Аз не видит ее губ, но почему-то он уверен, что их вновь касается хитрая-хитрая улыбка. — Можно я еще поглажу твои крылья? — Да, — почти незаметно кивает он. Его губ тоже касается блаженная улыбка, которая словно показывает его предвкушение к касаниям по крыльям. — Не бойся, — шепчет «Певец теней», а Элайна верит ему. Когда Аз разворачивается к ней спиной, подставляя крылья, она касается их. Осторожно и до бесконечности нежно. Сначала прикосновения кажутся простыми и теплыми, но стоит Элайне притрагиваться к ним не только кончиками пальцев, а ладонью, как в темноте начинают звучать тихие стоны. Она пугается, что ее касания приносят иллирианцу боль, но нет — ему очень приятны ее движения, вызывающие ярое возбуждение и неуправляемый огонь внутри, в душе, в глазах, да везде. Даже тени меняются и словно дышат. Касания ласковых рук фейки продолжаются, и главный шпион тает от них, особенно когда задеты особенные чувствительные места. Из-за этого томление внутри становится невыносимым настолько, что и стоны нет смысла больше сдерживать. Пусть звучат замысловатой мелодией их ночи. Пусть их и окружает тьма, скрывающая смущение и горящие щеки, она не может спрятать великое множество шрамов на крыльях. Их выдают более толстые полоски перепонок. Их Элайна старается не задевать, лаская только кожу. Более жадно. Кто мог знать, что простые прикосновения способы пробудить столько страсти? Элайна точно не знала, а сейчас и не жалела об этом, когда вновь ведет ладонью по крыльям. А потом почему-то по плечу, переходя на ключицы — ниже, где на коже нарисованы замысловатые татуировки. Какой-то древний узор, а может, и слова о том, кто такие иллирианцы. Смерть на быстрых крыльях. Те, кто тают от легких и ласковых касаний, те, кто умеют быть невероятными любовниками, стоит им показать, что ты желаешь их до дрожи в руках или нестерпимого пламени внутри, которое почти по-настоящему сжигает Арчерон. Так странно и необычно абсолютно все в этот момент. Каждое прикосновение отдается током куда-то вниз живота, создавая нешуточное напряжение, как не было уже с Азом давно. И с каждым касанием ему становится все труднее сдерживать себя, боясь не то спугнуть хрупкую особу рядом, взмахнув крыльями, не то потерять контроль и сотворить что-то плохое. Однако ничего этого не происходит: в нем пробуждается страсть, пламя и что-то большее, чем просто желание. Правду говорят, что крылья — очень уязвимое место. Особенно когда это происходит в темноте, с нежностью, осторожностью и любопытством. Почему-то «Певцу теней» смешно от последнего, но потом становится приятно — все-таки верны слухи-сплетни о том, что у него самый большой размах крыльев, раз верит и младшая Арчерон. Сам он не против того, что она рядом… просто это все слишком неожиданно, тепло и хорошо. Начиная с теней, кружащихся возле них, «охлаждая» их пыл, заканчивая улыбкой, что так и расцветает, стоит Элайне коснуться его крыла возле лопатки. По обнаженной коже бегут мурашки. Бесподобно приятно и невозможно прекрасно… — И что, действительно самые большие крылья? — с усмешкой спрашивает Аз. Ему самому начинает нравиться их игра, правда, о последствиях он старается не думать — не омрачать еще больше своих же чувств. И своей естественной реакции на эти ласковые игривые прикосновения, поглаживания по могущественным крыльям и бессовестные рваные вздохи, что звучат часто-часто. Элайна, вдоволь нагладившись могущественных иллирианских крыльев, вновь оборачивается к Азу и бесстыдно смотрит ему в глаза. Они мутнеют, и теперь она точно видит по ним, как он хочет ее. — Ага, — соглашается Арчерон, кивнув. — А вот правда ли, что их размах соотносится с этим? — она, озорно улыбнувшись, указывает на бугор на темной ткани оставшегося боевого облачения. Воин усмехается. Его ничего не волнует, кроме них самих. Только вот молодая особа рядом, кажется, все-таки смущается на этот счет, ну или из-за своих необдуманных хитрых игр, которые и разожгли его страсть. — Что ты задумала, Элайна? — Ничего такого, что не понравилось бы тебе или мне, — вновь коварная улыбка расцветает на ее устах. Так сладко. Так вызывающе. Так невыносимо, будто воздух заканчивается в комнате в этот миг. Будто все, что было в прошлом, будет в будущем, но нет сейчас, уходит в никуда. Или нет, и все это переплетается в единую нить судьбы, подобную той, что объединяет души мейтов. Ну, а в их связи это единство, забота и поддержка, которая переполняет их души, мысли, тела. Они словно окунаются в это милое безумие с головой, и их накрывает не только восторгом и томлением, но еще и необузданным возбуждением. Сделав несколько шагов, Элайна оказывается рядом. Близко-близко, так, что она чувствует жар, исходящий от его тела, и холод теней. Они тоже касаются ее кожи, словно дразня и распаляя, словно пытаясь доставить то самое удовольствие, которого ей хочется прямо сейчас. Словно все в их жизни становится таким солнечным и безнадежно нежным, а еще беззаботным и ласковым, как те прикосновения, что дарила Элайна минутой ранее. А теперь… она подходит слишком близко и… целует его. Настолько же нежно, как касалась крыльев, настолько же безгрешно, словно это был жест между друзьями. И все же томность и желанность этого прикосновения совсем другие, да и чувства он вызывает иные. Противоречивые, ничуть не похожие друг на друга, но такие же обжигающие, заводящие и заставляющие громко стонать. От наслаждения, от сладости этих губ, от искренности чувств и реальности их действий. Ей этого мало, а Аз… он не знает, что творит. — Матерь и Котел… — вздыхает «Певец теней», отстранившись от замершей фейки. Ему словно чужд этот поцелуй. Ему словно все равно, что что-то внутри отзывается на робкое прикосновение губ фейки, вызывая хриплый прерывистый вздох. Предвкушающий начало чего-то большего. Чего-то важного и безмерно хорошего, как несколько шагов к кровати. Посланные к бездне остатки одежды, обнаженные вожделенные бессмертные тела, тени между ними — все это пропитано страстью, их желанием, азартом и хитростью. А еще всевозможной нежностью: и в бесстыдных поцелуях Аза, и в вздохах, непонятном довольном шепоте Элайны, и в том, что они хотят сказать друг другу жестами, поглаживаниями и откровенными касаниями там, где сосредоточено все напряжение и вожделение. Они падают на широкую кровать почти одновременно, вызывая ужасный треск старых половиц пола. Впрочем, им плевать, если кто-то из братьев или сестер услышит их стоны или скрип от кровати от их порывов. Все равно и на то, как быстро пропадает нижнее белье на фейке, а на иллирианце — штаны. Они слишком быстро оказываются полностью обнаженными не только перед друг другом, но и перед собственными чувствами. Нежность, всепоглощающее влечение и что-то еще смешиваются в сумасшедших поцелуях, которые не ограничиваются только ласковыми устами: иногда они остаются легкими, но невероятно приятными частичками вечности на скулах, плечах, ключицах и груди. «Певцу теней» не просто нравится начало из вечера, а может и ночи, нет. Он сгорает от нетерпения страстного крышесносного соития и сладости Элайны. Она обнимает его за шею, когда иллирианец добирается до особенно чувствительных сосков. Ее стон отличается от предыдущих, получается слишком громким. Даже эфемерные тени, окружающие их, вздрагивают. А они, фейцы, наслаждаются друг другом по полной. Пробуя на вкус эти моменты, прикосновения и собственную нетерпеливость, что похожа на проклятие. Однако даже оно исчезает в тот миг, когда Аз в последний раз целует ее грудь, а потом отраняется. И в ту же секунду раскрывает крылья за своей спиной на всю длину и Элайна понимает, что они действительно соотносятся с его большим и желанным членом. Его руки, покрытые безобразными жесткими шрамами, на удивление творят чудеса: они дополняют ощущения блаженства после поцелуев жаждой от мягких поглаживаний по плоскому животу, которые все чаще спускаются ниже, по гладкому лобку, достигая невероятно чувствительного клитора. Он играет с ним, ощущая восторженный взгляд из-под полуприкрытых глаз партнерши, слышит сладкие стоны в унисон его действиям, ласкам, расходящимся будоражащим кровь импульсами по телу. Словно какое-то волшебство творится с ним, заставляя расслабиться в один миг и отдаться волнам удовольствия, что накрывают ее с головой. До всех звезд прекрасно, до всех частичек необъятного мира хорошо, до всех снежинок в вечной буре — замечательно. Дыхание пропадает и восстанавливается только когда ее руки обнимают его за шею, словно поддерживая в действиях. Терзающее томление перерастает в до запретного сладкий, чувственный и яркий оргазм. Фейка закатывает глаза, словно умирая и возрождаясь вновь в наивысшем блаженстве. Проходит еще какое-то время прежде, чем фейка возвращается к жизни и снова чувствует все. Неописуемо. Непереносимо. Неизлечимо. И Элайне мало одних звезд перед глазами — ей хочется еще, а он, словно понимая ее безмолвную мольбу, продолжает свои обжигающие касания между ног, но уже намного нежнее, едва сдерживая собственные порывы неугасаемой страсти. С каждым прикосновением к разгоряченной коже контролировать себя становится труднее, но он справляется и глухо что-то бормочет, продолжая все быстрее и быстрее играть с клитором. Как хочется большего, но еще рано, как ему кажется, несмотря на пальцы, почти впивающиеся в его короткие темные волосы. Элайна, разведя колени шире, нетерпеливо ерзает на кровати и стонет развратно, ведь… его прикосновение дарят гораздо больше наслаждения, чем просто слова. Чем глупые мысли и непристойные фантазии. Аз лишь ненадолго отрывается от юного тела, чтобы посмотреть ей в глаза и увидеть там… Удивление? Искренность? Непонимание? Ничуть. В ее светло-карих глазах трепещет демонический огонь. Наверное, и в его взгляде это тоже есть, ведь они сейчас оба хотят большего. Все вокруг становится неважным. Он поднимается, и его окаменевшая плоть красноречиво упирается ей в живот. Аз пылко припадает к ее губам, и это заводит еще больше. Так, что тело трепещет от натерпения ощутить в себе его напряженный член. И иллирианец, ведомый жаждой и вожделением, кажется, уже и не против того, чтобы как можно скорее оказаться в ней. А еще он был бы не против, если бы эта ночь длилась вечно… — Аз… — стонет его имя фейка так, что он на секунду замирает, а потом вновь осторожно целует ее, углубляя, приникая языком в рот, лишая воздуха и самых последних частичек самообладания. И одним аккуратным толчком проникает в ее жаркое податливое лоно. Его движения осторожны и нежны, Аз не хочет навредить хрупкой Арчерон. Сначала все происходит медленно и словно не с ними: по венам струится ненасытный огонь, но в их движениях кроется что-то большее, чем просто что-то. В этом есть свое искусство, которое создают, развивают, желают, прикасаясь друг дружке, словно это спасение для каждого из них. Он проникает в ее тело все чаще и глубже, и ощущения становятся все ярче. Все слаще и томительнее с каждой секундой. Все ближе и ближе. Все быстрее и быстрее. Словно время ограничено, и единственное, что может случиться — это буря всех чувств, стоны, которые прозвучат еще громче. Руки скользят везде, докуда дотягиваются, а губы терзают друг друга, сливаясь в одно тягучее удовольствие. Время исчезает в плавных движениях тел. Тишина в доме прерывается их сбитым дыханием и пошлыми шлепками, стонами, шепотом. Ничего больше не волнует их двоих, кроме единства тел и душ, ведь все, что происходит сейчас — слишком невероятно… И Аз с почти животным рыком кончает на покрывало, прерывисто дыша. Элайна закрывает устало глаза и глубоко вздыхает, чувствуя, как по коже пробиваются миллионы мурашек. Она расслабляется и тает в тенях, в крышесносном оргазме и тьме ночи. И все хорошо, и все проблемы забываются, когда тебя обнимает любимый. Совершенно невероятный иллирианец, когда весь мир кружится вокруг приятно-нежного удовольствия — почему бы и не насладиться этим мгновением на полную? Элайна думает, что им хватит одного безумного соития, но стоит какое-то время расслабленно полежать в кровати без лишних слов, лениво поглаживая друг друга, как прикосновения вновь разжигают страсть, влечение и томительное желание нового удовольствия. Избавившись от испачкавшегося покрывала, они вновь ложатся на кровать и смотрят друг другу в глаза. Видят все и сразу — тянутся одновременно к губам и целуют. Невозможно. Ласково. Так, словно им предназначено всегда быть вместе, а не только лишь из-за любопытства к крыльям… Их возбуждение угасает лишь на рассвете нового дня, когда оба остаются измучены усталостью и сыты друг другом. Обессиленно лежат на кровати, медленно утопая в грезах, ставших реальностью, и звездах, нарисованных ими. Почти спят, но почему-то дарят друг другу краткие сладостные поцелуи. Куда-то пропадает одеяло, даже нечем скрыть свою первозданную наготу. Правда, Аз пытался укрыть Элайну своим крылом, но она почему-то этого не хотела. Хотя в комнате достаточно прохладно, ей по-прежнему жарко, а может, это тепло тела рядом согревает ее. Даже тени, касающиеся иногда ее кожи, больше не вызывают приятных мурашек или пылкого желания. Они тоже становятся проявлением света, пусть и неосязаемого, но очень приятного. Как и нежность в них. Дымка наслаждения не исчезает даже в тот момент, когда они засыпают в объятиях друг друга, наслаждаясь дивным сном, сладкой истомой в телах и спокойствием в душе, окутанной невероятной необъятной лаской и теплотой. «… никуда не деться от нее, от нежности, заполняющей грудь и горло, выступающей сквозь кожу, терзающей руки желанием прикасаться и гладить».***
«Это было нежнее, чем просто объятия. Когда обнимаешь, то нужны только руки. А прижиматься нужно всем телом. Вот так, наклонясь. Это означает желание. Взаимность. Притяжение». Утро проходит незаметно, и вот уже наступает новый солнечный беззаботный день. В комнате, где спят фейцы, темно из-за теней и на удивлении тихо. Хотя где-то на первом этаже кипит жизнь, здесь все еще вся обстановка погружена в непривычно мягкий и уютный сон. Так приятно… и тепло. Именно из-за него и просыпается Элайна, не помня вчерашний день. Ну как, она знает, что вчера что-то было, и теперь это «что-то» лежит рядом с ней и обнимает ее. Ой… Это ведь должно значить нечто большее, правда? Объятия, которые дарят нечто большее, нечто драгоценное и прекрасное. Спокойные дыхание, устремляющееся куда-то в макушку, добавляет этой идиллии неповторимой ласки и какой-то чуждой тоски. Однако это блажь длится недолго и исчезает с первым лучиком солнца, что все-таки умудряется пробиться сквозь тени и падает на закрытые глаза фейки. Недовольно что-то пробурчав, она открывает их и все-таки и смотрит в потолок. Он ничем не отличается от других, но стоит взглянуть на него… И она вспоминает все, что они натворили вчера. — Ты довольна тем, что все-таки узнала, у кого самый большой размах крыльев, Элайна? — тихо спрашивает Азриэль хриплым от сна голосом. Кажется, он не высыпается за несколько часов. В отличие от девушки, которая так и сияет бодростью и довольством от всего, что было ночью и невероятно приятных и ласковых объятий. — Безусловно, — сладко потянувшись, отвечает ему фейка. — У тебя они самые лучшие… — блаженно закрыв глаза, бормочет она что-то еще про его великолепие. А все именно так… пускай и прочная кожа крыльев покрыта неизлечимыми шрамами, пускай прошлого не забыть, пускай они и не забудут о пережитом никогда. Но сейчас… почти ничего из этого их не волнует, в отличие от близости тел и тепла, исходящих от них. — Знаю, — едва слышно говорит Аз. — Спасибо. Может, присоединимся к завтраку? — предлагает «Певец теней», тут же замечая недовольный взгляд девушки. — Давай никуда сегодня не пойдем? — просит его Элайна, смотря в его глаза. — Останемся в теплой постели и этих объятиях, насладимся ими… — она лукаво улыбается, замечая недоуменный взгляд иллирианца. — А может, и не только ими, — ее улыбка становится не просто хитрой, а невероятно соблазнительной. Если бы раньше кто-то сказал Азу, что она умеет так улыбаться, он бы не поверил бы. Но сейчас… он не только верит в соблазнительность юной особы, но и ее страсть, умение быть нужной и необходимой в каждый миг. Ночной или той, что он проводит в объятиях, обещая, что это больше не повторится. Однако это ложь, и Аз слишком поздно понимает это — когда на губах появляется улыбка. Искренняя и счастливая. Но это наваждение длится всего лишь миг. — Хочешь попробовать еще что-нибудь из илиррианского арсенала? — переставая улыбаться, спрашивает ее Аз. Пусть эта ночь была самой чудесной за последние года, он все-таки чувствовал себя виноватым перед Арчерон, словно что-то натворив. Что-то серьезное. Непоправимое. Непонятное и чуждое для всех. Однако время, которое они провели вместе в бурном вожделении, оставляет лишь самые хорошие и приятные впечатления. Если только это что-то не связано с чем-то другим. Или кем-то, кто раньше был важен, а сейчас… сейчас уже многое становится не важно. Кроме снова пробуждающегося желания от нежности в прикосновениях к крыльям. Элайна, почувствовав перемену настроения «Певца теней», начинает их гладить, стараясь унять его беспокойство, заменив его чем-то сладким, как вчерашнее наслаждение. Тут же звучит первый несдержанный выдох — громкий, что кажется, тени вздрагивают вокруг них, но прикосновения не останавливаются, наоборот, они становятся все увереннее, но при этом не теряют ни ласки, ни осторожности. «Ты сделан из звезд…» Мир меняется в этот хрупкий миг, стоит Арчерон вновь хитро улыбнуться и дотронуться до крыла немного в иной точке. Вызывая немного другие чувства. А потом отвечает Азриэлю: — А что, если я соглашусь?..