Звезда

Тэнэ оглушает. Настолько сильно, что эмоции через край, каплями оседающие на ткань промокших напрочь кроссовок. Чувство, бьющее прямиком в самое сердце, расшифровывающееся по буквам так ясно, что смешно даже. Влюбился. Карие глаза послушно поднимаются к небу, пока ноги оседают, норовя потревожить недавние раны грязным, сухим асфальтом. Он чувствует в волосах чужие прохладные пальцы, гладящие успокаивающее, нежно, что хочется в ответ прижаться сильнее, обвив худое тело руками. Тэнэ, на самом деле, считает себя гребаным эгоистом. У него заканчиваются слова — он остается наедине с громко кричащим сердцем и Дэмоном, тихо говорящем ему что-то на фоне. Свет луны озаряет его лицо, словно подсвечивая чистые голубые глаза -шатен теряется, пялясь, облизывая сухие ранки на собственных губах. Все сплошь размыто, сплетается в яркие искры, создавая узоры, а Кёниг с ужасом понимает, что прямо сейчас заплачет. Вот так вот просто, без драмы и привычных отцовских побоев, прямо перед лицом своего обеспокоенного возлюбленного. У Дэма порезов на коже не меньше и в некоторых местах разодранная одежда, а у Кенига личные терзания и попытки удержать подольше единственное тепло — сухую ладонь блондина. Тэнэ тошно. От себя, от влюбленности, от… — Может, вместе накроемся курткой? Шатен поднимает взгляд на длинные блондинистые локоны, развевающиеся на ветру и на куртку Криса, повисшую на чужих плечах. В свете фонарей бледное лицо мерцает — Кёниг теряется в небесных глазах, линии челюсти и коралловых губах. Тэнэ влюблен и подавлен немного, поэтому сказать совершенно неожиданное «да» кажется слишком правильным для этой абсолютно неправильной ночи. Но он упорно молчит, хлопая длинными ресницами и смаргивая влагу. Слезы стойко держаться до того момента, пока они наконец не переступят порог дома Келлерманов, напрочь промокшие и с сдерживающим чих Дэмоном наперевес. Чтобы он не увидел. Карие глаза щиплет, словно насмешливо пытаясь напомнить, что мокрые дорожки вот-вот потекут по саднящим бледным щекам. А Тэнэ не хочет. Дэму не нужны проблемы. Дэму не нужны проблемы Тэнэ. Он смотрит прямиком в чужие голубые глаза, рассматривая собственное крохотное отражение в зрачках, сжимая пальцами ворот куртки. Никому не нужны чужие проблемы, но ему бы очень хотелось рассказать обо всем Келлерману. Чтобы тот снова коснулся его волос. Чтобы снова был ближе, чем сейчас, хоть их и разделяют лишь жалкие сантиметры. Кёнигу кажется, что Дэм далеко. Где-то на уровне солнца, ярко светя другим. А Тэнэ где-то на земле, лишь щурится, от невозможности посмотреть на красочную звезду. — Тэнэ? Он видит внимательный обеспокоенный взгляд и чужую руку, слегка трясшую его за плечо. Кёниг сглатывает слюну вместе со словами, которые так хочет произнести: «Прикоснись ко мне. Прикоснись к волосам. Коснись. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Шатен никогда себе не признается, что, возможно, в тот момент он был готов сделать шаг. Был готов разрушить то хрупкое, что существовало у них, называемое «дружба». Нежно положить саднящие от ран кончики пальцев на мягкую прохладную щеку блондина и услышать удивленный вздох, вперемешку с гневной тирадой, которая наверняка бы сорвалась с искусанных губ. Тэнэ был бы не готов к презрению. Тэнэ хотелось: Наклониться ниже, ловя губами чужое дыхание, обвести языком нижнюю губу, чуть прикусывая зубами. Тэнэ хотелось взаимности. — Извините, что так долго. Тэнэ благодарен Крису: За его внезапное появление, так точно совпавшее с тем, как кареглазый несмело начал поднимать худую руку по направлению к чужому лицу. Был благодарен за то, что скользнул понимающим взглядом по замершему Кёнигу, будто мысленно поддерживая. Шатен тогда подумал: А этот Крис, на самом деле, неплохой парень. Возможно, Тэнэ бы хотел столкнуться с ним еще раз случайно, дабы вновь увидеть отчаянный блеск в глазах и даже попробовать поговорить. Кажется, он гораздо лучше понимал хрупкого Кёнига, чем улыбающийся и сострадающий Дэмон. По рукам прошла волна неприятных мурашек. О Келлермане сейчас думать совершенно не хотелось. Вообще. Хотелось вместо этого тихо уединиться, в одиночестве считая все трещины в старом шкафу, как раньше, когда он прятался от отца. Только сейчас прятаться хотелось от Келлермана: Он весь такой положительный, делящийся с ним переживаниями, вечно помогающий. А Тэнэ… Просто хотел ощутить чужое тепло губ бабочками порхающих по шее, сплетая свои и Дэма пальцы в крепкий замок. Почувствовать тот самый пластырь юноши, который Кёниг аккуратно прилепил ранее. Вместо этого он с головой ныряет под горячую воду душевой кабинки, прикрывая глаза. Дэм сказал ему переодеться: Кто он такой, чтобы спорить? Хотелось снять с себя до ужаса промокшие тряпки, которые язык не поворачивался назвать одеждой. Перед глазами мелькают события прошедшей ночи, как и воспоминание об обнаженном Келлермане, натягивающего на себя насквозь промокшую одежду. Все проносится столь стремительно, что сердце невольно ёкает, болезненно начиная биться чаще. Он закрывает лицо руками — он такой грязный, думающий о столь мерзких вещах, такой эгоистичный. Тянет слегка пряди волос в стороны, пока ноги чуть подкашиваются — так сложно терпеть. Сложно, сложно, сложно. — Тэнэ? Ты выходить собираешься? — слышится голос блондина по ту сторону двери. Так близко. Кажется, что тот находится лишь за закрытой дверью, но в то же время так далеко. От осознания руки почему-то начинают дрожать. — Блять, — Кёниг шипит сквозь зубы, вытирая полотенцем мокрые волосы, накидывая на себя любезно выделенный семьей Келлерманов теплый белый халат. Он открывает дверь резко, стараясь не смотреть на друга, застывшего в проеме, стремясь как можно быстрее оказаться где угодно: На кухне, где Эбэль наверняка попивала свой любимый чай с абрикосом, в комнате, зарывшись носом в ткань подушки или все на той же улице — выбежать с мокрой головой, чтобы обязательно заработать блядскую простуду, доставляя еще больше хлопот семье Дэма. Но он не делает ничего. Просто замирает, когда ощущает руку блондина, сжимающую его собственную, не дающую уйти. — Не грузись, — тихо произносит Дэм. Словно видит все то, что происходит. Словно понимает его. — Не гружусь, — в ответ раздается, совсем тихо. — Я не слепой, блять, Тэнэ. Думаешь, я не замечаю, что тебя что-то тревожит? Тэнэ молчит. Не знает, что сказать, чтобы вновь отмахнуться от яркого лучика тепла, возвращаясь в свой собственный темный, холодный мир. Кёнигу хочется сжать сильнее чужую руку, да поцеловать костяшки пальцев, зацеловывая ссадины, чтобы язвительно поинтересоваться позже: «Ну как? Достаточная причина для того, чтобы быть таким тревожным?». Вместо этого он вырывает руку, прикусывая губу. — Да нормально все, забей. Тэнэ уходит, а Дэм не идет следом — все как обычно, что даже смешно. Шатен аккуратно присаживается на кровать, проходясь пальцами вдоль мягкой подушки. В доме тихо тикают часы, пока в ванне раздается шум воды — Дэм где-то там, за стеной, а Тэнэ здесь — сидящий на кровати, закрывший ладонями бледное лицо, пытающийся в одиночку преодолеть сжирающую пустоту. Вытирает кончиком пальцев единственную скатившуюся с глаз слезу, вытирая руку о приятную ткань халата — он слышит глухой хлопок двери — карие глаза распахиваются в удивлении, когда плечи обвивают чужие руки, прижимая ближе, заставляющие уткнуться в плечо, закрытое почти идентичным халатом, как у шатена. И когда Келлерман успел выйти из душа? — Я понимаю, что тебе тяжело поделиться со мной сейчас, — медленно шепчет, в самое ухо, вызывая табун мурашек, — Но знаешь, я всегда рядом, да? Не справляйся в одиночку. Не… Не стыдись, если чувствуешь, что не можешь. Я-я помочь тебе хочу, слышишь? Даже не смотря на тот случай, когда ты сдал меня учительнице. Тэнэ сдавленно смеется на последнее предложение, дрожа, неуверенно поднимая руки, окольцовывая торс блондина и отвечая на объятия. Ни единого возражения не сорвалось с губ Дэма. Сердце готово выскочить из груди. — Какой же ты хороший, Келлерман, — цедит сквозь зубы шатен, носом вдыхая запах кожи блондина, выделяющийся особенно ярко после душа. — Звучит как оскорбление. И Дэм прав: Оскорбление. Личное оскорбление Тэнэ, осознание неизбежного, понимание того, что все — пропал. Пропал в синеве глаз, теплых руках и, оказывается, нежных объятиях. На белоснежный халат Дэма падают первые прозрачные кристаллы слез.