(Далеко не) Краткое пособие по остановке Армагеддона

Как известно, шепот — самый лучший способ передачи тайных знаний. Шепотом можно рассказать секрет, или прочитать молитву. Кто-то может быть не уверен, что тогда богиня его услышит, но, — между нами, — она слышит всех. Например, еще австралийские аборигены, даже не знающие, что они древние и австралийские, шептали друг другу свои версии о сотворении земли — и она их слышала. Широко улыбалась, зная, что они не правы, но ничего не говорила. О теории Большого взрыва знаете? Так вот, речь сейчас пойдет совсем не о ней. Хотя, частично о ней, наверное. Итак, давайте попробуем прибегнуть к элементарной математике: дважды два — четыре. Столько же миллиардов лет Земле, что примерно на девять миллиардов меньше, чем Вселенной. А девять — это трижды три, что является святым числом, помноженным на себя самого. И уже из этого следует, что божественные замыслы непостижимы. Хотя погодите. Давайте все-таки вернемся к Земле и теориям о ее создании. Ученые утверждали, что планета возникла за счет метеоритов, богатых водой, азотом и кислородом, а также частиц пыли и воздействия Солнца. Наверное, этим ученым нужно было придумать самое скучное бредовое объяснение ее сотворения, чтобы выиграть в никому неизвестном конкурсе. Ну, хотя бы это им удалось, потому что богиня, прикрыв рот ладонью, зевнула и тут же отклонила эту глупость. И единственной более-менее верной версией была идея Дугласа Адамса*, который предполагал, что создание Земли — один большой эксперимент мышей. Бедного старикашку никто не слушал, поэтому ему пришлось написать об этом книгу. Но даже так мало кто ему поверил. Как оказалось, зря. Конечно, в его версии были небольшие расхождения, но если заменить мышей на ангелов и демонов, а эксперимент — на поле боя, то получится самая что ни на есть настоящая правда. *** Несколько тысяч лет назад... Скажем правду, это было совсем не как на фреске Мазаччо. На изгнание Адама и Евы смотрели двое: ангел и демон. Они стояли на восточной стене Эдемского сада, всматриваясь в уходящие фигуры. Хотя нет, скорее, это делал ангел. По лицу было видно, что его грызли какие-то сомнения. — Кажется, у тебя был меч, — начал, хитро улыбаясь, демон. К слову, его звали Мори, и только близким он позволял называть себя Огаем. Но так как близких у демонов нет, все звали его Мори. Именем ангела же было Юкичи. Вообще, у ангелов почему-то плохо с произношением буквы “ч”, поэтому обычно все называли его Фукудзавой. Но мы немного отвлеклись... Так вот, ангел молчал. — Кажется, он еще блестел… Что это было, пламя? — будто издеваясь, продолжал демон. Фукудзава все еще делал вид, что Огай является не более чем предметом мебели, но слова тому были не нужны: — Так вот они какие, “идеальные” ангелы, — улыбнулся он. Только тогда Юкичи удостоил его взглядом, и, промолчав пару минут, все-таки тихо спросил: — Как думаешь, это будет правильно? — Он посмотрел на демона так, будто от чужого ответа зависела его жизнь. Хотя, может, так оно и было. Мори горько рассмеялся: — Ангел, если ты не заметил, у нас с тобой разные понятия "правильного", — скривившись на последнем слове. — Ладно, но... Как думаешь, что будет дальше? — Я откуда знаю? Тебе придётся объяснять, куда пропал твой огненный меч, и почему в ножнах какая-то подделка, а мой поступок, думаю, оценят. — Ты неисправим. — Фукудзава закатил глаза, думая, что серьёзного разговора опять не вышло. — Ты тоже, ангел. — Мори замолчал. И все-таки, спустя пару секунд решился: — Сомневаюсь, что Она, — быстро поднял глаза наверх и тут же опустил их, — оставит их просто так. Тем более, у них есть твой меч и крупицы разума от дерева познания. Все будет хорошо, думаю, хоть у нас и разные понятия этого слова. Дождь тогда еще не был изобретен, но над Эдемским садом собирались первые грозовые облака. Фукудзава подумал, что они вряд ли предвещают что-то хорошее. Две тучи столкнулись, и появилась первая во всем мире молния. А после послышался пугающий гром — тоже, к слову, первый. — Знаешь, я думаю, Она запланировала это на несколько миллионов лет вперёд, — внезапно произнес Огай и изящным взмахом руки достал из пустоты... — Стащил из вашего хранилища. Их придумают спустя огромное количество лет, но пока нам стоит попытаться им воспользоваться. Мори нажал что-то, и треугольник раскрылся, превращаясь в огромный круг. Демон поднял его высоко над своей головой, держа его за закругленную ручку. Притянул ангела к себе и тихо рассмеялся, услышав недовольный вздох от Фукудзавы. — Ну не дуйся. — Стоило ему вытащить ладонь из-под зонта, как на ту упадала пара капель. — Вот видишь, — Юкичи кивнул и произнес: — Ты так и не сказал, что это. — Кажется, пробное название этой штуки — зонт. Кстати, по моему скромному мнению, прекрасное название. — Мори усмехнулся, позволяя себе теперь точно замолкнуть и насладиться первым дождем во всем мире: летним, теплым и непрекращающимся. *** Одиннадцать лет назад Ночь была далеко не самой темной: на небе давно светили яркие звезды, не было видно не облачка. Где-то вдалеке раздавалась мелодия песни из знаменитого альбома Аль Бано и Ромины Пауэр. Казалось, что кто-то устроил вечеринку в стиле восьмидесятых. Музыка будто окутывала все пространство, заставляя каждого, кто в нем находится, чувствовать себя чуточку лучше. Но, к сожалению, она не могла очаровать всех. Никогда не доверяйте приятным летним ночам! Ох уж это их лживое коварство, этот теплый свежий ветерок, то и дело пытающийся выманить тебя из дома. Ни за что не ведись на его хитрые уловки, помни: зло не дремлет даже поздней ночью. Точнее, наоборот: поздней ночью оно особенно не дремлет. Рембо, демон с третьего круга ада, был чем-то обеспокоен. Его брови были сведены к переносице, а длинные темные волосы развевал ветер. Он поглядывал то на наручные часы, то на стоящую рядом с ним корзинку. Музыка приближалась. — Это что еще за новшество? — спросил сам себя демон. Он явно не ждал лишних людей. Felicità, Un bicchiere di vino Con un panino Наконец-то на поляну выехала машина. Это была... даже если бы Рембо разбирался в машинах, он не смог бы сказать почти ничего: было слишком темно. Да и увы, к сожалению, Артюр относился к тому самому виду демонов, что безвылазно сидят в аду, заполняя отчеты канцеляризмами и совсем не рвясь на поверхность. Поэтому он мог сказать только две вещи: у этой машины были слишком яркие фонари, а музыка казалась слишком громкой. Мори было плевать. Он, черт возьми, был одним из самых удачливых демонов преисподней (на самом деле, для этого нужно было всего лишь обладать хотя бы мало-мальским умом, но у его коллег не было и такого), так что его могли и подождать. Возможно, для солнцезащитных очков было слишком темно. Как и для перчаток - слишком тепло, но Мори не снимал ни то ни другое. — Рембо, — наигранно усмехнулся Огай, приветствуя демона. — А что случилось с твоим драгоценным Верленом? Опять подхватил простуду и остался в аду? — Он сочувствующе сложил брови, но это не произвело должного впечатления. — Прекрати свои ужимки, Мори, — холодно остановил его Рембо. < Тебе миссия. От Сатаны. – Он жутко улыбнулся и указал на корзинку. — Догадайся, кто там. Мори, несмотря на перчатки, летнюю ночь и тёплую одежду, пробрала дрожь. Осознание пришло почти сразу же. — Это...? — с благоговением в голосе начал он. — Да, дорогой. Это тот самый ребёнок. И именно он будет залогом победы демонов, — гордо ответил Рембо. Мори поморщился. — А я еще… могу отказаться? — с нервным смешком спросил он. Теперь настала очередь Артюра усмехаться: — Ни в коем случае. Ты же не хочешь расстроить нашу милую сестрицу Кое? — Огай поджал губы, радуясь, что в темноте этот жест не так заметен, и покачал головой. — Вот и отлично. Тем более, начальство тебе доверяет, — последнее слово Рембо протянул. — Лучшая отчётность в отделе. Души будто сами плывут в ад. А сколько проблем людям ты устраиваешь... — Его прервал чужой холодный смех. Отсмеявшись, Мори приподнял уголки губ: — Завидуешь — так и скажи. Ещё запасы яда закончатся, а виноват буду я. — Рембо будто запнулся, но все-таки закатил глаза, а Огай молчал, наслаждаясь тишиной. Артюр аккуратно передал ему корзинку. — Ты обязан за ним следить. — Да, спасибо, капитан Очевидность, я в курсе, — скучающе произнес демон. — Капитан? — повторил Рембо, но Огай его уже не слышал. Он развернулся, и, бросив в насмешку громкое "Bella ciao", вернулся к машине. Рембо проводил его настороженным взглядом. Пока Мори ставил корзинку на соседнее сидение, в голове крутилась заевшая строчка из Феличиты. "Вот ведь...", - зло подумал демон, — "песня про счастье, а от Антихриста не спасла". Он оглянулся. Рембо уже и след простыл. А жаль, Мори бы с удовольствием сбил его на машине... В смысле спесь. С него, ага. Знаете, чисто для профилактики: все равно в Аду восстановится. В общем, сегодня планы Огая шли по самой кривой и ужасной дорожке. Если бы вы однажды осмелились заглянуть в голову к демону, чтобы прочитать его мысли, то вряд ли бы увидели там желание одурачить какую-нибудь светлую душу. Во-первых, потому что это был прошлый век, а во-вторых, светлые души являлись социальным конструктом, выбранным обществом в качестве идеала. Ну, или так считал только Мори, слишком современный для своего общества демон. Хотя, прямо сейчас вы не нашли бы в его голове ни одной мысли о светлых душах немного по другой причине. "Черт-черт-черт-черт", — это было все, о чем он думал. (Конечно, если выбирать только цензурные выражения). Конечно, было несколько иронично упоминать чертей, когда ты сам демон, но разве это кого-то волновало? Вопрос был совсем другим, и ставился он максимально просто: "что делать?". Конечно, это было логично: планы Сатаны, в отличии от Божественных, куда проще и осуществимее. Мори следовало всего лишь отдать ребенка на воспитание одному из многочисленных бизнесменов, чья душа итак принадлежала их захудалой конторе, но делать этого совершенно не хотелось. Огай оторвал руку от руля и запустил ее в волосы, окончательно их взлохмачивая. С его и так растрепанного хвоста упала резинка, теряясь где-то в салоне. К слову, она была далеко не первой потерянной тут резинкой и определенно не последней. Те немногие, что иногда пытались таковые найти, в скором времени были свято убеждены в существовании пятого измерения, потому что никаких следов пребывания в салоне резинок для волос отыскать было невозможно. Мори усмехался и говорил, что это демонические шутки. Конечно же, ему никто не верил. Вообще, у Огая от демона было мало. Наверное, только отсутствие близких друзей (с чем еще можно было поспорить) и вечный подозрительный прищур глаз. Раньше кто-то думал, что еще одним демоническим признаком была усмешка, которая, казалось, вечно находилась на чужом лице, и острый — не в буквальном смысле, — язык, но... сейчас такое встречалось и у многих представителей человеческой расы, так что об этой теории быстро забыли. Но вернемся к этой ночи, быстро мчащейся по загородному шоссе машине и к Мори Огаю, сидящему в ней. Одной рукой демон снова включил стоящую в машине радио-систему. Ребенок справа заворочался, и Мори тут же сделал музыку тише. Почему-то это не помогло: коробочка только начала шипеть и издавать жуткие звуки. Огай тяжело вздохнул, понимая, что сейчас будет. Через пару секунд с ним заговорил Аль Бано: ОТЛИЧНАЯ РАБОТА, МОРИ. ТЫ ЗАСЛУЖИЛ ЭТО. — Спасибо, Босс, — ответил демон. Мысленно он поблагодарил Ее кого-бы-то-ни-было за тот факт, что радио изобрели безглазым, потому что сейчас его фальшивую улыбку было бы слишком просто разоблачить. МЫ ВЕРИМ В ТЕБЯ, МОРИ. "Кажется я не записывался на тренинги мотивации от Сатаны", - подумал Огай, но вслух только снова поблагодарил босса. ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО, МОРИ. Мори кивнул. Его собеседник, не услышав ответа, добавил: ЭТО УЛЬТРА ВАЖНО, МОРИ. — Вы можете на меня положиться, Босс. Я НАДЕЮСЬ, ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ДЕЛАЕШЬ. "Я тоже", — подумал Огай, вслух произнося только: — Да, конечно. Я уже близко к назначенному месту. ХОРОШО. ЕСЛИ ЧТО-ТО ПОЙДЁТ НЕ ТАК — НЕ ПОЗДОРОВИТСЯ ВСЕМ, КТО К ЭТОМУ ПРИЧАСТЕН. ОСОБЕННО ТЕБЕ, — и из устройства снова послышалось давно выученные слова про счастье. Мори вдавил педаль газа, сжимая руками колесо руля. "Интересно", — внезапно в голову пришла идея, — "а что если сейчас на полном ходу врезаться в ближайшее дерево?". Ничего хорошего не произойдет, это точно. Тем более, эту машину разбивать совсем не хотелось. Да и в аду его после такого где угодно найдут и откуда угодно достанут. А по головке вряд ли погладят. Возможно, разве что этот поступок оценит один из его подчиненных, но сейчас о нем мы точно не будем. Столько лет все было хорошо, казалось, все забыли об истинном предназначении Земли, но нет же, у нас же есть непостижимые Божественные планы, а значит мы будем им следовать, и плевать, что нам на эту Богиню должно быть все равно, потому что мы демоны. Какие, черт их подери, демоны? Подкаблучники максимум. И к чему они в итоге шли? Правильно, к решению вечного глупого противостояния. А, погодите, еще к разрушению мира и концу света. Мори попытался успокоиться, медленно и шумно выдохнув. Ему было все равно, кто победит, потому что любая из двух побед должна была со временем обратиться в поражение. Но почему-то совсем никто об этом не думал. Кроме, еще может быть одного ангела, но об этом позже. Сейчас надо было придумать план. Яркая Альфа Ромео 1939-ого года мчалась по темной дороге. Стрелка спидометра, кажется, давно остановилась на предпоследнем делении: от последнего ее удерживал только чудом появившийся у Мори инстинкт самосохранения. Конечно, он работал через раз и определенно вполсилы, но главное, что он все-таки был. Получеловеческое существо в корзинке, обмотанной тремя ремнями, проснулось. Наверное, оно испугалось, когда не увидело света вокруг себя, и в тот же миг пронзительно закричало. *** Если бы он мог, то мистер Акутагава давно бы включил все полицейские мигалки, сопровождая жену до роддома, но у него было два но: во-первых, на его подержанном форде этих мигалок не было, а во-вторых, они жили в какой-то богом забытой деревне, так что вместо роддома он сопровождал жену до ближайшего монастыря, в котором ещё и находилась больница. Из хороших новостей был только тот факт, что на загородном шоссе никогда не было пробок. "Монастырь кажется мрачным", — так бы подумал мистер Акутагава, если бы не был занят помощью своей жене. Но да, монастырь казался мрачным. Ночью, конечно, мрачным кажется все, но сейчас дело было скорее не в ночи. Точнее, далеко не в ночи. А вот внутри было очень даже ничего. Высокие потолки, яркие люстры и тёплый воздух. Правда, монахини несколько пугали, но, наверное, это было одной из их работ. Вообще, мистеру Акутагаве монашки нравились, — не подумайте ничего такого, — он относился к ним отличнейшим образом. Они были будто гарантом чего-то хорошего в этом мире: всегда приветливо улыбались, носили одежду приятных тёмных цветов. Серьёзно, пока в мире оставалась хотя бы одна монахиня, мистер Акутагава был уверен: все будет в порядке. Казалось, вся жизнь вертелась вокруг монашек, а монашки вертелись вокруг жизни. Хотя, на данный момент, все монахини ордена святой Варвары вертелись вокруг трех жизней. На них была возложена невероятно серьёзная задача, с которой они должны были справиться лучше чем кто либо другой. Но обо всем по порядку. Монахини ордена святой Варвары были удивительно неуемны в желании следовать за своей покровительницей. Не то чтобы они все ходили с оторванными носами, - все-таки, иначе это была бы секта имени Того-Кого-Нельзя-Называть, - но лезть в чужие дела любили. С одной из таких миссис Акутагава, — жена мистера Акутагавы, — познакомилась совершенно случайно: кажется, во время одной из поездок в город. — Так вы, получается, муж Елены? — спросила его, выглядывая из-за дверного косяка, та самая монашка. Мистер Акутагава кивнул: он не привык разговаривать словами, жесты нравились ему куда больше. Но несмотря на молчание собеседника сестра... Мэри? (мистер Акутагава не был уверен в ее имени) продолжила: — А планируете как-нибудь назвать ребенка? — Мужчина вопросительно посмотрел на нее. Та немного подумала, и засмеялась от глупости своего вопроса, сама же на него и отвечая: — Чего это я, конечно же планируете! А как? — Она кинула на мистера Акутагаву быстрый взгляд, заставляя того пожалеть, что его способность превращаться в мебель — всего лишь метафора. Хотя, будем честны, он жалел об этом с самого начала одностороннего диалога. Сестра Мэри на отсутствие ответа ни капли не обиделась. Ну, или просто не показала этого. Она попрощалась с мистером Акутагавой и пошла куда-то по своим монашеским делам. Мистер Акутагава тоже пошел — но совершенно в другую сторону, совсем не желая пересекаться с кем-нибудь еще: на сегодня лимит его социальной батарейки был исчерпан. Нет, он не забыл про жену, просто решил дождаться ее на улице. Тем более, миссис Акутагава сказала, что не хочет видеть мужа на родах: она была несколько консервативна. На улице погода была чудесная. Стрекотали кузнечики, ночь была ясная. На небе, если постараться, можно было разглядеть созвездие пояса Ориона. Конечно, мистер Акутагава особо не старался: его мысли были заняты попытками понять, во сколько им с женой обойдется второй ребенок, но видно это созвездие было. Внезапно где-то вдалеке послышался рев двигателя и какой-то отдаленно знакомый мотив. Кажется, это была одна из популярных песен молодости мистера Акутагавы. "Этого еще не хватало", — подумал мужчина, смотря на часы. "Кто вообще приезжает в монастырь с такой громкой музыкой в три часа ночи?", спросил он сам себя. И себе же в ответ пожал плечами. В принципе, ему было даже не так важно: главное, чтобы больше никто не посягал на его личное пространство. Тем временем из-за поворота показались яркие фары машины. Гул двигателя казался слишком громким. Преодолев расстояние до монастыря за несколько секунд, машина резко остановилась. Мистер Акутагава, кажется, даже на некотором расстоянии почувствовал, как водителя и, — возможно, — остальных сидевших в кабине по инерции тряхнуло вперед. Из-за водительской двери показался мужчина в тёмном пальто. Его достаточно длинные волосы были растрепаны, а взгляд казался каким-то безумным. Если бы мистера Акутагаву спросили, как выглядит сумасшедший учёный, он бы без промедления описал этого типа. Этот тип, даже не подозревая, что о нем думают, обошёл свою машину, и достал с противоположного сидения корзинку. Аккуратно поднял её и осмотрел со всех сторон. Пробормотал что-то себе под нос, — кажется, парочку не особо цензурных слов, — и наконец-то взглянул на мистера Акутагаву. — Здравствуйте, — вежливо произнёс Мори (конечно же это был именно он). Мистер Акутагава не ответил. — Уже началось? Мистер Акутагава подумал, что, может быть, это какой-то опоздавший доктор или типа того, и поэтому всё-таки кивнул. — Ага. Началось, — глубокомысленно произнёс он. Демон улыбнулся самой обворожительной улыбкой, и проговорил "спасибо". Он быстро поднялся по ступеням на крыльцо и, отсалютовав мистеру Акутагаве, скрылся за дверью. Через пару секунд фары погасли сами. *** Уже знакомая нам сестра Мэри (а звали её именно так) была по умолчанию одной из самых бесполезных монахинь. Но зато у неё был удивительный дар лезть не в свое дело, так почитаемый всеми её коллегами. Так вот, как можно понять, в родах она не участвовала. И именно она встретила Мори в огромном зале монастырской больницы, стоило ему только зайти внутрь. Конечно же, она сразу узнала такую родную корзиночку. Не то чтобы эта корзинка была ей действительно родной, но она тут же почувствовала в ней присутствие Антихриста. Да и, тем более, именно так она все и представляла: из корзиночки виднелось голубое одеяло, в которое был завернут ребенок. — Это Он...? — тихим шепотом спросила она. Ответом послужил громкий плач. — Ничего себе, какой голосистый! — Кроме голоса, никаких достоинств у ребенка не было. Глаза не были демоническими, да и рожки отсутствовали. Все остальное было скрыто под одеяльцем, но сестра Мэри была уверена, что ребенок выглядит нормально. Как известно, религия не подчиняется общественному языку, поэтому Мори терпеливо ждал, пока женщина наговорится. Он особо не вникал в чужую болтовню, но в итоге очнулся, услышав заданный ему вопрос: — Как думаете, он вспомнит меня? — Вашим счастьем будет, если этого не произойдет, — холодно улыбнулся демон и был таков. "Грубиян!", — подумала сестра Мэри, — "Даже не попрощался", — и, что было достаточно типичным для монахинь ордена Святой Варвары, тут же забыла свою обиду. Она снова посмотрела на успокоившегося младенца и улыбнулась. Каким милым тот все-таки был! Увидела бы она его в любом другом месте - никогда бы не подумала, что это будущий Антихрист. Хотя, почему будущий..? Впрочем, это было уже не так важно: сестра Мэри добралась до родильных палат и поставила корзинку туда. На этом ее работа была закончена: все остальное должна была сделать сестра Джейн. "А теперь, пожалуй, мне тоже стоит отдохнуть!", — подумала сестра Мэри и вышла из палаты. Если бы бедная женщина знала, что в руководстве по работе с новорожденным демоническим ребенком идея "оставлять его без присмотра" была категорически не рекомендована, она бы никогда не покинула эту комнату. Но, к сожалению, данная книжка была утеряна где-то в аду еще в рукописном виде, так что сестра Мэри никак не могла ее прочитать. Кроме того, опыта присмотра за Антихристом у нее не было, так что она спокойно ушла за чаем в другую залу, и с тех пор больше никогда этого младенца не видела. Если бы кто-то остался наблюдать за ребенком, то он бы мог рассказать две вещи: во-первых, одеяло распахнулось неизвестно каким образом. Возможно, это был ветер или магия Антихриста, но не суть важно. Это было далеко не самым важным открытием. А во-вторых, оказалось, что Антихрист был женского пола. Да-да, в одной из пустых родильных палат на голубом одеяльце лежала маленькая девочка. Она молча смотрела в потолок, а потолок (и стены, и пол, и даже плетёная корзиночка) созерцал её в ответ. Но всё-таки теперь стоит вернуться к сестре Джейн. Точнее, с нею познакомиться. Сестра Джейн была менее ярой последовательницей святой Варвары, но свой монастырь очень любила. Она была достаточно старой, знала об одаренности каждой из монахинь и могла отлично распределять их обязанности. Таким образом, этой ночью она сделала все возможное, чтобы сестра Мэри не участвовала в приеме родов. Зайдя в палату, где, по словам Мэри, та оставила ребенка, сестра Джейн была очень удивлена увидеть в корзинке особь женского пола. Она всплеснула руками, громко прокляв любящую вмешиваться не в свои дела сестру Мэри (та подавилась чаем в соседней зале): женщина даже не допустила тот факт, что эта девочка может быть Главным Источником Зла. Она тяжело вздохнула: всё-таки, сестре Джейн хотелось бы увидеть Антихриста, и, совсем не подозревая, что прямо сейчас держит её в руках, начала снова заворачивать ребёнка в голубое одеяльце. Управившись с этим в рекордные сроки, женщина взяла корзинку в руки и поспешила в палату номер три. *** У мистера Акутагавы всегда были проблемы с дверьми. Вот и сейчас, он стоял перед палатой, где должна была находиться его жена, и задумчиво крутил ручку. Дверь стойко сдерживала чужой натиск, не собираясь поддаваться, но и тот этого делать не хотел. Мужчина то дергал несчастную на себя, то толкал вперед, но чуда не случалось. Сестра Джейн заметила его, уже подходя к палате. — Здравствуйте, — приветливо улыбнулась она, вручая ему корзиночку. У мужчины возникло чувство дежавю. Дважды. — Здравствуйте, — пробормотал он, кивая головой и опуская взгляд вниз. Сначала мистер Акутагава увидел голубое одеяло, и только потом заглянул в зловеще-любопытные серые глаза. Мужчина поежился. — А с ним... Все в порядке? — Сестра Джейн улыбнулась ещё шире. — Конечно. У вас самая обыкновенная отличная девочка. Поздравляю! Мистер Акутагава снова выразительно посмотрел на голубое одеяло, на что сестра Джейн пожала плечами. "Какое нашли". Женщина с лёгкостью распахнула дверь, аккуратно её толкнув, и пропустила мужчину внутрь. — Что же... Я вас поздравляю! Думаю, она вырастет смышленной малышкой! — проговорила она, и вышла из палаты. Мори был неправ, когда говорил, что Феличита не приносит счастья. Ведь таким образом, обмен был завершен, так и не начавшись. И, если немного подумать, то из случившегося можно было сделать три вывода: во-первых, Сатана всегда был против гендерных стереотипов, во-вторых, все оказались слишком глупы, чтобы предположить, что Антихристом окажется девочка, а в-третьих, замыслы Богини все ещё непостижимы. *** Эдогава Ранпо был не по годам развитым мальчиком. Мало кто мог на него пожаловаться. Точнее, мало кто мог пожаловаться на его знания, а вот с остальным... Да, с его внимательностью определённо надо было что-то делать. Да и с его привычкой выражать мысли, не думая, — тоже. Дети часто говорили о его неприятных насмешливых комментариях (зато, стоит заметить, весьма оригинальных, и иногда даже этим детям непонятных), но мальчик игнорировал и отрицал это. Его воспитательнице иногда казалось, что номер мистера Ранпо у неё поставлен на быстрый набор. Конечно, это было не так, но признаем, даже если бы и было, то помогло бы навряд ли. Эдогаву было сложно занять чем-то надолго. Кроме, пожалуй одной книги. Ранпо так и не запомнил название, но, кажется, она передавалась в их семье по наследству. Там были собраны, как казалось мальчику, миллиарды фактов о прошедших и происходящих в мире событиях. Это было удивительно. После того, как однажды его папа сказал, что у этой книги есть своя тайна, Эдогава заинтересовался ею еще сильнее. Он пообещал самому себе во что бы то ни стало узнать эту тайну. Возможно, для этого ему стоило всего лишь посмотреть на обложку — там была видна надпись "Превосходныя и необыкновенныя истории Таро Хираи о будущем всемирном". Ну, или приехать однажды в Ф***филд, но обо всем по порядку. *** По значительному утверждению Виктора Гюго, чтобы сломать Наполеона, было достаточно всего лишь одной тучи. Но даже заволоченное тучами ночное небо не могло остановить Эдгара Аллана По. Как вышло так, что электричество отключили по всему району, — мальчик не знал. Зато он прекрасно знал, что две свечи дают достаточно света, чтобы он мог написать еще пару страниц своего будущего романа. Мальчику было двенадцать лет, но все, кто видел его хотя бы раз, обязательно начинали пророчить ему судьбу великого писателя. Во-первых, выглядел По внушительно: за ухом он часто носил простой карандаш (подсмотрел в каком-то мультике), а в рюкзаке хранилось как минимум три блокнота для его гениальнейших идей: один — для основного романа, главного труда его жизни, второй — для мелочей и коротких заметок, а третий — для отвлеченных мыслей. Во-вторых, возможно, всех знакомых ему людей несколько пугала его слишком деятельная мама. Она была убеждена в гениальности своего чада, и рассказывала об этому всякому, кто только хотел послушать. Тем, кто не хотел, впрочем, тоже. Поэтому, тогда, в половине двенадцатого ночи, миссис По позволяла мальчику что-то писать. Периодически она заходила в его комнату с громким вопросом: "Ну как?", свешивалась через его плечо, смотрела на написанные неровным почерком строки, (количество которых не прибавлялось, стоит заметить), и восхищалась своим ребенком. — Плохой почерк — признак гениальности, — говорила она, радостно улыбаясь. Потом хмурилась, замечая, что свечи догорают, и спрашивала, не болят ли у Эдгара глаза. Глаза у Эдгара не болели. У него вообще было отличное зрение. Мальчик неловко улыбался, не решаясь сказать матери, что это несколько мешает ему работать. Он не мог сосредоточиться ни на одной из своих мыслей последние двадцать минут. По пытался понять, почему у звезд заступник есть, а у луны — нет. "Может быть, ей обидно, когда ее называют полной?", — спрашивал он сам себя, невидяще таращась на несчастный блокнот с все теми же линованными строками. "А как тогда?... Большая? Нет, тоже не очень. Красивая?.." А потом снова заходила мама, мешала все мысли, и размышления начинались по новой. Где-то рядом закаркал ворон, заставляя мальчика вздрогнуть от неожиданности. Луна снова скрылась за тучами, в тот день висевшими над Доркингом. "Об этом стоит написать", — подумал Эдгар, вернувшись к заправленному за ухо карандашу. Но так как луна могла обидеться, что ее назвали полной (а в ту ночь она была полной), он снова пришел к своей неразрешенной дилемме. *** Нет, та ночь определённо не была мрачной или жуткой, совершенно наоборот — стояла прекрасная погода: на небе не оказалось ни облачка и были видны многие созвездия, астрономы различали даже Жирафа и Дракона. А астрологи, кажется, позабыли о надвигающемся ретроградном меркурие, будто никого не отдали мрак и гибель. В общем, почти все спали спокойно. А зря. Жуткая ночь случилась позже, через два дня. Представьте себе чокнутый кипяток. Представили? А теперь высушите его. Вот настолько жарко было на улице в ту ночь. Город изнывал от жары, казалось, был ей задушен. Она помутняла сознание, одному студенту даже чуть не пришло в голову зарубить старушку. Любой демон с удовольствием бы развил это желание в настоящий поступок, но все демоны были заняты чем-то более важным. Так что бедному студенту ничего не оставалось, как отмахнуться от этой навязчивой мысли и лечь спать. Над городом собиралась гроза. Жара будто выпила все соки и из неё — она бессильно бушевала, но так и не обрушилась ливнем на маленький город. Вместо этого оставила ряд молний-прорех в лесу и подошла к монастырю. Случилось демоническое чудо. Живы, кажется, остались все, но вот здание... От него осталось лишь название одного современного торта. Величавые графские развалины. По крайней мере, об этом должен был позаботиться один из вечно мерзнущих долговязых и максимально бесполезных герцогов ада. И, кивнув самому себе, Рембо отправился восвояси.