Мягкое убеждение

Нанами Кенто был человеком хладнокровным. Настойчивым. Отделенным от проклятия жизненной обыденности невидимым барьером. Годжо Сатору любил испытывать этот барьер на прочность, хотя чаще всего терпел неудачу. Это не значило, что он готов сдаться: ему нравилось видеть искры раздражения в глазах Нанами и он был готов сделать что угодно, чтобы видеть их чаще. Отпустив Юджи и Иджичи заниматься расследованием насчет того мальчика, Йошино, он заглянул к Нанами в офис. Тот был один.  — Ну, как тебе Юджи?  — Нормально. Он неплохо подготовлен.  — Вот что значит мой ученик! — весело прощебетал Годжо и удобно устроился на ближайшем диване. Нанами в свою очередь, похоже, собрался уходить.  — Уже уходишь?  — Да, день был трудный.  — Ну перестань, я же только пришел. Давай, расскажи мне как прошел твой день?  — С каких это пор вам не все равно?  — Я всегда забочусь о своих подопечных! Нанами дернул бровью так, что очевидное «врешь как дышишь» можно было не озвучивать. Но он все же прислонился к стене и начал рассказывать о битве с проклятиями, о том, как Итадори со всем справлялся, и о задаче, которую он поручил мальчику. Он говорил в своей краткой, сжатой манере: фирменный стиль Нанами Кенто.  — И все? Должно быть еще что-нибудь, — надулся Годжо.  — Он назвал меня Нанамином. Комнату заполнил взрыв смеха, за которым последовал укоризненный щелчок языком.  — Это все, я ухожу. До свидания, Годжо-сан. Прежде чем Нанами успел дотянуться до дверной ручки, Годжо быстро вскочил с места и прыгнул, прижимаясь к двери прямо перед ним. С этой позиции он мог ясно видеть их небольшую разницу в росте — и то, что Нанами моложе и немного ниже, но выглядит более зрелым и солидным. Годжо молод и беззаботен, а Нанами — воплощение настоящего взрослого: внимателен к каждой мелочи.  — Прошу прощения? — возмутился Нанами. «Какой вежливый способ сказать «отъебись», — подумал Годжо.  — Я тут подумал, что ты больше подходишь на роль наставника Юджи-куна. Ты умеешь, ммм… Уравновесить ситуацию?  — Что вы пытаетесь сказать?  — Я говорю, что тебе следует подумать над тем, чтобы стать учителем! Нанами скрипнул зубами.  — Я пас.  — Ладно, ладно, господи. Но вы с ним мне все равно нравитесь. Ты ему как папочка. И Годжо мог поклясться, что видел, как на долю секунды безразличный Нанами напрягся. Будь он нормальным человеком, он бы этого не заметил. В истории их взаимодействий — от дразнилок Годжо до полномасштабных розыгрышей — Нанами почти не проявлял никакой реакции, кроме недовольства и раздражения. Но это было что-то другое. Годжо стало интересно что именно.  — Что за дичь, — огрызнулся Нанами.  — О, я задел за живое?  — Я ему не учитель и не отец, не говоря о том, что ты только что выдал.  — Папочка? — уточнил Годжо, проверяя реакцию собеседника. На этот раз она была заметнее: красивое лицо покрылось румянцем, челюсти сжались. Интересно.  — Вот это да, Нанами, ты краснеешь как школьница! Это прозвище тебя заводит, да?  — Отойдите от двери, Годжо-сан. У меня больше нет на это времени. Вместо этого Годжо из вредности запер дверь. Он наконец нашел потенциальную трещину в барьере Нанами, он не собирался отпускать его просто так.  — Тебе нужно немного расслабиться, Нанами. Вся эта работа доведет тебя до ранних морщин.  — Находиться в одной комнате с вами очень далеко от моего понятия о расслабляющем времяпровождении. Годжо притворно ахнул:  — Как грубо! Я великолепно снимаю стресс, поверь.  — Сильно сказано.  — Хочешь проверить? — он вытянул руку, чтобы поиграть с кончиком галстука Нанами.  — Простите за грубость, Годжо-сан. — Нанами перехватил его запястье. — Но неужели вас убьет, если вы будете вести себя хорошо? Годжо сражался с проклятиями почти всю свою жизнь: сильный и сильнейший. Ему было знакомо чувство выброса адреналина. Интуиция подсказывала ему просто оставить Нанами в покое, но поддразнивание других было его неотъемлемой частью: черта, почти выходящая за рамки его самоконтроля. Неважно, в какой ситуации или с кем он сталкивался. Этот конкретный человек не исключение. Годжо хотел вести себя хорошо для него. Годжо хотел узнать что будет, если он этого не сделает.  — Тебе повезло, что я добрый семпай, Нанами. Другие бы не дали тебе спуску за подобный тон. Прежде чем Нанами успел ответить, Годжо подошел к нему — до тех пор, пока не приблизился достаточно, чтобы увидеть блеск за очками Нанами, теперь омраченный чем-то другим, кроме раздражения — и решить пойти дальше.  — Так что мне за это будет? Если я буду вести себя хорошо. Нанами даже не дрогнул. Боже, как Годжо хотел пошатнуть его уверенность.  — Вам ничего не будет. Но я уверен, что вы окажете миру услугу, Годжо-сан.  — О, ты все-таки умеешь шутить. Но я ничего не делаю бесплатно. Нанами обреченно вздохнул:  — И чего вы хотите? Годжо усмехнулся и качнулся вперед.

***

Нанами прижал его к стене, прямо рядом с дверью. Годжо знал, что у Нанами большие руки, но никогда не обращал на это особого внимания. Конечно, он великолепно выглядел сражаясь, грациозно сжимая оружие, — но когда эти руки коснулись его, пробудилось что-то неизвестное. Нанами сжал его запястья одной рукой, удерживая их над головой, и это уже сделало Годжо податливым. Грубой ладони Нанами на нежной коже его запястий было достаточно, чтобы вызвать сенсорную перегрузку. Он хотел, чтобы эти руки были везде. Как на поверхности его тела, так и внутри. Похоже, Нанами читал его мысли, потому что его свободная рука нашла путь туда, где Годжо больше всего хотел. У него уже неприлично стоял, и губы Нанами на мгновение изогнулись в улыбке, когда он это почувствовал.  — Вас это заводит, Годжо-сан?  — А тебя, Нанами?  — Не знаю. Возможно. Остроумный ответ Годжо оборвался вздохом, когда Нанами сунул руку ему в штаны и сделал пробное движение. Ему казалось, что он заплачет от ощущения теплой руки Нанами, обхватывающей его.  — Так хорошо… — всхлипнул он. Нанами вдруг остановился и запустил руку ему под рубашку, чтобы полапать торс. Он не хотел доставлять Годжо полного удовольствия и он чертовски хорошо знал, что делает. Они даже не поцеловались снова, а Годжо уже скучал по его губам.  — Нанами. Нанами, ну же. В ответ тот провел кончиками пальцев по чувствительной коже груди Годжо. Не совсем то, чего он хотел, но на какое-то время сойдет. Когда Нанами уперся своим лбом в его, он ничего не мог с собой поделать. Он потянулся вперед, чтобы снова прихватить губы Нанами и вовлечь в новый поцелуй: куда более влажный и грязный, чем первый, с привкусом отчаянной нужды. Годжо не знал, откуда взялась эта нужда: то ли от того, что у него давно никого не было, то ли потому, что это Нанами. Он лишь был уверен, что его переполняют острые ощущения от того, как мозолистые пальцы Нанами скользят по его коже, как тот сжимает его запястья до синяков, как прикусывает и посасывает его нижнюю губу. Нанами разорвал поцелуй, вызывая у обоих глубокий вздох. Они оба знали, что хотят большего.  — Проклятье, Нанами.  — Да уж, — он отпустил запястья Годжо, и тот воспользовался моментом, чтобы обнять его за плечи.  — Давай переместимся на диван, хорошо? Нанами добрался до дивана первым и то, как он сидел там, раздвинув ноги, стало одним из лучших зрелищ в жизни Годжо. Возможно, вторым любимым после зеркала. Ослабленный галстук и закатанные рукава делу не помогали. Годжо быстро шагнул к дивану и уперся коленями в обивку, приподнимаясь над Нанами. Вблизи, под ним, блондин выглядел еще лучше: глаза затуманены желанием, слабый румянец на щеках и вишнево-красные губы, чуть припухшие от недавнего поцелуя. Годжо хотел испортить его, или чтобы Нанами его испортил: в этот момент он был готов на все.  — Ну? Иди сюда, — командный тон немедленно заставил Годжо опуститься к Нанами на колени. Какое-то время они смотрели друг на друга, не зная с чего теперь начать. Годжо резким движением снял повязку с глаз и разделся, оставшись в одних штанах. Он дрожал от холодного воздуха и от теплого взгляда Нанами на его теле. Они снова поцеловались, и Годжо понял, что Нанами сдерживался раньше — потому что на этот раз он целовался так, как будто им двигала только сила голода, а Годжо был едой, которую подали к столу исключительно для того, чтобы он её съел. Он сжал руку на затылке Годжо и начал трахать его рот языком. Собственнический жест, заставивший Годжо беспомощно застонать и потереться промежностью о твердый член под собой.  — Черт, в тебе столько похоти. Кто бы мог подумать? — небрежно заметил Нанами, будто его все это никак не касалось. А кто бы мог подумать, что ты окажешься настолько хорош? Годжо хихикнул и обхватил его лицо:  — Потрогай меня.  — Зачем мне? Ты прекрасно развлекаешься без помощи моих рук. Это становилось нечестным. Годжо разделся специально для того, чтобы Нанами мог свободно его касаться, а Нанами расстегнул только две верхние пуговицы на рубашке. Годжо был заведен до предела одной прелюдией, а Нанами по-прежнему выглядел невозмутимо, лишь слегка раскрасневшимся. Предполагалось, что это Годжо его сломает, а не наоборот. Внезапно его осенило. Если Нанами хочет быть жестоким, в эту игру могут играть двое. Он начал с того, что снял очки Нанами и осторожно положил их на край дивана.  — Думаю, мне было бы приятнее, если бы ты потрогал меня… — он усмехнулся. — Папочка. На долю секунды глаза Нанами расширились и Годжо почувствовал, как дернулся в штанах его член. Попался.  — Какого черта, Годжо-сан? — Что случилось? Не нравится?  — Это странно. Ты… Вы старше меня. То есть он не сказал, что ему не нравится. Годжо усмехнулся: Нанами иногда мог быть таким милым.  — Серьезно? Знаешь, что они говорят, возраст — это всего лишь число! Кроме того, — он провел пальцами по скуле Нанами. — Ты себя видел? Ты заслуживаешь это обращение. Пауза. Вокруг них разлилось напряжение, и они оба тонули в нем. Было похоже на то, что Годжо шагнул на неизвестную территорию, чтобы найти сундук с сокровищами, спрятанный глубоко под землей. Сундук открылся, когда рука Нанами обхватила горло Годжо. Другая рука сжала его бедро, с силой, обещающей оставить в будущем на коже отпечатки пальцев. Поцелуй.  — Ты… Движение языка. — Совершенно отвратителен… Укус.  — Годжо-сан.  — Мне говорили, — боже, Нанами действительно собирается его сломать. — Ну же, прикоснись ко мне. Хочу, чтобы ты поставил меня на место. Он потерся задницей об эрекцию Нанами, и хватка на его шее слегка сжалась.  — Ты сказал, что хочешь, чтобы я вел себя хорошо? Я могу. Просто дотронься до меня, и увидишь.  — Заткнись, — зарычал Нанами и его рука на шее Годжо быстро опустилась вниз, чтобы сжать его, пробравшись сквозь одежду. Наконец-то.  — О Боже. Еще, еще. Так хорошо. Я мечтал об этом — блядь — о твоих руках. Ты такой секс, Нанами. Взгрей меня хорошенько, пожалуйста, я хочу, чтобы ты сделал это, — его болтовня становилась все более бессвязной, потому что Нанами дрочил ему все быстрее.  — Пожалуйста, папочка.  — Тебе действительно нужно что-то, чтобы заткнуть тебе рот, а? — Нанами засунул два крупных пальца в рот Годжо, которые он тут же начал сосать и облизывать. В ответ Нанами начал покрывать шею Годжо засосами. Ему не терпелось взглянуть на себя завтра утром — Годжо всегда нравилось, когда партнер оставлял на нем следы. Заявление о праве собственности, даже если он не всегда чувствовал себя кому-то принадлежащим. Однако он не полностью против того, чтобы принадлежать Нанами. Они терлись друг о друга, словно снова стали гормональными подростками. Пальцы не покидали рта Годжо, касались задней части его горла, заставляя истекать слюной вокруг них. Это должно было быть отвратительно, но Нанами смотрел на него горящим взглядом; пряди светлых волос падали на его потемневшие глаза. Это было слишком. Когда Нанами щелкнул пальцем по щели, Годжо издал приглушенный стон. Он был мокрым и болезненно чувствительным. Если этот мужчина может довести его до такого состояния одной прелюдией, то каково было бы потрахаться с ним по-настоящему?  — Ты готов кончить? — Нанами вынул пальцы. Годжо кивнул, переводя дыхание.  — И ты в таком состоянии от пары поцелуев и дрочки?  — Полон сюрпризов, да? — голос звучал хрипло от недавно дравших горло пальцев. Рука на его члене двигалась все быстрее и сильнее.  — Может, в следующий раз мне стоит трахнуть тебя как следует, — проворковал Нанами ему на ухо. Мысленного образа Нанами, который вбивается сзади и прижимает его лицо к матрасу, было более чем достаточно, чтобы отправить его через край. Белое горячее удовольствие пронзило тело ударной волной. Нанами вскоре последовал за ним, после того как подрочил, глядя на Годжо. Конечно, этот человек был достаточно испорчен, чтобы забрызгать бледный живот Годжо своим семенем. Теперь они оба пытались отдышаться. Нанами положил голову на плечо Годжо и тот покрывал его шею легкими поцелуями, вызывая у Нанами довольный стон.  — Годжо-сан, пожалуйста, не называйте меня так публично. Даже в шутку. Годжо моргнул от внезапного требования.  — Что, боишься, что у тебя прилюдно встанет?  — Отъебись. Это неловко.  — Уже не такой вежливый, а? — Годжо рассмеялся, отрываясь от шеи Нанами, чтобы посмотреть на него. — Между прочим, я только вчера прочитал об этом французском выражении.  — Каком?  — La petite mort. Это означает «маленькая смерть». Знаешь, когда так сильно кончаешь, что чувствуешь, как твоя душа покидает тело.  — Я слышал об этом.  — Ммм, — Годжо поерзал на коленях Нанами, вызывая у того тихий вздох. — Что-то вроде смерти ассоциируется с таким прекрасным чувством. Нанами улыбнулся. Его взгляд был таким мягким, словно он наконец опустил все свои барьеры. Годжо никогда не видел его таким красивым и в этот момент он задался вопросом кто кого сломал.  — Эй, Нанами.  — Да?  — Я думаю, что захочу сделать это снова. И снова, и снова, и снова. Это было ясно без слов.