***
Я не привык падать. Я не привык падать в глазах других, я не привык падать на ровном месте, как это часто делаешь ты. Я не падаю. Мы не падаем. Ангелы не падают. А ты падаешь. Пока лезешь на дерево за яблоком ты можешь двести раз упасть, перед тем, как наконец схватишь желанный фрукт. Я не понимаю твоих людских желаний. Ты такой странный и необычный. Ты такой… интересный. Я просто изучаю тебя. Мы не здороваемся, хотя, когда ты меня видишь, ты всегда улыбаешься. Что значит эта улыбка? Что ты хочешь этим сказать? Я хочу узнать. Но ты не говоришь со мной. Почему? Почему ты вечно улыбаешься? Почему смотришь на меня заинтересованно? Почему общаешься с другими, а со мной нет? Почему я не общаюсь с тобой? Удивительно, но я знаю ответ на этот вопрос. Ты — нарушитель. Каждый раз нарушаешь правила, одно за одним. Нам нельзя спускаться на землю и разгуливать там в форме людей, мы — высшие существа, а ты ведёшь себя, как ребёнок и не слушаешься взрослых. Каждый раз сбегаешь и болтаешь с людьми о жизни, пьёшь этот твой кофе чуть ли не литрами, а потом рассказываешь сказки о прекрасном мире, там, на земле. Ты пропускаешь завтраки, а своими крыльями и вовсе не пользуешься. Зачем они тебе? Ты — ангел, высшее создание. Но почему ты забываешь, кто мы? Мы ангелы, а ты ведёшь себя, как человек. Будто живой. Будто настоящий… Мы все носим маски и ты — не исключение. Ты не любишь, когда тебя спрашивают, что за шрам у тебя на носу. А я знаю. Я видел. Это было давно, ты тогда ещё учился летать. Мы все учились. Но у тебя ничего не получалось и ты решил сделать то, чего нельзя было делать детям в нашем возрасте. Впервые спустился на землю. Тогда мы с тобой первый раз поговорили. Первый и последний. Я увидел у тебя эту рану и вызвался помочь, больше никого не было. Пустой коридор и я, сидящий рядом с тобой, пока ты увлечённо рассказываешь о том, как круто было на земле. Рассказывал о множестве растений, домов, о том, каких людей ты встретил, какие из них были недружелюбные и как ты получил его. Свой шрам. Ты просто наткнулся на плохих людей, которых никогда не встретишь здесь. Почему тебе там так понравилось? Ты очень странный. Ты тогда в первый раз улыбнулся, в первый раз я это увидел. Твоё вечно-угрюмое лицо озарила обычная детская улыбка. С тех пор ты всегда улыбаешься мне этой улыбкой. Всегда, каждый раз, когда меня видишь. Ты просто помнишь, что я тебе помог? Или что-то ещё? Заставляешь меня мучиться в догадках, а я ведь… Ты такой невыносимый. Я тебя прикрыл единственный раз, а потом ты каждый раз попадаешься, будто специально, как тебя ещё только не выгнали? Все говорят, что земля это запретное для нас место, зачем ты туда спускаешься? Зачем ставишь жизнь и секретность под угрозу? Тебя вовсе не волнует, что говорят о тебе окружающие и каждый раз, выслушивая триаду о том, что совет даёт тебе последний шанс, ты просто ждёшь. Ждёшь того, что сможешь сбежать и опять свалиться с неба к людям, как снег на голову. Тебе нравится эта их перемена погоды, у нас же всегда солнечно, всегда идеальная погода. Но тебя это не устраивает и ты бежишь на землю, в дождь, в снег, неважно, ты просто бежишь к не обычному. Я каждый раз слушаю, что на этот раз скажет тебе совет. Ты отпускаешь голову, смотришь в пол, в стену, лишь бы отвести взгляд от старших, всякий раз боясь, что это будет последний раз. Ты почему-то веришь, что тебя не выгонят, что ты останешься здесь, а я каждый раз волнуюсь. Не знаю с чего вдруг у меня эта привычка, волноваться о тебе. Просто, наверное, в моих глазах ты всё ещё тот самый ребёнок, который хотел доказать взрослым, что он что-то может. Но ты же можешь. Тебе не нужно кому-то что-то доказывать. Да даже когда ты лазаешь по деревьям, этого никто не умеет из наших, а ты умеешь. Да, это бесполезно, но что ещё ты хочешь доказать? Каждый раз я вижу твои выходки. Будто ты специально ждёшь, пока твои глаза встретятся с моими, будто ищешь их в толпе и, найдя, успокаиваешься и продолжаешь творить всякие пакости. Но вредишь ты только себе. В этот раз ты подошёл ко мне, даже поздоровался, так же улыбнулся. Я пребывал в шоке от этого, удивительно услышать, как сильно изменился твой голос спустя столько лет. Конечно, я слышал его в суете, но ты звучал по-другому. Почему? Сегодня ты опять со мной поздоровался. Даже не опоздал на завтрак, подсел ко мне. Зачем ты это делаешь? Так ты общался со мной уже месяц. Не то, чтобы я отсчитывал дни. Мне нравится с тобой разговаривать, даже совет удивился, что ты не летаешь на землю. Сейчас ты скрываешься. Пытаешься проходить незаметно, выискивая лазейки и за месяц ещё ни разу не попался. Но я знаю, что ты ходишь. Ты рассказываешь мне все подробности. Это так мило. Ты милый. Я понял для себя. Ты милый. Только я не скажу этого тебе. Не могу. Мы… Мы не чувствуем. Мы… не должны. Но ты всегда нарушаешь правила. Ты — нарушитель. Тебе плевать на правила и на запреты. Я перенял от тебя эту привычку. И я нарушил. Будучи практически идеальным примером для всех, сейчас я просто целую тебя, пока ты стоишь и отвечаешь. Ты знаешь какого это, ты не отходишь. Мне нравиться. Мне нравиться, как ты меня обнимаешь, как-то неловко, как будто не делал этого, но я знаю — делал. — Ты мне нравишься. — получается разорвано. Я глотаю воздух, так по-человечески. За секунду в лёгких пропало всякое место для ещё одного вдоха. Ты ничего не отвечаешь. Лишь улыбаешься, прикрыв глаза и утыкаешься мне в шею. Нам везёт. Никто нас не видел. Это всё кажется таким неправильным, но ты мне нравишься, я… Я слышу шорох. Негромкий, будто показалось. Поворачиваюсь и осматриваю длинный пустой коридор, где мы только что нарушили правила. Я — первые, ты — очередные. Никого не видно. Я буду думать, что показалось, но только до завтрашнего дня. Тебя вызывает совет и я беспокоюсь. По привычке иду подслушать какой по счёту шанс тебе дадут. Но я ничего не слышу. Я вижу, что ты стоишь там, но старшие говорят так тихо, даже не смотрят на тебя, просто разговаривают между собой. Потом смотрят на двери и их открывают. Я хотел притвориться, что проходил мимо, перенося пару стульев. Крылья неприятно дёрнулись. Твои и вовсе лежат шлейфом на полу, собирая пыль. Старшие смотрят на меня, с некоторым призрением. Я знаю. Знаю о чём они будут говорить. Мне не показалось. Они всё ещё тихо переговариваются. Просят меня выйти к тебе, прямо в середину зала. В месте, неосвещённым ярким светом, вижу девушку, которая смотрела на нас очень виновато. Будто натворила что-то очень плохое, похуже тебя. И правда. Это была она. Она издала тот шорох, который я списал на небольшой глюк. Она всё видела. Я… не хочу. Мне страшно. Ты кидаешь на меня осторожный взгляд. Я кидаю такой же на тебя. Я вижу, что ты боишься, хотя всем своим видом показываешь обратное. Стоишь ровно, опустив взгляд в пол в твоей привычной манере. Но в этом осторожном взгляде, который ты кинул на меня, я видел сомнение. Ты тоже боишься. Я тоже. Нам оглашают приговор. Мне его оглашают. Я буду изгнан. Я не смогу вернуться сюда. Но я знал, на что шёл, когда целовал тебя. Я уже поднимаю голову и хочу возразить и сказать, что я… — Нет. — ты смотришь прямо в глаза старших и я больше не вижу сомнений в глазах. Ты очень уверен, что делаешь всё правильно. Но это не так. — С чего вы взяли, что это он меня поцеловал? Это был я. Я тот, кто его поцеловал. Потому что люблю его, потому что в отличии от вас, кретинов, я могу чувствовать. Могу любить. Он выбивался, а я был настойчив, это моя фигня — со мной и разбирайтесь. — ты отказываешься от всего. Я знаю, что из подземелья уже нельзя подняться ни в рай, ни на землю. Ты бросаешь всё это. Ради меня? Ты сказал, что любишь. Но ты не знаешь, люблю ли я. Ты твёрд. Ни капли страха. Они смотрят на тебя серьёзно. Устраивают переглядки. И выносят вердикт снова. Тебя. Они изгоняют тебя. Ты даже не думал, что всё обойдётся и тебя простят. Они даже не удивились тому, что ты это сделал. Девушка, стоявшая в тени, нервно дёрнула крыльями и выпорхнула в коридор. Ты говоришь мне молчать. Молчать? С ума сошёл? Ты поднимаешь крылья. Тебя хватают резко и я вижу, как тебе неприятно. Тебя тащат за крылья в тёмный коридор. Ты часто там бывал. Но тебя ведут в противоположную дверь, которая ведёт куда ниже, чем земля с её людьми. Тебя ведут прямо в ад. Я знаю какого это. Я уже стоял так. Я не хочу смотреть. Но мне говорят лететь за вами. Ко мне уже никакого презрения, всё перешло на тебя. Я вижу как сворачиваются облака рядом с твоими ногами, они ведут прямо в пучину, туда, откуда ангелы никогда не вернутся. Они перестают быть ангелами и вход в рай им закрывают навсегда. Ты… Ты жертвуешь собой ради меня. Не нужно… Нет… Нет. Нет! — Я люблю тебя. — ты смотришь на меня. Пронзительно и серьёзно. Я не могу. Я не хочу тебя отпускать. Ты взглядом говоришь, что я должен молчать, смыкаешь губы в полоску. А потом поворачиваешься к старшим, не опуская головы ты начинаешь говорить с ними. — Это последнее, что я скажу. А вы, просто кретины. — старшие никак не реагируют, лишь смотрят на тебя, а потом кивают другому ангелу и тот уже замахивается крылом, как ты тут же сбиваешь его с ног, а за ним и меня. Я смотрю на тебя в полном шоке, вижу, как ты сам прыгаешь туда. Что… ты наделал? На глазах тут же наворачиваются слёзы. Я не могу их сдержать. Меня оставляют здесь. Я один сижу и смотрю на пропасть в никуда. Ты прыгнул туда. Ты всегда нарушал правила. Даже хотел, чтоб я не смотрел. Ты о себе когда-нибудь заботишься? Я знаю, что ты оттуда уже не выберешься. Но так же я знаю, что я смогу. Тех, кого изгнали, не могут выбраться оттуда, но некоторые могут перемещаться. Я ангел, который появился здесь, будучи человеком. Я жил на земле. Раньше… Я не помню эту жизнь. Я знаю, что ты не жил там, что ты чистокровный ангел, появившийся здесь. А мы можем гулять между мирами, да, это запрещено, но я уже нарушал запреты, так что мне мешает нарушить их и сейчас? Ты упал и мне придётся падать за тобой. Я понял. Понял, что люблю. Всё это время, может быть, я просто отбрасывал очевидное, пытаясь игнорировать то, что стояло прямо перед глазами. Я считал это неправильным, потому что все так считали, мне вбили это в голову. Но я приду к тебе. Я не могу сделать этого сейчас, будет много подозрений. Но я хочу тебя увидеть и сказать, что люблю. Прошла уже неделя, а я всё ещё не решаюсь подойти к воронке. Я знаю, что ты там, внизу, но мне страшно, ведь я знаю, что могу вернутся, только по историям. Знал бы ты, как это тяжело. Интересно, как там внизу, я ведь не был там ни разу. Экскурсии не устраивали, просто говорили, что ад — опасное место, вовсе не для детей, а уж тем более для ангелов. Сегодня я пойду. Сегодня я смогу. Не просто сегодня — сейчас. Пустые коридоры. Зачем так много? Но я иду. Лечу. Воронка всё такая же тёмная, как когда ты прыгнул в неё. Я лечу вниз. Тёмный тоннель обволакивает меня со всех сторон. Здесь так темно, но я не боюсь. Я не знаю насколько больно падать, но лететь очень просто. Я знаю, что на чёрных крыльях летать нельзя, ты уже не можешь никуда оттуда улететь. В последний момент я вижу очень яркий свет, а потом, с негромким грохотом, приземляюсь в каменной комнате. Ад больше смахивает на пещеры. Комната с очень высоким потолком, чтобы вы не могли просто так отсюда выбраться. Только те, кто могут летать, имеют шанс вернуться в Рай или же на землю, к людям. Мне пришлось слетать на землю, я знаю, что одежда ангелов быстро выгорает, переходя в серый или в чёрный. Но у ангелов она остаётся. Так что пришлось приодеться, с крыльями можно разобраться, они могут подумать, что я нарушитель и скоро приду к ним. Наивные. Я прохожу несколько коридоров, делая вывод, что нахожусь в подобии библиотеки. Слышу, как в соседнем коридоре падает книга. И ты. Ты здесь. Стоишь ко мне спиной и даже не замечаешь. На удивление спокойный, стоишь и перебираешь книги. Я слышал, что демоны больше привинчены к человеческим штучкам. Ты открыл одну из книг и негромко засмеялся, я всё ещё просто стою сзади смотрю тебе в спину, жду, когда ты повернёшься и посмотришь на меня. Какая будет реакция? Ты поворачиваешься и слабо улыбаешься. Отрываясь от книги ты смотришь на меня, книга падает на каменный пол, а ты смотришь на меня, пребывая в ступоре. Я немного улыбаюсь тебе, я вижу, что ты в порядке. Мне сразу становится спокойнее. Ты не ранен, ты в полном порядке, будто и не падал. Твои зелёные глаза изучают меня с ног до головы и обратно, как будто первый раз меня видишь. Я облокачиваюсь на один из стеллажей и улыбаюсь шире. — Что… — ты нервно сглатываешь, переводя взгляд на полки. — Что ты тут делаешь? Тебя не должно тут быть. Ты с ума сошёл? Я нахера сюда падал? Чтоб ты за мной сволочь такая свалился? Что ты натворил, что тебя выперли? Ты же святоша. — с нескрываемой тревогой говоришь ты и я отхожу от стены, стряхнув с белых крыльев осевшую пыль. Ты смотришь на крылья и облегчённо выдыхаешь. — Они белые. — с расстановкой говоришь ты и я вижу, что беспокойство немного ушло и тебе стало легче. Не представляешь, как я рад, что ты в порядке. — Больно было падать? — спрашиваю я, на что ты лишь смеёшься. — Нет. На самом деле было неприятно только когда крылья оторвало. — спокойно говоришь ты и поднимаешь недавно упавшую книгу. Как ты вообще говоришь такие вещи так спокойно? Ты точно нормальный или всё-таки головой ударился пока падал? — Оторвало? Где они? Они должны быть. — твёрдо говорю я, подходя ближе, ты вздрагиваешь и расправляешь совсем другие, не такие, как я ожидал, но крылья. Они светло-серые и на вид достаточно мягкие. Чуть поменьше, чем были раньше, но теперь они не достают до пола и на них не будут наступать. Я тянусь рукой, но ты резко их отдёргиваешь. Не доверяешь? — Я же не вырву их. Думаешь я ради этого нарушил правила и спустился сюда? Ты сомневаешься. То самое сомнение, которое было на внесении приговора. Оно исчезает и резко сменяется уверенностью и ты подносишь крыло к моей руке. Я невольно поднимаю уголки губ и немного поглаживаю мягкое, действительно мягкое, крыло. Перья слегка растрепались, но они всё такие же красивые, пускай и не белые, как были у тебя наверху. Мне всё равно с какими ты крыльями, я всё равно люблю тебя, поэтому я здесь. — Мне всё равно с какими ты крыльями, я всё равно люблю тебя, поэтому я здесь. — говорю я уже вслух и ты вздрагиваешь, но крыло остаётся у моей руки. Ты просто делаешь шаг вперёд и утыкаешься мне в плечо. Я выше тебя, так что ты удобно устраиваешься и кладёшь руки мне на плечи. Становится неистово тепло, хотя по факту мы не особо придаём значение температуре. Да и сейчас дело было не в температуре. Дело было в том, что ты рядом. Я обнимаю тебя в ответ и ты прижимаешься ещё сильнее, стискивая меня ещё крепче. Самый лучший момент во всей моей жизни. Во всех жизнях. Но тут я резко отхожу. Ты с непониманием смотришь в мою сторону, пока я захожу за один из поворотов библиотеки. Ты неуверенно следуешь за мной и видишь, что я достаю обычный чёрный рюкзак. Ты всё ещё смотришь на меня с непониманием, но теперь в глазах загорается интерес и ты просто ждёшь моих дальнейших действий. Я достаю из рюкзака небольшой термос и пакет с коричневым сыпучим, которое ты так любишь. Так же из небольшого кармашка сбоку достаю сигареты, огонь искать здесь и не надо. Хотя если надо я могу слетать ещё, мне не сложно, но это же Ад… — Ты нормальный? — с некоторым сарказмом говоришь ты и немного грустнею. Тебе не нравится? — Ты что, на землю спускался? Дурачьё… Как?.. — Я жил на земле. Был человеком. Может быть имел семью и всё такое… Я этого не помню. — я отдаю тебе рюкзак со всем содержимым и накидываю себе на плечи кофту, которая болталась на поясе. Замечаю, что в аду достаточно холодно, даже если сравнивать с погодой людей. — Так ты прибывший? Вот это действительно везение. Бегай сколько хочешь, без каких либо отметин. — грустно улыбаешься и я обнимаю тебя снова. На этот раз сам. Я замечаю у тебя на спине ещё не отлетевшее белое перо. Я слышал про это, не всё происходит сразу, всё-таки Гэвин не грешник и я это знаю. Я целую тебя куда-то в макушку и ты заглядываешь в мои глаза, а потом целуешь сам. Бросая рюкзак рядом я подаюсь ближе. Я никогда не задумывался о том, насколько это приятно. У меня и не было такого, а ты имеешь в этом большее познание, поэтому твои движения уверенные, в отличии от моих. Неловко… Ощущение, что тебе не за что зацепиться и ты хватаешь всё, что сейчас перед тобой — то есть меня. Руки, плечи, пояс, шея — будто хочешь почувствовать сразу всё. Ты отходишь чтобы отдышаться, грудь вздымается вверх-вниз, а я просто стою и думаю о том, как же тебе идёт чёрный цвет. — Прости. — тихо говорю я и ты улыбаешься той самой улыбкой, а я облокачиваюсь на стену около тебя и слушаю, здесь на удивление тихо, а я-то думал Сатана начнёт бушевать, как только почувствует присутствие ангела. Но это сказки, как я понимаю. Да, сегодня я улечу, но только чтобы сказать совету, что я уйду сам. Я не знаю, насколько плохо тебе было, когда ты лишился своих крыльев. Я не знаю, как долго продлится эта любовь. Единственное, на что я могу это надеяться, что она будет долгой.Я люблю тебя, Гэвин, я уверен, что это взаимно.