Мне плевать, кто ты

«Мне плевать, кто ты». Явно недружелюбно. Больно. Обидно. Но все же это — соулмейт. Когда на руке Мэла впервые появились эти слова, он был… ошарашен. Вокруг подростки только и говорили о соулмейтах. Эта тема в принципе окружала повседневный мир одесского (да и не только) подростка. Начиная лет с четырнадцати, у девушек и парней на запястье проступали строчки, первые слова человека, который является для тебя близкой душой, твоим соулмейтом. Многие искренне радовались, видя на коже какие-то комплименты, кто-то огорчался, заметив обыденное «Привет» или «Познакомимся?», ведь такие фразы были на слуху и шанс понять, что именно этот определенный человек, сказавший это слово, является твоим соулмейтом, было непросто. Костя ждал, искренне ждал этого момента. Ему не повезло с окружающим коллективом: ни в классе, ни на улице, ни в музыкальной школе, где он пропадал за игрой на фортепиано — нигде он не находил тех, кого с чистой душой мог бы назвать своими друзьями. Нет, фактически они были — Сева, который общался с ним лишь в те дни, когда Мэл приглашал его домой играть в приставку, Коля, постоянно выпрашивающий диски, новые купленные наушники… А Костя, чуткая душа, наивно верящий им, только и делал, что давал то, что просили другие, мысленно надеясь, что это подкрепит дружбу. Только она была лишь с одной стороны, другая — приобретала выгоду с помощью ранимого в душе парня, который всего лишь хотел, чтобы его принимали. Чтобы был кто-то близкий, кому можно высказать боль, с кем можно поделиться радостью, кому можно рассказать об очередной победе в музыкальном конкурсе — и кто за это не будет хихикать о «непацанской ерунде»… Но никого не было. Нет, был круг знакомых девушек в школе, они были тем немногим коллективом, который принимал творческого парня, обожавшего петь и играть, любящего быть в центре внимания (ведь тогда он чувствовал — да, его принимают, его ценят, его талант музыканта и исполнителя заметили и парень может поделиться этими эмоциями с другими), но этого не хватало. Хотелось больше. Они его принимали, но понимали ли? В глубине души Костя всегда знал правду, но старался в нее не углубляться — знал, что это ранит. Истина, которую парень пытался заталкивать куда-то внутрь души, иногда снова выплескивалась, буянила, как море при буре, и приносило много боли, обиды… непонимания. Мэл любил говорить о том, что станет известен, что музыка станет его всем, его смыслом, всем, что будет питать его сердце и душу, чему он посвятит всего себя. Но обухом по голове давала жестокая реальность. Математичка, ставящая двойки и единицы дружным рядом за искренние слова о своем будущем, о предназначении, которое он выбрал для себя, не жаловали это и другие учителя. Зато в любом творческом конкурсе Костю они выставляли в первых рядах талантливых и даровитых. А потом о его даровитости почему-то все быстро забывали. Логарифмы были важнее мастерства исполнения сложных мелодий. В школе в него верил только один человек. Завхоз по доброте душевной давала на уроках (да и после них) Косте ключи от актового зала, где парень мог уйти в мир музыки, который дарил ему долгожданный мир в душе, тепло, доброту и радость. И он всегда хотел, чтобы этот мир всегда был с ним рядом. И не собирался отказываться от своей мечты. Музыка — мое все, считал Мэл и был прав. Творческий мальчик, живший одними эмоциями, надеявшийся, что с появлением соулмейта у него появится кто-то, кто будет принимать его, понимать, и чувствовать, был раздавлен, когда увидел хлесткие слова на своем запястье. «Мне плевать, кто ты» — слова, характеризующие людей, окружавших Костю в школе и на улице, везде. На него многим было плевать. Год Мэл отказывался принимать эту метку, не хотел верить, что и его соулмейт окажется таким же жестоким, как и окружающий его мир. Два года Костя злился на соулмейта, на его недовольство и жестокость по отношению к нему. «Как ты можешь такое говорить? Так поступать?» — считал в мыслях Мэловин. Как раз в то время он начал развивать себя в творчестве все активнее, ходить на кастинги в разные проекты, начал наращивать панцирь, который укрывал его от нападок, научился хлестко и метко реагировать на слова других. Тогда же Мэл знакомится с Артемом, который позже стал для него самым лучшим другом. Три года Костя вообще не обращал внимания на свое запястье, закрывая его браслетами, свитерами, даже небольшими временными татуировками, стараясь не реагировать на замечания тату-мастеров, которых не особо радовала перспектива перекрывать значимую метку. Тогда же парень начал строить карьеру — Х-фактор подарил ему желаемый мир музыки, несмотря на то, что его сначала снова не принимали, возмущаясь в сторону его имиджа, ника и даже «глаза» («а что плохого в линзе?!»). Но потом музыка приняла его, внесла в него что-то новое и подарила счастье и долгожданное успокоение — в этом мире Костя знал, что он наконец-то нашел дом для своей чуткой израненной непринятием души. Дальше — Евровидение, концерты, популярность… Костя получил то, что хотел. У него было признание, понимание поклонников — зачастую таких же раненых, как и когда-то он сам, и он становился еще более счастливым, узнавая, что подарил какому-то своему поклоннику толику успокоения и счастья. Мэловин знал, что все это не зря. Что его мир музыки — его счастье, его любовь. Несмотря на это, метка по-прежнему продолжала время от времени мозолить глаза. «А может, это будет сказано случайно? Может, соулмейт меня с кем-то перепутает?» — то и дело задумывался Мэл. В глубине души все же была надежда на то, что появится кто-то еще, человек, что станет для него очень близким, кто будет понимать его по взгляду, по эмоциям, по голосу… по всему. И что он станет таким же понимающим, таким же искренним… что сможет еще кому-то подарить счастье. Он искренне надеялся на это. Мысли об этом не прошли в никуда. Каждое размышление, каждая боль и каждая надежда выливались у Мэловина в новые песни, в мелодии, в стихи. И парень точно понял, из каких мыслей появились «Вiтрила» — из надежды на встречу с соулмейтом. Сколько людей ищут и ищут свою близкую душу, массово знакомятся, надеясь, что вот сейчас, в эту минуту кто-то скажет столь долгожданные слова, яркими буквами выведенные на запястьях, что получится найти того, кому можно будет довериться полностью, без страха. Получится найти того, кто будет близок и дорог и кому они будут близки и дороги. Поиски долги, люди метаются, ищут соулмейта, ищут того, кому откроют душу… где же, где же ты? Мэловин также знал, что «Вiтрила» появились и из надежды на его понимание и принятие, на его любовь, из надежды, что злые слова окажутся ошибкой. В душе все же оставалась надежда, крохотный ее росток, который Костя все же начал мысленно «поливать», стараясь не думать плохо о том, кто станет его близким человеком. Песня и в английском, и в украинском варианте обрела популярность, мелодия играла отовсюду, Мэловин стал этаким Мистером Секс в мире украинской музыки. Трогательная, волшебная мелодия становилась главной песней на многих свадьбах, ее звучанием утешались в минуту грусти, ее проникновенным исполнением восполняли надежду на чудеса.

***

— Твою мать, где сигареты? — злился Костя, рыская в рюкзаке. Нигде — ни в карманах, ни в концертной одежде, ни в куртке, нигде не было пачки. Ох и зря он сказал Артему, что собирается бросать курить. Добрый друг и товарищ тут же принял слова к действию и избавил певца от его персонального табачного успокоительного. — Ты сказал, что бросаешь, я их и выкинул куда подальше! — послышался голос Артема из комнаты. — Сука… — процедил Мэл, — я же не приказывал этого делать! — Угу, — в дверном проеме появился и сам «виновник» Козуб. — Когда ты бросал в прошлый раз, ты устроил нам тут целую массовую истерию, когда ты сказал нам, что бросаешь, и мы не рылись в твоих вещах, чтобы выкинуть сигаретки. Ты дом на уши поднял, пока орал, что надо выкидывать. Так что сейчас либо ты замолкаешь и идешь спать — ты время вообще видел? Либо ты пиздуешь сам за своими сигаретами. Мэловин злобно зыркнул на него своим ярким взглядом голубовато-зеленых глаз. — По-моему, я тебе деньги плачу за то, чтобы ты меня всем обеспечивал! — Нерабочее время, Мэл, не-ра-бо-че-е! — хитро улыбаясь, Артем постучал по стеклу часов, стоявших неподалеку от двери на полке. — И ты сам нам говорил, что тогда нам не обязательно мчаться исполнять все твои пожелания, и что вообще у нас тоже должно быть личное время и пространство. Кстати, за это спасибо. Так что либо ты перестаешь истерить и признаешь, что бросаешь курить, и чтобы не тянуло, ты берешь и ложишься спать, либо топаешь своими ножками в круглосуточный магазин. — Ты мудак, ты знал об этом? — хмуро глядя на Козуба, сказал Костя, беря с вешалки легкую куртку. — Конечно, каждый раз, когда ты бросаешь курить и пить кофе и вино, я для тебя становлюсь мудаком. Зато когда приношу все это — Артем, ты мой лучший друг и мои крылья! — хмыкнув, ехидно произнес парень. — Захвати пару энергетиков, если уж решил подышать ночным воздухом. — Иди знаешь куда? — шикнул Мэл, открывая входную дверь. Козуб засмеялся: — Обычно ты меня посылаешь на хутор бабочек ловить, но прости, мне лень, я хочу спать и на улице холодно. Я не настолько люблю бабочек, чтобы пиздовать за ними ночью по холоду, как ты за сигаретками. — Обожаю твой профессионализм и память, — саркастически заметил Мэловин и вышел из квартиры, закрыл ее на ключ. После того, как он спустился на лифте и вышел на улицу, парень понял, что Артем был прав, и идти ночью за одними сигаретами — не самая приятная затея, особенно когда дует холодный ветер. Костя прошел всего-то метров тридцать, как от холода зуб на зуб перестал попадать. Но упрямство и желание покурить впервые за нервные две недели с интервью, студийными записями и очередными разборками с 1+1 были сильнее, так что Мэл в скором времени все же дошел до круглосуточного магазина. Заглянув, Костя сразу пошел к кассе, но, подумав, все же завернул к полке с энергетиками и захватил несколько штук. «Пусть порадуется, что я такой добрый!» — подумал парень и теперь уже подошел к кассе. Продавщица обслуживала очередного посетителя. Костя понять не мог, парня или девушку, ибо человек стоял спиной к нему, в большом сером свитере с натянутым капюшоном и мешковатых штанах. Правда, невысокий рост говорил либо о подростке, либо о невысокой девушке. Мэловин встал в очередь неподалеку, смотря на полку с долгожданными сигаретами. Покупатель развернулся, и Костя увидел, что все же это была именно покупательница. Девушка быстро оплатила покупку — бутылку вина и встала неподалеку, стала запихивать ее в наполненный чем-то рюкзак. Костя потянул руку к нужной марке сигарет, достал сразу три пачки и выложил на кассу. Продавщица, взглянув на товар, безапелляционно заявила: — Паспорт, пожалуйста! Парень немного опешил, ибо, ясное дело, документы взять и не подумал, но все-таки нашелся, что сказать: — Мне точно есть восемнадцать, я же тут у вас не первый раз покупаю. — Я вас не знаю, — протянула продавщица, — так будет паспорт или нет? — Блять… — еле слышно прошептал Костя. Не особо любил кичиться где-то в незнакомых местах своей известностью для достижения какого-то особого к себе отношения — хоть и любил свою популярность, но вести себя согласно «звездности» он считал мерзким. Но сейчас известность могла вполне себе помочь. «И что я ей скажу? Посмотреть в Интернете, кто я?» — злился Мэл и на ситуацию, и сам на себя, что совершенно не подумал о документах, ведь редко он покупает что-либо этакое, обычно за него это безропотно выполняет команда, только Артем сегодня чудить надумал. «Ну, Тема…». — Так вы будете покупать или нет? — продавщица выдернула Костю из мысленных рассуждений. Он только подумал было сказать о себе, как вдруг снова обратил внимание на девушку с бутылкой, и новая идея пришла в его голову. — А почему вы у нее паспорт не спросили? Ей точно есть восемнадцать? — с хитринкой посмотрел в сторону девушки. Та, удивленно изогнув бровь, достала из большого кармана свитера паспорт, и раскрыла его, показав в сторону Мэловина. Парню было чему удивляться. — Российский? Неожиданно, — улыбнулся Костя, увидев паспорт девушки. Девушка неожиданно поменялась в лице, из нейтрального выражение стало каким-то испуганным, но парень не обратил на это внимания, не до того было, слишком хотелось курить. — Слушай, купи мне сигареты, я оплачу, — только полез в карман за кошельком, как… — да твою ж мать! — рыкнул. Кошелька в куртке не оказалось. Разозлившись на Артема за выброшенные сигареты, подстегиваемый диким желанием покурить, Мэл вылетел из квартиры и благополучно забыл свой кошелек со всеми картами и наличностью. — Блять, я забыл еще и кошелек. И телефон тоже, — понял Мэл, похлопав себя по карманам. Девушка положила паспорт назад в карман свитера. — Слушай, как тебя там в паспорте, не запомнил… пожалуйста, купи мне хотя бы сигареты! Хотя бы одну пачку! Прошу, я тут рядом живу, мы до моего дома пройдем, я тебе сразу деньги отдам! — сам понимал, насколько его слова выглядят глупо, но больше ничего придумать не мог. — Короче, я курить бросаю, но не получилось, пиздец как хочу курить. И выскочил на нервах, забыв кошелек. Я оплачу, правда, — девушка смотрела на него с какой-то странной усмешкой, не злой, скорее, удивленной. — Меня тут правда много кто знает… И знает, что деньги у меня есть. Я тут немного… эм… популярен, — Костя проболтался. Девушка хихикнула немного, подошла и кивнула продавщице, доставая кошелек. Женщина подала ей одну пачку сигарет, девушка взяла ее и передала Мэлу, после чего достала деньги. — Фух… спасибо тебе огромное, — выдохнул Костя, прямо в магазине раскрывая пачку. — Эй, курить на улице! — крикнула продавщица. — Я знаю… — достал из кармана куртки зажигалку, хоть она никуда не делась от везде роющегося Артема, и обратился к девушке. — Спасибо… пойдем, я отдам деньги… Она молча вышла на улицу первой, Мэл — следом за ней. Вдруг спутница резко развернулась и, с хитринкой глядя ему в глаза, сказала: — Мне плевать, кто ты, — усмехнулась, — популярный ты или нет. И лучше в самом деле бросай ты это дело, — кивнула на сигареты, — особой пользы не приносит. Сердце Мэловина сделало кульбит. Бухнуло куда-то в пятки, поднялось к горлу и снова встало на свое место, так он это ощущал. Тело словно дернуло. «Мне плевать, кто ты». Слова, которые он и любил, и ненавидел одновременно. Слова, которых он боялся и которые любил. Услышал. Сердце все еще билось в усиленном темпе, лицо будто запылало, несмотря на довольно прохладную погоду. Земля будто уходила из-под ног, а где-то в животе, казалось, реально появились радостные бабочки. Неужели Артем с хутора все-таки притащил? Хрен с ним, за это его уже можно простить, когда тут такое творится. Соулмейт. Встреченная в магазине из-за упрямства Артема и желания покурить. Все долгие и мучительные мысли о соулмейте, которые мучили Костю на протяжении многих лет, забылись. Осталось лишь счастье, тепло и мир на душе, ощущение, будто после долгого концерта поешь финальную песню, выплескивая все эмоции для своих поклонников, будто после муторного и суматошного дня падаешь в мягкую и уютную кровать, будто после долгого перерыва наконец-то можешь поесть, будто после жуткой сигаретной зависимости наконец-то больше не тянет к ним. Счастье. Успокоение. Мир. Тепло. Так вот о какой огромной радости говорят те, кто встретил соулмейта. Теперь Мэл начал это понимать еще больше. — Да, у тебя тоже весьма специфичная фраза на запястье, как я догадываюсь, — девушка засмеялась и, немного приподняв рукав свитера, обнажила надпись, гласившую: «Российский? Неожиданно. Слушай, купи мне сигареты, я оплачу». — Пора уже прийти в себя, даже я пришла. Хотя понятия не имела, к чему слова на моей руке будут сказаны и будут ли сказаны вообще, — она снова закрыла запястье рукавом. Костя подошел к ней ближе, внутри немного трясло от трепетного волнения, похожего на то, какое бывает у него перед концертом — волнение вперемешку с ожиданием чуда… Вот, оно совсем близко, оно рядом! Вот оно! — Я… Мэл, — сглотнув, сказал Костя. — Не нервничай… Мэл, — улыбнувшись, сказала девушка. — Имя интересное… — А я сам по себе интересный, — хихикнул он, и его соулмейт тоже усмехнулась немного ему в ответ. — Ну что… идем? — За деньгами, что ли? — засмеялась она. — Считай, что это подарок. — Ну, нет, за сигареты я деньги отдам, и… — И вино, может, выпьем вместе? — усмехнулась девушка. — Все равно одна пить собиралась. Люблю хорошее красное вино. — Я тоже, — по-доброму, счастливо улыбнулся Мэл. — Обожаю! Соулмейты одновременно протянули друг к другу руки и, взявшись, пошли вперед. Им предстояло еще многое обсудить, многое узнать друг о друге и о мире… Так и встретились одной удивительной ночью два соулмейта, два чуда.