You know i'm such a fool for you.

Аллен Гинзберг был идиотом. Огромный ебаный идиот. Он пообещал себе, что не влюбится в Люсьена Карра. Он много раз обещал себе, ради собственного здоровья и счастья, что не позволит своим чувствам к Люсьену выйти за рамки платонической привязанности и, возможно, восхищения. И господи, неужели он всё испортил? Но можно ли его в этом винить? Кто действительно сможет устоять перед влюбленностью в парня, который может заставить вас чувствовать себя особенным, просто бросив на вас второй взгляд? Каким бы особенным ни чувствовал себя Аллен, он также чувствовал себя никчемным. Люсьен любил играть в игры, по крайней мере, так ему говорили. Неужели он просто ещё одна игра? Или Люсьену действительно было не всё равно? Как бы ему ни хотелось в это верить, это была всего лишь надежда. Они возвращались в Колумбию, холодный Нью-Йоркский воздух заставлял их дыхание облачками появляться перед их лицами. Люсьен принял глупое решение забыть пальто, и хотя Джек практически умолял его одолжить его, упрямство Люсьена и, вероятно, его гордость встали на пути. Но, наблюдая, как блондин дрожит, Аллен сбросил с себя пальто и накинул его на плечи Лу, прежде чем тот успел возразить. Люсьен посмотрел на него, приоткрыв рот и нахмурив брови. — Спасибо, Гинси, — сказал он мягким голосом, плотнее закутываясь в пальто. Вскоре они добрались до школы, слегка спотыкаясь от выпитого алкоголя, но Аллен уже чувствовал себя почти трезвым. Лентяй. — Что у тебя на уме? — Спросил Люсьен, закрывая дверь в свою комнату в общежитии, заманивая Аллена в ловушку белых оштукатуренных стен и неудобного разговора. — Ничего страшного. — Да ладно, я тебя лучше знаю. Я вижу, как под этими завитушками работают шестеренки. — в довершение всего он протянул руку, чтобы игриво взъерошить волосы Аллена, но был оттолкнут. — Серьёзно, что с тобой? — он не привык к тому, что его прикосновения отвергают, когда их обычно жаждут. Аллен смотрел себе под ноги, не желая ничего, кроме как вжаться в пол. Он вспомнил каждое предупреждение, которое получил, все голоса, скандирующие и кричащие: «Не влюбляйся в Люсьена Карра!», и он, блядь, ясно всё испортил. Но как он мог этого не сделать? Казалось, что все, независимо от того, гей, натурал, мужчина, женщина, старше, моложе… Все влюблялись в Люсьена. Случайные девушки на случайных вечеринках умоляли его о внимании. Головы буквально повернулись, когда он вошёл в комнату. Аллен вспомнил, что однажды Джек сказал ему: «Я спросил Люсьена, почему все на него пялятся, а он только пожал плечами и сказал: «Они всегда так делали».» — Аллен? — спросил Люсьен мягким тоном, так не похожим на его обычную драматическую, тягучую манеру говорить. Теперь он был мягче, почти заботливым. Чёрт, как он смеет заставлять Аллена чувствовать себя желанным, заботливым, любимым. Как он посмел дать Аллену эту ложную надежду? — Ты возненавидишь меня, если я скажу, — пробормотал он. Люсьен усмехнулся и покачал головой. — Я никогда не смогу ненавидеть тебя, глупенький. Аллену хотелось закричать. Слова Дэвида эхом отдавались у него в ушах «Как только ты решишь, что знаешь его, он найдёт кого-нибудь другого.» Он не хотел, чтобы его заменили. Он так чертовски боялся, что его заменят, или отвергнут, или забудут. Он понимал, что это эгоистично — желать сохранить потрясающую красоту Люсьена Карра только для себя, но как он мог устоять перед такой прекрасной мечтой, пусть и надуманной? Люсьен смотрел на него с любопытством, явно не желая оставлять эту тему. — Выкладывай уже, — сказал он, откидываясь на спинку кровати и приподнимаясь на локтях. — Не знаю, что и сказать. — Ну, что я тебе всегда говорил, Гинси? Первая мысль — лучшая мысль. И Аллен, как всегда, слушал Люсьена. Его первой мыслью было схватить парня за воротник рубашки и притянуть в поцелуе, что он и сделал. Лучшая мысль. Лучшая мысль. Лучшая мысль. К его удивлению, Люсьен не отстранился. Не останавливался, не смотрел, не колебался. Он просто ответил на поцелуй, запустив свои тощие белые пальцы в волосы Аллена, словно держась за спасательный круг. И, о боже, Аллен так давно хотел этого. Ночи напролет снились эти розовые губы, бледная кожа, голубые глаза, которые, казалось, поглотили Аллена, как сам океан. Надеясь, мечтая, желая, ожидая. Люсьен внезапно отстранился, его лицо было потрясённым, а щеки пылали. — Мне очень жаль, — тут же сказал Аллен. Люсьен молчал, и Аллен почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. Чёрт, теперь он все испортил. Люсьен никогда не будет заботиться о нём сейчас, никогда не захочет, чтобы он был лицом его литературной революции, зная, что он был грёбаным волшебством, пламенем- — Ты не должен извиняться, — наконец сказал Люсьен. — Ты не представляешь, сколько раз я думал об этом. Его мысли резко остановились. «Я… что?» — Ты чертовски соблазнителен, Гинси, разве ты не знаешь? Ты не понимаешь, что делаешь со мной, — Люсьен невесело рассмеялся, наклонился вперед и со вздохом закрыл лицо руками. — Я бы пропал без тебя, Гинси. — Ты? Пропал? — Спросил Аллен. — Я не думаю, что ты мог бы пропасть в этом мире, если бы попытался, Лу. — И я пытался, — ответил Люсьен. — Я пыталась затеряться в разных штатах, в разных школах, и всё же, каким-то образом, меня всегда находили. Иногда от плохих людей. А иногда и такими людьми, как ты, Аллен. — Такие, как я? — Люди, которые так мягки, душевны и чертовски невинны, что это заставляет меня хотеть узнать тебя. Ты думаешь, мы случайно встретились? Я видел тебя, слышал, как ты говорил в классе. В то время как все остальные видели в тебе чокнутого еврейского мальчика, я видел в тебе кое-что ещё. — Ты видел лицо своей революции, — ответил Аллен резче, чем хотел. — Я видел чудаковатого еврейского мальчика с талантом, о котором он и не подозревал, с блестящим умом. Кроме того, я увидел парня с гигантской V-картой на лбу, и мне захотелось развратить его, — добавил Люсьен с ухмылкой. Аллен рассмеялся и игриво хлопнул Люсьена по плечу. Затем он протрезвел. — Ты устанешь от меня. — Я никогда не устану от тебя, — немедленно ответил Люсьен. — Как я могу? Каждый день ты открываешь для себя что-то новое. Аллен сглотнул. Затем он кивнул и наклонился, чтобы снова завладеть губами Люсьена. И в этот момент он действительно верил, что Люсьен может заботиться о нём. Что он действительно заботится о нём. И, может быть, он полюбит его. Может быть, он действительно любил его. А потом Люсьен оставил его в покое. Голубые глаза, глубокие, как океан, тускнеющий в тюремной камере. Он убил Дэвида, потому что тот был волшебным, пламенем. И именно поэтому его срок был сокращен. Когда Люсьен вышел из тюрьмы, они поговорили. Они так и не узнали, что произошло в общежитии Люсьена той ночью. Когда Аллен посвятил ему книгу, он попросил убрать его имя. Сказал какую-то чушь о том, что не пускает людей в свою личную жизнь. Да, Аллен Гинзберг был в некотором роде идиотом. Он позволил себе влюбиться в Люсьена Карра, даже когда каждый знак говорил ему бежать в другую сторону. И что было хуже всего? Он даже не пожалел об этом.