Тень

Что ему ответить? Я иду в темноте на ощупь, Я четвертый год иду в темноте на ощупь, Без возможности обернуться иду на ощупь И не знаю, есть ли кто позади. Дана Сидерос

Утро Джима всегда начинается с Сайбока. — Джим! Джим! Вставай! Джим! Джим! Джимми! — в дверь, как всегда, колотят с такой силой, словно за вулканцем гонится стадо бешеных сехлатов, не меньше. В первый раз от такой побудки Джим жутко перепугался, пока не понял, что Сайбока просто распирает от внутренней энергии и он ничего не умеет делать наполовину. Если будить, так чтобы проснулся весь отсек. Джим перекатывается на бок и стонет. — Пошел ты к чёрту, Сайбок! За дверью так радуются, как будто Сайбок не в курсе, что он просыпается от малейшего шороха, не то что от его воплей. — Ты проснулся! Я жду внизу, у меня для тебя новости, — жизнерадостно сообщает Сайбок и, судя по всему, несётся дальше по коридору. Наверное, будить всех, кто еще не проснулся. Джим решает полежать еще секунду, но, в конце концов, ему и правда пора было вставать. Служба не ждёт. В крохотной каморке, которая служит им столовой, его ждёт Донелли. Она здесь никогда не ест — у неё для этого есть собственный дом и большая семья, чего нельзя сказать о Джиме — но неизменно составляет ему компанию, чтобы он завтракал не один. Обычно в это время они обсуждают задачи на день или просто сплетничают, но в этот раз ей явно не до этого — она озабоченно смотрит в падд; под миндалевидными глазами залегли круги, а тёмная кожа кажется посеревшей. Даже несмотря на это, она всё равно остается одной из самых красивых людей, что Джим когда-либо встречал. Он уверен, что лет двадцать назад она разбила сердца всех, кто сейчас занимает должности адмиралов. Всё то время, что она поглощена перепиской, Джим не мешает ей, рассеянно глядя, как её пальцы летают по экрану. Наконец она откладывает падд и, ссутулившись, со вздохом придвигает к себе чашку с таким крепким мате, от которого проснулся бы и горн. — Трудная ночка? — спрашивает Джим сочувственно. Она вздыхает. — Спрашиваешь. У Бена опять обострился кашель, а Герти всю ночь плакала. Колин останется с ними сегодня, но завтра ему нужно будет возвращаться в лабораторию. — Я могу прикрыть тебя завтра, — начинает он, но Донелли качает головой. — Пока не надо, — говорит она. — Найду кого-нибудь. Спасибо. — Если что, припряги Сорена, — подумав, коварно советует он. — Т’Лин вчера устроила ему нагоняй, так что следующие три дня он под домашним арестом. Думаю, она отпустит его к тебе. Тринадцатилетний вулканец регулярно получал взбучку от матери за неуемное любопытство, и потому активно одалживался сообществом на общественные работы. Только за последний месяц Сорен трижды присматривал за детьми Донелли, но, похоже, близнецы ему нравились. Донелли хмыкает, но никак не комментирует это. — Сайбок не пробегал? — спрашивает Джим, ковыряясь в овсянке. — Он сказал, что будет ждать меня. Она выгибает бровь. — Наверняка решил, что пока ты собираешься, он успеет доделать все дела разом. Совсем бешеный стал. «С тех пор, как не стало Вулкана», — не произносит Донелли вслух, но он и так понимает её. За три месяца они с ней успели неплохо изучить друг друга — так, как это бывает только у напарников. Пусть даже и поневоле. С тех пор, как Джима отстранили от службы, его отправили на один из самых нелюбимых среди студентов Академии форпостов Звездного Флота. На Т’Каре, небольшой планете в вулканском пространстве, существовало несколько колоний В’Тош Катур — вулканцев, отказавшихся от логики. За этим форпостом закрепилась слава не самого приятного для службы места — про вулканцев без логики небезосновательно ходили слухи, и не только среди их сородичей. Люди тоже косились на них с опаской, и желающих служить здесь было немного. Донелли с мужем были исключением. Флегматичной Донелли было всё равно, где служить, пока был счастлив её муж, который занимался не то антропологией, не то ксенолингвистикой, не то собирал местный фольклор — а может, и всё сразу. У него была собственная лаборатория, в которую было почти невозможно затащить студентов Академии — хотя доктор Донелли всё равно стоически пытался — и лишь изредка заезжали такие же увлеченные фанатики всех видов и рас. На позицию Джима желающих тоже было немного, поэтому сюда и отсылали провинившихся студентов. Не Дельта Веги, конечно, куда незадолго до него отфутболили кого-то из инженерного, но тоже мало приятного. Колония была немаленькая, но на её обслуживание требовалось не так много людей — первые пару недель они с Донелли справлялись без всякого напряга, что давало Джиму прекрасную возможность бурлить от негодования, прокручивая в голове своё дисциплинарное слушание снова и снова. А потом был уничтожен Вулкан и едва не уничтожена Земля, и ситуация резко изменилась. Из отвергнутых бунтарей вулканцы В’тош Катур внезапно стали представителями расы на грани вымирания, и небольшая колония превратилась в важный перевалочный пункт, который связывал слетающихся со всего квадранта вулканцев с Новым Вулканом. Большинство вулканцев по возможности старалось останавливаться на других планетах, но население и пассажиропоток всё равно увеличились в несколько раз. Так что в свете событий Джим пришелся здесь очень кстати, и в его ведомстве оказалось не только обеспечение работы систем и отслеживание прибывающих шаттлов, но и такие жизненно важные вопросы, как размещение беженцев, ведение учета припасов и медикаментов, а также вытаскивание Сорена из труб Джеффри и отлавливание Сайбока по всей колонии, поскольку тот имел неприятную привычку пропадать в самый нужный момент. Вот и сейчас, закончив с завтраком, Джим отправляется на свой пост. Полдня Джим тратит на инвентаризацию, которую они с Донелли поочередно мучили уже две недели, попутно разбираясь с поступающими запросами на вход и выход из атмосферы. Во второй половине дня у них внезапно случается протечка хладагента, и до конца смены он в меру своих сил помогает Донелли, в основном выступая мальчиком на побегушках, чему он не возражает — у Донелли золотые руки, чего не скажешь о Джиме, чьим потолком была починка репликатора. К тому моменту, как они более-менее разгребаются, и он, и Донелли едва передвигают ноги. Они расстаются в коридоре, мрачно обменявшись кивками — Донелли возвращается в их с мужем аппартаменты, в то время как Джим тащится в свою каюту, мечтая залезть в душ и спать до утра. Шестнадцатичасовые смены отбивают у него желание делать что-то за пределами нижней ступени иерархии потребностей. Естественно, именно в этот момент он вспоминает про Сайбока. Он останавливается у двери и долгую сладкую секунду сверлит её взглядом, прежде чем тяжело вздохнуть и отправиться на его поиски. Ему везёт — Сайбок обнаруживается в первом же месте, где он решает проверить, а именно в импровизированной библиотеке — небольшой комнатке с базой данных открытого доступа. В последнее время Сайбок частенько остается там, зачитываясь чем-то, от чего его глаза горят странной, пугающей убежденностью, но сейчас он кажется непривычно мрачным. Он, не замечая Джима, напряженно смотрит в падд, — уголки губ скорбно опущены, а лоб прорезает глубокая морщина. — Сайбок, — зовет Джим устало. Тот вскидывает голову и несколько секунд осоловело моргает. Как всегда, при виде него Джим чувствует необъяснимое сочетание дискомфорта и симпатии. — Ты утром говорил, что у тебя для меня какие-то новости, — напоминает он. Сайбок немного светлеет лицом. — Да! Утром я был в командном пункте… — Джим открывает рот, чтобы разразиться речью «что-черт-возьми-ты-там забыл», но затем Сайбок произносит то, от чего ему кажется, что его ударили под дых, — и поговорил с капитаном Пайком. — Ты… что? — переспрашивает он тупо. — Я сказал, что по местному времени у нас еще рань, а он сказал, что тогда свяжется с тобой снова после твоей смены, в… — Сайбок смотрит на хронометр, — то есть, через три с половиной минуты. — Секунду он молчит, и затем добавляет: — Ой. — Да чтоб тебя, Сайбок, — с чувством говорит Джим и разворачивается на каблуках. Сайбок что-то кричит ему вслед, просунув голову в дверь, но Джим игнорирует его, ковыляя по коридору с максимальной скоростью, на которую был способен. К тому моменту, как он добирается до панели связи, он весь в мыле и безнадежно опаздывает. Он едва ли не на автопилоте настраивает канал связи, и когда на экране появляется лицо Пайка, Джим с изнеможением падает в кресло, борясь с желанием вывалить язык. По виду Пайка понятно, что он явно ждет его уже какое-то время, но при взгляде на Джима, нетерпение на его лице заметно смягчается. — Кажется, я не вовремя, — говорит он вместо приветствия, слегка выгнув бровь. Он выглядит усталым, и в кадре маячит трость, которой раньше у него не было. Джим делает глубокий вдох и медленно выдыхает, после чего резко выпрямляется. — Никак нет, мой капитан, — отвечает он с преувеличенной бодростью. — Всегда готов к службе, мой капитан. Технически его ответ безупречен. Фактически — он опять дерзит вышестоящему офицеру. Жизнь ничему его не учит. — Какое похвальное рвение, — говорит Пайк с серьезной миной. — Я рад, что не ошибся в тебе. Тебя только что повысили. Джим знает, что тот шутит, но эти слова все равно неприятно царапают его. — Да ладно? — говорит он. — Неужели теперь я официально сменю Сайбока? Вообще-то, у этой колонии даже нет четкой иерархии, но Сайбок служит тут кем-то вроде самопровозглашенного губернатора. Не считая его странных телепатических способностей, с помощью которых он выступает своеобразным медиатором в спорах, он также является лидером мнений, хотя официально его статус нигде не закреплен. — А ты хочешь? — с интересом спрашивает Пайк. — Да упаси звезды. — Ну вот и славно, — кивает Пайк. Секунду он молчит. — Я не шутил про повышение. Только было расслабившийся Джим вновь выпрямляется. — Брехня, — выпаливает он. Наткнувшись на взгляд Пайка, он добавляет, — со всем уважением. Сэр. — Ни капли, сынок, — он склоняется к экрану и что-то печатает. На экране вспыхивает уведомление, и когда Джим открывает файл и начинает читать, его брови лезут на лоб. Пайк внимательно наблюдает за ним. — Старший помощник на «Энтерпрайз»? — спрашивает Джим, едва находит слова. — Вы там все что… — «спятили», хочет сказать он, но ему все же хватает ума не заканчивать это предложение. — Мы там что? — услужливо переспрашивает Пайк, явно развеселившись. — Провинившийся студент, который тухнет на далёком форпосте, и сразу в старпомы? Да медиа вас сожрут. — Разумеется, Джим, — отвечает тот сухо. — Это ведь то, что сейчас больше всего нас волнует. Медиа. Джим прикусывает язык. — Звездный флот не просто лишился лучших офицеров, Джим, — в голосе Пайка звучит жесткость. — Мы потеряли не только Вулкан. Мы утратили будущее. Надежду, — несколько секунд он молчит. — Пятилетняя научная миссия «Энтерпрайз» — проект почти неразумный. Отчаянный. Но нам нужно это, Джим. Нужно как никогда. Он смотрит прямо на него. — Я зову тебя на должность старпома, да, но это не совсем так. Я хочу, чтобы ты стал капитаном и возглавил эту миссию. — Крис, — говорит Джим беспомощно. Во рту у него сухо. — Приказ о моем повышении до адмирала уже составлен. На нем не хватает только подписи. Я оставлю пост капитана, когда увижу, что ты готов к этому. — Я еще не согласился, — напоминает Джим торопливо. — Неужели в Звездном флоте вообще больше некого позвать? — Не то чтобы Джим не хотел этого, но… — Не может быть, чтобы я был единственным вариантом. — Ты думаешь, что я тебя выбрал по знакомству? — спрашивает Пайк. Он хмыкает. — Донелли написала тебе безупречную характеристику. Сайбок утром присоединился к ней. — Джим понятия не имеет, как на это ответить. — И между нами, я считаю, что решение Кобаяши Мару говорит в твою пользу. Это именно то, что я жду от капитана подобной миссии. Оригинальности и нежелания вписываться в рамки. — Но меня сослали, — напоминает Джим. Он вовсе не держит обиду за это — во всяком случае, не на Пайка, — но и забыть об этом не так уж легко. Пайк закатывает глаза. — Тебя это так смущает? Спроси меня, где я провел лето третьего курса. — Где… — он даже не успевает задать этот вопрос, как ему тут же отвечают. — На Флизе Пять. — На Фли… Ого. — Вот именно, ого. Джим чувствует странную смесь восторга и ужаса. — Хочу ли я знать? — спрашивает он. У него даже не хватает фантазии предположить, что он мог такое натворить, чтобы получить путевку туда. — Хочешь. И, возможно, узнаешь, если согласишься, — отвечает Пайк легко. — Дешевый трюк, — тут же парирует Джим, уже прикидывая, в какой базе искать отчет о таинственном инциденте. Судя по лицу Пайка, тот прекрасно знает, о чем он думает. — И не мечтай, ты его не найдешь. Этот файл был погребен в архиве моим лучшим программистом, — на миг его лицо выражает странную нежность, и Джим отводит взгляд. — И между прочим, у меня есть еще один аргумент. — Какой? — Боунз. Джим буквально слышит звук, с которым в крышку его гроба заколачивается последний гвоздь. — Грязно играете, Крис. — Как говорят на Флизе: «Вижу цель, иду к цели». Жду твоё согласие до конца рабочего дня. Конец связи. Джим еще долго смотрит в черный экран с эмблемой Звездного флота, рассматривая свое отражение в стекле. Ему не слишком нравится то, что он видит. * * * Утро Джима всегда начинается с Сайбока. И если Джим говорит всегда, то это значит всегда. Честно говоря, по такой побудке Джим точно скучать не будет. Джим открывает глаза и смотрит в потолок. Затем поворачивает голову вбок. Сайбок восседает на стуле, сложив руки на спинке и опустив на них подбородок. На его лице написана глубокая задумчивость. Это не предвещает ничего хорошего; Джим предпочел бы, чтобы ему в дверь колотили, чем это. — Что ты тут делаешь, Сайбок? — говорит Джим и садится в постели. Судя по всему, до начала смены у него еще есть немного времени. — Я хочу попросить тебя об одолжении, Джим, — говорит Сайбок, и вот этого… Вот этого Джим и опасался, услышав вчера, что Сайбок дал ему хорошую рекомендацию. Потому что Джим точно успел узнать о нём, так это то, что тот ничего не делает без причины. — Какого рода одолжении? — Ты можешь отказаться, — продолжает Сайбок, и, ладно, это немного обнадеживает, но не слишком. Джим решает, что это хороший момент, чтобы вылезти из постели и дойти до стола. Пока он пьет из чашки со вчерашним чаем, Сайбок не сводит с него глаз. Джим бедром опирается на стол, потому что единственный стул уже занят. — И ты не будешь меня переубеждать, если я откажусь? — спрашивает Джим подозрительно, потому что телепатические способности Сайбока выходили за пределы того, что Джим слышал и читал о вулканцах. Он мог вдохновлять, вселять надежду, приумножать уверенность, приносить избавление от душевной боли, — и всё это было совершенно неоценимо в последние месяцы, когда так много вулканцев страдали — но так же он мог и убеждать, ломать сопротивление, внушать и манипулировать. Лоб Сайбока прорезает глубокая морщина. — Нет, Джим. Всё зависит от твоего собственного решения. Оно должно идти только от тебя самого — я бы никогда не вынудил тебя стать val'reth. У Джима начинает неприятно сосать под ложечкой. — Что за просьба? — спрашивает он прямо, пока что не фокусируясь на последней фразе, которую он не понял. Губы Сайбока опускаются в горестной гримасе. — Вчера я получил новости… Это касается моего брата. Джим выдыхает. Сайбок вскользь упоминал о нем — один-единственный раз, немногословно и немного некстати, как делают те, кто не привык посвящать других в свои тяготы. Джим знает таких людей; одного из них он каждый день видит в зеркале. — Я скорблю вместе с тобой, — говорит Джим фразу, что за последние три месяца приросла к его губам, как бинт ко всё ещё кровящей ране. Эта рана закроется еще очень не скоро. Сайбок отвечает ему коротким кивком. — Что ты знаешь о вулканском браке? — спрашивает он, помолчав. — Ну, он чаще всего договорной? — За время своего пребывания в колонии Джим не раз слышал критику именно этого аспекта. — И там присутствует элемент ментального слияния? — Телепатические узы, верно, — соглашается Сайбок. — Их заключают в семилетнем возрасте, и к моменту собственно заключения брака во взрослом возрасте они обычно уже достаточно прочные. Джим имеет не слишком цензурное мнение насчет детских помолвок, но Сайбок явно рассказал это не ради дискуссии на этот счёт. Тот всё равно замечает его возмущение. — Да-да, таков вулканский путь, — кривится он. Затем он вздыхает. — У моего брата тоже была невеста. И теперь она желает вступить в новый брак. Джим даже не знает, как на это реагировать. — Полагаю, это не слишком хорошо? Сайбок морщится. — Не то слово, Джим. По вулканским обычаям вдовец ещё год после смерти супруга должен сохранять траур. — Мне жаль, что она пренебрегла правилами приличий. Тот хрипло смеется. — Вулканцы не земляне, Джим. Они руководствуются не правилами приличий, а логикой. Существует логика в том, чтобы в ситуации катастрофического бедствия моего народа молодая вулканка пожелала как можно скорее вступить в новый союз. Но существует логика и в том, чтобы траур был соблюден. Видишь ли, этот год нужен для того, чтобы определить судьбу катры погибшего супруга. — Катры? — переспрашивает Джим. — То есть ты говоришь о его… душе? Он, конечно, слышал о катре, но у него не было возможности вступать в пространные дискуссии о высоком. — Можно сказать и так, — Сайбок дергает плечом. — Сейчас Т’Принг является хранительницей его катры, но если она расторгнет брак, то ей нужно будет новое вместилище. Наступает долгая пауза. — Я так понимаю, в этом и заключается твоя просьба? Ты просишь меня стать хранителем его души? — спрашивает Джим наконец, когда за этим ничего не следует. — Да, — с облегчением говорит он. — И почему ты решил, что я — идеальный кандидат для этого? — спрашивает Джим устало. Со вчерашнего разговора с Пайком его мир кажется всё более и более сюрреалистичным. Он вот-вот ждёт, что Баджор провозгласит его своим пророком, он бы уже не удивился. — Раньше катры могли храниться в специальных сосудах, однако после уничтожения Вулкана нам пока не удалось найти камень с теми же свойствами. Мы вынуждены передавать катры выжившим членам семьи или тем, кто готов нести это бремя. Этот случай именно из таких. Его мать не перенесет такую ментальную нагрузку. У отца слабое сердце. А я… — Сайбок сводит брови. — Не думаю, что это хорошая мысль. В этом, пожалуй, Джим с ним согласен. — А другие вулканцы? Во взгляде Сайбока сквозит какая-то горькая снисходительность. — Сейчас все вулканцы носят в себе своих мертвецов, — отвечает он. — И я говорю не только о катрах. И с этим было невозможно спорить. За это время Джим повидал достаточно вулканцев — с бледными лицами, запавшими щеками, потухшим взглядом. Они все несли одну и ту же метку неизбывной печали, которой не было у них ранее. — Мне больше некого попросить, Джим, — говорит Сайбок негромко, — потому что больше никого не осталось. Не найдя, что на это ответить, Джим долго молчит, обдумывая сказанное. Наконец он сдаётся. — Что это будет значить для меня? — Раньше передача вулканской катры людям была чревата некоторыми последствиями, — с готовностью провозглашает Сайбок, — но теперь, когда мы знаем о лексорине — препарате, который нивелирует возможные побочные эффекты — риск практически сведен к нулю. Джиму очень не нравятся слова «последствия», «побочные эффекты» и «практически» в контексте одной фразы, особенно в устах Сайбока. — То есть вы уже делали с людьми такое раньше? — спрашивает он скептически, на что получает неожиданно широкую ухмылку. — Чаще, чем ты думаешь. — Сайбок ненадолго замолкает. — После ритуала ты будешь вести свою жизнь как раньше, а через какое-то время, когда жизнь на Новом Вулкане более-менее утрясется, мы заберем у тебя его катру. Взглянув на хронометр, Джим понимает, что ему давно пора собираться на смену. Несмотря на то, что он подписал документы о переводе, предстояло еще несколько дней доработать на Т’Каре. — Мне нужно спокойно подумать над твоим предложением, — говорит Джим, натягивая форменную майку. — Я сообщу тебе о своем решении. Сайбок не слишком доволен этим ответом, но на этот момент другого у него нет. * * * — …Гражданство Нового Вулкана? — повторяет Джим. Он даже отрывается от пилотирования, в упор глядя на Сайбока. Тот поигрывает кисточкой своего непривычно официального вулканского одеяния, не встречаясь с ним глазами. — Да, а почему нет? Это большая услуга для вулканского народа. По какой-то причине Джим сильно в этом сомневается, о чем он ему и сообщает. — Ну ладно, ладно, — наконец сдаётся тот. — Если бы ты был просто хранителем, тебе бы его не выдали. Но, гм… Твоя ситуация немного отличается. — Сайбок, ты можешь говорить прямо? — требует Джим. — Я хочу знать, во что ввязываюсь, раз уж я на это согласился. — Катры могут храниться даже посторонними людьми, — говорит Сайбок неохотно. — Но Т’Принг была его невестой, и по обычаю, принимая катру, ты занимаешь её место. Ненадолго в шатле воцаряется тишина. — То есть… — говорит Джим, когда находит слова, — я стану его — кем? Вдовцом, что ли? — Скорее, супругом. Технически, это будет означать заключение семейных уз. — То есть посмертный брак? — уточняет Джим, раздумывая над иронией. Похоже, ему мало было отца, который умер через несколько минут после его рождения, раз теперь он решил заполучить себе мужа, который умер за несколько месяцев до их свадьбы. — У вас тоже такое есть? — оживляется Сайбок, и следующие несколько минут Джим рассказывает про призрачные свадьбы в Китае и посмертные браки во Франции. После этого в шаттле вновь ненадолго повисает молчание, прерываемое лишь писком приборов. — Ты чем-то напоминаешь мне моего брата, — говорит Сайбок внезапно. Он рассеянно потирает бороду. Это настолько резкая смена темы, что Джим совершенно сбит с толку. — Это чем же? — Твоя аура… — начинает Сайбок, но Джим фыркает, перебивая его. — Заливать-то не надоело? Вулканцы не видят ауры. Сайбок ухмыляется. — Ну хорошо, не аура. Может, у вас гороскоп похожий. Луна в огне, Т’Кут в Овне, Венера в дурдоме. Джим прекрасно понимает, что тот, скорее всего, делает вывод на основе своих незаурядных телепатических способностей, но решает оставить это без комментария. — Откуда ты вообще знаешь, что такое гороскоп? — казалось бы, Джим должен был уже перестать удивляться всему, что касается Сайбока, но его совершенно человеческое чувство юмора в сочетании с вулканской внешностью каждый раз выбивает его из колеи. — А ты думаешь, что люди — первые, кто начали высчитывать судьбу по звездам? — Сайбок задумчиво таращится в смотровое стекло на те самые пресловутые звезды, как будто пытаясь прочитать по ним что-то. — Все расы смотрят в небо, Джим, и все надеются узнать свой путь. Раньше, еще до Сурака, вулканцы пытались при помощи звёзд найти своего t'hy'la. — T'hy'la? — Это что-то вроде… родственной души, — поясняет Сайбок так легко, так небрежно, что Джим не обращает на это особого внимания. — Не думал, что на Вулкане были такие же романтики, как и на Земле, которые сходили с ума по идее второй половины. — Раньше вулканцы даже не верили в существование катр, но они ошибались. Почему этот миф тоже не может оказаться правдой? Джим не видит смысла спорить о том, в чем он ни черта не понимает. Пускай вулканцы разберутся с этим как-нибудь без него. Вместо этого он вновь переводит взгляд на планету, которая уже три месяца как стала оплотом для вулканского народа; с каждой минутой она становится всё ближе. Он украдкой смотрит на Сайбока, который вновь впал в меланхолическое настроение, которое периодически сменяли вспышки странного веселья. — Ты уже был там? — спрашивает Джим; он проверяет расчетное время прибытия, прикидывая, что скоро настанет пора выходить из варпа. — Нет, — отрывисто отвечает Сайбок. После длинной паузы он добавляет, — я был изгнан с Вулкана, Джим, и не разговаривал со своими родителями много лет. Если бы не ты, меня бы и близко не подпустили даже к Новому Вулкану. — Но ведь они всё-таки написали тебе, — резонно замечает Джим. Сайбок хмыкает. — Мне написала жена отца. У нас с братом разные матери. — Оу. С одной стороны, Джиму следовало бы расспросить о будущих… родственниках? поподробнее, но с другой стороны, он так или иначе столкнется с ними уже через несколько часов, так что Джим лишь сочувственно мычит в ответ, плавно выводя шаттл из варпа. Они без проблем получают разрешение на вход в атмосферу, но на поверхности планеты возникает длительная задержка. Вулканцы с явной неохотой дают Сайбоку допуск на посещение святилища. — Трудно их винить в мнительности после произошедшего, — комментирует это Сайбок философски. Джим, потея и отчаянно щурясь, оставляет его реплику без ответа — он экономит дыхание. Силами выживших вулканцев и волонтеров первый — и пока единственный — город на Новом Вулкане уже начал обретать характерные черты, знакомые Джиму по учебникам. Масштаб проделанной работы впечатляет — поселение уже больше, чем их колония на Т’Каре — но транспорт пока что оставался в дефиците. Им требуется почти сорок минут, чтобы добраться до святилища, и когда они вваливаются в величественное здание, одежда Джима пропиталась потом. Внутри царит блаженный полумрак, и тени, и шепоты, и на какой-то миг Джим теряет связь с реальностью. Он вздрагивает, когда несколько силуэтов отделяется от теней и оказываются вполне реальными существами из плоти и крови. Во главе процессии стоит статный вулканец с короткими вьющимися волосами, в богатом одеянии пурпурного цвета. Джим с запозданием понимает, что заблуждался, считая, что вулканцы считают украшение своего наряда нелогичным, потому что на шее у него покоится массивное ожерелье, выполненное в абстрактном стиле, а руки украшают несколько перстней. Спутница вулканца, красивая женщина с выразительными темными глазами, напротив, одета весьма скромно, но её одеяние — единственное светлое пятно среди одетых в тёмные цвета тона вулканцев, так что она выглядит величественно, составляя ему достойную пару. За их спиной стоит еще один вулканец, который кажется значительно старше; он держится поодаль, но не сводит внимательного взгляда с их компании. Сайбок обгоняет его, подходя к женщине и порывисто хватая её за плечи. — Dif-tor eh smusma, — произносит он с пылом, склоняясь к ней, и она привстаёт на носочки, чтобы звонко поцеловать его в щёку. Джим моргает, когда видит на её лице тёплую улыбку. Целую секунду он думает, что она тоже из вулканцев, отказавшихся от логики, но затем понимает, что она человек. Его живот ухает внезапным предчувствием. — Я рада встрече, Сайбок, пусть и при таких обстоятельствах, — её улыбка становится горькой. — Как и я, Аманда, — отвечает он и, словно утешая, двумя пальцами касается её щеки. Стоящий рядом с ними вулканец не произносит ни слова, но они оба игнорируют его и одновременно поворачиваются к Джиму, который невольно ёжится. Аманда подходит к нему и берёт его за обе руки. — Я не знаю, как мне выразить свою благодарность, мистер Кирк, — говорит она, и ее голос полон эмоций. — То, что вы согласились сделать для моего сына… Она быстро моргает, явно пытаясь не дать слезам пролиться. — Ну что вы, мэм, — говорит Джим беспомощно и, прочистив горло, добавляет, — Зовите меня Джимом. — А вы меня — Амандой, — она сжимает его руки, и он коротко сжимает их в ответ. Она отпускает одну его ладонь и подводит его немного ближе. — Джим, познакомься с моим супругом. Сарек — посол Земли с В… Нового Вулкана. Ни от кого не укрывается её маленькая запинка, но они все воздерживаются от комментариев на этот счёт. — Джеймс Кирк, — Сарек складывает руку в та’але, и Джим по мере сил повторяет его движение. — Я как посол высоко ценю то, что вы откликнулись на несчастье вулканского народа. — Он молчит почти целую минуту, прежде чем выдавливает: — И как отец. За неимением лучшего Джим немногословно принимает его благодарность. — Это относится и к тебе, Сайбок, — продолжает Сарек, и тот вскидывается так резко, как будто его ударили. Он явно не ожидал, что отец вообще заговорит с ним, и когда он, тщательно подбирая слова, что-то говорит по-вулкански, Сарек согласно склоняет голову. — Думаю, нам стоит дать им пару минут наедине, — Аманда деликатно берёт Джима под локоть и отводит в сторону, проводя вглубь зала. Пожилой вулканец остаётся стоять в отдалении, сложив руки за спиной. — Сарек не разговаривал с сыном уже много лет, — она тихо вздыхает. — Как, впрочем, и со Споком. К чести Джима, он даже не дёргается, когда его подозрения оказываются правдой. Ну конечно, это Спок — тот самый вулканец, который уличил его в академической нечестности; тот, из-за кого его сослали на Т’Каре; тот, из-за которого он оказался здесь. Джим даже не знает, почему он вообще удивляется. — Мне жаль, — говорит он, надеясь, что она не расстроилась на слишком затянувшуюся паузу. Аманда медленно качает головой. — С этим можно смириться, — замечает она спокойно, пока они чинно идут по круглому залу. Джим с легким недоверием замечает, что в зале они — не единственные люди. Ему даже кажется, что он видит андорианца, но он не вполне уверен. Аманда тяжело сглатывает, и он вновь обращает внимание на неё. — Kaiidth. Это вулканский постулат, который в грубом переводе на стандарт звучит как «что есть, то есть». Но я пока не смогла принять это в отношении смерти своего сына, — тихо говорит она. — Дети не должны уходить раньше своих родителей. У него для неё нет слов утешения, но она их, похоже, и не ждёт. — Вы знаете, что он погиб, спасая меня? — на её лице появляется дрожащая улыбка. Джим молча качает головой. — Подо мной начала проваливаться плита. Он… схватил меня и отбросил в сторону. Он остался с Вулканом до самого конца. Она закусывает губу так, что она белеет, и они продолжают молча идти по залу, замыкая круг. Когда они вновь подходят к Сайбоку с Сареком, рядом с ними стоят ещё двоё вулканцев: полноватый мужчина средних лет и высокая статная девушка. Её можно было бы назвать красивой, если бы не надменное выражение лица и холодные глаза. Сарек представляет их Джиму как целителя Аварака и Т’Принг. Все вновь обмениваются вежливыми приветствиями, хотя Сайбок единственный, кто не скрывает откровенной неприязни к девушке. Целитель Аварак сопровождает Т’Принг и Джима в отдельную небольшую комнату, в которой нет ничего, кроме двух кушеток, на которые они и опускаются. Целитель вкалывает Джиму гипо с лексарином, от чего у него начинает кружиться голова и не хватает кислорода, как от приступа горной болезни, и после этого встаёт между кушетками так, чтобы у него была возможность касаться их лиц одновременно. Предчувствуя вторжение в свой разум, Джим инстинктивно съёживается; в один миг он слышит голос, который цитирует что-то на вулканском, и чувствует пальцы, цепко касающиеся его лица, но в следующий миг ему кажется, будто его обдало потоком раскаленного воздуха, обожгло, опалило и оставило там лежать, открытым и уязвимым. Он распахивает глаза и ахает, когда пальцы Аварака отпускают его, потому что разрыв ментального контакта не приносит облегчения, и лишь через долгий миг после этого приходит спокойствие и покой, будто его укрывает спасительная тень. Джим недоуменно моргает, слыша, как шуршит ткань где-то сбоку; он чуть поворачивает голову и наблюдает, как Т’Принг плавно поднимается и, не задерживаясь, покидает комнату. Целитель Аварак не обращает на неё никакого внимания, глядя на него с чем-то, подозрительно напоминающим растерянность. — Позвольте проверить ваше состояние, — говорит он, помогая ему сесть, и Джим, осторожно приняв вертикальное положение, кивает. Аварак едва касается кончиками пальцев его шеи и замирает, как будто прислушиваясь. Через несколько секунд он опускает руку. — Полагаю, вы можете идти. Между бровей у него всё еще заметна озадаченная морщинка, но, присмотревшись, Джим замечает, что кожа вулканца кажется пепельно-серой. Должно быть, он работает с рассвета до самого заката, пытаясь помочь как можно большему числу своих соплеменников. — Благодарю вас, — говорит Джим и спрыгивает с кушетки, не желая задерживать целителя дольше, и Аварак медленно кивает, провожая его взглядом. Семья Спока, как и ожидалось, намерена окружить его своим безраздельным вниманием, но, заметив, как он утомлен ритуалом и долгим путешествием, они отступают. Сайбок и Аманда тепло прощаются с ним, несколько раз напомнив, что теперь он часть их семьи, и даже Сарек говорит несколько слов, но в конце концов они отпускают его. Джим не хочет находиться в их присутствии дольше необходимого, потому что знает: его присутствие будет вечно напоминать им о том, кого они потеряли. Провожает Джима до места его ночлега тот пожилой вулканец, который всё это время маячил в отдалении. В его распоряжении такая роскошь, как ховеркар, при виде которого Джим едва не пускает слезу. Он не уверен, что выдержал бы ещё одну ходку по такой жаре. С блаженным вздохом растянувшись на пассажирском сидении, он с любопытством косится на незнакомого вулканца. — Не помню, чтобы нас представили, — замечает он, когда ховеркар отрывается от земли; он заговаривает скорее для того, чтобы просто что-то сказать, чем из желания вести беседу. — Меня называют Селек. После этого он не произносит ничего, но молчание не кажется неуютным. В лице вулканца угадывается что-то, подозрительно напоминающее лукавство. — Рад знакомству, — говорит Джим. — А я… — Джеймс Тиберий Кирк. Мы знакомы. Джим захлопывает рот, пытаясь понять, имел ли он в виду то, что вулканец знал его имя, или под этим подразумевалось нечто иное. Вероятно, это просто трудности перевода, решает он, не в силах ломать голову над очередной трудностью. Остаток пути они проводят в молчании, и он даже умудряется ненадолго задремать, но совсем скоро ховеркар останавливается. Джим со вздохом выпрямляется, потирая глаза. — Спасибо, что подбросили. — Я рад помочь, капитан. — Джим снова моргает. Кажется, этот вулканец был очень старым. Или очень странным. Он уже собирается вылезти из салона, как вулканец что-то ему бросает. Джим чудом ловит карточку, на которой красуется его официальная фотография, сделанная при зачислении в Академию. Он вглядывается в неё. — Так Сайбок не шутил насчёт гражданства, — бормочет он себе под нос ошарашенно и переводит взгляд на вулканца, на губах которого играет загадочная улыбка. Тот, поймав его взгляд, складывает руку в та’ал. — Живи долго и процветай, — говорит Селек торжественно. — Да, точно, — неловко отвечает Джим, лихорадочно пытаясь припомнить правильную фразу для ответа, но она, как назло, совершенно вылетела из головы. Он складывает руку в ответном прощании. — И вам того же, в общем. Когда он захлопывает дверь, ховеркар резко срывается с места, но Джим почти уверен, что доносящийся из салона искренний смех ему не почудился. * * * Два дня спустя Джим делает глубокий вдох и последним забирается в шаттл. Дверь за ним с шипением закрывается, а пилот начинает готовиться к отлету. Он проходит мимо сидений, на которых сидят молодые офицеры — некоторые из них знакомятся с соседями, а кто-то восторженно прилип к окну, ожидая выхода из атмосферы. Свободное место оказывается только одно, в самом конце, где сидит привлекательная блондинка. Её голубые глаза рассеянно смотрят в окно, а непослушная прядь выбилась из каре, падая на щеку. — Можно? — спрашивает Джим, несмотря на то, что больше-то сесть ему и негде. От звука его голоса она вздрагивает, и, обернувшись к нему, спрашивает: — Что именно? Джим фыркает. — Хотелось бы сесть, но если без этого никак, то могу и подкатить, — говорит он серьезно. — Перебьюсь ради разнообразия, — она со смехом качает головой, и он, приняв это за приглашение, садится. От неё негромко веет солью и горьковатыми средиземноморскими травами. — Неужели это случается так часто? — Ты даже не представляешь, — вздыхает она. — Кэрол. — Джим, — возвращает он. — Я знаю, — он приподнимает брови, и она говорит, — Джим Кирк, так ведь? Я слышала о тебе. Ну разумеется. Джим кисло улыбается. Заметив это, она чуть прищуривается. — Я слышала о тебе от Кристины Чепел. — А, — красноречиво говорит Джим. — Как она? — Спросишь у нее сам. Её тоже перевели на «Энтерпрайз». — Вот как. Это… здорово. Секунду они сидят в глубокомысленном молчании, пока шаттл выходит на орбиту. Затем Кэрол спрашивает: — Ты же и понятия не имеешь, о ком я, правда? — Ни единого, — признается Джим, и Кэрол вздыхает. — А ты еще удивляешься, что твоя слава бежит впереди тебя. Ну… В Академии Джим и правда пользовался определенной репутацией, но в основном потому что он хотел откреститься от клейма сына Джорджа Кирка, и любая известность была лучше этой. — Моя слава — тяжкое бремя, — картинно вздыхает он, и Кэрол прыскает. Остаток пути они непринужденно перебрасываются репликами. Джим делится с ней смешными случаями из Академии и байками со службы на Т’Каре, в то время как Кэрол рассказывает про курьезы из своей практики. Учитывая, что её специализация — вооружение, от некоторых её историй Джиму становится очень не по себе. Когда шаттл приближается к «Энтерпрайз», они с Кэрол, не сговариваясь, замолкают, глядя на корабль во всей его красе. Судя по тому, какая тишина воцаряется по всей кабине, они все чувствуют необъяснимый трепет перед этим величественным судном. Поскольку они с Кэрол сидят в конце, выходят они тоже последними. Большая часть новоприбывших группируется возле встречающего их лейтенанта, кто-то здоровается со старыми друзьями, но это всё не то, что ищет Джим. Стоящая рядом Кэрол полувопросительно косится на него, пока он осматривается, и когда Джим замечает то, на что втайне надеялся, то выпрямляется и уверенно шагает к стоящему поодаль человеку. Она решает следовать за ним, и Джим не возражает. Сначала они идут нога в ногу, но когда Джим постепенно начинает ускоряться, она неизбежно отстает. Он на полной скорости и с радостным воплем влетает в распахнутые объятья, с наслаждением втягивая в себя знакомый запах — терпкий землистый чай матча, в сердце которого таится сладковатая орехово-сливочная нотка. — Ну ладно, вот без этого я бы обошёлся, — ворчит Боунз, когда Джим от избытка чувств пытается повиснуть на нём. — Кого ты пытаешься обмануть, Боунз, — весело отвечает Джим, но послушно встаёт на ноги. Он слегка отстраняется, чтобы внимательно рассмотреть друга. Боунз кажется здоровым и полным сил, но по заметному облегчению на его лице Джим догадывается, как сильно его лучший друг скучал по нему. И это взаимно. На Т’Каре звонки Боунза были едва ли не единственной его отдушиной, не считая редких переписок с братом и матерью, которые как всегда были по уши в работе. — Я рад тебя видеть, — отвечает Боунз прямо, — но я был бы рад еще больше, если бы ты не выглядел так, будто тебя всю ночь черти гоняли. Он настойчиво тянет его в сторону двери, что вызывает у Джима справедливый протест. Хотя он, наверное, и правда выглядит неважно после всех этих ритуалов и перелётов, но если позволить Боунзу помыкать собой с первых секунд, он вообще его из медотсека не выпустит. Он уже наверняка подготовил для него биокровать с персональной табличкой. Джим только раскрывает рот, чтобы возразить, как у него за спиной раздается голос: — Что, на этом корабле всех так встречают? — спрашивает Кэрол со смехом. Джим использует этот момент, чтобы выкрутиться из хватки Боунза и отскочить на пару шагов. Боунз круто разворачивается, явно только сейчас заметив Кэрол. Судя по тому, как сильно он хмурится, он растерян внезапным появлением нового человека, хотя и пытается не подать виду. — Верно, мне нужно осмотреть и вас, — говорит Боунз отрывисто, смеряя Кэрол критическим взглядом, от чего Джим едва не закатывает глаза. Судя по всему, без него Боунз совсем одичал и не выходил из своей пещеры — то есть, медотсека — из-за чего утратил способность заводить знакомства как приличные люди. — Что, прямо здесь? — отвечает она почти без паузы, затем пожимает плечами. — Ну, раз нужно… Боунз едва не взвизгивает от возмущения, когда она заводит руки за спину, чтобы начать расстегивать молнию на платье. Джим покатывается со смеху, за что немедленно получает подзатыльник. — Она что, отпочковалась от тебя, что ли? — спрашивает Боунз с отвращением. Он поворачивается к Кэрол всем телом. — Послушайте, мисси… — Для вас глава научного департамента доктор Уоллес, — говорит Кэрол выразительно, приподнимая брови. Боунз слегка сдаёт назад, но потом сводит брови. — В таком случае, для вас я глава медицинской службы доктор Маккой. — Что ж, приятно знать, что это было неуклюжее приглашение на медосмотр, а не сексуальное домогательство. Они в упор смотрят друг на друга: разве что искры не сыпятся. — Дети, вы закончили выяснять, кто из вас альфа-ботан, или мне расставить вас по углам? — спрашивает Джим, ухмыляясь, как полный придурок. Боунз фыркает, а Кэрол после короткой паузы оборачивается к нему. — Расставить нас? — Если вы еще не в курсе, то вот это, — Боунз бесцеремонно тычет в Джима пальцем, — наш новый старпом, помоги нам всем господь. — Боунз, я прямо купаюсь в твоей любви. Больше Джим ничего не успевает вставить, потому что Кэрол внезапно произносит: — Старпом, ха? — Её голос звучит задумчиво. — Так доктор почти прав насчет почкования. Мы с тобой оба — замена тому вулканцу. Он же был и старшим помощником, и главой научного отдела, так ведь? Как его звали?.. На миг внутренности Джима превращаются в лёд. — Спок, — вздрогнув, они оба поворачиваются к Боунзу. На его лице застыло странное выражение, которое Джим никогда у него не видел. — Его звали Спок. Несколько секунд они молчат — Боунз смотрит сквозь них, как будто это они — призраки, Кэрол явно не знает, что сказать, а Джим… Джим чувствует сосущую пустоту. — Коммандер Кирк? — окликает его невысокая женщина, и он, вздрогнув, оборачивается к ней. Её светлые волосы собраны во впечатляющую по своей сложности прическу, а в руках она держит падд. — Старшина Дженис Рэнд. Мне поручено отвести вас к капитану Пайку. Джим выпрямляется, отвечая на её на удивление твердое рукопожатие. С того момента, как Джим ступил на борт «Энтерпрайз», он не должен забывать, что теперь является командующим офицером. — Ведите, старшина, — отвечает он ей сдержанно. Еще секунду Дженис строго смотрит на него, затем кивает и разворачивается на каблуках. Джим на миг сжимает плечо Боунза, который на это только хмурится, криво улыбается Кэрол и спешит за Дженис. Всё время до каюты Пайка она докладывает ему об основных структурах и системах корабля. Хотя Джим успел неплохо изучить схемы и отчеты Флота об «Энтерпрайз», Дженис делится с ним данными, которые не отражены в официальных файлах — в каких частях корабля размещены каюты сотрудников разных департаментов, какие лаборатории полностью оснащены, а какие только ожидают переоборудования, даже особенности комнат отдыха в разных секторах. Дженис просто кладезь информации, и Джим впитывает её как губка. Они слишком скоро останавливаются перед дверью в капитанскую каюту, и он делает себе зарубку позже обязательно расспросить обо всём, что она не успела ему рассказать. Когда он входит в каюту, Пайк сидит за компьютерной консолью, дописывая что-то в файл. Капитан никак не показывает, что услышал, как вошел Джим, и тот терпеливо ждёт, осматриваясь по сторонам. Пайк допечатывает предложение и закрывает файл, разворачиваясь к Джиму. Улыбается, но не встаёт. — Рад тебя видеть, Джим. — И я вас, сэр, — говорит он совершенно искренне, пожимая Пайку руку и, подтащив к себе ближайший стул, опускается на него. — Отлично выглядите. Для того, кто претерпел ромуланские пытки, капитан и правда выглядит просто превосходно. — Это всё аксессуары, — подмигивает Пайк, чуть коснувшись стоящей неподалеку трости, и Джим смеётся, запрокинув голову. Пайк, наклонившись к ящикам, выуживает увесистую стопку паддов, которые передаёт ему. — Здесь основная информация, — говорит он. — Мы пока не получили приказа о новой миссии, так что у тебя еще есть пару дней, чтобы разобраться с графиками смен и познакомиться с основным командным составом. Джим оценивает объём информации и едва удерживается от того, чтобы озабоченно нахмуриться. — Что-то многовато информации на основной командный состав, — хмыкает он. — Здесь подробные файлы на весь экипаж, — Пайк откидывается в кресле. — Ты ведь не забыл, что, если не возникнет непредвиденных обстоятельств, станешь капитаном? И что тебе понадобится старший помощник? — Вы хотите, чтобы я приступил к его поиску немедленно, — резюмирует Джим. Он слегка ошарашен подобной спешкой, но учитывая, что с момента уничтожения Вулкана Пайк неофициально выполняет обязанности адмирала и вынужден совмещать это с командованием «Энтерпрайз», его, пожалуй, можно понять. Тот неопределенно машет рукой. — Я, разумеется, не буду на тебя давить. Твоё решение должно быть объективным и взвешенным, и, конечно, ты должен узнать этих людей в действии. Но между нами — да, я хочу, чтобы ты начал думать об этом с первых же дней. Чтобы к моменту, когда «Энтерпрайз» отправится в пятилетнюю миссию, ты был на тысячу процентов уверен в своей команде. Джим медленно выдыхает, свыкаясь с этой мыслью. — Приказ есть приказ. — Рад, что мы друг друга поняли, — кивает Пайк. Он устало потирает виски и вновь разворачивает на экране документ, с которым работал до этого. — Знаешь, где твоя каюта? В его голосе звучит улыбка, и Джим фыркает. Даже самый неопытный энсин знает, что каюта старшего помощника находится по соседству с капитанской. — Будем надеяться, что я найду её без старшины Рэнд. — Уж постарайся. Джим уже почти выходит из каюты, когда вдруг замирает на пороге. — Капитан? — тот разворачивается к нему, приподняв бровь. — Признайтесь, кому из адмиральского состава Донелли разбила сердце? Секунду тот смотрит на него, затем, заговорщически понизив голос, отвечает: — Мне, — Пайк по-мальчишески улыбается. — Только не говори Первой. Джим выходит из его каюты, прижимая падды к груди и трясясь от беззвучного смеха. * * * Первые несколько дней он вообще почти не спит — слишком многое ему нужно узнать, наверстать, чтобы влиться в отлаженный механизм команды (к счастью, он знаком почти со всеми старшими офицерами, кроме Чехова и Скотти), но на четвертый день даже Джим не может больше отрицать, что избегает своей каюты. Когда начинают слипаться глаза, он наконец гасит экран падда и выходит из комнаты отдыха, где читал очередное личное дело. В турболифте он, ожидая прибытия в нужный сектор, нервно постукивает ногой. Перед дверью своей каюты Джим на секунду медлит, а когда наконец решается и заходит внутрь, то невольно ежится. Каюта старшего помощника — зеркальная копия капитанской, но если каюта Пайка кажется оплотом уверенности и спокойствия, то собственная каюта кажется Джиму пустой и безжизненной. Нет никаких признаков, что комната принадлежит ему — небольшая сумка с личными вещами сиротливо стоит возле кровати, так и не разобранная. — Компьютер, свет на семьдесят процентов, — приказывает Джим и решительно подходит к сумке, дергая застежку с большей силой, чем необходимо. С остервенением расставляя свои немногочисленные пожитки, он не перестаёт бурлить от странного гнева, и немного успокаивается, лишь когда дело доходит до книг, которые он любовно выстраивает в привычном порядке. Бумажные томики странно смотрятся на фоне ультрасовременной обшивки стен, но Джиму нравится — пространство комнаты впервые начинает казаться жилым. Правда, когда он открывает ящик стола, чтобы оставить там несколько фотографий, для которых у него пока нет рамок, то находит там какой-то предмет. Отложив фотографии в сторону, Джим берёт его в руки, чтобы хорошенько рассмотреть. Это небольшая деревянная статуэтка, вписанная во что-то вроде готической арки: в остроконечной нише расположен силуэт — барельеф, вычерченный несколькими точными движениями. Лицо обозначено совсем схематично: как и во многих произведениях древнего искусства, акцент сделан только на том, что мастер счёл главным. Джим долго смотрит на выточенные в дереве острые уши, потом с тяжелым вздохом падает на матрас, отбрасывая статуэтку в сторону. Он отрывисто приказывает компьютеру выключить свет и переворачивается на бок, пытаясь уснуть в тишине комнаты, которая ощущается чужой. * * * Джиму снится, будто он стоит на огромной равнине. Куда ни взгляни, под ногами раскалённый белый песок, над головой такое же белое неподвижное небо. Он бредёт по руслу маленького ручья, и лишь в нём одном есть хоть какой-то намёк на жизнь, хотя уже и там Джиму мерещатся в воде змеящиеся алые струйки, которые пытаются его догнать. Джим знает, что должен идти: ведь стоит ему сделать шаг, как ползущая по пятам тьма вбирает в себя свет, тепло и воздух, скрадывая даже те крохи хорошего, что таятся в этой оставленной богом земле. Тьма растекается по его следам; Джим чувствует её лишенное жизни дыхание на своём затылке. Сделка, которую они заключили, настолько же проста, насколько невыполнима, и он идет, чувствуя, как тьма ждет его провала. Чего он не чувствует, так это тихих шагов того, кого он обязался вывести из тьмы — Джим не знает, следует ли за ним легкая тень; он может только догадываться, потому что в лишенном движения воздухе ему мерещится сладковатый запах бессмертника, специй и дерева. Он шагает, зная, что не вправе оглядываться назад, но не уверен, идет ли кто-то вслед за ним. * * * — Ты запрашивал доступ на файл Спока. Джим поворачивается к Ухуре, поднимая брови. — И ты здесь, потому что… — Потому что я отвечаю за связь и коммуникации, и именно я отслеживаю такие вещи? — говорит Ухура враждебно. — Очевидно, это объясняет, почему ты в курсе, — парирует Джим спокойно. — Но я не думаю, что это объясняет, зачем ты здесь. — Я хочу знать, зачем тебе нужен его файл. Джим думает, не соврать ли ей, но в этом нет никакого смысла. Он со вздохом откидывается на спинку кресла. — Я хотел знать, кем был тот, чье место я занял, — и это почти правда. Потому что Джим хотел понять, каким был его мёртвый… кем бы он ему там теперь ни был. Потому что Джим хочет помнить, что тот сделал для этого корабля и для своей планеты. Потому что хочет видеть, по чьим следам идет, когда шагает за последний рубеж, туда, куда не ступала нога человека. Ухура несколько секунд молчит, затем разворачивается и идет к выходу. Она замирает на пороге. — Ты можешь занять его должность, Кирк, — говорит она, не оглядываясь, — но никогда не сможешь занять его место. И в этом заключается неприглядная правда. * * * — Здесь свободно? — спрашивает кто-то, и Джим вздрагивает от неожиданности. — Да, конечно, — машинально отвечает он и моргает, когда понимает, что это Кэрол. Она опускается на свободное место напротив и принимается за салат. Увидев, что Джим наблюдает за ней, Кэрол приподнимает бровь. — Ты разве не голоден? Нетронутая глазунья смотрит на Джима с укором. Джим пожимает плечами, надеясь, что Кэрол не поймет, что его безразличие не слишком искреннее. — У меня странные отношения с едой, — неопределенно отзывается он, и Кэрол, слегка кивнув, больше не задает лишних вопросов, за что он ей благодарен. Какое-то время они молча завтракают: она ест, полностью сосредоточившись на своем завтраке, он смотрит в падд со списком предстоящих задач и потягивает кофе, пытаясь проснуться. Везде вокруг них слышатся оживленные разговоры тех, кто бодр и готов вступить на альфа-смену, и тех, кто расслабленно смеется, только что сдав свой пост. По сравнению с этой болтовней тишина за их столиком кажется неуютной и неуместной. — Почему ты ешь один? — спрашивает Кэрол наконец, отодвинув тарелку и обхватив чашку с чаем обеими руками. — Мы с Боунзом следующие пару недель не совпадаем графиками, — отвечает он, не отрывая взгляд от экрана. — А больше тебе не с кем? На это Джим наконец поднимает взгляд. — Ты вообще-то тоже была одна, — замечает он, намеренно не отвечая на ее вопрос. Кэрол смотрит на него, закусив губу. — Просто… — она запинается. — Тебе не кажется, что… Она обрывает себя, и они еще несколько секунд сидят в тишине. Справа от них компания взрывается хохотом. — …Что в этот коллектив не так просто вписаться? — наконец заканчивает Джим за нее. Судя по облегченной улыбке, которой одаривает его Кэрол, он угадал. — Да, казалось. — Ты тоже это чувствуешь, — она длинно выдыхает. — Я думала, что схожу с ума. — Нет, я понимаю, о чем ты. Даже Боунз… — и он осекается, потому что не знает, как это выразить. Он чувствует, что его друг неуловимым образом изменился, и хуже всего то, что Джим не знает, что с этим делать. — Я не могу сказать ничего плохого. — Кэрол опускает взгляд в чашку. — У меня замечательные коллеги, и все так доброжелательны, но… они связаны так тесно, что для меня будто бы не остается места. — Да, — говорит Джим негромко. — Такое бывает с людьми, которые многое вместе пережили. Он никогда не думал, что окажется на «другой стороне», потому что… Он был одним из них — и всегда будет. «Жертва Тарсуса» стало его клеймом, его личным проклятием, но одновременно с тем «Выжившие с Тарсуса» были чем-то большим, чем друзья или семья. Это были «его» люди, те, кто понимали. И Боунз, который был здесь, когда погиб Вулкан, когда едва не погибла Земля — теперь он не только его лучший друг. Теперь он принадлежит команде «Энтерпрайз» — той команде, которая осталась на корабле, и той, что навечно осталась там. Призраки до сих пор бродят по коридорам во время ночных смен и являются друзьям во сне, для них не сговариваясь оставляют свободные места за столом. А Джим и Кэрол оказались чужаками, которых команда не приняла, не принимает, не может принять — не по злому умыслу, а просто потому, что их с ними не было. И нельзя их за это винить. Джим откладывает падд и трет лицо ладонями. Когда он наконец поднимает глаза, Кэрол вертит в пальцах свою чашку, выглядит юной и потерянной. — Кэрол, — зовет Джим её, и она поднимает на него блестящие глаза. Когда он протягивает ей падд, она удивленно моргает. — Что это? — Моё расписание, — отвечает он. Когда Кэрол неуверенно улыбается ему, Джим улыбается ей в ответ. * * * Чем дольше Пайк хмурится, глядя в свой падд, тем отчетливее ощущается тишина на мостике, нарушаемая лишь тихим писком приборов. Краем глаза Джим замечает, как Боунз в своем кресле покусывает губу, бросая вопросительные взгляды то на капитана, то на Джима. Но Джим не двигается, в тишине ожидая, что будет дальше. Позади них слышится звук прибывшего турболифта. — Капитан, вызывали? — спрашивает Скотти, слегка запыхавшись и проходя к одной из свободных консолей. Пайк выпрямляется, как будто только этого и ждал. — Да, мистер Скотт, вы нужны нам, — капитан медленно выдыхает и одним резким движением проводит пальцем по экрану падда, сбрасывая файл в общий канал связи. — «Энтерпрайз», у нас новое задание, — говорит он. — Ухура, вывести на экран. Чехов, проложить курс к указанным координатам. — Есть, капитан. Перед ними появляется личный файл с фотографией молодой девушки, почти девочки. — Её зовут Элспет Рёнинг, пятнадцать лет, человек, — По мере речи Пайк поднимается и, слегка подволакивая ногу, принимается вышагивать по мостику. Джим, который до этого момента стоял за его спиной, обеими руками опирается на кресло. — Они с отцом-инженером жили на Каймере III, где находится небольшая земная колония. Три дня назад Элспет исчезла вместе с шаттлом, принадлежащим её отцу, и с тех пор о её местонахождении ничего не известно. Кто-то позади Джима судорожно выдыхает, но он не отрывает напряженного взгляда от экрана, откуда на него, чуть улыбаясь, смотрит Элспет. У нее темные волнистые волосы до плеч — некоторые пряди выкрашены в алый, — веселые карие глаза, озорной вздернутый нос и колечко в губе. Она выглядит как самая настоящая оторва. — Отец обнаружил её пропажу утром. Поисковая операция ничего не дала, но вчера исследовательский корабль «Кэмпбелл» обнаружил след ее шаттла. След привел на Лакарию Прайм, которая находится в нескольких десятках световых лет от Каймера. Ухура негромко ахает. — Вот именно, лейтенант. — Пайк мрачно кивает. — Это сулит нам большие неприятности. — Лакарианцы — враждебная раса? — спрашивает Чехов сосредоточенно. Судя по тому, как порхают его пальцы, он уже прокладывает маршрут. — В новейшей истории не зафиксировано боевых стычек между лакарианцами и Звездным флотом, однако их нельзя назвать дружественной расой. — Пайк складывает руки за спиной. — Возможно, лейтенант Ухура знает больше, чем мы. — Впервые с лакарианцами встретились вулканцы почти четыре десятка лет назад, — немедленно откликается Ухура. — Планета была объявлена бесполетной зоной, все контакты строжайше запрещены, немногочисленные запросы о переговорах встречаются глухим молчанием. — Судя по данным, переданным с «Кэмпбелла», вокруг Лакарии установлен барьер, который вносит помехи в работу наших датчиков, — глаза Кэрол быстро пробегают по строчкам. — У них не получилось установить точное местоположение ее шаттла или самой Элспет — у нас есть только данные о том, что в последний раз след шаттла был зафиксирован над поверхностью планеты. — Сенсоры «Энтерпрайз» куда более чувствительные, чем у «Кэмпбелла», — заявляет Скотти, потирая лоб. — Наши шансы найти девчонку гораздо выше. — Но на данный момент у нас есть все основания предполагать, что ребенок в опасности, и мы не знаем, что это значит для нее или для Федерации, — мрачно подводит итог Боунз, которые последние три минуты молча стоит рядом с Джимом, скрестив руки на груди. Пайк отрывисто кивает. — В целом, да. Джим медленно расцепляет хватку на кресле и наконец выпрямляется. — Почему взяли шаттл отца? — спрашивает он. Он обводит взглядом команду. — Для этого есть какое-то объяснение? Может быть, на шаттле было что-то ценное? Джим смотрит на Ухуру, но та качает головой. — Такой информации не поступало. — Лакарианцы не вступали с другими расами в контакт, так? Они вряд ли в совершенстве владеют нашими технологиями. Зачем было похищать ее на средстве передвижения, которое плохо им знакомо? — Они могли заставить ее управлять им, — предполагает Сулу. — Девочка наверняка умеет пилотировать. Ее отец инженер. — Да, это возможно, — соглашается Джим, — но это вносит слишком много «если». Будь я похитителем, не стал бы рассчитывать на успех операции, в которой всё зависит от умений ребенка. — К чему вы ведете, коммандер? — спрашивает Пайк, потирая подбородок. — Если бы ценность представляла сама девочка, её вряд ли бы украли вместе с семейным шаттлом. В этом шаттле есть хоть что-то особенное? Он встречается взглядом с капитаном. Они смотрят друг другу в глаза, и долгую секунду спустя Пайк сдается. Его плечи опускаются. — Её отец, Йорген Рёнинг, разрабатывал маскирующее устройство нового поколения. Насколько я понимаю, на шаттле установлен рабочий прототип «Орфея». Атмосфера на мостике заметно мрачнеет. — Теперь мы с большой долей вероятности можем утверждать, что это похищение, — говорит Кэрол негромко. Она немного бледна. — Либо для шантажа отца, либо девочка стала случайной жертвой при попытке выкрасть шаттл, — эхом откликается Ухура. Джим в упор смотрит на Пайка, и судя по взгляду, которым отвечает его капитан, он догадывается, о чем тот думает. О том, что если бы не похищенный прототип, на поиски девочки вряд ли бы выслали «Энтерпрайз», и она ждала бы помощи столь же долго, как ждали дети с Тарсуса IV. Но Джим смыкает губы и слепо переводит взгляд на улыбку Элспет. «Мы идем на помощь, — думает он. — Мы уже близко». — Маршрут проложен, кэптан, — докладывает Чехов. — Расчетное время прибытия — двадцать шесть минут на варпе семь. — Прекрасно, энсин. Мистер Сулу, вы готовы? — Так точно, капитан! Лицо Элспет пропадает с экрана, и на миг видны только звезды, неподвижные и прекрасные; уже через мгновение они превращаются в сияющие росчерки, знаменующие вход в варп. — Итак, — говорит Пайк, вновь опускаясь в кресло, — теперь у нас есть считанные минуты, чтобы продумать план действий. — Уточните, что является для нас приоритетной задачей, капитан — спасение девочки или возвращение шаттла, — произносит Джим. Ухура шлет ему негодующий взгляд, но он игнорирует ее. Джим знает, что важно лично для него, но ему нужно знать, от чего отталкиваться. — Спасение девочки, — отвечает Пайк спокойно. — «Орфей» по возможности. Джим удовлетворенно кивает и поворачивается к их главному инженеру. — Скотти, есть ли вероятность, что мы сможем засечь биосигнал Элспет с орбиты и транспортировать её на борт? Тот, нахмурившись, смотрит в сканеры. — «Кэмпбелл» передаёт, что заслоны у лакарианцев нехилые. Но если мы будем точно знать её местоположение… можно будет рискнуть. — Но у нас нет такой информации, так ведь? — спрашивает Пайк. — Мы можем хотя бы узнать, насколько их биосигнал схож с человеческим? Доктор Маккой? — В медицинской базе на лакарианцев ничего нет, — мрачно откликается тот. — Мы даже не знаем, гуманоидны ли они. — Что насчет научных баз? Доктор Уоллес? — Аналогично, сэр, — неохотно подтверждает она слова Боунза. Секунду они проводят в унылом молчании, но затем Джима озаряет. — Ухура? Можно ли запросить доступ к вулканским базам данных? Она выпрямляется. — Попробую. Джим пересекает мостик и встает за её плечом, глядя, как она открывает бесчисленные вкладки. Но раз за разом на её попытки войти в систему экран вспыхивает красным. — Боюсь, что Вулкану сейчас не до нас, — наконец с сожалением откликается Ухура, откидываясь в кресле. — Автоматический доступ не пускает меня, а официальный запрос от имени Звездного флота будет рассмотрен в течение суток. — У Элспет нет этого времени, — констатирует Пайк. — Как и у нас. Придётся планировать операцию вслепую. Есть идеи? Коммандер Кирк? Джим наконец отходит от Ухуры. — Скотти сказал, что в теории транспортация возможна. Я предлагаю определить местонахождение шаттла и спустить на планету группу высадки. Попробуем выяснить, что произошло, и идентифицировать местоположение Элспет с поверхности. Пойдут Скотти, Уоллес и я. Они будут обеспечивать техническую сторону операции, я буду прикрывать их и отвечать за тактическую сторону. — Шаттл и Элспет вряд ли далеко друг от друга, — соглашается Пайк. — Но глупо предполагать, что там не будет охраны. Вас будет недостаточно для полноценного прикрытия. — Чем меньше будет людей, тем мобильнее будет наша группа. Учитывая, что лакарианцы не выдвинули условия ни отцу девочки, ни официальным властям… — Джим медлит. — Думаю, они считают, что у них в запасе еще есть время. Они не ждут, что их вычислят так скоро. — Отталкиваться от такого предположения рискованно, — резко замечает Боунз. Джим не сводит глаз с Пайка. — Это лучшее, что у нас есть. Пайк медленно прикрывает глаза. Долю секунды он раздумывает, затем выносит окончательное решение: — Уоллес, Скотт, Кирк, у вас десять минут до прибытия на орбиту, так что готовьтесь к высадке. Коммандер Кирк, вы за главного. Мы будем прикрывать вас сверху. Начинайте подготовку. Они обмениваются короткими кивками и заходят в турболифт. Какую-то долю секунды Джим видит всех разом: сидящего к ним спиной Сулу, у которого каменеют шея и линия плеч, и Чехова, с надеждой оглядывающегося на остальных; Ухуру, которая так плотно сжимает губы, что те почти побелели, и Боунза, на лице которого застыла гримаса скорбного смирения; а еще Пайка, стоящего прямо и ровно, словно тот держит на своих плечах тяжелый и бесконечно ценный груз. Когда двери турболифта закрываются, Джим на миг щурит глаза, обдумывая не дающую ему покоя мысль, затем оборачивается к Скотти и Кэрол: — Идите вперед в транспортаторную, я встречусь с вами там. — Коммандер, но вы… — начинает Скотти. — Хочу проверить одну зацепку. Я не задержусь. — По лицу Кэрол видно, что она явно не удовлетворена этим и собирается задать новый вопрос, но лифт прибывает на нужный ему уровень, и Джим не дает ей вставить слово. — Это приказ! — кричит он, выскакивая из лифта и на всех парах мчась к своей каюте. Идея безумна, но будет спокойнее, если Джим хотя бы попробует. Быстро набрав код, он влетает в комнату и несется к консоли. У него мало вещей, и выданная странным вулканцем карточка сиротливо лежит на дне ящика вместе с парой фотографий, для которых он пока так и не сделал рамок — парадное фото отца, они с мамой и Сэмом на его девятое Рождество, и фото Джима с Боунзом, смазанное, потому что оба смешили снимающую их Гейлу. Джим хватает карточку и, швырнув её перед собой на консоль, торопливо вбивает ссылку, которую десять минут назад увидел на экране Ухуры и на всякий случай запомнил. Когда страница требует код авторизации, он аккуратно перепечатывает идентификационный номер — и система, приветливо моргнув, открывает ему доступ. Информации на странице не слишком много, и почти всё написано по-вулкански, но что-то все равно заставляет Джима остановиться и напряженно уставиться в строчки, силясь узнать хоть что-нибудь. Спустя полминуты странная потребность отпускает, и Джим, озадаченно моргая, поспешно копирует все файлы в папку, которую он архивирует и отправляет по частному каналу лейтенанту Ухуре, надеясь, что она разберется, что с этим делать. После этого он в рекордные сроки переодевается, хватает трикодер, фазер и коммуникатор и прибывает в транспортаторную одновременно с объявлением Сулу, который по громкой связи сообщает, что они выходят из варпа. Игнорируя вопросительные взгляды от Скотти с Кэрол, он проводит с ними последний брифинг перед высадкой. — Местонахождение шаттла идентифицировано, сэр; благодаря ионному следу было обнаружено первоначальное место посадки шаттла в пустынной местности, — хмурясь, рапортует Скотти. — Затем, по всей видимости, шаттл перетащили в какой-то ангар, вероятно, при помощи другого корабля, поскольку ионная сигнатура не совпадает с той, что нам передали с «Кэмпбелла». — Кэрол без запинки подхватывает его мысль. — Транспортация возможна? — уточняет Джим на всякий случай и, получив утвердительные кивки от Кэрол, Скотти и даже Чехова, стоящего за пультом транспортации, встает на платформу. — Держимся вместе. Его спутники выглядят взбудораженными, но сосредоточенными — каждый знает свою задачу; каждый помнит их общую цель. Миг, когда тело развоплощается и вновь собирается в совсем другом месте, кажется коротким, но бесконечно страшным, и лишь когда Джим втягивает в себя незнакомый, пахнущий озоном воздух, иррациональный страх навечно остаться где-то в межпространстве отступает. Все трое тут же приседают, укрываясь за ближайшим объектом — несколькими деревянными ящиками, выкрашенными в неприметный сероватый цвет. Джим распахивает комм, чувствуя, как в висках пульсирует от давления непривычной для человека атмосферы. — Коммандер Кирк — «Энтерпрайз». — Они выжидают стандартные тридцать секунд, но из коммуникатора раздается только шипение. Заслон лакарианцев отрезал их от остальной команды. Теперь они сами по себе. — Судя по всему, мы на какой-то военной базе, — негромко присвистывает Скотти, украдкой оглядываясь. Джим и сам это видит. Точность координат, рассчитанных Чеховым, была беспрецедентна — он перенес их практически под бок к шаттлу: темный хромированный блеск покрытия выделяется на фоне того, что Джим назвал бы земным истребителем на стероидах. Таких в громадном ангаре стоит не меньше десятка. — Что на горизонте? — На первый взгляд Джим никого не замечает, но это ещё ни о чем не говорит. — Жизненные сигнатуры у входов в ангар там, там и там, — не отрывая взгляда от трикодера, Кэрол поочередно указывает им за спину и по сторонам. — Вероятно, охрана. Достаточно далеко, чтобы можно было рискнуть пробраться к шаттлу незамеченными. — Неясно только, куда, чёрт побери, подевались все остальные, — риторически спрашивает Скотти, втягивая голову в плечи, отчего становится похож на нахохлившегося воробья. Джим игнорирует его. — Уоллес, есть новые данные о лакарианцах? Можем узнать что-то более конкретное об их биосигналах? Она отрицательно качает головой. — Только если попробовать подобраться к ним ближе. Это предложение Джим сразу отметает. — Перебежками к шаттлу, я прикрываю вас, — принимает решение он. — Скотти, пойдешь первым и обеспечишь доступ в шаттл. Уоллес, за ним, я пойду последним. Сглотнув и сделав глубокий вдох, Скотти на полусогнутых добегает ко входу в шаттл, но когда он принимается за замок, всю его нервозность сдувает как ветром. Пока Джим и Кэрол с фазерами наизготовку оглядываются в поисках угроз, тот скрупулезно возится с панелью, и три минуты спустя дверь шаттла с шипением распахивается перед ним. Он тут же проскальзывает внутрь, дав сигнал Кэрол. Только убедившись, что она тоже внутри, Джим еще раз осматривается и наконец оставляет свой пост, запрыгивая вслед за ними. По какой-то причине у него неприятно и нервно сосет под ложечкой. Когда он заходит в небольшую кабину, Кэрол и Скотти склоняются над приборной панелью, которая тускло переливается разноцветными огнями. Пока Кэрол пытается настроить сенсоры шаттла на поиск биосигнала Элспет, а Скотти — разобраться, была ли украдена маскировочная система, Джим остается настороже. Но и он, все время оглядываясь, ненадолго отвлекается, чтобы выстроить датчики на максимальную восприимчивость к сигналу. Даже после этого у него все равно не выходит наладить связь с «Энтерпрайз». Заслоны Лакарии слишком сильны. Коротко вздохнув, он вновь возвращается на пост. — Как успехи? — спрашивает Джим, стараясь не подгонять их, однако пустынный темный ангар вызывает у него нехорошее предчувствие. Кэрол только молча отмахивается, не отвлекаясь от работы, что он расшифровывает как «не мешайте мне», зато голос подает Скотти, который последние десять минут напряженно смотрел в экран. — Не нравится мне это, — бормочет он себе под нос. — Черт, черт, черт… — Что такое? — спрашивает Джим резко, и Скотти вздрагивает, выходя из оцепенения. — Я поднял логи, чтобы понять, вскрывали ли они «начинку», и если да, то насколько капитально, — ну, понимаете, не нанесли ли они урон системам жизнеобеспечения, и… — Мы поняли, ближе к делу, — вклинивается Джим. — В общем, судя по всему, эту малышку вообще никто не трогал. Джим замирает, и даже погруженная в работу Кэрол вскидывает голову. — Но как… — начинает он и обрывает себя, когда Скотти разворачивает на экране запись камеры внутри шаттла. На ускоренной записи видно, как Элспет сама прокрадывается в шаттл и с уверенностью опытного пилота садится за панель управления. Когда она выводит шаттл из атмосферы, её глаза влажно блестят, но на лице стынет выражение мрачной решимости. — Во дела… — говорит Скотти вполголоса. — Может, отмотать запись на момент приземления? — предлагает Кэрол и снова возвращается к своей задаче. Пока Скотти пытается найти нужный отрезок, Джим вновь внимательно осматривает периметр, пытаясь разобраться в увиденном. Что могло заставить Элспет так поступить? Неужели она предала своего отца? Или ее все-таки заставили? И если да, то… Джим даже не успевает додумать эту мысль: сначала он видит, как дверь в шаттл бесшумно открывается, а в следующий миг ему кажется, будто голова взрывается. Оглохнув и ослепнув, он падает на одно колено. Кажется, он делает выстрел, но его накрывает еще одной волной, и, потеряв ориентацию, Джим спотыкается обо что-то и со всего маху врезается лицом в пол. На долю секунды всё перед глазами темнеет, но в следующий миг ясность сознания возвращается, как по щелчку чьих-то пальцев. — Не двигайтесь, — шепчет ему кто-то прямо в ухо, и от неожиданности ему кажется, что это Скотти. На всякий случай он замирает, пытаясь понять, что происходит. Потом чуть приоткрывает глаза и пытается осмотреться, не шевельнув ни единым мускулом. Скотти и Кэрол лежат на полу без движения. По телу Скотти пробегают странные судороги, а Кэрол едва слышно стонет. Над ними склоняются два существа с ослепительно-белой кожей, и Джим едва не срывается отбивать своих людей, пусть он и не уверен, что сможет даже подняться на ноги без посторонней помощи. — Не двигайтесь, — повторяет тот же голос настойчивее, и на этот раз Джим понимает, что он звучит будто бы в стерео — сразу отовсюду и ниоткуда. — Притворитесь, что вы без сознания. Одно из существ, которое находится вне поля видимости, переворачивает Джима на спину, и он едва успевает прикрыть глаза. Неизвестно, получилось ли у него обмануть, но существо — вероятно, лакарианец, — видимо, все равно на всякий случай решает подстраховаться. По телу Джима пробегает знакомая грохочущая, обездвиживающая волна, но в этот раз его будто бы накрывает невидимым коконом, который упруго глушит силу атаки, отчего волна прокатывается сквозь него, не нанося вреда. Совершенно изумленный, Джим по инерции остается лежать на месте. Лакарианец, похоже, не понимает, что его ментальный удар не произвел нужного эффекта, и, бросив несколько слов собратьям, начинает вместе с другими вытаскивать оглушенных людей из шаттла. Когда молочно-белые руки бесцеремонно сгребают его в охапку, всё существо Джима сжимается, готовясь ударить в ответ. — В данной ситуации будет логично сохранять видимость того, что вы без сознания, — повторяет знакомый голос. — Я не могу быть уверен, что мои ментальные щиты выдержат еще одну телепатическую атаку. В этот раз Джим вполне уверен, что голос звучит… в его голове. И это приводит ко вполне однозначным выводам — атака лакарианцев не прошла для него без последствий. Эта мысль зреет у него все то время, пока его бесцеремонно засовывают в нечто, напоминающее небольшой шаттл для перевозки пленников. Голос больше не подает признаков жизни. Как только отсек за лакарианцами открывается, Джим осторожно приоткрывает глаза и оглядывается. Скотти и Кэрол лежат совсем рядом, но он не уверен, что за ним не следят. Когда шаттл сдвигается с места и кабина начинает мягко покачиваться, он резко приподнимается. Перед глазами всё плывёт, но он упрямо подползает на локтях и проверяет обоих. Они дышат, но находятся без сознания. Джим безуспешно пытается привести их в чувство, но уже через несколько минут шаттл замирает на месте, и он вновь ложится на пол. Когда дверь распахивается, Джим всем телом обмякает, пытаясь удержать видимость обморока. Лакарианцам приходиться повозиться, пока они перетаскивают людей на носилки, и, улучив момент, Джим вновь приоткрывает глаза и осматривается. Лакарианцы кажутся вполне гуманоидными и похожими на людей, но все как один обладают молочно-белой кожей и светлыми волосами, как если бы их популяция состояла из одних только альбиносов. Лакарианцев пятеро, и еще несколько присоединяются к процессии внутри здания с оружием наизготовку, охраняя идущих. Миновав пост охраны, они тащат людей вперед по тускло освещенным коридорам, пока наконец не добираются до длинного помещения с чередой камер, прикрытых решетками. Джима заносят в одну из них, Кэрол и Скотти — в камеры напротив, потом, сгрузив пленников на койки и убедившись, что те без сознания, лакарианцы уходят. Где-то вне зоны видимости с лязгом закрывается дверь, и Джим некоторое время лежит, прислушиваясь. Но минуты идут, ничего не слышно, и он медленно садится. Всё тело мерзко ноет, будто он не спал трое суток, разбитое лицо саднит, и, проведя языком по зубам, Джим по крайней мере убеждается, что все на месте. Его пошатывает, когда он пытаться встать, и желудок мгновенно сжимается. — Не стоит делать резких движений, — раздается внезапный голос в его голове, и Джим подпрыгивает. — Какого… чёрт! — Его ботинок поскальзывается на скользкой плитке, и он только чудом не разбивает себе лицо во второй раз, в последний момент ухватившись за металлическую спинку койки. — Я напугал вас. — В глубоком голосе сквозит непривычная нотка, как если бы говорящий был сконфужен. — Напугал? — шипит Джим, на всякий случай оглядываясь по сторонам. — Да я еду крышей! Похоже, атака лакарианцев действительно что-то повредила у него в голове, потому что внезапно пробудившийся внутренний голос кажется ему знакомым. — Вовсе нет, — отзывается голос уверенно. — Положение несколько сложнее, чем вы представляете. Телепатический удар лакарианцев здесь ни при чем. — И что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? — Джиму кажется, что он в одном шаге от нервного срыва, потому что заперт в тюрьме. В опасности его подчиненные и пятнадцатилетняя девочка, местонахождение которой они так и не смогли установить, на них возлагает надежды команда, которая ничего не знает об их судьбе, а у него в голове пробудилось новое альтер-эго, причем, судя по всему, грешащее формализмом. — И кто ты вообще такой? — добавляет Джим скорее от бессилия, чем из желания вести диалог с самим собой. — Спок. — Что? — тупо повторяет Джим. — Меня зовут Спок, — говорит голос, и, да, теперь Джиму кажется, что он действительно похож на голос вулканца. — Вероятно, ритуал переноса моей катры в ваше тело имел некоторый побочный эффект. И тут Джим махом садится на койку. В голове у него ни одной мысли. Наверное, он молчит слишком долго, потому что через некоторое время Спок вновь заговаривает: — Полагаю, это обстоятельство застало вас врасплох. — В голосе слышится осторожность, как будто Спок не уверен, как воспримут его слова. По какой-то причине Джима разбирает смех. Сначала он трясется совершенно беззвучно, но уже через несколько секунд хохот булькает у него в горле, и на глаза наворачиваются слезы. — Да уж, — говорит Джим сипло, потерев глаза. — Момент не супер, честно говоря. — Мне пришлось вмешаться, чтобы отразить ментальную атаку. От этих слов Джим стремительно трезвеет. Он несколько секунд молчит, пытаясь собрать мысли в кучу. — Так, значит, твоя телепатия помешала им повлиять на меня? — Не телепатия, — поправляет Спок педантично. — Навык ментального щита ее не требует. Ваше тело не приспособлено к телепатии, и даже моё присутствие не способно это изменить, несмотря на то, что вы явно не пси-нулевой. Последнее вызывает у Джима целую кучу вопросов, но их явно придётся отложить до лучших времен. — Еще что-то? Спок явно оживляется. — Вероятно, телепатические способности лакарианцев имеют схожую с вулканцами природу, однако они не в достаточной мере овладели ею. В досуракианские времена телепатия использовалась преимущественно как оружие. Слова Спока звучат так, как будто он неплохо осведомлен о происходящем, так что Джим относится к этому заявлению с изрядной долей недоверчивости. — Я успел пробежать глазами файл, что вы отправили лейтенанту Ухуре. — Так, если ты еще раз ответишь на мою мысль до того, как я ее озвучу… — начинает Джим сердито и резко замолкает. Ему чудится какой-то звук, и он, осторожно встав, крадется к решетке. Насколько он может видеть, и Скотти, и Кэрол оба все еще без сознания. — Эй, вы меня слышите? — вновь раздается негромкий голос. Он, как с некоторым облегчением отмечает Джим, звучит не в его голове. Джим подбирается к стене, откуда слышен голос, и вжимается лицом в решетку, пытаясь заглянуть в соседнюю камеру. — Я здесь, — говорит он с опаской, не зная, чего ждать на этот раз. Тот, кто, видимо, тоже прижимается к стене с другой стороны, резко выдыхает. — Я думала, мне почудилось, что кто-то говорит на стандарте! — От волнения его сосед повышает голос, и Джим понимает, что голос женский. — Элспет, это ты? — внезапно его сердце ускоряет бег. — Элспет Рёнинг? За стенкой замирают. — Вы пришли за мной? — спрашивает она с надеждой. — Это всё правда? Джим по мере сил просовывает сквозь решетку руку, чтобы она видела, что он реален. — Элспет, меня зовут Джим Кирк, я из Звездного флота. — Джим старается говорить уверенно и спокойно. — Мы прилетели вытащить тебя отсюда. — Я Элси. — Ладони едва касаются тоненькие пальцы, которые он аккуратно пожимает. — Я так боялась, что это мне привиделось. — Они что-то тебе внушали телепатически? — тут же напрягается Джим, все еще не уверенный, что Спок, с которым он говорил последние десять минут, не был плодом его воображения. За стеной явно сконфужены. — Нет, этого они не могут, — сбивчиво отзывается Элси. — Но они способны вырубить тебя и как бы… ошеломить? — Что еще они с тобой сделали? — спрашивает Джим. Он опускается на корточки, по-прежнему чувствуя слабость, и, судя по звукам, Элси следует его примеру. — А этого мало? — спрашивает она с легкой иронией. — Их воздействие настолько сильное, что после моих попыток побега я каждый раз несколько часов валяюсь в отключке. — Внезапно она настораживается. — А почему вы в сознании, кстати? Испуганной девочке явно не станет легче, если офицер, который предположительно прибыл спасать ее, расскажет о внезапно обнаружившей себя второй личности. — Не знаю, но мои коллеги явно очнутся нескоро, — он указывает ей на камеры напротив них, и Элси с волнением выдыхает. Джим явно сместил ее внимание со скользкой темы, и он спешит развить успех, тем более что один вопрос остается невыясненным. — Элси, как они смогли тебя похитить? Джим помнит запись с камеры наблюдений и не до конца доверяет Элспет. Возможно, она не осознает, как сильно лакарианцы могут манипулировать человеческим сознанием. Из соседней камеры не раздается ни звука. Затем слышится какое-то ворчание. — Элси? — переспрашивает он. — Я прилетела сюда сама, — повторяет она громче; в ее голосе звучат упрямые нотки. — Зачем? — Джим старается не выдавать удивления или осуждения — всё, что ему нужно, это докопаться до истины. — Мне нужно было убедиться, что с Сакки все хорошо. — Они похитили еще кого-то? Засада. Если это так, то ситуация осложняется в разы. Джим задерживает дыхание. — Нет, Сакки живет здесь, — Элси тихо шмыгает носом, как будто изо всех сил старается не заплакать. — Сакме Хо-Ланг — моя девушка. Она лакарианка. Вот тут-то Джим и теряет дар речи. — Но Лакария не имеет никаких контактов с другими планетами, — выдает он изумленно, и за стеной пренебрежительно фыркают. — Как же! Любой немного шарящий в технике может скачать плагин, чтобы обходить заслон, мещающий выходу в межпланетную сеть, — мигом сообщает она. — На сайте, где мы с Сакки познакомились, сидит не так уж мало лакарианцев. Храни господь тинейджеров, ищущих любви. Им не страшны никакие преграды. Джим с трудом давит улыбку. — И что было дальше? — Ну, сначала мы с ней схлестнулись в споре в комментариях, потом перешли в личные сообщения, и… Джим не знает, смеяться ему или плакать. — Я про то, как ты сюда прилетела. Тон Элси резко меняется. — У Сакки слабое здоровье, — говорит она подавленно. — Она наконец легла на операцию, но когда прошел срок выписки, она мне так и не ответила. Я больше не могла этого вынести — я должна была найти ее, так что я взяла папин шаттл и полетела к ней. «Орфей» помог мне беспрепятственно прилететь на планету, но когда я приземлилась и вышла из шаттла, они меня все же засекли. Я даже не успела направиться в сторону ее города, как меня схватили. Против воли Джим смягчается. — Я сожалею, — говорит он тихо, и Элси за стеной шумно дышит, явно борясь со слезами. — Спасибо. Несколько минут они молчат, пока Джим пытается подобрать слова. — Элси, — говорит он мягко, но непреклонно. — Моя задача — вернуть тебя домой целой и невредимой. Когда ты будешь в безопасности, мы попробуем сделать всё, что в наших силах, чтобы выяснить судьбу Сакме. Но сначала я должен позаботиться о тебе. Понимаешь? Несколько секунд она молчит, затем обреченно выдыхает: — Да. Да, я понимаю. Джим с облегчением переводит дух. Еще некоторое время он обдумывает следующий вопрос: — В камерах есть еще кто-то из наших? — Нет, до вас я была тут одна, — она молчит. — Мистер Джим, что мы будем делать? В голосе Элси звучат жалобные нотки, которые очень остро напоминают Джиму, что она в сущности еще совсем ребенок. Он выпрямляется. — Дай мне минутку, — просит Джим. Он поднимается и несколько минут ходит по камере, напряженно размышляя. Затем вновь подходит к стене. — Элси, как часто они проверяют тебя? — Не часто, — тут же отзывается она. — Мне кажется, они поняли, что я ничего не могу сделать. — Думаю, они поняли, что после их атаки люди не представляют угрозы по нескольку часов, — озвучивает Джим вслух. Немного, но уже что-то. Он внимательно изучает кодовый замок, прочные решетки и небольшое окно, бледное небо за которым уже начинает темнеть. Это будет им на руку — если, конечно, он придумает, как им отсюда выбраться. Джим садится на кровать и ощупывает себя. Фазер он выронил, трикодер у него отобрали, а каким-то чудом уцелевший в боковом кармане коммуникатор бесполезен. Джим задумчиво щелкает им. Элси что-то говорила про плагин… Джим не дурак в программировании, но он не знает, по зубам ли ему эта задачка. Он максимально подробно расспрашивает Элси о программе, и, получив несколько ценных подсказок, тыкается в маленький экранчик, пытаясь интуитивно нащупать логику кода. — Если позволите… — голос Спока застает Джима врасплох, и он чудом сдерживается от ругательства. — Ты можешь так не делать? — сквозь зубы цедит Джим, стараясь, чтобы Элси его не услышала. Кажется, Спок слегка оскорбляется. — Я не имею возможности общаться иным способом. Несколько секунд они проводят в холодном молчании. Джим теряет нить кода и пытается продумать следующий шаг. — Я хотел сказать, что обладаю некоторыми познаниями в программировании, — сообщает Спок. Джим ждет продолжения, но его не наступает. — Ну так и я, — бурчит он. — Вы специализируетесь во взломах программ, — легко соглашается Спок. — А я — в их написании. Джим прекрасно помнит, кто именно написал Кобаяши Мару: он не нуждается в дополнительном напоминании, спасибо большое. — Кодер и хакер, инь и ян? — Джим просто не способен сдержаться. Спок выдерживает короткую паузу, явственно демонстрируя, что не впечатлен. — Ну ладно, что там у тебя? — спрашивает Джим наконец, с легким стыдом вспоминая, что они не в том положении, чтобы выяснять отношения. Вместо ответа примерный план программы, который он пытался держать в голове во время работы, проступает четче и ярче, причем некоторые куски явно добавлены не им. Джим вглядывается в мысленный образ. — Ого, — выдыхает он невольно. В груди внезапно разгорается надежда, и он, не тратя времени на дальнейшие споры, перепечатывает код. По ходу дела они меняют некоторые куски, даже не сговариваясь. Всё выходит изящно и почти легко, и сорок минут спустя Джим распахивает коммуникатор и говорит: — Коммандер Кирк — «Энтерпрайз», прием. Поднять четверых. — Есть, сэр! — В голосе Чехова звучит ликование. Когда через несколько секунд они переносятся на платформу транспортации, и медики спешат к Кэрол и Скотти, Джим поворачивается к изможденной девушке, которая, ежась и моргая от яркого света, стоит рядом с ним. — Очень рад видеть тебя, Элси, — улыбаясь, говорит он, протягивая ей руку для рукопожатия. — Взаимно, — срывающимся голосом отвечает она и бросается ему на шею. * * * Они с Элси сидят на одной биокровати, пока сестра Чепел поочередно обводит их трикодером. Джиму успели подлатать лицо, но правая сторона всё равно кажется онемевшей и очень чешется. Элси шмыгает носом, прижимаясь к нему, и он бездумно приобнимает ее одной рукой. Двери распахиваются, и в медотсек врывается высокий бородатый мужчина, которого сопровождает пара младших офицеров безопасности. При виде Элси он на миг застывает, и из груди у него вырывается беспомощный стон. Кажется, он совсем лишился дара речи от облегчения. — Папа! — Элси срывается с места и летит в его объятия; отец обнимает ее так крепко, что у Джима болезненно сжимается сердце. — Папа! Элси вздрагивает и обмякает в его руках, так что Джим тактично отводит взгляд и встречается глазами с Кристиной. — Ну как? Она хмурится, глядя в экран трикодера. — Думаю, вы можете идти, коммандер, — говорит Кристина. Что бы там она ни видела на экране, она явно сбита с толку. Джим обязательно спросит ее об этом позже, но сейчас ему не терпится проверить, как там команда. Джим спрыгивает с постели и медлит: — Кристина… Он хочет что-то сказать, но не знает, с чего начать. Мгновение она смотрит на него, затем хмыкает, стряхивая с его плеча невидимую пылинку. — Иди уже, герой. — В ее голосе нет раздражения, только ирония. Джим благодарно улыбается ей и благополучно сбегает в другую часть медотсека, где маячит знакомый силуэт. Боунз замирает между двумя биокроватями. На одной из них Скотти, на лице которого застыло озадаченное выражение, на другой, тихо замерев, лежит Кэрол. Оба без сознания. — Как они? — спрашивает Джим негромко. Боунз даже не удостаивает его взглядом. — Так себе, Джимми. — Он еще раз проверяет датчики Скотти и разворачивается к Кэрол. На миг его лицо принимает странное выражение, но уже через секунду оно пропадает. — Не знаешь ли случайно, почему лакарианцы не смогли повлиять на тебя? Джим знает, но не готов разбираться с этим и уж тем более втягивать Боунза. Он вяло улыбается. — Наверное, мне повезло. Как всегда. Боунз явно не впечатлен — он всегда видит его насквозь. — Слушай-ка сюда, умник… — начинает он, но в этот момент Кэрол стонет и переворачивается на бок. По телу пробегает мощная судорога, и Боунз едва успевает подставить ведро прежде, чем Кэрол выворачивает. Наконец она замирает, свесившись через край постели. Боунз отпихивает ведро ногой и помогает Кэрол вновь откинуться на постели, а Джим ждет, сжимая в руках стакан с водой, который ему передала подоспевшая медсестра. — Вы узнаете меня? — спрашивает Боунз напряженно. Лицо Кэрол серое и блестит от пота. Ее глаза останавливаются на нем, и она несколько раз моргает. — Никак нет, глава медицинской службы доктор Маккой, — слегка запинаясь, отвечает она. Боунз чуточку расслабляется и закатывает глаза. — Ну, значит, вы будете в порядке, глава научного департамента доктор Уоллес, — сухо говорит он, но Джим замечает, что краешек его рта изгибается в невольной улыбке. На это Кэрол пытается рассмеяться, но тут же заходится в приступе кашля. Джим поспешно подсовывает ей стакан, и она не с первой попытки ловит трубочку ртом. Скотти на соседней кровати вздрагивает и резко садится, так что укладывать его Боунзу с Джимом приходится чуть не насильно. — Как ты, Скотти? — спрашивает Джим, пока Боунз поспешно проверяет показатели. Судя по выражению его лица, состояние инженера тоже не вызывает опасений. — Как после выпускного в Академии, — не моргнув и глазом, отвечает Скотти, наконец согласившись улечься обратно. — В смысле? — Тошнота, мигрень, сушняк… — на удивление бодро рапортует он, на что Джим, запрокинув голову, хрипло смеется, чувствуя, как от облегчения дрожат колени. Они будут в порядке. Джим справился. * * * Боунз выставляет его из медотсека до лучших времен, велев идти отдыхать, но Джим не уверен, что способен на это. После отчета Пайку о миссии он идет в офицерскую столовую, надеясь, что в такой поздний час найдет там уединение. В столовой и правда тихо, единственные поздние посетители — Элси с ее отцом. Они говорят, что ближайшие пару суток проведут на борту, пока Звездный флот не удостоверится, что им не угрожает преследование со стороны лакарианцев. После формального знакомства с Йоргеном Джим принимает приглашение присоединиться к ним за столиком. Элси, которой до выяснения всех обстоятельств строжайше запретили все контакты с лакарианцами, без всякого аппетита гоняет по тарелке картофель фри, пока отец наблюдает за ней, время от времени украдкой утирая уголки глаз. Джим тактично делает вид, что не замечает этого, уткнувшись в свою тарелку. Какое-то время они проводят вместе, почти не нарушая усталое молчание. Каждый думает о своем — Элси, вероятно, думает о Сакки, Джим пытается сообразить, что ему делать дальше со Споком, и лишь Йорген задает пару вопросов о шаттле и «Орфее». Джим отвечает в меру своих возможностей, а Элси, очевидно подавленная, не прислушивается к их разговору. Джим слегка удивлен, когда слышит, что его кто-то зовет. — Коммандер, мистер Рёнинг, — Ухура кажется усталой, но когда она смотрит на Элси, ее губы изгибаются в ободряющей улыбке, — мисс Рёнинг. Она передает девочке падд в пурпурном чехле, обклеенном стикерами, и та, широко раскрыв глаза, хватается за него. — Это… я… — заикается Элси и замолкает, совершенно растерявшись. — Что?.. — Мы обсудили ситуацию как с нашим, так и с лакарианским правительствами. — Улыбка Ухуры становится немного дерзкой, а это означает, что она сделала свою работу превосходно и знает об этом. Джим тоже невольно улыбается. — Нельзя сказать, что мы уладили все до конца, но запрет на контакт с Лакарией с тебя сняли. Словно только этого и ожидая, Элси без лишнего слова соскакивает с места, чмокает в щеку поочередно Ухуру и Джима и бежит к выходу, — явно для того чтобы забиться в какой-нибудь укромный уголок, вызванивая свою девушку. Йорген, рассыпаясь в извинениях, спешит за дочерью, видимо, боясь даже на секунду выпустить ее из виду. Джим и Ухура оба провожают их взглядами; затем, встретившись глазами, они обмениваются понимающими смешками. Через секунду улыбка сползает с лица Ухуры, и в этот момент Джим понимает, что сейчас ему грозит как минимум допрос с пристрастием. Ухура садится на место, где только что сидела Элси, и придвигает к себе ее тарелку. — Ну что, кто кому будет отчитываться — ты мне или я тебе? — спрашивает Джим с интересом, зная, что этого не избежать. — Или мы можем друг другу по очереди. Ухура обжигает его взглядом, игнорируя двусмысленность, с помощью которой Джим хотел потянуть время. — И ты даже не станешь напоминать, что выше по званию? — Не сегодня, — отвечает Джим лениво. — Тогда можешь мне ответить, откуда, черт возьми, ты выскреб эти файлы? — Она яростно разжевывает картофель фри. Сначала Джим думает сказать полуправду: что-нибудь про секретные вулканские источники, но в свете ситуации, с которой ему еще предстоит разобраться — то, что он оттягивает вот уже четыре часа — эта версия будет слишком близка к правде. Поэтому он отвечает ей совершенно искренне. — Ты забываешь, что я хакер. Только когда Джим произносит эти слова вслух, то понимает, что именно так его назвал Спок всего несколько часов назад. Его охватывают смешанные чувства. Она хмурится. — Даже ты не смог бы взломать вулканскую базу за — сколько, несколько минут? — Джим открывает рот, чтобы сказать что-то об отсутствии веры в его способности, но она продолжает: — И потом, если ты на такое способен, почему не сделал этого прямо там, на мостике? Проклятье. Джим не подумал о том, как объяснить такое, а Ухура слишком умна, чтобы не обратить на это внимание. — Ну, это интимный процесс, — отшучивается он. — Я не могу, когда все смотрят. Она ни капли не ловится на это. — Не знаю, что за игру ты ведешь, Кирк, но ты явно что-то скрываешь, — говорит Ухура прямо. Ох, если бы она только знала. — Лучше скажи, что сумела из них выудить, — говорит Джим, меняя тему, тем более что ему и правда нужно было это узнать. Еще несколько секунд она смотрит на него, сузив глаза. Затем расслабляется, и Джим внезапно обращает внимание на темные круги под глазами и усталую складку у рта. — Понятия не имею, зачем ты темнишь, и, по-хорошему, мне стоит оставить тебя вариться в неведении, пока я не составлю официальный отчет… — Уху-у-ура, — жалобно канючит Джим, и после долгой паузы она продолжает. — …Но твои данные пришлись очень кстати, — признает Ухура неохотно. В честь этого Джим утаскивает картофелину с ее тарелки, за что она больно шлепает его по руке. — Ну-ка поподробнее, — говорит он, обиженно потирая больное место. — Вообще-то говоря, лакарианцы — мирная раса. — Джим фыркает. — А вот и не смейся! Последний военный конфликт на их планете случился почти полторы сотни лет назад. — Тогда зачем они отгородились от всего мира? Они что, ксенофобы? — Можно и так сказать, — пожав плечами, отвечает Ухура, — и «фобия» здесь ключевое слово. Джим молча смотрит на нее, ожидая, когда она пояснит свою мысль. — Это тот случай, когда вулканцы оказались не лучшим выбором для первого контакта, — признает она со вздохом. — Вулканская телепатия сослужила дурную службу. — Надо думать, что их телепатические способности не лучшим образом сочетаются с телепатией вулканцев, — озвучивает Джим. — Не то слово. Традиционное приветствие лакарианцев — это прикосновение к виску, что является крайне важной ментальной точкой для вулканцев. Ментальный перенос между представителями вулканцев и лакарианцев произвел эффект разорвавшейся бомбы. Лакарианцы поняли, насколько вулканцы превосходят их в телепатических способностях. — Почувствовали свою уязвимость и попытались отгородиться от всего мира. Ухура коротко кивает. — А вулканцы, по всей видимости, увидели в их реакции угрозу для себя, чем и объясняется запрет на контакты. Некоторое время они сидят, раздумывая над этой нелепой и в чем-то даже трагической ситуацией. — Ты всё это выяснила из файлов? — спрашивает Джим. — Не только. Многое помогла понять Элспет, которая долго общалась с лакарианцами. Джим хватается за ее слова. — Но если Элси смогла подружиться с Сакме, значит, не все лакарианцы такие? Глаз Ухуры касается улыбка. — Первый контакт лакарианцев с вулканцами произошел почти сорок лет назад. На смену пришло новое поколение — которое не верит в страхи своих отцов и матерей. Они устали бояться. Некоторые из них готовы шагнуть навстречу неизвестности и попробовать заново. — От ее слов у Джима захватывает дыхание, и, заметив это, Ухура улыбается еще шире. — Прямо сейчас мы ведем первые официальные переговоры с Лакарией. — Но как? — спрашивает Джим. — А Элспет тебе не говорила, что дядя Сакме — высокопоставленный чиновник на Лакарии? И что он, как и вся ее семья, целиком за то, чтобы Лакария открылась для других рас? Джим обмякает в кресле, чувствуя себя так, будто пробежал спринт. — Неужели это тот случай, когда любовь и вправду соединяет враждующие стороны? — спрашивает он негромко. Рука Ухуры, которая до этого спокойно лежала на столе, сжимается. — Мы не можем этого гарантировать, — так же тихо говорит она, — но я могу обещать, что эти дети не станут очередными межгалактическими Ромео и Джульеттой. — Что ж, — Джим улыбается ей устало, но очень искренне, и Ухура едва ли не впервые на его памяти улыбается в ответ, — если так, то всё того стоило. * * * Когда в середине гамма-смены раздается звонок, Джим спит: только-только задремал. Он спотыкается и едва не падает с кровати, пока добегает до консоли, но когда на экране появляется лицо Сайбока, которому он написал перед тем, как лечь, емкое сообщение, сон с него как рукой снимает. Джим не дает Сайбоку вставить ни слова. — «Просто традиция», а, Сайбок? — спрашивает Джим угрожающе. — «Никаких последствий», а, Сайбок? «Гороскоп похож», а… — Если ты скажешь еще одно «а, Сайбок», я отключаю связь, — торопливо говорит Сайбок. На лице у него написан явственный дискомфорт. Ну, по мнению Джима, дискомфорт — это когда у тебя в голове просыпается твой преподаватель, который отправил тебя в ссылку, так что Джим не собирается расшаркиваться. — Ты знал! — взрывается Джим, хлопая ладонями об консоль. — Ты предполагал, что такое может случиться, ты… — Я не знал, что так выйдет, хорошо! — Сайбок взмахивает руками. — Я правда не знал, и поверь мне, я достаточно подкован в телепатии, чтобы утверждать, что такого не должно было произойти… — Если ты достаточно подкован в этом, тогда ты должен объяснить мне, что происходит, — шипит Джим. — Иногда, при высокой совместимости разумов… могут возникнуть непредвиденные обстоятельства, — Сайбок кажется смущенным и взбудораженным тем, что дух его брата пробудился. — Но подобное — большая редкость даже среди вулканцев. — И ты не подумал предупредить меня об этом маленьком факте, — говорит Джим с сарказмом. — Совсем забыл упомянуть о том, что твой мертвый брат может поселиться у меня в голове. — Я подкован, но не знаток, ладно? — огрызается Сайбок. — У меня не было причин предполагать, что возникнет такое осложнение. Ты — человек, и я не думал… — Почему ты вообще предложил меня? — перебивает его Джим. Сайбок замирает. Несколько секунд он только дышит, явно размышляя над ответом. — Честно? Не знаю. Это было как… предчувствие. Интуиция, называй как хочешь, — он нервно облизывает губы. — Я просто знал, что должен уговорить тебя, и больше никого. Несколько секунд Джим сверлит его взглядом, затем вздыхает, чувствуя, как гнев разом покидает его. — Ну и что мне с этим делать? — спрашивает Джим угрюмо. — Я могу поговорить с братом? — в голосе Сайбока звучит жадность. Джим, фыркнув, качает головой. — Он не отвечает мне, и сомневаюсь, что захочет говорить с тобой. Сайбок, похоже, не в обиде за это. — Я свяжусь с Т’Пау, — говорит он, морщась, как от мигрени. — Это кто? — Наша со Споком прапра, она лучшая во всем, что касается телепатии. Она должна помочь тебе. Но, боюсь, нам не скоро удастся получить ее аудиенцию… — С какой стати мне ей доверять? — перебивает Джим. — Не знаю, спланировали вы это или нет, но пока что твоя семья очень успешно скоординировалась, чтобы дать Споку вторую жизнь. — Ты думаешь, что… Джим! — Прости, но я уже не знаю что и думать, Сайбок! — Он и сам понимает, что совершенно несправедлив, но его уже несет. — Мне хочется тебе верить, но вдруг, я не знаю, Спок захватит мое тело и продолжит в нем жить, как ни в чем ни бывало? — Он не способен на это, — говорит Сайбок с убежденностью. — Честно говоря, я уже и не знаю на что вы, телепаты, способны. — Нет, — Сайбок медленно качает головой. — Я говорю не про способности к телепатии. Я говорю, что мой брат никогда бы так не сделал. — У меня с твоим братом не слишком-то хорошая история знакомства, — говорит Джим кисло. — Он выставил меня из Академии на задворки вселенной — что мешает ему выставить мое сознание из моего тела? — Потому что, — говорит Сайбок размеренно. — Я думаю, что только благодаря твоему сознанию он и жив. Джим моргает. — Прости, что? Но Сайбок не отвечает, впав в глубокую задумчивость. Он будто не слышит его следующие вопросы, и поняв, что это бесполезно, Джим со злостью обрывает передачу. — Вы не доверяете мне. Ну конечно, теперь он решил отозваться. После того, как Ухура ушла, Джим пытался с ним поговорить, но тот не отвечал, так что Джим уже почти уверился, что это все же последствия лакарианской атаки. На всякий случай он написал сообщение Сайбоку, который только что, по сути, подтвердил, что Спок действительно мог пробудиться. Джим хочет сказать, что да, у него нет причин доверять ему, но ведь это было не так. — Ты спас мне жизнь, — он садится на постель. — Я, может, и не восторге от ситуации, но я не могу забыть об этом. Пауза очевидно затягивается, и Джим не может понять, как Спок относится к этому заявлению. Наконец он говорит: — Выживание моей катры зависит от вас. Было логично вмешаться. — Можешь говорить что хочешь, но если бы не ты, то мои офицеры и Элси могли бы серьезно пострадать. Спок не отвечает, похоже, считая вопрос исчерпанным. Джим чувствует всепоглощающую усталость и приказывает компьютеру выключить свет. Он лежит в темноте, глядя в потолок распахнутыми глазами, когда Спок говорит: — Я… хотел бы попросить вас не сообщать никому больше о моем… присутствии. Джим обдумывает эти слова. — Даже твоим родителям? — Особенно им. С одной стороны, это касалось самого Джима и его состояния. С другой стороны, Спок был в своем праве. — Если я почувствую, что теряю контроль, я буду вынужден сообщить о произошедшем своему врачу и начальству. Эти слова даются ему нелегко, но Спок с готовностью отзывается: — Это логично. Я понимаю, почему вы связались с Сайбоком. Я лишь прошу не увеличивать круг знающих. — Согласен. Он отчего-то ждет, что Спок скажет что-то еще — например, «спасибо», или «спокойной ночи», но, видимо, в этом нет логики. Несмотря на то, что теперь Джим точно знает о чужом присутствии, он чувствует себя одиноким как никогда. * * * — Как долго вы намерены откладывать его разоблачение? — Гляньте-ка, кто почтил нас своим вниманием, — бормочет Джим. Вопреки расхожему мнению, старпом не всегда первым лезет в самое пекло, иногда очередь веселиться наступает и у младших офицеров. Просто по закону подлости, который, видимо, работает исключительно на флагманах Звездного флота, отсутствие хотя бы одного старшего офицера на миссии чревато неприятными последствиями для всего корабля. Четыре их научных офицера и два офицера безопасности застряли на поверхности необитаемой планеты класса М из-за ионного шторма, и экипаж вот уже вторые сутки ждал возможности забрать их на борт. За внеплановую передышку Джим успел закончить все отчеты, что на нем висели, сходить с инспекцией в инженерный, отправить на больничный Чехова, который восемнадцать часов отказывался уходить из транспортаторной, сыграть в покер с Пайком, Боунзом и Сулу, посмотреть голофильм с Кэрол и даже дочитать еще одну порцию личных дел. Это, правда, ему быстро надоело (потому что он так пока и не знал, кого сделать преемником), и он переключился на морской бой с Амандой, с которой они периодически приканчивали партию-другую. Джим удивился, когда через несколько дней после прибытия на «Энтерпрайз» получил по официальному каналу зашифрованное сообщение от посла Сарека, и удивился еще больше, когда обнаружил в письме автоматический баннер в веселеньких тонах, приглашающий принять вызов в игре. Теперь они спонтанно встречались в любое время дня и ночи, чтобы отвлечься от бремени обязанностей и переброситься парой дружелюбных реплик. В новой партии Аманда с точностью снайпера вычисляет его линкор и теперь бомбит один из его крейсеров. Когда Джим отправляет ей серию восклицательных знаков, Аманда не отвечает ничего, хотя сообщение значится как прочитанное. Джим уже несколько недель подозревал, что некоторые партии против него вел Сарек, но у него пока не было веских доказательств, кроме смены тактики и непривычного молчания в чате. Видимо, именно эти его размышления заставили Спока нарушить свое двухнедельное молчание — наверное, зрелище того, как стремительно портится статистика выигрышей, задело что-то у него внутри. — Я не считаю приемлемым на постоянной основе вмешиваться в вашу жизнь. — Неужели? — Джим готов поклясться, что он только на этой неделе дважды чувствовал его немое осуждение, хотя, впрочем, это могло быть и его воображение. — Ваша работа важна, — возражает Спок. — Мое присутствие может заставить вас совершить ошибку. — И что, у тебя даже нет никаких комментариев по поводу моих методов? — спрашивает Джим с легкой иронией, затапливая эсминец, и шлет в чат маленькую анимированную ладошку, которая попеременно складывается то в та’ал, то в фигу. Он надеется, что Сарек оценит — этот эмоджи Джим сделал специально для него. Спок удивительно долго молчит. — Я не всегда согласен с ними, — говорит он наконец. — Порой ваши решения… нестандартны. Но я не могу сказать, что они неверны. Джим замирает, потому что… — Так ты признаешь, что мое решение Кобаяши Мару должно быть засчитано? — спрашивает он в полном восторге, потому что — это подразумевается, разве нет? — Нет, — немедленно отзывается Спок. — Это все еще нарушение правил Звездного флота. — Но? — спрашивает Джим, чувствуя за этим какую-то невысказанную мысль. Партия завершается проигрышем Джима, и в чате то возникает, то вновь пропадает многоточие, за которым Джим с интересом следит. В конце концов там появляется эмоджи с двумя пальцами, сложенными в знак «виктори». Это никак не снимает вопрос о том, кто сидит на том конце чата, и Джим тихо вздыхает. — Но теперь я хотя бы знаю, что вы их читали. Джим давится собственным смехом. — Конечно я их читал! Чтобы обойти правила, нужно их знать, разве нет? — тут он делает паузу. — Постой, ты знаешь, что я читал правила? Что еще ты знаешь? Не то чтобы Джим не понимал, что существование чужого сознания под одной крышей с его собственным не подразумевает нарушения приватности, но Спок так упорно прячется от него, что Джим порой просто забывает о его присутствии. — Я знаю, что вы помните наизусть почти весь устав Звездного флота, потому что в своих мыслях вы регулярно обращаетесь к нему во время принятия важных решений, даже если выбираете следовать наперекор ему, — откликается Спок, и Джим чувствует исходящие от него слабое удивление. Оно оставляет кислый привкус у него во рту. — Ты этого не ожидал, — глухо констатирует он. — Ты думал, что я действую необдуманно и своевольно. — Я больше так не думаю, — замечает Спок тихо. — Мне не следовало предполагать. Джим бы даже это оценил, будь он все еще фанатом «Гордости и предубеждения», но он как-то уже перерос эту фазу. (Ладно, вот сейчас он загнул. Никто не перерастает фазу «Гордости и предубеждения», но Споку знать об этом не обязательно). — В конце концов, это неважно, — говорит Джим, и знает, что он лжет. Они оба это знают. — В свою защиту… — неожиданно начинает Спок несколько минут спустя, и Джим вздрагивает, решив, что Спок снова будет молчать неделями, — эмпирические данные свидетельствовали об этом, и логический вывод… — Какие данные? — перебивает его Джим, уже уловив, что Спок начинает использовать формальный стиль, когда смущен. — В частности, ваше решение… ваше согласие поучаствовать в ритуале. — Ты сейчас реально использовал это как аргумент против меня? Я помог тебе, почтил традиции твоего народа… — Но вы не должны были. Это решение было нелогичным и не приносило вам никакой выгоды. Джим чувствует, что его сердце забилось быстрее. — Есть вещи, которые нужно сделать, даже если ты не должен, — говорит он негромко. — Даже если они идут вразрез с логикой, правилами или здравым рассудком. Они молчат очень долго. Джим не знает, видит ли Спок то, о чем думает Джим, он не хочет этого знать. Потому что он думает о том, что все они так или иначе хранят память об ушедших; потому что земляне, теллариты, андорианцы и многие другие народы теперь должны сохранять то, что осталось от Вулкана, пускай даже это его мертвые. В конце концов, Джим заговаривает первым: — Я согласился потому что ваш ритуал показался мне… правильным. Даже логичным, если тебе так больше нравится. — Почему? — спрашивает Спок быстро. — Потому что никто не должен оставаться в одиночестве. Он произносит эту фразу так, чтобы ясно дать понять, что он ставит на этом точку, но она почему-то больше ощущается, как запятая. * * * Джим не совсем уверен в том, что происходит — все вокруг кажется теплым и слегка размытым, как будто он смотрит сквозь запотевшее стекло в тропической стране. Его тело ощущается тяжелым и неповоротливым, и внутри него перекатывается тягучая карамель, отчего губы и пах приятно ноют. На горизонте начинает разгораться рассвет, и Джим слегка прищуривает глаза и перекатывается на бок, желая урвать немного неги. Ладонь, которую он прижимает к животу, сползает ниже и уютно устраивается там. Джим лениво щупает себя через шорты, не чувствуя никакой спешки, потом забирается под резинку. У него так давно не было не просто партнера, а даже времени на себя — ничто не убивало либидо эффективнее, чем долгие часы за отчетами или столом переговоров — а редкие высадки хотя и горячили кровь, но силы обычно покидали его, стоило добраться до постели, и он в изнеможении засыпал. Джим не знает, как долго он ласкает себя, будто знакомясь со своим телом заново, но рассветное солнце становится все более ярким, и он чуть морщится, ускоряя темп. На заднем плане ему не дает покоя какая-то мысль, какое-то смущение — но какая разница, если сейчас он закончит и никто ничего не увидит и не узнает, разве что… — Спок, — выдыхает он, распахивая глаза, и в этот момент кончает. Несколько секунд Джим лежит, ошеломленный — не то от силы оргазма, не то от паники, прошившей его до самых кончиков пальцев. — Э-э, я… — начинает он хрипло, садясь на постели и моргая, но не успевает ничего сказать, потому что в этот момент компьютер приятным женским голосом объявляет: — Доброе утро, коммандер Кирк. 7000 по корабельному времени. — Свет включается на полную мощность. Джим сам настроил будильник таким образом, чтобы начиная с 6300 свет постепенно разгорался, имитируя восход солнца. Компьютер начинает пересказывать ему отчет его заместителя с дельта-смены, который он обычно слушает, пока собирается, но в этот раз Джим грубо прерывает его и тащится в ванну, где с пылающим лицом включает душ и скидывает грязное белье. В душе он слегка успокаивается, и когда наконец он перед зеркалом, обеими руками опираясь на раковину, он кажется себе почти нормальным. — Насчет произошедшего… — говорит он, прочистив горло и глядя куда угодно, но не в глаза своему отражению. Взгляд цепляется за немного старомодный флакон одеколона, который достался ему от отца — имбирь, шалфей и дубовый мох, — и маленькую фотокарточку, которая висит на зеркале. В ней Элси с ослепительной улыбкой прижимается к светловолосой девушке с огромными темными глазами и застенчивой улыбкой; шею девушки деликатно обвивает тонкий фиолетовый шарф с логотипом Принца, под которым, как знает Джим, скрывается шрам от трахеостомии. Сакки и несколько членов ее (довольно влиятельной) семьи вылетели за пределы атмосферы, как только Лакария наконец сняла запрет на освоение космического пространства, и они стали первыми лакарианцами, кто ступил на поверхность иной планеты — в данном случае, Каймера III. Джим некоторое время ждет, что Спок скажет что-нибудь, но тот, по своему обыкновению, предпочитает промолчать. Это один из немногих случаев, когда Джим совершенно с ним солидарен. * * * Эта смена кажется как никогда долгой. Джим никак не может понять этому причину; даже думает на побочные эффекты, о которых говорил Сайбок, но затем понимает, что дело не в этом. На мостике царит странное молчание — не тишина, нет, именно молчание, полное чего-то тяжелого и невыразимого. Отчего-то Джим выбит из колеи; ему кажется, что он задыхается, но он держится, стараясь считать выдохи и вдохи. За несколько минут до начала пересменки Пайк медленно поднимается из кресла. — Жду вас всех через час в первой комнате отдыха, — говорит он, и в его голосе звучит странная, непривычная для него меланхолия. — Приводите всех, кто захочет прийти. После этого он мягкой поступью выходит с мостика, передав свое кресло лейтенанту, который обычно заменяет его в гамма-смену. Пока происходит пересменка, все сохраняют молчание. Наблюдая за ними исподтишка, Джим видит, что все понимают, что происходит. За исключением него, видимо. Не сказать, чтобы Джим был так уж удивлен этому. Уже по дороге в комнату отдыха Джим видит Кэрол. Он окликает ее и догоняет её, когда она замедляет шаг. — Знаешь, что к чему? — спрашивает он вполголоса. — Не-а, — она кажется такой же растерянной. Они обмениваются понимающими взглядами. Когда дверь раскрывается, Джим галантно пропускает Кэрол вперед, и она смеется, но стоит им переступить порог, как их веселье мгновенно угасает. В комнате царит полумрак — но не интимный, как в баре. Свет приглушен так, чтобы ничего не отвлекало от экрана, на котором медленно сменяют друг друга фотографии кадетов в красных формах, обнимающих друг друга; офицеров, улыбающихся на своих постах; и пейзажи алой, пустынной планеты, которой больше не существовало. Это была не вечеринка. Это был вечер памяти. Джим и Кэрол тихо берут по бокалу и встают поодаль. Все вокруг кажется тихим и приглушенным, пока все негромко переговариваются между собой, но в какой-то момент офицер выходит вперед и, неловко прочистив горло, рассказывает о своей сестре, которую он потерял. За его короткой речью следуют другие; Чехов говорит об однокурсниках, из которых почти никого не осталось, Сулу произносит несколько слов о друзьях с других кораблей, и даже Боунз поднимает тост за своего предшественника на посту начмеда. Джим слушает, сглатывая ком в горле, и думает, сможет ли он произнести что-то о Гейле, но он, кажется, не в силах выдавить ни звука. Наконец, когда, кажется, почти все произнесли свою речь, вперед выходит Пайк. — Я отдал Флоту большую часть своей жизни, — негромко начинает он, и все вокруг затихают. — И год за годом я видел, как офицеры вокруг меня отдают свои жизни ему целиком, без остатка, чтобы жили те, кто придет после нас. — На короткую секунду его глаза встречаются с глазами Джима. В этот миг они оба думают о его отце. Наконец Пайк отводит взгляд и продолжает. — Но в новейшей истории Звездный флот еще не знал таких катастрофических потерь, как эта. В день, когда их не стало, вы все — каждый из вас — не дрогнув, встали на их посты, чтобы мы устояли. Вы не позволили горю остановить вас, и за это я безмерно горжусь командой «Энтерпрайз» — той, что была, и той, что стоит прямо сейчас передо мной. Но на этот вечер мы не офицеры, несущие долг — мы просто люди, которые потеряли любимых. За них. Пайк поднимает бокал, и все эхом повторяют его слова и делают по глотку, поминая павших товарищей. Джиму кажется, что на этом Пайк закончит свою речь, но Пайк удивляет его. Он медленно опускает бокал и несколько секунд смотрит в него. Затем он ссутуливается. — В тот день я потерял многих, но напоследок я хотел бы сказать о том, кто был не просто моим протеже. Вы все знаете Спока, — Пайк слабо улыбается, и многие вокруг отвечают ему кивками и даже улыбками. Джим чувствует, как его начинает потряхивать. — Я видел его путь, начиная с тех времен, как он был совсем зеленым первокурсником, и заканчивая теми, когда он сам стал преподавателем. Быть наставником для первого вулканца во флоте было не так уж легко, и никогда я не был так сбит с толку. И никогда я так им не гордился. За Спока. В тот момент, когда люди поднимают тост, Джим расталкивает толпу, пытаясь как можно скорее добраться до уборной. Кажется, после Пайка слово берет Ухура, но Джим уже этого не слышит — его вовсю колотит, и раз за разом на него накатывают такие мощные эмоции, что он едва может с этим справиться. Когда за ним наконец закрывается дверь, он прислоняется спиной к стене. — Спок, ты должен у-успокоиться, — говорит он торопливо. — Каж-жется, у тебя паническая атака. — У вулканцев не бывает подобных нелогичных эмоциональных проявлений, — тут же отвечает Спок со своей привычной резкостью, и Джима ведет в сторону от новой вспышки эмоций. Он не в силах удержаться на ногах и неуклюже сползает на пол. В дверь кто-то настойчиво колотит. Судя по возне и приглушенным звукам, доносящимся из-за двери, какая-то парочка больше не способна выдерживать натиск горя и стремится как можно скорее заняться жизнеутверждающим сексом. В любое другое время Джим бы не стал препятствовать, но поскольку ему самому в ближайшее время светит не секс, а нервный срыв, он кричит: — Занято! — кто-то ойкает, и шаги удаляются. Джим несколько раз бьется затылком о дверь. Боль слегка отрезвляет его. — Отгадай загадку, — говорит Джим со злостью. От прошивающих его сильных — чужих — эмоций — его колотит, отчего зубы неприятно клацают друг об друга. — Вы-выглядит как паническая а-атака, о-ощущается ка-ак па… ническая атака, с-с-сопровождается словами «у вулканцев нет эмоций». — Молчание. — Ну? — Считаю сарказм неуместным в данной ситуации, — цедит Спок. Судя по всему, даже эта короткая фраза дается ему с огромным трудом. — Значит, твой ответ «с-с-сарказм»? — на волне его эмоций Джима несет, поэтому он делает вид, будто не понимает, что тот имел в виду. — Нев-верно-о! Правильный ответ: «вулканская пани-ч-ческая атака». — Вы полагаете, что это смешно? — спрашивает тот холодно, и Джим ощеривается. — Веришь-нет, но ни капли, — он практически переходит на шипение. — Я считаю, то, что взрослый человек врет о наличии собственных эмоций тому, кто способен чувствовать эти самые эмоции, совершенно абсурдным! От избытка чувств он еще несколько раз бьется затылком о дверь, что не приносит ему никакого облегчения. Спок молчит, и несколько секунд они просто дышат. Мало-помалу ему начинает казаться, будто больше он не тонет под наплывом цунами — теперь это просто сильные волны, которые окатывают его, снова и снова, но каждый раз сходят. Когда его зубы перестают стучать, а пальцы дрожать, Джим нетвердой рукой проводит по лицу, чувствуя, как на ладони остается влага. Он медленно поднимается на ноги и долго умывается, избегая смотреть в зеркало. Джим чувствует, что ничего путного сейчас не добьется, поэтому считает до десяти и от десяти обратно до нуля, медленно, через нос выдыхает и возвращается в комнату. По большей части на него никто не обращает внимания — все разбились на небольшие группки и негромко переговариваются. Он видит Пайка и Ухуру, стоящих ото всех в отдалении — она опустила голову ему на плечо, пряча лицо, а он приобнимает ее одной рукой, словно дочь. Джим отводит взгляд, и в этот раз он замечает еще кое-что. Вокруг Боунза, сидящего на диване, образовалась своеобразная мертвая зона. Когда Джим с нарочитой безмятежностью приземляется рядом, он недобро косится на него, но ничего не говорит. — Хорошо проводишь вечер, Боунз? — спрашивает Джим легко, откидываясь на спинку. Он с удивлением понимает, что события последних минут никак не отражаются в его голосе, хотя тот и звучит чуть более хрипло, чем обычно. — Просто зашибись, — отвечает тот после паузы, опустив взгляд в стакан, и Джим следует за линией его взгляда. У него в бокале плещется виски, отмечает Джим без всякого удивления. Обычно Боунз пьет виски, когда ему хреново, и судя по всему, это именно тот случай. — Какой это бокал, Боунз? — Не помню, — роняет тот немногословно, и это верный признак, что этот бокал, в частности, уже точно лишний. У Боунза нет проблем с алкоголем — он, верный своим врачебным идеалам, вообще редко перебарщивает с ним — но он не из тех, кого можно назвать «веселыми пьяницами». Лишний стакан вызывает у него желание хандрить, а не танцевать до утра, а уж несколько порций сверх нормы обычно погружают его в пучины экзистенциального отчаяния. Джим видел это на первом курсе Академии, когда Боунз пытался унять боль от разбитого сердца, и это зрелище было не из приятных. — Ну ладно, приятель, — говорит он решительно, забирая стакан из его рук, — мне кажется, что на сегодня достаточно. Полминуты Боунз пытается упираться, стараясь помешать Джиму поставить его на ноги, но когда это происходит, он резко обмякает, опираясь на него чуть ли не всем своим весом. Они опасно кренятся, пока Джим наконец не восстанавливает равновесие, но когда у него получается закинуть руку Боунза себе на плечо, дело начинает спориться. Люди перед ними с готовностью расступаются, а Боунз изо всех сил подволакивает ногу, подстегиваемым постоянным «вот так, вот так, молодец», которым его подбодряет Джим. Когда они наконец заваливаются в каюту Боунза, тот смачно валится на постель, глядя в потолок. — Компьютер, включить музыку, — говорит он скорбно. Джим решает, что в этом нет особого вреда, но когда он возвращается из ванной, неся в руках пижаму Боунза, его встречает знакомый блюз. Боунз, закрыв глаза, подпевает себе под нос о сломанных костях и о том, что теперь у него нет места, которое он мог бы назвать домом. — Э, нет, — говорит Джим, опускаясь рядом. Он невольно улыбается. — Не думаю, что это сейчас пойдет тебе на пользу, старина. — И то правда, — отзывается Боунз со вздохом и приказывает компьютеру выключить музыку. Он скидывает ботинки и начинает неохотно стягивать с себя одежду, что Джим засчитывает как личную победу. — Что на тебя нашло? — Он спрашивает об этом несколько долгих минут спустя, когда Боунз уже лежит в постели, укрытый одеялом. Он не особо-то ждет, что ему ответят, но когда Боунз длинно выдыхает, он замирает и готовится слушать. Он не торопит, давая Боунзу возможность собраться с мыслями. — Понимаешь… Спок, — говорит он наконец и снова надолго замолкает. Через некоторое время Джим все-таки не выдерживает: — Я не думал, что ты так близко его знал. — Я не знал, — отвечает Боунз резко. — Но это не важно. Джим затыкается. Что-то в груди начинает болезненно сжиматься, и Джим не может понять, кому это принадлежит — ему или Споку. Но как Боунз и сказал, сейчас это было не важно. — Мы потеряли так много, Джим, — говорит Боунз. Он произносит слова немного невнятно, но даже это не смазывает их значение и вес. — Целая планета погибла на моих глазах. Планета, полная живых, мыслящих, чувствующих существ, и Спок… Кажется, Джим начинает понимать его. Его сердце бьется часто и неровно. — Для тебя эта трагедия воплотилась в нем, — слова звучат незнакомо и издалека, как будто их произносит кто-то другой. Боунз отрывисто кивает. — Для меня она имеет его лицо. Больше они ничего не говорят, просто сидят вдвоем в темноте. Наконец Джим тихо проводит костяшками пальцев по его лбу, но Боунз никак не реагирует на прикосновение. Он спит. Бесшумно выскользнув из каюты, чтобы не потревожить его, Джим медлит в коридоре, обдумывая произошедшее за день. — Люди говорят, что признание проблемы — это первый шаг к ее решению, — говорит он негромко. У него нет сил на очередной спор, но он чувствует необходимость озвучить вслух вывод, к которому он пришел. Если уж эмоционально закрытый, отрицающий до последнего Боунз может признать вслух, что он не в порядке, то уж Спок и подавно должен быть на это способен. Спок должен увидеть в этом логику, в конце концов. Но в ответ Джим слышит только тишину. * * * Джиму снится, будто он никак не может уснуть и ворочается на кровати. Ему мешает бесконечная какофония звуков — голоса, говорящие на незнакомом ему языке, негромко бормочут, беседуют, спорят, где-то на периферии даже слышится нежный женский голос, негромко напевающий колыбельную. Он то пытается зарыться глубже в подушку, то натягивает и вновь сбрасывает одеяло, мотает головой, хмурясь сквозь плотно сомкнутые веки, не понимая, как отключится от этого, и он — Внезапно нарастающее напряжение взрывается в висках, вспыхивает перед глазами, и на бесконечно долгий миг все голоса сливаются в чудовищный, полный агонии вопль, и он — Всем своим существом тянется к этим голосам, не способный не откликнуться на зов своего народа, и он — Чувствует, как его затягивает вслед за ними, когда он отталкивает от себя того, кого он больше всего хотел бы прижать к сердцу, и он — Знает, что там, где раньше были голоса, теперь нет ничего, никого, и нити рвутся одна за одной, когда его накрывает огромная, неотвратимая смертная тень, и он — Падает, падает, падает, теряя зрение, слух и запах, с каждой секундой лишаясь всего того, что он считал собой, развеиваясь, будто прах, и он — Распахивает голубые глаза и делает первый судорожный вдох, как младенец, который вырвался из тьмы на свет, и он — Джим рывком садится на постели, судорожно хватаясь за бок там, где болит его несуществующее вулканское сердце. — Спок, — зовет он хрипло, чувствуя, горло царапает боль от немого крика, которым он звал других во тьме, как пульсируют его виски от того, что он все тянется и не может достичь тех, с кем ранее был связан тонкой, словно паутина, нитью. Там, где раньше были голоса, была связь, была жизнь, теперь были только руины, только тени, только молчание. Оно ужасает. * * * На утро Джим не поднимает эту тему. Он великодушно приносит Боунзу завтрак в каюту, помогает ему проснуться и наблюдает, как его друг мало-помалу приходит в себя после похмелья. Он безукоризненно отрабатывает смену, с бесконечным терпением наставляя лейтенанта, которого натаскивает в качестве своего заместителя в дельта-смену. Джим обедает с Кэрол, которая рапортует ему о прогрессе текущих проектов в научном департаменте. Она хорошо справляется, но он все же чувствует, что она относится к этой позиции без восторга. Кэрол бы с большей радостью занималась собственными исследованиями, чем курировала чужие, и Джим делает себе пометку обсудить это с ней, если в ближайшие пару месяцев ситуация не поменяется. Он не видел смысла тратить потенциал Кэрол на организационной работе, если к этому не лежит ее душа. Вечером он перекусывает с Пайком, пока они вместе, чертыхаясь, разбирают путаный запрос от неизвестной расы, пытаясь понять, что, собственно, от них хотят. Короче говоря, весь день он проводит как образцовый старпом. И следующий. И следующий за ним тоже. Он надеется, что этого достаточно, чтобы Спок отошел от событий того дня, но что он получает? Ничего. Спок никак не дает о себе знать. Даже когда он зовет его, мысленно или вслух, в одиночестве своей комнаты, чувствуя себя не слишком здоровым психически. Засранец не удостаивает его ответом. Но останавливает ли это Джима? Да черта с два. Сначала Джим заглядывает в вулканскую базу данных, но быстро понимает, что без знания языка там делать нечего. Тогда Джим набирает в поисковике про ментальные связи и читает несколько бетазедских статей, а также скудные вулканские тексты, переводы которых он находит не где-то в архивах Звездного флота, а — кто бы подумал! — на полумертвом форуме весьма тревожащего содержания. Кто бы подумал, что однажды поклонники «Вулканской рабы любви» сослужат ему добрую службу. Он регистрируется на сайте, надеясь, что Боунз никогда не узнает, кто скрывается под ником «starchild26». И Пайк. И Ухура. Особенно Ухура! Его аккаунту присваивается статус «раб третьей категории», что дает ему доступ только к части разделов форума, но этого достаточно, так что он внимательно читает отрывки из этих переводов. Главное, что он уясняет из вольного изложения, так это то, что связь работает в обе стороны. Конечно, его положение нестандартное, и он не находит описание ничего подобного, но все же. Джим откладывает падд и мысленно сосредотачивается. Он старательно представляет что-то вроде каната, за который он мог бы ухватиться, он рыщет по собственному сознанию, пытаясь почувствовать что-то, что ему не принадлежит, но когда он правда на это натыкается, это не похоже на то, что он воображал. Это больше похоже на старый радиоприемник, который он видел в политехнических музеях. Он однажды крутил ручки у созданной по образу и подобию модели — чтобы поймать сигнал, нужно очень аккуратно подкручивать ручки, ориентируясь на нужную волну. Спок явно не хочет его пускать и пытается ускользнуть, но он, будто в игре горячо-холодно, с завязанными глазами идет на звук хлопка. Когда его негромкий мысленной голос начинает звучать различимо, Джим внутренне ликует. У него уходит на это куча сил, и Джим чувствует, как по вискам течет пот. Джим внимательно вслушивается, и когда до него доходит, о чем Спок думает, он едва не чертыхается вслух. Потому что Спок думает о репликаторах. Он очень обстоятельно и серьезно думает о способе оптимизации работы репликаторов, и он так поглощен этим, что, похоже, не совсем осознает, что Джим его слышит. От растерянности и возмущения Джим теряет концентрацию, и голос Спока мгновенно искажается и затихает, как будто кто-то выкручивает звук на минимум. — Серьезно, репликаторы? — восклицает Джим, не в силах удержать это в себе. — Больше нечем заняться? Видимо, то, что Джим знает о ходе его мыслей, заинтересовывает Спока настолько, что он прерывает свой бойкот. — Эта проблема ничем не хуже других, — возражает он. От возмущения Джим едва не теряет дар речи. — Ты… я днями не могу получить от тебя ответа, я не знаю, что с тобой происходит, а ты — репликаторы? — Вам незачем беспокоиться обо мне. Джим молчит, ожидая продолжения, но Спок явно не собирается развивать свою мысль. Он стискивает зубы. — Ты можешь хотя бы обращаться ко мне на «ты»? — с сарказмом спрашивает он. — Это не первая и даже не вторая база, знаешь ли. Я вообще не уверен, что два существа могут быть друг к другу ближе, чем мы. Фраза звучит как-то не совсем так, как он планировал, и Джим чувствует странную уязвимость. — Это именно та причина, по которой я пытаюсь сохранять дистанцию, — отвечает Спок с неожиданной прямотой, и Джим замирает. — В смысле… ты… Кажется, Спок тоже не планировал откровенничать, потому что Джим чувствует, как тот колеблется. — Джеймс, я не думаю… — Джим. Короткая пауза. Если бы Спок мог дышать, Джим уверен — в нее поместился бы ровно один тяжелый вулканский вздох. — Джим, — от этой маленькой победы Джим чувствует прилив громадного воодушевления, и он с трудом прячет улыбку, — я не думаю, что вы… — Ты. — Ты. — Чудеса сегодня просто не кончались. — Я не думаю, что ты понимаешь всю сложность ситуации, перед которой мы оказались. Джим картинно разводит руки. — Ты можешь оглядеться там у меня и убедиться, что я вполне все понимаю. — Но ты не понимаешь, насколько опасен эмоциональный перенос. Джим опускается на постель, широко разведя ноги и сгорбившись. — Так объясни мне. Удивительно, но сегодня Спок сдает позиции одна за другой. После короткого молчания он вновь подает голос. — Ситуация, в которой мы оказались, не просто маловероятна, она выходит за грань понимания. — Да, наши разумы обладают высокой долей совместимости, Сайбок уже говорил. Или он ошибается? — Нет, — медленно говорит Спок. — Он не ошибается. Однако я бы и не сказал, что он прав. Джим размышляет над этой загадочной фразой. — В переводе с вулканского на человеческий, вы оба нихрена не понимаете, что происходит. — Грубо говоря, да. Этот ответ его удивляет — он уже не ожидал от Спока прямоты. — И ты решил спрятать голову в песок, — говорит он наконец. — Я пытаюсь как можно меньше взаимодействовать с ва… с тобой, чтобы связь не крепла. — Не похоже, чтобы это имело успех. У Джима свой опыт кошмаров, особенно после Тарсуса, но уже несколько лет сны снятся ему довольно редко. Теперь же почти каждую ночь его преследуют яркие видения — или, наоборот, бессонница; он чувствует, как с трудом сдерживает свои эмоции, становится раздражительным и безрассудным. Он, конечно, не может быть уверен, что это не результат усталости от его обязанностей на позиции старпома «Энтерпрайз» — похоже, чтобы спокойно с ними справляться, нужно иметь циркадный ритм вулканца или денобуланца, не меньше — но он что-то подозревает, что сны о том, как красная планета сгорает вокруг него, снова и снова, принадлежат все-таки не ему. — На данный момент эта тактика представляется мне самой логичной, — отвечает Спок, что означает, что его не переубедить. Джим разочарованно хмыкает. — Дай знать, когда тебе там надоест. * * * — Тридцатый. — Девятнадцатый. — Тридцатый. — Девятнадцатый. — Вы о чем? — спрашивает Пайк с любопытством, крутанувшись в кресле. — Они спорят, какой Доктор круче, сэр, — отзывается Сулу, не поднимая взгляд от пульта управления. — Как специалист по коммуникации, вынуждена отметить, что у ваших старших офицеров уровень аргументации как у двенадцатилеток, сэр, — добавляет Ухура. Джим в ответ показывает ей язык, на что она закатывает глаза, бормоча под нос «что и требовалось доказать». Боунз фыркает. — Мы ведем этот спор со второго курса Академии. Нам лень переходить на аргументы, которые мы слышали друг от друга уже сто раз. — Ты просто отказываешься признавать, что ты сексист, Боунз. Тридцатый. — В отличие от тебя, я люблю персонажа, который действительно имеет интересную арку развития, а не того, с кем я соотношу себя, Джим. Девятнадцатый. На это возмутительное заявление Джим не успевает ответить, потому что внезапно его накрывает такой яростью, что падд, который он сжимал в руках, с громким треском складывается пополам. Секунду Джим тупо смотрит на падд, затем поднимает взгляд. Все на мостике смотрят на него. У Пайка высоко подняты обе брови, а Боунз кажется настолько растерянным, что едва ли не впервые в жизни не знает, что сказать. — Не беси меня, Боунз, — с неловкой улыбкой говорит Джим после долгой паузы. Он пытается свести все в шутку, но никто не смеётся. Джим, пробормотав извинения, торопливо уходит с мостика, чувствуя, как спину прожигают недоуменные взгляды. * * * — С меня хватит, — говорит Джим вслух и скатывается с постели. Ослепительный свет коридора режет его красные, воспаленные от недосыпа глаза, но он упрямо идет вперед, движимый приступом абсолютного бешенства, сжимая в руке отвертку. В этот час коридоры пустынны, и в ближайшей столовой никого. На первый репликатор у него уходит до смешного много времени, потому что Спок, наверное, инстинктивно чувствует, что его советы сейчас будут встречены без особого восторга, мягко говоря. Впрочем, Спок так много думал об этой гребанной оптимизации, Джим справляется и без его помощи. В последние дни он просто зациклился на ней, не в силах переключить свое внимание ни на что другое, так что даже до Джима доходили его размышления. Закончив с первым, Джим уже в отлаженном темпе разбирается со всеми общественными репликаторами в этом секторе, затем поднимается на турболифте на верхнюю палубу. По пути ему встречается несколько малознакомых офицеров, обычно работающих в дельта-смену, которые робко с ним здороваются, но никто его не останавливает с вопросами. В какой-то момент Джим теряет связь с реальностью. Сознание впадает в некоторое подобие транса, механика простых процессов не оставляет места на лишние мысли — открутить болты, снять панель, перераспределить энергопотоки, обновить настройки… Приходит он в себя только когда кто-то твердо встряхивает его за плечо. — Эй, Джим. Джимми. Давай, повернись ко мне, — в голосе звучит такая тревога, что становится ясно — его окликают явно не в первый раз. Джим вздрагивает и роняет отвертку, резко оборачиваясь. Боунз стоит перед ним, его лицо выглядит заспанным и все еще хранит след от подушки на щеке, но его глаза смотрят серьезно и настороженно. Он одет в синюю форменную рубашку, но судя по лиловым штанам из шелкового комплекта, который Джим подарил ему на прошлое Рождество, он натянул ее прямо на пижаму. Джим моргает, оглядываясь по сторонам и видя, что у дверей, переминаясь с ноги на ногу, стоят несколько офицеров, которые, видимо, и вызвали Боунза. Заметив, что Джим смотрит ему за спину, Боунз коротко оглядывается. Его лицо мрачнеет. — Пойдем-ка домой, Джим, — говорит он, крепко беря его за локоть и ведя к выходу. Джим не сопротивляется, когда Боунз заводит их в лифт и называет сектор, потому что честно говоря, он уже даже не уверен, в какой части корабля они находятся. — Который час? — спрашивает Джим хрипло, потирая глаза основанием ладоней и пытаясь улыбнуться молоденькому денобуланцу в форме научного отдела, который испуганно жмется в самый дальний от них угол, пытаясь слиться со стенкой лифта. Ну да, если бы его старший офицер спятил, Джим бы тоже, наверное, попытался бы не привлекать к себе внимания. Улыбка сползает с его лица, и он отворачивается от него, чтобы не пугать его еще больше. — Конец дельта-смены, — говорит Боунз коротко, и — ой-ей. Джим знает этот тон. Этот тон означает, что как только они окажутся наедине, на него начнут орать. Джим не любит, когда на него орут, потому как только лифт разъезжается и Боунз делает шаг к выходу, Джим тянется к кнопке экстренного закрытия дверей, надеясь, что в запале Боунз не заметит его стратегического отступления. К несчастью, Боунз знает его слишком хорошо, потому что стоит ему шевельнуться в эту сторону, как он разворачивается и встает в коронную позу, скрестив руки на груди. — Мы можем пойти по-хорошему, — говорит он будничным тоном, — а можем и по-плохому. Джим бросает отчаянный взгляд на денобуланца, но судя по абсолютной панике на его лице, на него рассчитывать было нельзя. Он еще раз моргает и понимает, что у него нет сил сопротивляться. Джим молча выходит из лифта вслед за Боунзом, уже не пытаясь сбежать. Всю дорогу Боунз бросает на него неясные взгляды, и только когда двери перед ними разъезжаются, он с запозданием понимает, что Боунз отвел его к нему в каюту, а не в медотсек, за что он чувствует прилив всепоглощающей благодарности. — Спасибо, — говорит он с чувством и падает лицом в подушку. — Не за что, засранец, — говорит Боунз хмуро, — хоть ты этого и не заслужил. Компьютер, свет на тридцать процентов. Судя по звукам, он копается в его ящиках, выискивая оставленную им же самим аптечку, которые он как бурундук рассовывал по всем стратегически важным местам на корабле. — И что это было, Джимми? — Джим ненавидит эту осторожность, которая звучит в его словах потому что это слишком напоминает ему их первый год в Академии — для них обоих он был… ну, не лучшим. Он тягуче сглатывает. — Это не то, что ты думаешь. — Я не знаю, что мне думать, Джим, когда меня вызывают в 0530 утра встревоженные энсины и сообщают, что наш старпом в сомнамбулическом трансе что-то химичит с репликаторами. Что, кстати говоря, ты с ними делал? — Оптимизировал, — тускло откликается Джим. — Нынешняя калибровка позволяет на три с половиной процента увеличить эффективность. — Ну надо же, на целых три с половиной. В голосе Боунза звучит неприкрытая ирония. — Этот показатель может оказаться решающим в экстремальной ситуации, — не зная толком, зачем, цитирует Джим Спока. — Ты совершенно прав, — говорит Боунз серьезно. — Думаю, нам нужно немедленно развернуть «Энтерпрайз», чтобы лично доложить об этом президенту Объединенной федерации планет. Джим пытается съязвить в ответ, но у него на это нет сил. Матрас сбоку от Джима проседает под чужим весом. — Ты знаешь, что делать, — говорит Боунз безапелляционно. Джим не спорит, переворачиваясь на спину и позволяя ему посветить в глаза фонариком. — Хм. Ты даже ничем не обдолбался. — Вот, значит, какая была твоя рабочая версия? Боунз не отвечает, продолжая сканировать его трикодером. Морщинка между его бровей становится немного меньше. — Моя рабочая версия была в том, что ты надрался и проспорил кому-то из инженерного. Или что тебя покусал Скотти. Или что чокнутый шотландец вообще вселился в тебя. По необъяснимой причине Джим находит это совершенно уморительным. Он начинает смеяться, и через минуту он уже беспомощно корчится, подтягивая колени к груди. — Или хуже, — еле умудряется он выдавить сквозь хохот, — что в меня вселился чокнутый вулканец. Который не может спать из-за трех гребаных, блядь, процентов. Боунз не отвечает, наблюдая за ним с плохо скрытым беспокойством. — С половиной, — добавляет Джим зачем-то. Тот выдыхает, устало сжав переносицу. Он находит в аптечке капли и передает ему их, и Джим послушно закапывает в глаза, с облегчением моргая, когда резь становится меньше. — Сегодня ты отстранен от службы, — говорит Боунз устало и вкалывает ему гипо. Джим вздрагивает, и Боунз на миг сжимает его плечо, то ли фиксируя, то ли подбадривая его. — Поговорим об этом, когда ты проспишься. — Спасибо, Боунз, — отвечает Джим искренне. Боунз на мгновение медлит на пороге. Секунду он стоит, явно желая и не решаясь что-то спросить, но потом просто качает головой и выходит. Двери закрываются за его спиной. Несколько секунд он лежит, глядя в потолок и наблюдая, как медленно тускнеет в комнате свет. — Ну, — говорит Джим наконец, — и что мы будем с этим делать? В его разуме стоит совершенное молчание. Похоже, в этот раз у них обоих нет на это ответа. * * * Следующим утром его подстерегает Пайк, который вытряхивает из него всю душу, пытаясь понять, что с ним не так. Джим умудряется отмазаться, списывая все на стресс после последний миссии (скверная переделка, в которой Джим, Боунз и Сулу едва не вляпались в большие неприятности). Удостоверившись, что следующие три дня он проведет на больничном, Пайк отпускает его, и теперь Джим варится от безделья в столовой под неусыпным контролем самого лучшего и ворчливого врача в галактике. — Привет, Джим, — Кэрол опускается на свое привычное место напротив него; она явно заметила его полумертвый вид, но не стала это комментировать. Он безмолвно машет ей, старательно пережевывая сэндвич, и она скашивает глаза на Боунза, сидящего рядом с ним. — Доброе утро, глава медицинской службы доктор Маккой. — И вам не хворать, глава научного департамента доктор Уоллес, — в тон ей бодро отвечает Боунз. Джим от такого едва не проносит сэндвич мимо рта. — Вы это сейчас серьезно? — с интересом спрашивает он, впервые за сутки почувствовав хоть какое-то оживление. — До сих пор? — Заткнись, Джим, — хором отвечают ему, и он с готовностью вскидывает руки. — Молчу-молчу, — пытаясь не смеяться, открещивается он. Лезть во что бы там у них ни происходило себе дороже. Остаток завтрака Кэрол и Боунз увлеченно переругиваются по поводу какого-то ведущегося научного эксперимента и потом вместе же уходят в лабораторию, чтобы, очевидно, размазать предмет спора по чашке Петри, а соперника — по стенке. Поскольку Джиму личным приказом капитана запрещено в течение своего больничного приближаться к любому научному оборудованию, ему только и остается, что сидеть, размазывая кашу по тарелке. Он моргает, когда на стул напротив плюхается Скотти. — Я заценил твою идею, сейчас моя команда обновляет все оставшиеся репликаторы, — заявляет Скотти без прелюдии, и, не дожидаясь реакции, продолжает, — Интересуешься репликаторами? Отличный выбор! Преобразование материи — это улетная тема. Первые несколько секунд Джим слишком ошеломлен, чтобы прерывать фонтан информации, которую тот вываливает на него, явно обрадовавшись единомышленнику, но скоро он неожиданно для самого себя втягивается в разговор. За следующие три часа он узнает о субатомных частицах больше, чем за предыдущие двадцать шесть лет своего существования. Когда за Скотти приходит Кинсер, который едва ли не силком утаскивает его на смену, кругозор Джима порядком обогащен, а вот ресурс — истощен, поэтому он идет в самое любимое место на корабле. Смотровая площадка, как всегда, тиха и пуста. Джим прислоняется к стене, глядя, как мимо пролетают звезды и астероиды. Это зрелище ему не надоедает. — Готов поговорить? — спрашивает он долгое время спустя, прикрыв глаза. В висках пульсирует мигрень. Он ощущает некоторое колебание, которое принимает за согласие. — Полагаю, что мое присутствие оказывает негативное влияние на состояние твоей нервной системы, — озвучивает Спок очевидное, и Джим фыркает. — Да что ты, Шерлок. В порыве неожиданной мудрости Спок оставляет колкость без ответа. Джим вздыхает. — Я и так это понял. Мой основной вопрос — чем вызвана такая нестабильность моего состояния. Это уже второй нервный срыв. Так не может продолжаться. — Мы должны обратиться к целителю, чтобы он вынул мою катру из твоего разума. — Ты уверен, что это единственный вариант? — Джим стискивает зубы. — К этому мы прибегнем в самую последнюю очередь. — Но почему? — возражает Спок. — Это причиняет тебе дискомфорт. — Да, но… — он неожиданно запинается, затем вздыхает. — Сайбок сказал, что наша ситуация выходит из разряда стандартных. На это нужен очень опытный целитель, но такие специалисты сейчас нужны вулканцам. Поэтому я повторяю вопрос, неужели мы больше ничего не можем сделать? За этим следует длинная пауза, но в ней не чувствуется недовольства, только задумчивость. — Я предполагаю… — начинает Спок нерешительно, и Джим вскидывается, пытаясь мысленно подбодрить его, — Я полагаю, что подобные срывы эмоционального контроля вызваны отсутствием медитации. Джим моргает. — Всего-то? — спрашивает он недоверчиво. — Медитация крайне важна для эмоционального и физического благополучия вулканца. Она позволяет очистить разум от тревожных переживаний, взять под контроль обуревающие его эмоции, сфокусироваться на актуальных задачах и заземлиться. Я не думал, что у меня, лишившегося тела, возникнет такая необходимость, но на данный момент это единственное объяснение, которое у меня есть. Некоторое время Джим обдумывает услышанное, вертя эту мысль с разных сторон. — Ну ладно, — кивнув, говорит он наконец. — Звучит как план. Он хлопается на пол прямо посередине комнаты. — Ты собираешься начать прямо здесь? — в голосе Спока звучит легкое удивление. Джим пытается сесть в какую-нибудь солидную позу, но в конце концов оставляет эту затею, усевшись по-турецки. — Нет времени лучше, чем сейчас, — пожимает плечами Джим легко. — С чего начнем? * * * Эмпирическим путем они выясняют, что Джим совершенно не приспособлен ни для какого вида медитации. Необходимость сидеть неподвижно заставляет его лезть на стенку, а попытки очистить разум от мыслей вызывают в нем сильнейшую тревогу. Спок неплохой учитель — как-никак, сказывается опыт преподавателя — но несмотря на оптимизм, который он выказывал в начале, подбадривая Джима, через неделю, наполненную страданиями, даже он признает, что возможно, выбранный ими метод неэффективен. — Ты не вулканец, — провозглашает он, пока Джим валяется на полу, менее всего чувствуя себя сосредоточенным или хотя бы расслабленным. — Возможно, вулканские способы медитации тебе не подходят — или, во всяком случае, нуждаются в адаптации. — Что ты предлагаешь? — с интересом спрашивает Джим. Он готов согласиться на что угодно, лишь бы снова не сталкиваться с позой вулканского лотоса. Вот так Джим и оказывается перед дверью в каюту Ухуры. Когда он собирается позвонить в третий раз, дверь наконец-то распахивается. — Честно сказать, я не собиралась тебе открывать, — она одета в леггинсы и спортивный топ, и ее кожа блестит от пота, так что Джим мысленно хвалит Спока. Тот, сопоставив график ее смен и расписания тренировок в прошлом, с восьмидесятипроцентной долей вероятности вычислил график занятий Ухуры. — Честно сказать, я бы не удивился, если бы ты не открыла, — отвечает Джим искренне. Ухура заметно смягчилась к нему за месяцы их совместной работы, но он все еще не входит в список ее друзей. Или хороших приятелей. Или даже любимых коллег. Пока эти мысли окончательно его не расстроили, Джим говорит: — Ухура, научи меня суус-мане. Она замирает. — С чего ты взял, что я ей владею? — говорит она, и он поднимает бровь. — Я знаю, что ты ходила на факультатив по инопланетным боевым искусствам. Учитывая твой интерес к вулканцам, я предполагаю, что ты специализировалась именно на ней. Это не то чтобы ложь, но и не совсем правда: про то, что тот учил ее, он узнал от самого Спока, но Джим, как и многие другие в Академии, слышал про то, что Спок и Ухура были близки. Он до сих пор не уверен, что за отношения их связывали, но он точно не собирался спрашивать об этом ни Ухуру, ни тем более Спока. Джим так и не понимает, поверила она ему или нет. — Зачем тебе изучать вулканское боевое искусство? — Ты знаешь, что я несколько месяцев служил на Т’Каре, — говорит он заготовленную фразу, внутренне морщась от того, что ему приходится играть на ее чувствах. — Я хотел узнать что-нибудь о Вулкане, о его культуре, и мне показалось это… подходящим. Только когда эти слова покидают его рот, он понимает, что он и правда хочет узнать о вулканской культуре больше, но он все равно чувствует себя мерзавцем, когда ее глаза начинают блестеть. — Конечно, — говорит она хрипло, и отступает, чтобы он мог войти. — Заходи. Пару недель Джим с энтузиазмом занимается суус-маной под строгим руководством Ухуры, но, похоже, это не слишком-то помогает. Нервная энергия все еще бурлит под его кожей, не давая спать, мешая сосредоточиться, но Джим не хочет бросать занятия, потому что… Он не может сказать, что занятия слишком-то сближают его с Ухурой, но это меняется в один из дней, когда они оба сидят на полу, пытаясь отдышаться после очередного тренировочного боя. Когда Джим привыкает к боли в тех мышцах, о существовании которых не подозревал раньше, а Спок читает ему мини-лекцию о человеческой и вулканской мускулатуре, Ухура внезапно говорит то, от чего они оба разом затыкаются: — Спасибо. Я рада, что теперь у меня вновь есть партнер по спаррингам. И… — она осекается и закусывает губу, затем, бросив на него острый взгляд, продолжает, — Спок всегда говорил, что лучше всего мы учимся, когда учим. Джим невольно улыбается. — Это похоже на него, — внезапно его сердце пропускает удар, потому что Ухура точно была в курсе, что они не были знакомы со Споком, так откуда ему знать? Но, к счастью, она не обращает на его случайную фразу внимания. — Я и Спок… — задумчиво говорит она. — Иногда мне казалось, что мы с ним балансировали на грани чего-то большего, чем дружба. Но я никогда не была уверена, нужно ли ему это. И хочу ли я этого сама. От ее откровения Джим чувствует, что у него невольно начинают гореть щеки. К этому он не был подготовлен. — Мне… жаль? — выдавливает он, потому что выдерживать тяжесть этого признания дольше было невозможно. Ухура грустно улыбается. — Мне не жаль, что я упустила возможную влюбленность. Мне жаль, что я потеряла своего лучшего друга. Ухура не сопротивляется, когда Джим берет ее ладонь и крепко сжимает. — Я скорблю вместе с тобой, — и когда он произносит эти слова, он знает, что это не просто ритуальная фраза. Джим действительно скорбит по ее утрате, и от того, что он не может ее утешить. Это не в его власти. Ухура до боли стискивает его ладонь, и они долго сидят в тишине, оплакивая того, кто был в этот момент вместе с ними. * * * — Не думаю, что суус-мана помогает, — озвучивает Джим вслух то, что, пожалуй, уже стало очевидным для всех обитателей его черепа. Он падает в кресло возле небольшого столика в своей каюте, который незаметно для него оброс какими-то домашними вещицами — на столе стоит вулканская статуэтка, наличие которой никто из них так и не прокомментировал вслух, на стопке паддов высится маленький суккулент с Бетазеда, который ему подарил Сулу, а большую часть стола занимает набор трехмерных шахмат, который Джим зачем-то собрал, хотя так и не нашел себе соперника. — Полагаю, что ты прав, — признает Спок, и Джим с длинным вздохом сползает в кресле ниже, вытягивая ноги. Несколько минут они сидят молча, размышляя над тем, что физическое состояние Джима оставляет желать лучшего. Недавно его круги под глазами прокомментировал Чехов — Чехов! — и это уже был не просто тревожный звоночек, а, скорее, средневековый набат. Он пока справляется со своей работой, но еще немного, и ему придется сдаваться либо Сайбоку с другими телепатами, либо Боунзу, который и так уже завел неприятную привычку дышать ему в шею на мостике. В общем, ничего хорошего. — Конь на d-5 и мат в четыре хода, — говорит Спок внезапно. Джим моргает. Затем садится ровнее и устремляет взгляд на доску. В один из дней во время разговора с матерью по комму Джим, чтобы занять свои неуемные руки, воспроизводит расклад со знаменитого турнира двенадцатилетней давности. Соперниками в партии оказались титулованный трилл, который побеждал в межгалактических соревнованиях не только в этой, но и в двух прошлых жизнях, и юный телларитский вундеркинд, который еще до совершеннолетия побил несколько абсолютных рекордов. Этого противостояния ждали несколько лет, и когда оно наконец случилось, напряжение в шахматном сообществе зашкаливало. Партия развивалась интересно и динамично, но развязка оказалась неожиданной — уже в заключительной стадии игры и трилл, и телларит в едином порыве соскочили с места и отправились бить морду ференги, который так громко принимал в зале ставки, что ни один, ни другой гроссмейстер не смогли этого терпеть. Турнир был сорван, а партия в таком незавершенном виде и вошла в анналы истории. Эта партия стала первым, что привлекло внимание Джима с катастрофы на Тарсусе, когда он лежал под капельницей в больнице и только и мог, что слушать стоящее на подоконнике радио. — Так ты думаешь, что у Нофрока были шансы победить? — спрашивает Джим с интересом. — Учитывая незаурядную игру, которую он демонстрировал в том сезоне, я предполагаю, что да. Прил слишком сильно опирался на свой опыт и недооценивал своего соперника. Джим задумчиво рассматривает доску, вертя в пальцах пешку. — Что ж, теперь мы этого никогда не узнаем, — через короткое время после турнира трилл умер от старости, а новый носитель симбиота не захотел связывать свою карьеру с шахматами. — Зато мы можем узнать, кто победит в следующей партии. До него не сразу доходит, что тот имеет в виду. — Ты приглашаешь меня сыграть? — переспрашивает Джим недоверчиво. — Да, Джим. Полагаю, именно это я и сделал. — Вряд ли человек вулканцу ровня, — Джим не знает, зачем он оттягивает свой ответ, хотя у него от желания схлестнуться с ним в партии уже чешутся руки. — Это не мешает тебе обыгрывать моего отца в пух и прах. Джиму неожиданно кажется, что он может почувствовать улыбку Спока на ощупь. — Ну ладно, — после секундного размышления отвечает Джим. Он тоже улыбается. — Давай узнаем. Он начинает расставлять фигуры на доске, но почти сразу же сталкивается с дилеммой: — Ты круглые сутки подглядываешь за происходящим у меня в голове. — Это не совсем так, — говорит Спок. — Я действительно выступаю в качестве наблюдателя, однако я редко нахожусь в постоянном контакте с твоим внутренним миром. Джим немного удивлен. Он думал, что все его чувства и мысли лежали как на ладони перед бесстрастным вулканским разумом, но, возможно, он представлялся Споку такой же головоломкой, какой для него был сам Спок. — То есть ты всегда видишь, что я делаю, но не всегда знаешь, что я думаю или чувствую. — Верно. — Занятно, — говорит он негромко. — Я играю черными, если ты не против. — Я не возражаю, — откликается Спок и наконец-то делает ход первым. * * * Сверху открывается люк, и в проеме показывается темная голова. — Так вот где вы теперь собираетесь, — говорящий явно улыбается. — Джим, посмотри кто там! — Скотти не отрывается от своей не то работы, не то творчества, не то потенциальной угрозы человечеству; он даже высовывает язык от усердия. Чехов, который вытягивает шею, заглядывая ему через плечо, тоже не удостаивает новоприбывшего вниманием. Джим, как мальчик на побегушках в этом царстве трех гениев (правда, о третьем знает только он), смотрит в потолок и добросовестно отчитывается: — Это Сулу. — Пошел вон, Сулу! Тот фыркает, и, покачав головой, удаляется, с грохотом закрыв за собой люк. — Зачем приходил, спрашивается, — бормочет Скотти. Он выпрямляется и вытирает лоб. — Что скажете? Он вопросительно смотрит на Джима, и тот в очередной раз спрашивает себя, как он оказался в этой ситуации. Шахматы оказываются тем недостающим пазлом, который позволяет и Джиму, и Споку по-настоящему найти равновесие. Долгие минуты, которые они проводят за партией, увлекательно беседуя или же ничего не говоря, оказываются именно тем, чего им не хватало. Джим наконец-то перестает напоминать призрак (ха!) и восстанавливает режим сна и даже питания, что отмечает сам Боунз. Они со Споком теперь все больше и больше свободного времени проводят за разговорами; Джим подначивает, Спок отвечает — и этому нет конца и края. Если раньше Спок заставлял себя молчать и реагировать только тогда, когда дольше молчать не было необходимости, то теперь он сам — спрашивал, интересовался, оспаривал, и фонтанировал прекрасными идеями. Во избежание повторения ситуации с репликаторами, теперь Джим не лез поперек главного инженера в схемы, а передавал идеи Спока ему напрямую. Первые пару раз Скотти выслушивал его, поглядывая на него со все более возрастающим интересом, а на третий притащил Чехова. Как-то так и возникло то, что Пайк любовно назвал «клубом зануд», где Скотти, Паша и Спок соединялись в экстазе научного любопытства и технофилии, а Джим метафорически держал им свечку. Периодически капитан посылал за ними Сулу или Кэрол, чтобы убедиться, что они там не подорвались в своем новом логове, но без приказа никто не рисковал к ним лезть. — Полагаю, что можно запускать, — говорит Спок, придирчиво изучив прибор, и Джим послушно передает его слова. Скотти начинает подготовку, а Чехов приникает к экранчику сканера. — Три, два, один, — с волнением отсчитывает он. Они все на миг задерживают дыхание. На маленькой платформе появляется небольшое плотоядное растение в горшке. Оно медленно открывает и закрывает свои многочисленные листья. — Получилось! — срывающимся голосом говорит Скотти. — У нас получилось, черт побери! Чехов просто таращит глаза, в то время как Спок бормочет тихое «очаровательно». — Поздравляю вас, господа, — с улыбкой отзывается Джим. Шарданское плотоядное растение пало в неравном бою с транспортером. Мухоловка, которую с таким большим трудом смогли пересадить их биологи, была утеряна при транспортации — она просто не появилась на платформе. Весь научный отдел сник, потому что возлагал большие надежды на ее уникальные свойства, и пребывал в унынии достаточно долго, чтобы на это обратили внимание за пределами лабораторий. Когда Спок предложил вытащить из блока системы хранения данных информацию и перекодировать ее таким образом, чтобы воспроизвести репликатором, Скотти назвал это невозможным, однако оказалось, что «Энтерпрайз» как корабль, оснащенный самыми передовыми технологиями, имел такую возможность. Учитывая, что корабль строился с расчетом на пятилетнюю миссию в глубоком космосе, распределенная файловая система была рассчитана на хранение колоссального объема данных, и сейчас это был единственный корабль, который сохранял совершенно всю информацию. Учитывая последние события, можно предположить, что в ближайшее время «Энтерпрайз» останется единственным кораблем с подобными возможностями, поскольку в данный момент на повторение подобного проекта ни у Звездного флота, ни у Федерации нет таких ресурсов. Так или иначе, им не составило труда найти нужный файл. И теперь, после того, как они объединили усилия, шарданская мухоловка явилась перед ними во всем великолепии. Чехов в изнеможении падает на ящик, не сводя глаз с венца их творения. — Это поразительно, — говорит он. Как всегда, его мысль шагает еще дальше. — Интересно, у нас получилось бы с животным? — С амебой, разве что, — презрительно отвечает Скотти. Он приземляется на ящик по соседству. — Это уж слишком граничит с клонированием. — Ты же не считаешь транспортацию клонированием. — Да, но то транспортация! Преобразование материи, а не создание! Пре-об-ра-зо-ва-ни-е, тебе говорят! — Разве основной вопрос не стоит в сложности квантовой структуры, которую нужно реплицировать? — спрашивает Джим, который успел нахвататься по верхам. — Типа, мы можем воссоздать это, — он машет в сторону растения, — но не, скажем, шарданскую игуану со всеми особенностями ее нервной системы. — Нет, Джимми. Штука в том, что при желании реплицировать можно все, что угодно, — Скотти, нахмурившись, ковыряет носком ботинка кусок обшивки, который его чем-то не устраивает. — Но даже если реплицировать человека с точностью до молекулы — что технологии уже позволяют, — ты не сможешь встроить туда душу. Это тебе не копировать-вставить. По крайней мере, насколько мне известно. — Возможно, эта дилемма будет решена в будущем, — вклинивается Чехов, — когда мы найдем обоснование тому, почему при рематерилизации в транспортере человек не претерпевает деструктивных изменений. — Ну, иногда претерпевает, были случаи… — начинает Скотти, но Чехов фыркает. — Только слухи. Информация такого рода засекречена. — И это тупо! Мы ученые! Нам нужно знать! — Скотти весь бурлит от эмоций. — Очаровательно, — говорит Спок негромко, и Джим по привычке едва не передает его слова, удерживая язык за зубами только в самый последний момент. Уже после этого, когда он готовится ко сну в своей каюте, он спрашивает: — Как думаешь, это возможно? — он широко зевает прямо на середине слова. — Репликация живого существа, я имею в виду. Спок, как всегда, когда дело касается научной стороны вопроса, отвечает с чем-то, что напоминает сдержанное воодушевление: — Это непростая задача, Джим, но я полагаю, что это возможно, — от этого его тона, в котором в равной степени звучат любопытство и азарт, Джим всегда чувствует прилив невыносимой нежности. — Хотя я ранее не имел опыта работы в этой сфере, я полагаю, что ресурсы «Энтерпрайз» позволяют реализацию подобного проекта. — Хм-м, — отзывается Джим сонно. Он хочет сказать что-то еще, но глаза слипаются. С тех пор, как его перестали мучить такие яркие сны, он засыпает легче, чем когда-либо за последние месяцы. — Спи, Джим, — доносится до него тихий голос, но он уже не понимает смысл слов, только чувствует волну спокойствия и тепла. — Я буду здесь, когда ты проснешься. * * * — Кстати говоря, — спрашивает Джим негромко, наблюдая, как сенсоры фиксируют исходящие от протозвезды данные. Объем информации огромен, и данные загружаются неспешно, так что Джим бездельничает, стоя над консолью с паддом в руке и лениво пробегая глазами по строчкам. — Как это все-таки работает? Спок отвечает после короткой паузы. — Что именно ты имеешь в виду? — Я говорю про… — Джим замолкает, проводя языком по зубам и пытаясь сформулировать мысль. Полминуты назад Джим почувствовал какое-то движение внутри своего разума, заставившее его встрепенуться и очнуться от скуки. Спока привлекло что-то в промежуточных данных, и Джим явственно уловил его интерес, отчего его присутствие в его сознании стало заметным. Джим все еще пытался понять, как два сознания могут умещаться в одном теле, и как ощущается это для Спока, потому что — потому что Джим и сам толком не понимал, как оно ощущалось для него. Он старается как можно более внятно подумать об этом, чтобы Спок смог понять его мысль. Спок отзывается не сразу. — Это весьма непросто объяснить, — когда за этим ничего не следует, Джим пытается мысленно потормошить его. Он не уверен, что у него получается, но Спок продолжает, — я испытываю затруднение, поскольку не знаю, как передать свое ощущение. — Ты в буквальном смысле в моей голове, Спок. Уж придумай, как, — остроумно замечает Джим и ухмыляется, когда чувствует, насколько Спока это не впечатляет. — Несмотря на то, что мы, как ты выразился, в одной голове, это не то же самое, что слияние разумов, — голос Спока звучит очень серьезно, и Джим слегка хмурится. — Нет? Я думал, это одно и то же. — Это не слияние, — повторяет Спок настойчиво. — При слиянии происходит непосредственный ментальный контакт. В данном случае твое тело выступает сосудом, в котором находятся вода и масло. Мы соприкасаемся, но не смешиваемся, так что определенный перенос существует, но он весьма ограничен. Это была на удивление понятная аналогия. — Я уже осознал, как сильно человеческое сознание опирается на наглядные образы, — отвечает на это Спок, хотя в этом определенно не было надобности, и Джим закатывает глаза. — Я понял про слияние — точнее, его отсутствие, но что насчет того, каково это для тебя? — Большую часть времени Джим не чувствует в своем сознании ничего. Он знает, что раньше Спок старался сделать свое присутствие как можно менее заметным, но Джима тревожит, не вредит ли это ему. В этот раз Спок молчит еще дольше. — Я действительно пытался оградить тебя от своего присутствия, — говорит он наконец, и даже его ментальный голос звучит приглушенно. — Но это не причиняло мне дискомфорт. — Да, но как именно ты это делаешь? — Джим всегда думал об этом, как о засыпании. Что в те разы, когда он звал Спока, но не получал ответа, тот засыпал так глубоко, что не слышал его, но теперь он не был так уверен. — Сон — подходящее описание, — соглашается Спок. — Но если ты хочешь узнать, как это ощущается для меня… Он затихает, будто не уверенный, что Джиму это будет интересно, и Джим мягко подталкивает его. — Представь пламя, — говорит Спок, — в обычных условиях пламя горит ровно, но оно может становиться больше, если его раздуть, или оно может тлеть, превратившись в уголек. Для меня нет разницы между этими состояниями, потому что в основе… — Огонь, — заканчивает за него Джим шепотом. Перед его глазами на миг вспыхивает образ пустынной планеты, сотканной из жара и солнца, и образ огненного шара, которым она стала в последние часы своего существования. Он не знает, о чем думает Спок, но ему кажется, что они понимают друг друга в этот момент. Они оба долго молчат, слушая мерное пиканье сенсоров и негромкие разговоры офицеров на мостике. В конце концов Джим первым нарушает молчание: — Ты знаешь, твои слова чем-то напомнили мне то, как буддисты описывали реинкарнацию. — Спок снова обжигает его любопытством, и Джим, посмеиваясь, продолжает. — Подобно тому, как догорающая свеча зажигает новую, так последний выдох одной жизни становится первым вздохом новой. Спок без заминки подхватывает его мысль. — Но можно ли сказать, что это то же самое пламя — та же самая душа? — спрашивает он, и несмотря на то, что в его голосе невозможно разобрать эмоции, Джим все равно чувствует, как он заворожен этой концепцией. Джим облокачивается на консоль, наблюдая за рождением новой звезды. — Хороший вопрос, мистер Спок, — бормочет он. — Очень хороший. * * * Джим входит в комнату, когда вечеринка в полном разгаре — на фоне негромко играет клубная музыка, и пара энсинов танцуют, смеясь и спотыкаясь друг об друга. Несколько лаборантов из научного оживленно спорят о чем-то, забыв про стоящие перед ними напитки, а в углу ребята из инженерного почти в полном составе играют в популярную ригелианскую настольную игру. Джим невольно улыбается — они с Боунзом и Гейлой убили немало вечеров за такой же доской. От воспоминаний у него томительно ноет в груди, пока он пробирается между людей ближе к бару. За барной стойкой стоит Сулу, с преувеличенно серьезным лицом смешивающий напитки для смеющихся медсестер, но, заметив Джима, он ненадолго отвлекается, чтобы налить ему щедрую порцию андорианского эля. — Ты лучший, — с чувством говорит ему Джим, и Сулу коротко улыбается, возвращаясь к Кристине, которая едва удерживает свою развеселившуюся подругу, которая порывается перелезть через стойку. Джим на это только фыркает и отворачивается, оглядывая зал. Большая часть старших офицеров собралась вокруг стола, и он вытягивает голову, чтобы посмотреть, не играют ли там случайно в покер. Но нет, за столом сидят только Скотти и Ухура, и оба сосредоточенным видом уткнулись в падды. Скотти что-то бормочет себе под нос, быстро пробегая глазами по строчкам, в то время как Ухура кусает губу с такой силой, что Джиму становится немного не по себе. В самом центре стола, ловя неоновые отсветы, гордо стоит бутылка отменного виски. Загадочно. Не в силах побороть любопытство, Джим отталкивается от стойки и присоединяется к толпе. — Что тут происходит? — спрашивает он у Чехова, который стоит, скрестив руки на груди и прожигая взглядом развернувшуюся между ними сцену. — Произвол и рэкет, — лаконично отвечает тот, по-прежнему не сводя с них взгляд. Джим поднимает бровь, но за этим не следует никаких разъяснений. Он с безмолвным вопросом оборачивается к Дженис, которая легко смеется. — Они поспорили, что тот, кто первый выучит наизусть стихотворение Бернса «Джон — Ячменное Зерно» в оригинале, получает бутылку и бессменную славу. — И когда это Ухура успела выучить scots leid? — спрашивает Джим опасливо. — Который час? — дождавшись ответа, она удовлетворенно кивает. — Плюс-минус восемь минут назад? — Что значит «плюс-минус»? — с подозрением уточняет Джим. — Примерно на третьем бокале. — Какой ужас, — совершенно искренне говорит он. Ухура — чудовище. Еще некоторое время понаблюдав за ними, он спрашивает. — А Чехов-то чего дуется? Дженис прыскает и прячется за Джимом, когда Чехов пытается зыркать на нее из-за его плеча, но это не останавливает Дженис от ответа: — А где они взяли бутылку, по-твоему? Джим ахает, разворачиваясь к Чехову и позволяя Дженис укрыться за его спиной. — Тебе семнадцать! — Ненадолго. А в России пить можно с восемнадцати, — грустно отвечает Чехов, морщась, когда Скотти выкрикивает «четвертая строфа!», чем вызывает одобрительный свист и апплодисменты у толпы и пренебрежительный взгляд от Ухуры. Джим сочувственно треплет его кудряшки, но когда Паша со вздохом уклоняется, он, посмеиваясь, снова отходит к барной стойке. Он не знает, как долго он стоит там, расслабленно потягивая напиток и просто наслаждаясь атмосферой, когда на барный стул рядом с ним кто-то запрыгивает. — Скучаешь, красотка? — спрашивает Кэрол, улыбаясь, и Джим закатывает глаза. — Серьезно, Кэрол? Она подмигивает ему и машет Сулу, и Джим с интересом слушает, как обстоятельно она расспрашивает его, выбирая себе напиток. После оживленного обмена мнениями Сулу вручает ей бутылку ирландского стаута, и, сделав глоток, Кэрол мечтательно выдыхает. — Так, значит, тебе нравятся темное и горькое, — резюмирует Джим, и Кэрол разворачивается к нему. — Именно. Кстати об этом, где ты потерял своего симпатичного доктора? Джим моргает, затем расплывается в улыбке. Ему следовало догадаться. — У него отходняк. После тридцати шести часов смены социум — не его стезя. Если он не спит, то валяется в своей каюте, снимая стресс за просмотром «Доктора Кто». — Он же знает, что этот сериал не про медицину? — Т-с-с, не вздумай проболтаться ему! — говорит Джим серьезно, и Кэрол фыркает. Некоторое время они проводят в уютном молчании, но затем он все-таки не выдерживает. — Так, значит, Боунз, м-да? Кэрол только вздыхает и отпивает свой стаут. — Я так и знал, что ты неспроста воспылала ко мне дружескими чувствами, — говорит Джим скорбно. — Ты меня использовала, чтобы подобраться к моему лучшему другу! На это она только поднимает брови. — С тех пор, как я начала общаться с тобой, я не только не подобралась к нему, а стала от него только дальше, — многозначительно говорит она. Ее слова заставляют его остановиться. Он с запозданием осознал, что они с Кэрол действительно проводили довольно много времени вместе, так что, скорее всего, она была права. — Я компенсирую это, — объявляет он торжественно, и они немедленно решают за это выпить. Сделав по щедрому глотку, они оба откидываются на барную стойку. — И вот тебе мой первый совет… — Кэрол склоняется к нему, приготовившись внимательно слушать. — Для начала, он не должен догадаться, что ты женщина. Несколько секунд она смотрит на него в ошеломленном молчании, затем больно шлепает его по плечу. — Ау! — Что это за совет такой? — спрашивает она возмущенно, пока Джим пытается не грохнуться со стула. Вместо этого он сползает с него, одним махом допивает эль, ставит пустой стакан на стойку и решительно разворачивается к ней, твердо беря ее за плечи. — Кэрол, послушай меня, — говорит Джим со смертельной серьезностью, — это не просто хороший совет. Это замечательный совет, который тебе дает его лучший друг. Считай, что это прямая цитата из руководства по эксплуатации Боунза. Кэрол явно не убеждена. — Ты, должно быть, шутишь… — Боунз — очень особенная снежинка, — говорит Джим уже нормальным голосом, и Кэрол выдыхает, так и не договорив. Он выпускает ее плечи и снова забирается на стул — Сулу, добрейшая душа, повторил Джиму порцию, пока он отвлекся. Джим делает глоток эля. — Он с трудом привязывается к людям, но когда это случается, это серьезно и надолго. Они с первой женой были друзьями детства, и их брак закончился паршивым разводом. Так что… — Выходит, он сейчас не жалует женщин? — спрашивает Кэрол задумчиво. — Не совсем. Он никогда не был хорош в случайных связях, а теперь он патологически боится любых отношений. Поэтому если ты на что-то рассчитываешь, думаю, тебе стоит попридержать коней и дождаться, когда он пройдет все фазы отрицания и сам сделает первый шаг. Она только качает головой. — Черт знает сколько людей на этом корабле, а я запала на демисексуала. — Я бы сказал, романтика с разбитым сердцем. А еще он любит мятный джулеп, — добавляет Джим с преувеличенной радостью. Кэрол издает мучительный стон. — Кто. Бы. Сомневался, — на ее лице застывает настолько очарованное выражение, что Джим может ей только посочувствовать. Кэрол не первая, кого зацепил южный шарм, но первая, кому Джим так желает преуспеть. — Так вот, значит, на чем вы сблизились? — спрашивает Кэрол внезапно, и Джим вздрагивает. — Что? — Патологическая боязнь отношений. Джим так ошарашен, что даже не сразу может подобрать слова. Несколько секунд они смотрят друг другу в глаза, и Джим обмякает. Он изображает кривую улыбку. — Ну, по крайней мере мы есть друг у друга, — шепчет он и так и не знает, кого он имеет в виду — ее, Боунза или… кого-то еще. Кэрол нашаривает его ладонь и ободряюще сжимает, ничего не говоря, но почти сразу же выпускает, когда Ухура с победным видом проходит мимо них к стойке, со стуком опуская выигранную бутылку на стол и напевая то ли шотландскую народную песню, то ли шанти, — но что-то, что, видимо, призывает к немедленным возлияниям. Когда она оборачивается к нему, сияя от гордости, он встречает ее взгляд, чувствуя в себе неожиданный порыв. — ta'mey Dun, bommey Dun, — говорит он с каменным выражением лица, и Ухура удивленно смеется, прежде чем замирает. Ее глаза расширяются. — Ты знаешь клингонский? — спрашивает она ошарашенно, и Джим паникует, потому что он не знает клингонский. — Подцепил пару фраз на вечеринках, — лжет он, но по взгляду Ухуры Джим видит что ее не провести. Единственное место, где он мог понабраться этого, это посиделки ее сокурсников-лингвистов по Академии, но она точно знает, что на эти вечеринки их с Боунзом перестали пускать после того случая с ложечкой для абсента и андорианским попрыгунчиком. Джим торопливо прощается с ней и Кэрол и выскальзывает из зала. Он дожидается турболифта и, выбрав нужный сектор, обессиленно прислоняется к стенке. — Я не знал, что у тебя есть чувство юмора, — говорит он наконец. — Клингонский, серьезно? Спок отвечает после короткой паузы. — Это всегда поднимало Нийоте настроение, — отзывается он. — Я не должен был. — Не должен, — соглашается Джим. Двери наконец разъезжаются, и он идет по пустынным коридорам, ловя своё отражение в блестящих металлических поверхностях. Оно распадается на отдельные фрагменты, в которых Джим себя не узнает. — Почему не выдержал? — Полагаю, алкоголь в твоем организме мог повлиять на мой самоконтроль. Джим щурится, еще раз прокручивая в голове последнюю фразу. — Мог повлиять, а мог и не повлиять. Это не ответ, — замечает он проницательно, уже научившись понимать, каким образом Спок избегает ответа на вопросы, которые ему не нравятся. Спок, тоже понимая это, не отпирается. — Ваш разговор с Кэрол, — начинает Спок и замолкает. Джим входит в свою каюту и начинает переодеваться, терпеливо дожидаясь продолжения. — Нийоту не так легко развеселить. — Мне показалось, что сегодня она хорошо проводила время, — замечает Джим осторожно. — Да, — говорит Спок. — Но она… Я просто хотел, чтобы она рассмеялась. Джим падает на постель, глядя в потолок и размышляя над всем, чтобы было заключено в этой короткой фразе. Она страдает, потому что не стало близкого ей человека. Я страдаю, потому что я вижу ее каждый день, и каждый день отдаляет ее от меня. Скоро время начнет залечивать ее раны, но это не принесет облегчения мне. Я хотел, чтобы мой лучший друг снова смеялся так, как могу рассмешить ее только я. Я скучаю по ней. Джим не знает, принадлежат эти мысли ему или же Споку, потому что ему кажется, будто в этот миг они — одно. — Ты поэтому не стал говорить никому из семьи? — спрашивает Джим шепотом. Иными словами — потому что видеть их боль и никак не реагировать на это будет невыносимо? — Нет смысла бередить их раны и мешать их исцелению, — отвечает Спок очень тихо. — Меня не стало, и они должны с этим смириться. Kaiidth. — Но ты все еще здесь, — шепчет Джим. — Ты все еще со мной. Спок не отвечает, но его присутствие внутри его разума еще никогда не было настолько реальным, настолько осязаемым. Оно ощущается как объятие. * * * — Тебе нужно новое хобби, — говорит Спок с осуждением. — У меня прекрасные хобби, спасибо большое, — отвечает он, допечатывая длинную простыню текста, которую он, перечитав на предмет орфографических ошибок, с удовлетворением отправляет. — Переписка на этом… в высшей степени… нелогичном форуме не является хобби. Джим ахает. — Как ты можешь, Спок, эти люди мне как вторая семья. С тех пор, как Джим все-таки прочитал «Вулканскую рабу любви», оценив все ее литературные и просветительские достоинства, он провел несколько вечеров, дискутируя на приснопамятном форуме. С учетом того, что даже его скудные сведения о вулканцах превосходили познания среднестатистического пользователя, он довольно быстро дослужился до гордого звания «раба первой категории», которое он лелеял в своем сердце, чем неимоверно выводил Спока из себя. По правде сказать, Джим полез в эту книгу исключительно для того, чтобы поразвлечься, наблюдая за реакцией Спока. До этого он показал ему несколько своих любимых человеческих книг, с наслаждением впитывая в себя то, как его озадачивает «Автостопом по галактике» и очаровывает «Пиранези». Он подумывал подсунуть ему «Улисса», но не был уверен, что их отношения это переживут. Так что теперь он развлекался, опровергая на форуме некоторые совершенно великолепные слухи касательно вулканской культуры и анатомии — правда, Спок почему-то наотрез отказался предоставить ему в этом вопросе свое экспертное мнение. Ничего, Джим был терпелив. В крайнем случае он всегда может спросить у Сайбока. Или Аманды. Спок в его голове едва не вибрирует от возмущения, и Джим с восторгом ждет очередную очаровательно логическую отповедь, когда над ним раздается голос: — Как твой клингонский? Джим вздрагивает и поднимает взгляд от падда. Ухура стоит перед ним, скрестив руки на груди. — Нормально? — от неожиданности голос ломается на середине слова, и Джим прочищает горло. — Нормально, — говорит он обычным голосом, старательно пытаясь не показывать свою растерянность. — Не хватает времени на практику, — добавляет он. Ухура почти полминуты стоит над ним молча, изучая его лицо, и когда Джим уже начинает ерзать, пытаясь понять, что ей сказать еще, она звучно шлепает что-то на стол перед ним. Это потрепанная книга в мягкой обложке, на которой написано что-то на незнакомом языке. Джима немного пугает нечитаемое выражение лица Ухуры, так что он не рискует придвинуть к себе книгу, чтобы пролистать ее. Он поднимает глаза. — Что это? — Тебе для практики. Ты никогда не поймешь Шекспира, пока не прочитаешь его в оригинале, на клингонском, — говорит она с каменным лицом и, встряхнув затянутыми в хвост волосами, разворачивается на каблуках, маршируя к выходу. — Увидимся на тренировке. Джим ошарашенно смотрит сначала ей вслед, затем на книгу, не зная, как прокомментировать ситуацию. — Неужели она о чем-то догадалась? — бормочет Джим себе под нос. — А если нет, то что это значит? Что я наконец смог завоевать ее хорошее расположение? И не потеряю ли я его, если забью на это, или мне все же придется в экстренном порядке учить клингонский? Столько вопросов, ни одного ответа. Эманации веселья, которое Спок транслирует на весь его разум, тоже не помогают. — Я просто хотел напомнить что Ниота весьма искусно владеет суус-маной, — сообщает Спок, даже не скрывая смех, искрящийся в его голосе. Джим стонет, роняя голову прямо на книгу, но Спок и так знает, что он улыбается. * * * Он сидит в комнате отдыха после очередной миссии, оставившей после себя боль и усталость. Перед ним, как обычно, стоят трехмерные шахматы, — все уже давно привыкли к зрелищу того, как Джим сидит перед доской в одиночестве, сосредоточенно пытаясь обыграть самого себя и время от времени негромко смеясь себе под нос. Но сейчас партия давно заброшена, потому что и он, и Спок слушают, как Ухура вполголоса поет лирическую балладу, пока Дженис пробует на ее длинных волосах новое плетение. Ухура поет о любви и одиночестве, и о том, что порой все меняется, и что нужно идти вперед, надеясь, что однажды ты найдешь свой дом. Пальцы Джима ноют фантомной болью, перебирая фантомные струны. Спок мысленно играет для нее, подбирая под мелодию сложные аккорды, но слышать его может только Джим. Он впервые чувствует себя так, как будто это Джим видит то, что не должен, и от этого ощущения ему кажется, будто он вывернут наизнанку. Это неприятное чувство, и Джим гадает, как Спок справляется с этим, не поэтому ли Спок старался отдаляться от него, сжиматься, ставить между ними заслоны и стены. Уже много позже, когда Джим возвращается в свою каюту и медленно переодевается, глядя в иллюминатор и наблюдая за росчерком звезд в варпе, он тихо спрашивает: — Если бы я достал тебе лиру, ты бы смог играть? — Нет. Голос Спока звучит просто и веско, без капли сожаления или горечи. Он лишь констатирует факт, что этого недостаточно. Мертвому никогда не будет достаточно того, что могут предложить ему живые, ему нужно больше, гораздо больше, ему нужен шанс, ему нужна жертва, ему нужно чудо. Джим несколько секунд не произносит ни слова, потом безмолвно кивает. Спок никогда бы не потребовал от него этого, но правда в том, что Джим уже готов ему предложить это сам. Джим хочет, очень хочет спросить, смог бы Спок сыграть, если бы он отдал ему свои пальцы, смог бы он спеть, если бы он отдал ему свое горло, но Джим подозревает, что тогда Спок поймет, что он в одном шаге от того, чтобы спросить, смог бы он остаться, если он отдаст ему свое сердце. * * * — Кэрол — женщина, — говорит Боунз прямо с порога. В его голосе звучит безнадежный ужас. — Главное — не подавай виду, — отвечает Джим серьезно, не поднимая взгляда от документа. — Она почует твой страх. Боунз сердито чертыхается, плюхаясь на его диван, и Джим со вздохом убирает падд, понимая, что сегодня ему больше не поработать. Адмирал Маркус как-нибудь перебьется без отчета до завтра. — А я все ждал, когда до тебя дойдет, — Джим идет к своей заначке, рассудив, что отчаянные времена требуют отчаянных мер. Джим выцеживает им обоим по маленькой рюмке ликера, и когда он презентует его Боунзу, тот удивленно моргает. — Сазерн комфорт? Неужели матушкин? — Он самый, — подмигивает Джим, и Боунз со смешком принимает бокал. — И ты так долго от меня его скрывал? — Джим удобно устраивается в кресле напротив, и они чокаются. Несколько минут они смакуют персиковое послевкусие, затем Боунз, обмякнув, опускает взгляд. — Я попал, Джим. — Не надо драмы, Боунз, — морщится Джим. — Рано или поздно это должно было случиться. Ты знал это. — Да, но… — Боунз запинается. — Я не готов. — А разве к этому можно быть готовым? — спрашивает Джим резонно, старательно пытаясь не думать о… Боунз задумчиво потирает лоб. — Пожалуй. — Так что тебя пугает? То, что Кэрол не ответит тебе взаимностью? Тот молча пожимает плечами, явственно демонстрируя свою неуверенность. Джим возводит глаза к потолку. — Вы оба мои друзья, Боунз, и я не буду ничего говорить. Но что-то подсказывает мне, что если ты позовешь ее на свидание, она не откажет тебе, — говорит Джим наконец. Уголок губ Боунза приподнимается в довольной улыбке. — Неужели? — несколько секунд его лицо кажется открытым и счастливым, но затем он снова сникает. — Черт, я понятия не имею, как ухаживать за девушкой в этом треклятом космосе. Я не могу позвать ее ни в парк, ни в ресторан, ни в музей… Джим фыркает. — Не слышал ничего глупее в своей жизни. Боунз, на этом корабле полно возможностей для отличного свидания. Ты можешь накрыть столик хоть в трубе Джеффри, думаю, она будет в восторге. — Не так меня воспитывала мама Маккой. — Мама Маккой надерет тебе уши, узнав, что тебя останавливает такая мелочь, как отсутствие фантазии. Боунз открывает рот, чтобы вновь что-то возразить, но Джим не желает слушать его отговорки. — Боунз, я понимаю, что тебе тяжело, ясно? — говорит он тихо. — Я знаю, что Джослин была единственной женщиной в твоей жизни, и тебе кажется, что ты ни черта не знаешь, как это делается. — Я чувствую себя неопытным подростком, — буркает Боунз, поигрывая рюмкой. Джим забирает ее у него и сжимает ладонь Боунза. — Я понимаю, — Джим ненадолго задумывается, затем улыбается, когда ему в голову приходит мысль. — Но, кажется, я знаю, чем тебе помочь. Следующим же вечером Джим стоит в углу пятой комнаты для отдыха. Она погружена в полумрак, на фоне играет негромкая музыка, и офицеры разбились на группки, смеясь и болтая. Рядом с Джимом стоит Пайк, который, как и он, с интересом наблюдает за разворачившейся картиной. — Не уверен, что он рискнет, — резюмирует Пайк, отпивая глоток того жуткого пойла, к которому он пристрастился на Флизе. У Джима наворачиваются слезы от одного только запаха, поэтому сам он пьет безалкогольный пунш. — Еще не вечер, — упрямо говорит Джим не только ему, но и Споку, который за сутки уже успел пару раз выразить сомнения в успехе предприятия. Боунз отирается в углу, явно нервничая и бросая взгляды то тоскливые — на группку девушек, где Кэрол оживленно рассказывает что-то Кристине, то злые — на них с Пайком. Заметив очередной зырк в их сторону, они оба радостно машут Боунзу. Видимо, это становится последней каплей, потому что Боунз сцепляет челюсти, и, громко топая, решительно направляется прямо к Кэрол. Когда он обращается к ней, она замирает прямо на полуслове. Секунду на ее лице написано крайнее удивление, но уже в следующий миг она улыбается и следует за Боунзом к бильярдному столу. Боунз опирается на кий, позволяя Кэрол начать игру; судя по языку их тела, они снова ввязываются в привычную перебранку, но игривое выражение лица Кэрол и румянец на скулах Боунза говорят о том, что оба прекрасно понимают, что происходит. В честь этого Пайк и Джим молча чокаются. — Пойду позвоню Первой, она просила держать её в курсе, — бормочет Пайк и отходит в сторону, вынимая коммуникатор. Музыка сменяется мягким блюзом, в котором Таб Бенуа медленно и со светлой грустью поет о креольских девушках. Джим наблюдает, как Кэрол методично раскатывает Боунза по стенке, а тот с каждой минутой все больше расслабляется, наконец-то пуская в ход свой южный шарм. Джим задумывается о том, что, возможно, скоро им придется решать, кто чью фамилию возьмет. — Учитывая то, что оба участника отношений ученые, то наиболее вероятно, что они оставят свои фамилии, — серьезно комментирует Спок. Джим фыркает в стакан. — Или они будут доктора Маккой-Уоллес и Уоллес-Маккой, — говорит он, с чем тот после паузы соглашается. — Не могу не отметить, что доктор Уоллес ухаживает за доктором Маккоем в типичной кардассианской манере, — замечает Спок внезапно. Джим так удивлен, что несколько секунд даже не знает что сказать. — Это как? — На Кардассии ключевым элементом классического ухаживания является противостояние. Они оба наблюдают за разворачивающейся перепалкой, от которой все участники явно получают массу удовольствия. — А что бы ты сказал про человеческое ухаживание? — спрашивает Джим с интересом. Они оба смотрят туда, где Дженис под хит Джеймса Саута выводит на танцпол Кристину, которая смотрит на свою партнершу влюбленными глазами. Даже несмотря на высокую и сложную прическу, Дженис ниже Кристины почти на полголовы, но она уверенно ведет, отчего в ее объятиях Кристина кружится, словно бабочка. Наконец они, смеясь, прижимаются друг к другу, склоняя лица навстречу. Дженис убирает светлую прядь, падающую Кристине на глаза. — Игра, — говорит Спок, и Джим моргает, отрывая от них взгляд. Его щеки горят. — Человеческий флирт — это игра, в которой все знают правила и все их нарушают. — Ну да, пожалуй, — соглашается Джим. — Мы даже говорим о них в категориях игры. Первая база, вторая база. Удар ниже пояса. Запрещенный прием. Музыка вновь сменяется, и на фоне начинает играть медленное фортепиано. — А что является ключевым элементом вулканского ухаживания? — спрашивает Джим очень тихо. — Выбор, — отвечает Спок так же тихо. — Вулканское ухаживание — это бесконечная череда выборов. Между семьей и возлюбленным, между долгом и сердцем, между логикой и любовью. — Но что происходит, когда вулканец выбрал любовь? Джим чувствует себя так, будто идет по очень тонкому льду. — Выборы никогда не заканчиваются, — говорит Спок. — Сделать ли первый шаг, несмотря на возможный отказ; оставаться ли рядом, ни на что не надеясь; оставить ли его в неведении, если взаимность ничего не изменит. Несколько секунд они не произносят ни слова, слушая Билли Джоэла, который поет о том, что молчание — его единственная защита, и о том, что он готов отдать свое сердце, даже если оно будет разбито. Джим содрогается и не знает, кому из них принадлежит эта тягучая, неизбывная боль. — Но я тоже имею право на выбор, — говорит он негромко. — Джим… В голосе Спока звучит откровенная мука. — Я люблю тебя, Спок, — спокойно говорит Джим. — Но ты и так это знаешь, верно? — Я тоже тебя люблю, — отвечает тот глухо. Джим кивает и делает еще один глоток пунша. Когда Джим опускает руку, он замечает, как она дрожит. Это величайший дар, который он когда-либо получал, и величайшее же проклятье, одновременно самое лучшее и худшее, что с ним могло произойти. Но в конце концов, Спок прав. Это не меняет совершенно ничего. * * * Джим несколько раз перечитывает сообщение, которое ему прислал Сайбок. Через несколько недель намечен первый официальный визит делегатов Федерации на Лакарию, и Т’Пау в их числе. Сайбок писал, что с большой долей вероятности до места назначения их доставит именно «Энтерпрайз». Эти подозрения подтверждает и Пайк, который вызывает Джима к себе. — Наша первая официальная дипломатическая миссия, — говорит он, расхаживая по каюте, пока Джим просматривает документы. За месяцы физиотерапии под руководством Боунза он избавился от трости, и теперь его походка была так же легка и величественна, как до травмы. — М-хм, — отзывается Джим задумчиво, не в силах оторвать взгляд от раздела про состав делегации. Он слегка улыбается, когда замечает в списке имена Элспет и Йоргена. — И последняя, вероятно. Джим вздрагивает и поднимает взгляд. — Капитан? — Я думаю, что ты готов сменить меня на посту, — несколько секунд Джим не говорит ничего, раскрывая и закрывая рот. Пайк замечает это. — Не делай вид, что ты удивлен. Ты знаешь, на какую дату было назначено официальное начало пятилетней миссии. — Я не… Ладно, — признает Джим. — Я не удивлен. Просто… со всем, что мы вытворяли в последнее время, легко было подумать, что она уже началась. Пайк хмыкает. — Поверь, это была только затравка, — он останавливается перед ним. — Ты подумал, кого ты хочешь видеть своим старшим помощником? На этот вопрос у Джима есть мгновенный ответ. Он знает, кого бы хотел видеть на этом месте, кто сдерживал бы его, когда Джим был бы безрассуден, кто без колебаний приходил бы на помощь, когда он был в беде, кто был бы ему такой же опорой, какой стал бы для него Джим. Но Джим не мог озвучить это вслух — и даже признать про себя. — Я… думал, — отвечает он честно. Конечно, Джим думал. Этот корабль собрал лучших людей, что он только знал, и Джим думал об этом, когда спарринговался с Ухурой, думал, когда разговаривал с Чеховым, думал, когда играл в покер с Сулу, думал, когда дискутировал с Дженис. Все они однажды станут великолепными старшими помощниками, стоит им только этого захотеть. Но не здесь и сейчас. К счастью, Пайк пока не требует от него немедленного ответа. — Думаю, после возвращения с Лакарии мы и начнем процесс производства тебя в капитаны, — говорит он, и Джим кивает, потому что у него нет способа остановить это, застыть где-то в этом мгновении, когда все самые сложные решения принимает Пайк, а Спок своим незримым присутствием всегда готов поддержать его. Боль где-то под сердцем не оставляет его до самого утра, когда Джим, впервые за многие дни, мучается бессонницей. Он долгие часы стоит у иллюминатора в своей каюте, прислонившись лбом к стеклу и глядя во мрак. — Джим… — негромко начинает Спок, но Джим обрывает его. — Нет. — Ты и сам понимаешь, что… — Заткнись. Заткнись. — Ты не можешь так жить. Я не могу так жить. Мы не можем и дальше цепляться за призраки прошлого. Подобно тому, как вулканцы должны принять то, что Вулкан не вернуть, так и ты должен продолжать жить без меня. — Да будь проклята вулканская логика, думает Джим с отчаянием. Она не оставляет никаких шансов заставить замолчать свой внутренний голос, который говорит, что Спок прав. — Так нужно, и ты сам это понимаешь. — Я не могу, Спок, — говорит он с болью. — Я не могу тебя отпустить. — Но ты сделаешь это, — в голосе Спока звучит бесконечная мягкость, и Джим чувствует, как жгут подступившие к глазам слезы. — Но я сделаю это, — отвечает он шепотом. Потому что иногда самые правильные решения оказываются самыми тяжелыми. * * * На следующий день Джим сидит перед консолью в своем кабинете, настраивая канал связи с Новым Вулканом. Сайбок сказал, что он вряд ли сможет связаться с Т’Пау до момента ее восхождения на борт, но ему стоит проконсультироваться с кем-то по поводу предстоящего ритуала. Когда Джим спросил, почему это не может сделать сам Сайбок, тот только отмахнулся: — Ты шутишь! Я, конечно, неслабый телепат, но я никогда не тренировался на профессионального целителя, — он делает паузу и прочищает горло. — Как там Спок? От этого простого вопроса у Джима перехватывает горло. Совсем скоро он не будет знать, как дела у Спока, последняя нить, что их связывает, будет оборвана. — У него все хорошо, — выдавливает он. Наверное, его лицо что-то отражает, потому что Сайбок смотрит на него с таким острым сочувствием, что от этого становится только хуже. — Несмотря ни на что, я не жалею о своих решениях, Джим, — говорит он, и на миг Джима затапливает чувством всепоглощающей благодарности. — Не жалей и ты. — Я не буду, — говорит Джим сипло и отключает связь. Так что теперь он сидит перед экраном и ждет, когда ему ответит кто-то — быть может, целитель Аварак или кто-то еще. Но Джим все равно удивляется, когда на экране появляется уже знакомое ему лицо. — Селек! — говорит он изумленно, и вулканец, явно польщенный его узнаванием, слегка улыбается. Спок внутри него подозрительно замирает, настороженно изучая его, и Джим чуть хмурится. Он чувствует, что Спока что-то смущает, но тот явно не понимает, что именно. — Рад видеть вас, Джеймс Тиберий Кирк, — отвечает тот торжественно, и Джим отмахивается. — Просто Джим. — Что заставило вас искать меня, Джим? — поразительно легко соглашается с ним Селек. Когда Джим с трудом выдавливает из себя слова о том, что ему предстоит, тот внимательно выслушивает его. — Понимаю, — говорит он задумчиво. Его лицо принимает немного дерзкое выражение, которое вызывает в нем прилив неожиданного узнавания. — Я вижу два варианта развития событий. Джим относится к этому заявлению без особой радости. Он не знал, что есть какие-то опции. — Первый — Т’Пау забирает у вас катру и находит ей нового носителя. — Джим впервые в жизни чувствует укол неожиданной ревности, которую Спок немедленно называет нелогичной. — А второй вариант — это fal-tor-pan. — Нет, — неожиданно выдыхает Спок в его голове, и Джим моргает. — Fal-tor-pan? — повторяет он неуклюже. — Что это означает? — С древневулканского это можно грубо перевести как «второе дыхание». На миг Джиму кажется, что его сердце перестает биться. — Это… значит то, что я думаю? — говорит он ломко, игнорируя настойчивый голос Спока в своей голове. — Этот ритуал позволяет влить катру в подходящее для нее тело, — Джим ловит каждое слово. — Однако он чрезвычайно опасен как для носителя, так и для самой катры. — Этот ритуал всего лишь миф, — резко говорит Спок. — За последние полторы тысячи лет не было зафиксировано ни одного случая его успешного применения… — Подожди, так ты знал о нем? — перебивает его Джим, пытаясь не чувствовать себя задетым. — Знал и не сказал мне? — Даже если бы этот ритуал оказался правдой, у нас все равно нет тела, — в голосе Спока проскальзывают ноты смирения, от чего Джим едва не приходит в ярость. — Джим. Ты должен рассуждать логически. Он не проводился десятки веков. Это не вариант. Джим несколько секунд дышит через нос, пытаясь взять себя в руки. Затем он открывает глаза и встречается взглядом с Селеком, который молча наблюдал за ним. — Я правильно понимаю, что этот ритуал не проводился несколько тысяч лет? Селек ненадолго задумывается. — Время относительно, — загадочно отвечает он. — Да, в этой временной линии он не проводился много лет, однако я могу с уверенностью утверждать, что успешный исход возможен. — На чем основана ваша уверенность? — отрывисто спрашивает Спок, и Джим передает его слова. — Потому что я испытал этот ритуал на себе, — отвечает Селек, и несколько секунд ни Джим, ни Спок не знают, что на это сказать. — Вы?.. — выдавливает Джим наконец, но Спок не настолько склонен ему верить: — Этого не может быть. Словно отвечая на его сомнения, Селек продолжает: — Мой ритуал был проведен жрицей Т’Лир на горе Селейя, — от этих слов Спок явно не может сдержать удивления и волны горечи о том, что было утрачено. — Полагаю, если я поделюсь с Т’Пау своими воспоминаниями об этом, она сможет воспроизвести его, поскольку я не знаю никого, кто был бы более подготовлен для этого. — Да, — говорит Джим хрипло, игнорируя, с какой мольбой Спок зовет его по имени. — Да, мы согласны. Джим не знает, кто такой Селек, насколько его слова правдивы, насколько этот ритуал возможен, но он понимает одно. У них есть шанс. — Я не давал своего разрешения, — отзывается Спок резко. — Джим, я не могу рисковать твоей жизнью. — Тебе и не придется, — Джим, не обращая на него внимания, складывает руку в та’ал, прощаясь с Селеком. — К счастью, я сам волен распоряжаться ею. — Джим, но как… Селек прощается с ним и отключает связь, и Джим вскакивает, больше не в силах оставаться на месте. — Послушай, Спок, я и сам не понимаю, что происходит, ясно? Но если есть хоть какая-то возможность, то мы обязаны ей воспользоваться. — Джим, но ведь отсутствие тела все равно остается неразрешимой проблемой. Джиму кажется, что его слегка лихорадит, когда он выходит из своего кабинета и почти бегом направляется на нижнюю палубу. — Ты помнишь ваш со Скотти и Чеховым проект? — спрашивает он срывающимся голосом, и Спок замирает. — Ты ведь сам говорил, что в теории высокоточная репликация тела возможна. — Я… говорил, — медленно отвечает Спок. — Но даже если у нас получится построить репликатор такой мощности, тебе будет необходим… — Файл с твоим образом, да, — шепотом говорит Джим, и, кажется, только в этот момент Спок понимает, что он идет в сторону транспортаторной. Они проводят в напряженном молчании все то время, что Джиму остается до нее. Когда он входит в комнату и освобождает стоящего за пультом младшего офицера, его почти трясет от эмоций. — Тебе нужно успокоиться, — говорит Спок с беспокойством. — Мы не должны возлагать слишком большие надежды. Когда Джим слышит это «мы», он понимает, что тот невольно выдал этим то, как сильно Спок на самом деле хочет того же, что и Джим — но все равно отговаривает его, потому что думает, что это слишком опасно. Но именно эта маленькая оговорка заставляет его только сильнее хотеть во что бы то ни стало добиться успеха. Джим действительно останавливается, обеими руками опираясь на пульт транспортаторной и пытаясь успокоить судорожное дыхание и сбивающееся с ритма сердце. Через несколько минут он в последний раз глубоко выдыхает и наконец склоняется над экраном. Джим всего пару раз работал с этой системой и даже не имел лицензии для транспортации, так что, наверное, ему стоило позвать Чехова, но совместными усилиями они забираются в самое чрево программы. Разобравшись в основных принципах, он сразу же понимает, где ему нужно искать файл. Спок в его голове весь съеживается, когда он открывает данные всех транспортаций, совершенных в тот день, когда погиб Вулкан. Он дрожащей рукой проводит по списку, пытаясь понять, который из файлов принадлежит Споку, силясь разглядеть в цепочках кода того, что был ему ближе, чем друг, чем любовник, чем брат. — Вот этот, — говорит Спок, когда палец замирает над одним из них. — Ты уверен?.. — спрашивает Джим зачем-то, хотя знает, что вулканцы обладают внутренним чувством времени. Мысль о том, что он помнит день своей смерти посекундно, ужасает Джима, но сейчас это, возможно, именно то, что даст им шанс. — Да, — без колебаний отвечает Спок. Джим запускает сканирование, чтобы выявить степень сохранности файла. Если тот был сохранен лишь частично, если был поврежден хотя бы один процент данных, это делает всю их затею невозможной. Анализ такого огромного файла занимает немало времени, и Джим чувствует, как его всего скручивает изнутри, пока на экране медленно подгружаются проценты. Наконец, спустя долгие, мучительные минуты на экране высвечивается результат, и Джим прерывисто выдыхает. — Это еще не гарантирует успех, — тут же пытается осадить его Спок, но Джиму все равно. — Полная сохранность файла, Спок! — Джиму кажется, что он вот-вот треснет от улыбки. — Вероятная доля искажений меньше сотой доли процента! — До тех пор, пока не сконструировано устройство, которое с высочайшей долей точности сможет воспроизвести образ, радоваться рано. — Я не радуюсь, Спок, — говорит Джим. На миг ему кажется, что своими неосторожными словами может спугнуть неожиданную удачу, но ведь это всего лишь суеверие. В суевериях нет логики, и он все-таки заканчивает. — Я просто отказываюсь верить в безвыигрышные сценарии. * * * Следующие несколько недель Джим проводит… в морге. Сначала он удивлен, когда Спок предлагает это место, но он быстро понимает его логику: здесь пустынно и тихо, никто не заходит сюда без причины, и еще — это идеальное место для хранения тела Спока, если у них все-таки получится. На всякий случай он пишет небольшую программу, которая делает невозможной попытку установить его местонахождение у компьютера, потому что если бы кто-то узнал, где он пропадает все свободное время, ему бы пришлось туго. Конструированием репликатора им приходится заниматься со Споком практически в одиночку, потому что Джим не знает, что ответить на расспросы о том, зачем ему это. Конечно, он обращается к Чехову и Скотти за консультацией — очень осторожно и только тогда, когда Спок сам заходит в тупик — но даже больше ему помогают Йорген с Донелли. Когда Джим отправляет Донелли макет с вопросом о том, что она об этом думает, она перезванивает ему через несколько часов. — Ты же знаешь, что для командования кораблем тебе не обязательно повышать квалификацию в инженерии? — спрашивает Донелли. Джим морщится. — Считай это моим хобби. — Ага, хобби, — говорит она ничего не выражающим тоном, но затем пожимает плечами. — Не мое дело. Итак, открой у себя макет и слушай внимательно. Меня кое-что смущает вот здесь… Йорген ничего не спрашивает вообще, просто возвращает ему макет, весь исписанный вдохновенными вычислениями, которые Спок называет не иначе, как поэзией. В общем, с их помощью и с помощью обширных познаний самого Спока, теоретическая часть вопроса оказывается в надежных руках — чего нельзя сказать о практической. Джим не привык к подобной работе, о чем говорят мозоли на его ладонях и пальцах, и даже с постоянным направляющим комментарием Спока он ошибается, раз за разом, от чего нервничает еще сильнее. Спок, который постоянно твердит, что это нормально, что у него отлично получается, не сильно помогает. После почти бессонной недели, когда уже и Боунз, и Кэрол начинают кидать на него обеспокоенные взгляды, он сдается. Пускай ему придется отвечать на неприятные вопросы, но Джим не может рисковать единственным шансом, что у них может быть. Когда он приводит Скотти в морг, тот недоуменно моргает, оглядываясь. Скотти подходит к проекту Джима, который несмотря на долгие часы работы, все еще находится в зачаточной стадии, и внимательно оглядывается. Вытащив макет, который Джим для наглядности распечатал на бумаге, он разворачивает огромный лист и долго молчит. — Джим… — говорит Скотти. Джим внутренне собирается. — Вот же сукин сын! Поверить не могу, что ты пытался провернуть это без меня! Скотти весь сияет. — Решил утереть нос Чехову, а? — Скотти деловито принимается перебирать детали. — То-то же у него глаза на лоб полезут, когда он поймет, что был не прав! После шарданской мухоловки Чехов и Скотти еще несколько раз сцеплялись языками, бурно дискутируя на эту тему на встречах их клуба. — Ты поможешь мне? — уточняет Джим с облегчением, и тот кивает. — Конечно же! — Скотти задумчиво пожевывает нижнюю губу. — Нам понадобится вот что… Джим не мог просить его о том, чтобы тот посвятил проекту все свое свободное время, но, по счастью, его не надо было уговаривать. Для работы над некоторыми деталями он иногда приводил Кинсера, потому что в тонкой работе ему не было равных, но маленький инопланетянин никогда не оставался сверх необходимого. Невероятно, но за три дня до их остановки на Новом Вулкане их проект был готов. Серия испытаний была успешной, и Джим немного выдыхает. Когда Скотти спрашивает его, что он думает реплицировать в качестве завершения эксперимента, Джим просит его несколько дней подумать, на что Скотти с неохотой соглашается — ему не терпится увидеть финальный результат. Если все получится, финальный результат будет более чем впечатляющим, думает Джим про себя. Когда Скотти наконец-то отправляется на законный отдых, Джим замирает, глядя на собранную ими машину. Он медленно касается хромированного бока. — Как ты думаешь… — начинает он хрипло, — когда мы?.. Спок понимает его без слов. — Мы не знаем, получится ли репликация с первой попытки. Я полагаю, что провести ее следует прямо сейчас, чтобы в случае неудачи усовершенствовать аппарат. Джиму отчаянно хочется отдалить этот момент, когда ему придется смотреть в бледное, мертвое лицо, но сейчас это не в его власти. — Это логично, — тихо говорит он и идет к пульту возле входа, настраивая температуру. Поскольку до этого момента морг был пустым, они могли себе позволить изменить настройки на более комфортные. Джим долго стоит, чувствуя, как падает вокруг температура, но он знает, что дрожь, прошибающая его, вовсе не от холода. Наконец он на негнущихся ногах идет к машине, пытаясь не думать о том, что будет, если у них не выйдет с первой попытки. Джим касается экрана, настраивая все параметры до нужных, и совсем скоро его палец застывает над финальной кнопкой. Спок в его голове молчит, и в комнате слышится только негромкий гул охладительной системы. — Пора, — сам себе шепчет Джим и запускает процесс. Он не может, не в силах смотреть на то, каким именно образом будет формироваться тело Спока, поэтому он позволяет себе эту трусость и бессильно сползает на пол, прислонившись спиной к холодной стене и закрыв глаза. Джим долго сидит там, слушая гудение машины, и поднимается на ноги только тогда, когда слышит финальный писк, который он сам и запрограммировал. В первый миг, когда Джим смотрит на стол, его охватывает целая гамма эмоций, — и облегчение, и радость, и грусть, и боль, и инстинктивный человеческий ужас при взгляде на мертвеца. Спок не кажется спящим, как это любят описывать в книгах, он выглядит совершенно мертвым — и совершенно прекрасным. Джим дрожащими костяшками пальцев прикасается к его щеке, проводит ниже по челюсти, находя царапинку от бритвы. — Таким я был в последний день, — шепчет Спок, глядя на свое тело, все еще одетое в синюю форму научного отдела, и чувство в его голосе не поддается описанию. — Компьютер, запустить сканирование на соответствие файла репликации конечному результату, — глухо произносит Джим. — Сканирование завершено. Полное соответствие. Не доверяя ни компьютеру, ни себе, он еще несколько раз проводит проверку, пока Спок наконец не останавливает его. — У нас получилось, Джим. — Да, — шепчет Джим. — Почему ты не рад? — в голосе Спока явственно звучит недоумение. Наверное, Джиму стоило бы сказать, что он просто слишком устал или слишком волнуется, но Спок, пожалуй, все равно поймет, что это неправда. Джим и сам не понимает, что с ним творится, куда подевалась его уверенность в безвыигрышном сценарии, но, наверное, сейчас он действительно осознает, как высока цена. — Я боюсь… — начинает он тихо, — что когда я очнусь, мне останутся только тишина и это. Джим смотрит на безучастное мертвое тело, остро ощущая в себе, насколько полон жизни Спок. — Я боюсь того же, — шепчет Спок в ответ, и Джим знает, что он говорит не о себе. * * * Следующие три дня Джим проводит словно во сне. Он выходит на смену и выполняет свои обязанности, он разговаривает с Боунзом, даже смотрит фильм с Кэрол, но перед глазами у него стоит циферблат. Время утекает сквозь пальцы — так быстро и так медленно, и все эти дни ощущаются как одно затянувшееся прощание — не только со Споком, но и со своими друзьями, потому что никто не может дать гарантии о благополучном исходе. За последние три недели они со Споком прочитали о ритуале все, что могли, и цифры говорили не в их пользу — но, впрочем, когда было наоборот? На борт «Энтерпрайз» начинают подниматься дипломаты с нескольких входящих в Федерацию планет, и Джим даже успевает пообщаться с Йоргеном и снова обнять Элси, которая вся сияет от радости и гордости — от того, что скоро она вновь увидит Сакки, и от того, что она выступает посланцем доброй воли в такой важной миссии. Когда наступает очередь Нового Вулкана, Джима накрывает странным спокойствием. Он встречает Т’Пау в окружении нескольких незнакомых вулканцев, и он этому рад. Мысль о том, что в составе дипломатической миссии могли оказаться Сарек или Аманда, обжигает Джима запоздалым ужасом. Он не уверен, что смог бы выдержать это. Но когда он вместе с Ухурой и несколькими другими офицерами встречает вулканскую делегацию, Т’Пау едва обращает внимание на Ухуру, которая говорит на вулканском что-то, безусловно, почтительное и приветственное. Она впивается взглядом в Джима, и он тоже не сводит с нее глаз. Едва Ухура предлагает отвести вулканцев в их каюты, он открывает рот: — Полагаю, достопочтенная Т’Пау желает осмотреть корабль? — говорит он и не узнает свой голос со стороны. Она без промедления кивает, не обращая внимания на переполошившихся офицеров. — Верно, коммандер. Вы, безусловно, сопроводите меня? — Разумеется, — Джим коротко кивает Ухуре, которая растерянно смотрит на него, и отворачивается к Т’Пау. — Следуйте за мной. Они оставляют транспортаторную и молча идут по коридорам, игнорируя любопытные взгляды. Джим украдкой косится на неё, но как он не силится, он не видит сходства между ней и Споком. Возле морга Джим останавливается. — Я правильно понимаю, что вы не против провести ритуал незамедлительно? Она встречает его взгляд. — Не вижу логической причины в промедлении. Джим вводит код, открывая дверь. — Все внутри, — говорит он. — Я присоединюсь к вам через минуту. Он опасается, что она остановит его, но Т’Пау уже смотрит на единственный занятый стол. Она заходит в комнату, даже не взглянув в сторону Джима, и он без лишних слов влетает в дверь по соседству. Боунз сосредоточенно читает чью-то медкарту, стоя прямо посреди медотсека, пока Кристина настраивает параметры биокровати в паре метров от него. — Боунз, — зовет Джим, и он поднимает взгляд. — Да, Джим? — спрашивает он буднично, и Джиму чертовски жаль, что ему придется нарушить его спокойный день. — Ты нужен мне для подстраховки. — Я не пойду опять к вам с Ухурой на спарринги, — начинает тот, но Джим перебивает его: — Боунз. Наверное, Боунз видит что-то в лице Джима, или слышит в голосе, потому что резко спрашивает: — Во что ты вляпался, Джим? — Я… — он знает, что не сможет этого объяснить. Не сейчас, во всяком случае. Вместо этого он говорит: — и Кристину тоже возьми. Как тренированные профессионалы, уже через десять секунд они в полной готовности спешат за ним. Когда он заводит их в морг, Т’Пау отрывает взгляд от лица внука и отходит на несколько шагов, и вот тогда Боунз видит, кто лежит на столе. Он белеет как полотно, а Кристина прижимает руку ко рту. В глазах обоих читается ужас. — Просто… будьте начеку, — просит их Джим, пока они не начали его останавливать, и запрыгивает на ледяной стол, пытаясь не думать о том, что он может с него не встать. Т’Пау встает над Джимом, глядя на него своими бездонными глазами. Одну руку она опускает Споку на лицо, и ее касание кажется на удивление бережным. Вторая рука замирает на столе возле уха Джима. — Вы готовы? — спрашивает она, и на миг Джим медлит. — Я буду здесь, когда ты очнешься, — говорит Спок. И Джим знает, что он не может этого обещать, не должен этого обещать, что в этом нет уверенности или логики. Джим открывает глаза и произносит вслух: — Да, — и про себя, чтобы это слышал только Спок, добавляет, — увидимся на той стороне. Его лица касаются холодные пальцы, а потом остается только тень, только тишина, только пустота. * * * Джим просыпается резко, вздрагивая всем телом и хватая воздух ртом, сонный разум в панике сигналит, что он падает. Но его подхватывают. — Легче, легче, — говорит Боунз, склоняясь над ним. Его лоб прорезают глубокие морщины, но глаза смотрят с облегчением. — Выдохни. Джим выдыхает и обмякает, пытаясь прийти в себя и понять, что происходит. Он жив. Он в медотсеке. Спок обещал быть здесь, когда он очнется, а Спок всегда держит свое слово. Но Спока в его разуме нет, и он резко поворачивает голову, надеясь увидеть его на соседней кровати. Но она тоже оказывается пуста. На миг его горло сжимает ледяным спазмом. — Спок… — выдыхает он, чувствуя подступающий ужас, и Боунз резко встряхивает его. — Уже очнулся, — говорит он торопливо, и секунду Джим пялится на него, не в силах вникнуть в смысл сказанного. Кажется, Боунз понимает это, потому что он повторяет, медленно и внятно. — Он уже давно пришел в себя, Джим. С ним все в порядке. Это ты заставил нас поволноваться. Джим несколько раз моргает. — Серьезно? Видя, что он наконец-то начал приходить в себя, Боунз слегка расслабляется и вновь опускается на стул, устраиваясь на нем удобнее. — Он открыл глаза, едва Т’Пау закончила перенос. Ему потребовалось некоторое время, чтобы соединиться с телом, так что какое-то время Т’Пау провела с ним в слиянии, но после этого он полностью оправился. Мы ждали, что ты тоже скоро очнешься, но ты… Внезапно голос подводит Боунза, и он прочищает горло. Джим видит, как ему тяжело, и не торопит его, приподнимаясь на подушках поудобнее. — Ты впал в кому, — сказал Боунз наконец. — Спок порывался войти с тобой в мелдинг, но Т’Пау категорически запретила. Сказала, что твои ментальные возможности и так были на пределе после многих месяцев подпитки его катры. Теперь ты должен был либо восстановиться сам, либо… — он беспомощно дергает плечом. — Ого, — выдыхает Джим. Его голова слегка кружится. Ужасно хочется пить, но ему нужно знать… — Как долго я был в отключке? — Еще немного, и пошли бы пятые сутки, — говорит Боунз с бесконечной усталостью в голосе. — Ого, — повторяет Джим и все-таки просит воды. Когда Боунз приносит ее, он говорит: — Спасибо тебе. — В любое время, Джим. — Я не об этом, — говорит он тихо, баюкая стакан воды в ладонях. — Я тоже. Секунду они смотрят друг на друга, затем Джим начинает хрипло смеяться, и спустя несколько секунд Боунз присоединяется к нему. — Пей свою воду, — говорит Боунз, закидывая ноги ему на биокровать и слегка пихая его. — Голос такой, будто в горле у тебя наждачка. А тебе оно понадобится, когда я начну орать на тебя. Если Боунз сообщает ему об этом вместо того чтобы, собственно, начать орать, значит, он вымотан до предела. Джим чувствует волну всепоглощающего тепла. — У-у-у, персонал тут у вас так себе, — сообщает Джим шутливо, но воду пьет. — Почему ты мне не рассказал? — спрашивает Боунз прямо. Джим со вздохом отставляет стакан. — Не моя тайна, — признается он. — Спок не хотел, чтобы кто-то узнал. Я и Сайбоку-то рассказал, потому что мы не знали, что делать. — Ухура говорит, что она замечала… странности. И не она одна, — говорит Боунз со значением, и Джим морщится. — Ага, иногда у нас бывали странные дни, — и это мягко сказано. Вдруг он моргает. — Постой, ты говорил об этом с Ухурой? Вы что, ребята, уже успели посплетничать об этом? Боунз обжигает его неверящим взглядом. — Ты был в коме четыре дня, Джим, — повторяет он выразительно, и, ага, это справедливо. — А еще у нас из мертвых воскрес вулканец, который, ты сам понимаешь, не слишком склонен откровенничать. Естественно мы сплетничали. Всем кораблем. — И к чему вы пришли? — спрашивает Джим с любопытством. — Ухура считает, что ты засранец, но Спок, благородный ублюдок, пытается взять всю вину на себя, — отвечает Боунз смачно. — Скотти считает, что во вселенной нет более чокнутых психов, чем вы оба. Он, как ты понимаешь, в полном восторге. Кэрол не оценила, что ты не рассказал ей. Я тоже. — Надеюсь, вы сблизились на этой почве, — сообщает Джим, и чуть порозовевший Боунз легонько пихает его ботинком в бок. — Ауч. Вот поэтому Кэрол любимица Спока, а не ты. — Так я ему не нравлюсь? — Когда я последний раз проверял, он все еще не определился. — Прекрасно, потому что это взаимно. — Боунз врет совершенно бессовестно, но Джим не собирается его на этом подлавливать — по крайней мере, в этот раз. Надо же придерживать хоть какие-то карты на будущее. — Ты тоже так просто не отделаешься, кстати. Теперь у нас с Кэрол есть бесконечный простор для поддевок, — сообщает Боунз с мстительной радостью. — Как только тебя выпишут… — Я породил чудовище, — выдыхает Джим со смехом, затем немного трезвеет. — Кстати, а когда меня выпишут? — Как только Т’Пау даст отмашку, — Боунз машет куда-то в сторону дверей. — Я вызвал ее несколько минут назад, думаю, она скоро придет. Джим кивает и прикрывает глаза. Он все еще чувствует себя усталым. Какое-то время они сидят в тишине. — Не делай так больше, — говорит Боунз наконец, и Джим приоткрывает один глаз. — Ты имеешь в виду, не женись на мертвых вулканцах? Думаю, это я тебе могу обещать. — Идиот, — вздыхает Боунз. — Ты понял, о чем я. — Я понял, — говорит Джим, глядя в потолок. Затем он медленно переводит взгляд. — Я не могу обещать, что не буду подвергать себя опасности, Боунз. Особенно если это ради тех, кого я… — Он запинается. — Ты даже не знал Спока, когда согласился на это, — не без основания замечает Боунз, и Джим пожимает плечами. — Но я знал Сайбока. У меня была возможность помочь кому-то. Я не мог пройти мимо. — Иногда мне кажется, что клятву Гиппократа давал тут не я, — бормочет Боунз. — Я не могу обещать, что не буду подвергать себя опасности, — повторяет Джим. Ноги Боунза все еще лежат на кровати, так что он нашаривает лодыжку Боунза и сжимает ее. — Но пока ты… и Кэрол… пока вы рядом со мной, я буду в порядке. Джим не называет имя Спока, потому что — он не знает, но ему нужно знать — спросить — быть уверенным. — Не только мы двое, Джим, — говорит Боунз. — Мы все твоя команда, Джим, ты же знаешь это? Джим не успевает ответить на это — да у него и нет ответа, — потому что с тихим шелестом раскрывающихся дверей в комнату входит Пайк вместе с Т’Пау. Боунз встает, чтобы оставить их наедине, но перед этим он бросает на Джима колкий взгляд, ясно демонстрируя, что они к этому еще вернутся. Пайк обгоняет Т’Пау на насколько шагов и замирает над изголовьем его биокровати. — Когда я отдавал приказ найти старпома, я не имел в виду, что тебе нужно воскресить моего предыдущего, — сухо говорит он, но его глаза улыбаются. — Как вы там говорили? Что ждете от меня «оригинальности и нежелания вписываться в рамки»? — для вида задумавшись, цитирует Джим. Он ухмыляется. — Вижу цель, иду к цели, не так ли, Крис? Тот вздыхает. — Я так понимаю, Спок сдал тебе все мое темное прошлое с потрохами. — Во всех смачных подробностях, — соглашается Джим со счастливым вздохом. Пайк только качает головой, но прежде чем отступить, пропуская Т’Пау, он коротко, до боли сжимает плечо Джима и почти сразу отпускает. Она, как всегда, кажется величественной и невозмутимой, как океан во время штиля, но Джим помнит ее, он знает ее, потому что она была с ним, пока она нить по нити распутывала их связь, потому что она была с ним, когда Джим корчился в муках, вырывая из разума и сердца того, кто был ему дороже всего. — Рад видеть вас, Т’Пау, — приветствует он, улыбаясь, и хотя ее лицо даже не дрогнуло, ему не нужен ответ — ни мимикой, ни словами. Потому что она была с ним. — Позвольте мне, — говорит она, но это не просьба, и Джим закрывает глаза, открываясь ей, как старому другу. Когда она касается его разума — легко, так легко, — Джим остро ощущает пустоту там, где раньше был Спок. Когда они выныривают на поверхность, он спрашивает: — Мы с ним больше не связаны? Какое-то мгновение Т’Пау молчит, рассматривая его своими бездонными глазами. — Мы мягко разорвали вашу связь, — говорит она. — Человеческий разум не приспособлен к такой ноше. Вам нужно будет восстановить свою ментальную целостность. — То есть теперь все будет как прежде? — спрашивает Джим с беспокойством. Он не знает, чего хочет, что ему делать, он не готов это решать. — Ваш разум претерпел неизбежные изменения. Этот опыт невозможно вычеркнуть, вы не можете вернуться к исходному состоянию, как будто ничего не было. Но вы можете выбирать, чего вы хотите. — То есть… — Вы всегда есть и всегда будете для Спока его t'hyla, и неважно, будете ли вы связаны ментальными узами или нет. Это всего лишь означает возможность. И Джим улыбается, наконец-то не чувствуя неуверенности или страха. Всего лишь возможность? Большего ему и не требовалось. * * * Когда Джим переступает порог, у смотрового окна кто-то стоит, сложив руки за спиной. Туманность, мимо которой они пролетают, отбрасывает разноцветные блики, и все вокруг купается в таинственных фиолетовых, бордовых и голубых оттенках. На фоне этого нежного мерцания темный силуэт резко выделялся. «Если он обернется, — вдруг загадывает Джим, не до конца оформив мысль, как в детстве загадывая желание на подброшенную монетку или упавшую звезду, — если он обернется ко мне сейчас, то у нас все получится». Спок оборачивается. * * * Они все там, когда Джим со Споком входят. Боунз. Кэрол. Ухура. Чехов. Сулу. Скотти. Кристина. Дженис. И Пайк, который стоит, усмехаясь и опираясь на капитанское кресло. — Капитан на мостике, — говорит Пайк с бесконечной гордостью, и Джима окатывает одновременно холодом и жаром. — Спасибо, кап… адмирал, — отвечает он и оглядывается за левое плечо. Спок отвечает ему ободряющим взглядом. — Позвольте представить мистера Спока, временно исполняющего обязанности старшего помощника. — Временно? — спрашивает Боунз, изгибая бровь. — Бумаги о воскрешении прибыли только вчера. А запрос о восстановлении его в должности я подал только полтора часа назад, — спокойно говорит Джим. — Почему не раньше? — слегка хмурясь, спрашивает Ухура, на лице которой написаны одновременно и восторг, и нежность, и негодование, и даже капелька самодовольства. — Нам нужно было прояснить, где мы находимся, — отвечает Джим легко, и этот ответ не вызывает больше вопросов. Несмотря на то, что их связь, которая подпитывала катру Спока, разорвана, это ничего не меняло. Сейчас было достаточно этого — прикосновения губ без страха, что это лишь сон, соединения душ без слияния разумов, переплетения ладоней без ощущения, что это прощание. У них будет время понять, чего они хотят. Споку еще предстоит занять свое место на этом корабле, в этой Вселенной, но место в сердце Джима уже принадлежит ему без остатка.