***
Всю ночь и следующие двое суток Альберто не находит себе места. Уснуть в холодной кровати не получается. На обратной стороне век будто отпечатался этот прокля́тый огонь, стоит лишь закрыть глаза, и он возникает вновь. Алик остервенело отбрасывает в сторону подушку, уставившись в потолок. Из легких выходит воздух. С утра он рассылает подручных по знакомым, продолжает звонить, перекрывает все газеты в поисках зацепок. Успокаивает лишь то, что трупа не нашли. Пока что… Мог бы, поехал бы искать сам, но пока не разобрались с теми, кто устроил поджог, высовываться нельзя. Алик не находит времени даже на еду. С утра практически залпом осушает чашку крепкого кофе и остаток дня живёт на запасном питании, продолжая искать. Гора чашек на столе стремительно растёт, а лидер "Позолоченных лампас" становится всё более дёрганным и злобным. Работа идёт из рук вон плохо. Получается лишь орать на сотрудников, испепеляя их ненавидящим взглядом. Он сейчас ненавидит всех. — Ну что? Григорий Константинович Стрельников невольно ёжится под пронзительным и будто затравленным взглядом Альберто. Тот сейчас выглядит даже бледнее чем обычно, а под тёмными глазами залегли круги. — Я спрашиваю, есть что-нибудь? — настойчиво и почти по буквам отпечатывает лидер "Позолоченных лампас", сцепляя тонкие пальцы в замок. Лидер "Железных рукавов" не выдерживает и прячет глаза. — Мои ребята ничего не нашли, — он тяжело вздыхает перед тем как выдавить обречённое "Извини". Алик в ответ лишь молча кивает, поджав губы и отворачивается. Через несколько секунд, однако, он косится на Стрельникова и внезапно рявкает: — Ты ещё здесь?! Пошёл вон отсюда! Григорий хочет что-то сказать, но не решается, покорно разворачиваясь и даже не огрызаясь. Сейчас к Алику лучше не лезть. Когда Стрельников скрывается за тяжёлой дверью и кабинет вновь погружается в тишину Альберто обессиленно падает лицом в стол. Он задыхается.***
Тяжёлые шаги застают Алика сидящим на кухне с очередной кружкой кофе. Он дёргается и рывком вскакивает со стула, но не решается двинуться дальше. Малиновский появляется с виноватой и измученной улыбкой. Взгляд Альберто бешено мечется по нему, обшаривая сверху вниз. Несколько новых несерьёзных ран, грязь, безнадёжно испорченная одежда, кровь, кажется, чужая… Роман молча разводит руками, тут же чувствуя как его стискивают в крепких объятиях, практически сбивая с ног. — Да живой я, живой, — хрипит он, натянуто усмехаясь и наклоняя голову, чтобы позволить Алику прижать её к своей груди. Тот молчит, не в силах проронить ни слова. Малиновский невольно содрогается, ощущая как пальцы, всегда сохранявшие железное спокойствие, обычно крепко сжимающие пистолет или нож, готовые не дрогнув привести любой приговор в действие, сейчас судорожно перебирающие его волосы, бьёт мелкой дрожью. Альберто трясёт. — Да в порядке я, Аль, ты чего, — виновато бормочет Роман, выпрямляясь и сгребая его в ответные объятия, — Всё уже хорошо, — сбивчиво шепчет он, начиная поглаживать Алика по голове. — Идиот, — с горечью выплёвывает тот, внезапно отталкивая его от себя, — Ты что, не мог прислать сраную записку?! Лидер "Позолоченных лампас" смотрит загнанно и измученно. Малиновский собирается ответить, но тут же получает звонкую пощёчину. — Я за эти два с половиной дня чуть не окочурился от переживаний! — орёт Альберто, сжимая кулаки, — А ты, мать твою, даже не попытался подать хоть какой-нибудь знак! Роман молча морщится, глядя на хрипло дышащего от злости Алика, и потирает пострадавшую сторону лица, понимая, что заслужил. — Извини, — просто и без церемоний отвечает он, не пряча глаза, как бы ни хотелось. Альберто вновь затихает, первым отводя взгляд. — Я думал, ты сгорел, — еле слышно произносит он, не поднимая головы, — Думал, потерял тебя. Малиновский молчит, но делает несмелый шаг в его сторону, тут же приближаясь вплотную, стоит ему понять, что бить и отталкивать его больше не будут. — Извини, — повторяет он, позволяя вновь себя обнять. Алика снова трясёт, но на этот раз от сдерживаемых рыданий. Он молча вытирает солёные и мокрые дорожки на щеках о грязный малиновый пиджак, пока Роман бережно распутывает его чёрные волосы, за которыми не ухаживали последние пару дней. — Никогда, слышишь, никогда больше не смей так пропадать, — сдавленно цедит Альберто, поднимая на него измученный, но облегчённый взгляд. Малиновский слегка улыбается. — Не буду. Ледяная пучина разжимает тиски.