Наивный

Ван Ибо прислоняется спиной к холодному камню, сплёвывает на землю кровь — чёрную, пахнущую пылью и порохом, — и шепчет устало: — вот же суки, нормально договориться не могли. У него рассечено предплечье, так, что по краям раны ещё немного дымится сера — запах стоит отвратный, но Ибо привыкший, Ибо не тяжело. А ещё у него сломана нога, притом сломана так, что вправить самому не получится: если посмотреть вниз, на мешанину раздробленных костей и мышц, начинает тошнить сильнее, чем от вони, стоявшей в этой затхлой, глухой подворотне — в которой сейчас приходится прятаться от всё ещё ищущих его «коллег». Ибо не помнит, как оказался здесь, и сейчас, осторожно выглядывая из-за угла, понимает, что даже не знает, где это — «здесь»? Ибо закатывает глаза и медленно стекает по стенке. — Охуенно побегал. Как только пульс начинает приходить в норму, и Ибо различает хоть что-то, кроме глухого и частого сердцебиения, он решает, что лучше бы не слышал ничего — потому что музыка, доносящаяся из зданий напротив, отвратная настолько, что блевать тянет уже не от вони. Остаётся только проклинать себя, кинувших подонков и никому не нужную чувствительность к звукам — Ибо хочется подохнуть прямо здесь, в клочке пространства, зажатом между мусорками. Засыпать в такой ситуации — когда за тобой гонятся, по меньшей мере, пять демонов среднего ранга, — точно не стоит, но Ибо плевать хотел на эти советы. Если он не погрузит себя в медитативный сон, сам с потрохами сдастся всем и каждому, просто не выдержав этой вакханалии звуков. А врагов у Ибо много — и сдаваться он им, конечно, не собирается. Сяо Чжаню двадцать девять, и, конечно, он не девственник — но от мыслей о том, куда его так упорно, без тени сомнений, с одним только энтузиазмом и азартом, горящим в глазах, пытаются затащить друзья, краснеют у Сяо Чжаня не только щёки. Он отнекивается, виновато улыбается, пытается уйти от прикосновений, пытается сбежать подальше, только его всё равно хватают за руку и не отпускают, пока вокруг всё не озаряется красным. Вывески, гирлянды, фонари — у Сяо Чжаня в глазах рябит от неона и огней, — и он правда неловко поджимает губы, вскидывает брови, надеясь, что это поможет, что ребята поймут — ему здесь делать нечего. Пьяные коллеги уже ничего не понимают. Они зажимают Сяо Чжаня с двух сторон, не давая выбраться, и заходят в стрип-клуб — первый из тех, что они решили опробовать. Сяо Чжань молится всем богам, что он просто напьётся и заснёт — что просто не успеет ничего натворить. Наивный. Сяо Чжань держится неплохо. Он точно не скажет, сколько выпил, но точно может рассказать, сколько своих порций подливал в чужие бокалы, — и сейчас, когда большая часть знакомых либо спит, уткнувшись лицом в стойку, либо пьяно любуется представлением девушек на пилоне, — сейчас Сяо Чжань пытается незаметно пробраться к выходу из душного здания. Он просто надеется без приключений добраться до дома, он просто надеется… — Твою мать! Парень, лежащий напротив с неестественно изогнутой ногой, в луже чего-то, отдалённо напоминающего кровь, не сразу бросается в глаза. Сяо Чжань даже успевает пройти мимо, пока не вглядывается в стену перед собой и не замечает чье-то спокойное лицо. От него не исходит ни звука — будто и не дышит вовсе, — и Сяо Чжань, на адреналине от алкоголя и страха, опускается на колени перед незнакомцем — вдруг и правда… не дышит? — Эй… ты в порядке? «Какой, блять, в порядке», — Сяо Чжань не часто матерится, но сейчас, смотря на развороченную ногу, понимает, что иначе — никак. — «Я такого даже на картинке никогда не видел…». Сяо Чжань осторожно трясёт парня за плечо, потому что разбудить, очевидно, надо — только как, если тот вообще просыпаться не хочет? Сяо Чжань смотрит то на ногу (на которую вообще-то смотреть страшно), то на лицо, спокойное настолько, что даже не верится, что этот человек истекает кровью около чёрного входа какого-то стрип-клуба. «Удивительная способность, — с завистью думает Чжань. — засыпать где угодно. Мне б такую» Он ещё какое-то время треплет его по плечу, тянет за руку (тоже в крови, между прочим), а потом не выдерживает и кричит прямо на ухо: — Да проснись ты, — и сам не знает, насколько громко получилось: алкоголь приглушает его чувства, музыка — приглушает голос. Но парень, кажется, просыпается. Сяо Чжань облегчённо выдыхает: живой. — Ты, блять, кто? — он хмурится, щурится, пытаясь то ли проморгаться после сна, то ли вглядеться в его лицо. Сяо Чжань прикрывает глаза и никак не комментирует попытку незнакомца уползти подальше. — Сяо Чжань, будем знакомы, — он всё ещё на нервах, отчего голос и звучит чуть более язвительно, чем планировалось. Ибо на это только усмехается. — Ван Ибо, не рад знакомству, руку, — машет своей, окровавленной, — протягивать не стану. Сяо Чжань смеётся — хотя какой, к чёрту, смех? он поэтому и сменил специальность, что крови боялся — если смех, то только истеричный. — Уж спасибо. Ибо до сих пор выглядит не очень: его глаза постоянно прикрываются, будто он всё ещё сонный, а ещё его шатает из стороны в сторону и, кажется, немного трясёт. Сяо Чжань ведь не может оставить его здесь, правда? Гадкий голос в голове нашёптывает: «конечно, можешь», — но Сяо Чжань списывает это на выпитые шоты. Он поднимается с места. — Слушай, а ты… ты вообще в порядке? — голос немного подводит, приходится откашляться. Сяо Чжань совершенно не знает, как с этим незнакомцем говорить. — А тебе как кажется? — усмехается Ибо, вскидывая бровь — почему-то Чжань тушуется, перехватив его взгляд, уверенный и пристальный — не так должен смотреть человек при смерти. — Если можешь издеваться, то, думаю, лучше всех, — закатывает глаза и отходит немного назад: если прислониться к стене, можно почувствовать себя немного спокойнее, — будто есть чему прикрыть спину, хоть и сравнение странное. Но Ибо считает это попыткой побега, смотрит на него почти что обиженно и сразу же отвечает: — Эй, ну ты… Врач или кто? Поможешь? — и бросает взгляд на ногу. Ему, конечно, не больно — таким его не испугать, — но ходить почти невозможно, за прошлые несколько часов он и так надорвал всё, что было можно: больше он не выдержит. И хоть признаваться не хотелось, помощь ему нужна. Ибо точно не ожидал, что придётся просить об этом какого-то незнакомого человека, но всё же: в человеческом он сейчас теле или в каком? Может, так даже лучше. — Как ты понял, что я врач? — Сяо Чжань хмурится, смотрит на него недоверчиво, но Ибо выглядит таким беззаботным, что даже заподозрить что-то неладное в нём трудно. — Ну ты с таким интересом рассматривал мою ногу, что либо хочешь её вылечить, либо хочешь сожрать. Сяо Чжаня передёргивает. — Не шути так. — Не то съешь? Сяо Чжань только закатывает глаза, скрещивая руки на груди. И всё же он немного мнётся: да, он врач, но вести к себе незнакомого человека с такими ранами, будто его ожесточённо рвали на кусочки, не хочется, да и, как бы то ни было, просто страшно. Потом приглушённо смеётся, посматривая себе за спину, к дверям, ведущим в клуб, и снова поворачивается к Ибо. — Можешь сам встать? — тот сразу кивает, поднимается на ноги (на ногу?) и долго смотрит на застывшего на месте Сяо Чжаня — на деле он просто пытается вспомнить, в какую сторону им идти. — Пойдём. У нас сегодня больница пустая, — и ведёт осторожно за собой Ибо. — И где же все? Ночные дежурства? Медсёстры? Или что у вас там? Сяо Чжань смеётся — смеётся чуть громче, чем раньше, — и только мимолётно кивает на яркую вывеску, стоит им пройти мимо неё — «Красное кольцо». — Все там, Ван Ибо. И если Сяо Чжаню по дороге приходится подхватить Ибо под локоть, чтобы тот не упал, — они оба стараются об этом не думать. — Ай блять, а понежнее никак нельзя? — Ибо сжимает край операционного стола так, что тот прогибается под его пальцами, и шипит сквозь зубы: — Ты врач, или кто? Сяо Чжань утирает окровавленной перчаткой пот со лба и смотрит исподлобья, будто специально после его слов нажимая на нерв. Ибо подскакивает на месте с тихим «сукаа». — Сейчас как дам понежнее, — и прижимает одной рукой его бёдра к столу. — Терпи. Ибо смотрит на пинцет в его руках, на кусочки костей, которые он методично вынимает из раны, сбрасывая в ящичек, и думает, что лучше б к ведьмам пошёл — лучше б, ей богу, к ним. И плевать, что они его ненавидят, плевать, что обещали придушить его ещё раз, стоит ему только появиться на их пороге. Все их угрозы — ничто, по сравнению с этой пыткой, зовущейся медициной. Ибо даже уважением проникнулся к этим «людям», которые каждый раз переживают такие мучения. — Ты как будто первый раз операцию делаешь, ну можно ж аккуратнее, — сипит Ибо, прикрывая глаза и поджимая губы. — Сам хочешь попробовать? — Сяо Чжань уже порывается подняться и отдать ему инструменты, как тот сразу начинает мотать головой. — Нет, нет, спасибо, Чжань-гэ, полностью вверяю себя в твои крепкие руки, — и лишь сильнее бледнеет, когда Сяо Чжань снова касается его ноги. — Матерь божья, я сейчас, кажется, второй раз сдохну. — Второй раз? — переспрашивает Сяо Чжань, не особо вдумываясь в смысл. — А, ну, — Ибо судорожно подбирает слова, а потом вспоминает недавние события и шипит уже не от боли — от злости. — Меня недавно тоже, можно сказать, лечить пытались. Только тот идиот нихрена не врач был. — Ну так я тоже, — пожимает плечами Сяо Чжань. — Я вообще-то стоматолог. — Тогда нахуя ты за это взялся? — кричит, подрываясь с места, Ибо. Сяо Чжань только устало выдыхает, заставляя его лечь обратно. — Практику-то я всё равно в качестве хирурга проходил, успокойся. — Охуеть утешает, не могу, — Ибо уже не просто бледнеет — у него губы белые, он задерживает дыхание, пока Сяо Чжань не отпускает его ногу хотя бы на секунду, и только тогда выдыхает: так хотя бы получается не орать. — Моя смерть будет на твоей совести. — Твоя смерть была бы на моей совести, если б я прошёл мимо, когда ты корчился от боли на асфальте, — закатывает глаза Сяо Чжань и возвращается к операции. Ибо сжимает зубы до скрежета. — И ничего я… не корчился, — невнятно бубнит, не разжимая губ. — Зато сейчас корчишься, — бросает, даже не смотря на него, Сяо Чжань, а Ибо так и хочется пнуть его в ответ: вон, всё равно в его ногах сидит, удобно даже. — Всё, я почти закончил, не скули. Ибо точно хочется его пнуть — и это как минимум. Сяо Чжань перевязывает его ногу, накладывает гипс и, наконец, поднимается. — Вообще ты молодец, — он смотрит на него удивлённо. — Будь я сейчас хоть немного менее пьян, я бы проверил, почему не сработал наркоз, но ты и на живую перенёс операцию. Вау, поздравляю, ты невероятный и вообще… Сяо Чжань не договаривает — заваливается набок, теряя сознание. Ибо еле успевает его подхватить — с забинтованной ногой особо не разбежишься. Кажется, не он один сейчас устал; Ибо осторожно укладывает Сяо Чжаня на операционный стол — пусть поспит. Осталось решить, что теперь делать ему: хотелось пить и хотелось рвать глотки. Со вторым можно, пожалуй, повременить, а насчёт первого… Кажется, ребята говорили, медицинский спирт — самое то из человеческого алкоголя? Когда Сяо Чжань приходит в себя, он не сразу понимает, что происходит. Смотрит на свои руки, всё ещё в грязных перчатках, и немного брезгливо скидывает их в ящик поблизости. Переводит взгляд на стол, чувствуя, что что-то не так, что не он должен на нём сидеть, но до конца осознаёт, что случилось, только когда замечает притихшего Ибо в углу комнаты. Сяо Чжань протирает глаза, поднимаясь на ноги, и уже подходит к нему, как замечает в чужих руках бутылку… этилового спирта. Почти пустую бутылку этилового спирта. — Ты что, чокнутый? — он подбегает к Ибо за секунду, боясь не то что встряхнуть, боясь даже дотронуться. — Ты идиот?! Тебе желудок надо промыть. У тебя же ожоги, ты как вообще с ожогами, ты что? — и мельтешит, пытается отобрать бутылку, отставить в сторону, только Ибо вцепился в неё так сильно, что у Сяо Чжаня не получается её перехватить — он сам падает, стоит Ибо только потянуть его на себя. — Чжань-гэ… — шепчет то ли непонимающе, то ли расстроенно, и прячет взгляд — Сяо Чжань, даже если попытается изо всех сил, всё равно не догадается, чего от него хотят. — Что тебе, чудище? — он всё ещё обеспокоенно смотрит на него, пытается отыскать хоть намёк на то, что ему больно, тяжело или неприятно, — но тот как сидел, так и сидит, будто и не он только что выпил концентрированного спирта. Точно идиот. Ибо выпускает бутылку, отставляя её на пол, и тянется, кладёт руки Сяо Чжаню на спину, прижимает к себе ближе, упираясь лбом ему в грудь, всё ещё не поднимая взгляда. Сяо Чжань не дышит. Ибо дышит так часто, что, кажется — за них двоих. — Эй, ты в порядке? — спрашивает так тихо, что Сяо Чжаню кажется — Ибо его не услышит. Ибо его слышит, прекрасно слышит, и только сильнее сжимает талию в своих руках. Сяо Чжань пытается вырваться — Ибо наконец поднимает голову. — Чжань-гэ… Сяо Чжань не знает, кто из них пьян больше, но, скорее всего, он сам, потому что прямо сейчас ему кажется, что глаза Ибо отсвечивают красноватым блеском, и что сами они чёрные-чёрные: не то что сливаются со зрачком — в еле освещаемой операционной, кажется, склеру не отличить от радужки. Это пугает в той же степени, в какой интригует. Сяо Чжань не может оторвать от него взгляда. — Хэй, Бо-ди, я сижу на твоей ноге, раздробленной в мясо, тебе должно быть больно, — шепчет еле слышно. — Неважно, — чуть смеётся в ответ. — Чжань-гэ, поцелуй меня. Сяо Чжань ненавидит себя за то, что не находит сил отказаться. — Скажи мне, — всё же держится на расстоянии. — Ты псих? — Возможно, — легко отвечает Ибо, пожимая плечами. — Это так важно? Сяо Чжань смеётся. — Да нет, что ты, нисколько не важно. — Вот и отлично. Тогда поцелуй меня? Сяо Чжань отворачивается и говорит, стараясь не смотреть на него: — Ты пьян. Ибо обнимает его сильнее, прячет лицо на плече, утыкается в шею, смеётся — и своим горячим дыханием посылает мурашки по его телу. Сяо Чжань его искренне ненавидит. — Будто ты нет. — Я тоже… да, — хрипло отвечает, прикрывая глаза и сжимая ладони на своих коленях в кулаки. Ибо подтягивает его ещё ближе к себе — хотя правда, куда ближе? Чжань уже чувствует, как мерно поднимается и опускается в такт дыханию чужая грудь. Сяо Чжань прикусывает губу, сильнее хмурясь. Ван Ибо ухмыляется, ведёт носом по шее, подбираясь выше и выше, и шепчет прямо на ухо: — Я тоже… Чжань-гэ. Сяо Чжань вздрагивает. — Прекращай… — Что именно прекращать? — Ибо смеётся, еле ощутимо ведёт рукой по спине, оставляя ладонь крепко зажавшей чужую шею. — Что именно, Чжань-гэ? — шепчет прямо в губы, большим пальцем удерживая его лицо в сантиметре от своего. — Вот это, — немного сбивчиво произносит Чжань, бегая взглядом по сторонам: куда угодно, лишь бы не на него. Ибо морщится, наклоняет голову и легко-легко прикусывает линию челюсти Сяо Чжаня; тот вздрагивает, подрывается от его действий, но Ибо всё ещё крепко держит его на месте — стоит только чуть сильнее надавить на шею, и Сяо Чжань прекращает дёргаться, замирает на месте, прикрыв глаза. Это всё ещё ему не нравится. Ибо мягко ведёт губами, даже не целуя, по шее, останавливаясь ровно над своей ладонью. — Чжань-гэ… Чжань-гэ молчит. Ибо чуть ощутимее сжимает шею. — Чжань-гэ, — усмехается, смотря на него. Сяо Чжань всё ещё не открывает глаз. Ибо усмехается. — Чжань-гэ, посмотри на меня. Взгляд Сяо Чжаня растерянный, не до конца осознанный, Ибо это нравится. Он тянется к нему, он держит его так близко, что между ними почти не остаётся расстояния, и произносит, с каждым словом наклоняясь всё сильнее и сильнее. — Чжань-гэ, поцелуй меня. Сяо Чжань целует. Глаза Ибо вполне отчётливо загораются красным — Сяо Чжань это видит, только… Почему-то ему плевать.