любовь, любить велящая любимым

Тимоти верит в любовь. поэтому набрав в лёгкие побольше воздуха, он погружается в душную бездну нью-йоркского сабвея, отдающего перегаром, дёшевым парфюмом и одиночеством. поезд лексингтон авеню–юнион сквер почти пуст. не удивительно: немногим хочется прокатиться на метро в двенадцать ночи. ночные бабочки, пьяные подростки и угрюмые бородатые священники- нечего сказать, контингент хорош. не то чтобы Тимоти устал, но внутри все так и рушится. извечная маска улыбчивого милого парня начала изрядно надоедать. как и статейные и фанатские заголовки о нем и его партнёре -«всё-таки встречаются? папарацци снова поймали звёзд нашумевшего фильма «зови меня своим именем» вместе на одной из улиц нью-йорка» -«неоднозначные комментарии Арми Хаммера под последним постом Тимоти Шаламе» -«Тим Шаламе и Арми Хаммер ведут себя, как старая супружеская пара на протяжение 5 минут», а Тимоти только и остаётся, что все отрицать, отшучиваться или ненавязчиво менять тему. он уже привык, он актёр, он притворщик, он знает как надурить недалеких журналистов. поезд номер 2827 равномерно раскачивается, как бы убаюкивая ночных пассажиров, кожаное сиденье скрипит, как ошалевшее от малейшего движения, в наушниках играет, что бывает очень редко, Джордж Майкл, вроде как знающий о любви побольше Тимоти. прятать свои чувства, загонять их далеко в угол, отрицать их долго не получилось. то ли до невозможности голубые глаза, то ли ослепительно-завораживающая улыбка, то ли низкий бархатистый голос, то ли эта вечная учтивость джентельмена позапрошлого века— скорее всего, все вместе, заставляло бабочек в животе Тимоти порхать, а в груди разливаться тепло. странно, как две противоположности притягиваются. Тимоти тянуло к Арми сильнее, чем железо к неодимовому магниту: Тимоти постоянно закидывается лимонными леденцами и пахнет аква ди пармой, его кудри вечно нечёсаны, а в любимом плейлисте половина треков-от кид кади., а Арми курит ядрёный капитан блэк, душится древесным том фордом, золотистые волосы всегда идеально уложены, и даже спортивки адидас он умудряется носить элегантнее, чем Шон Коннери костюм агента 007. красочные, до дрожи в коленях завораживающие пейзажи ломбардии, атмосфера вездесущей любви и спокойствия, и слишком, слишком частая близость Арми Хаммера, грациозного американца-интеллигента, вечно статного, но почти сразу становящегося родным, с этими его интеллектуальными шутками и несходящей с уст улыбки– у Тимоти не было шансов. он влюбился, словно впервые в жизни. и, наверное, было паршиво, если бы чувства были невзаимны. но, чёрт возьми, они такими не оказались, и это было ещё паршивее. как говорится: где-то наверняка есть закон, гласящий, что если один без ума от другого, то другой должен неминуемо отвечать взаимностью. Тимоти напредставлял себе заголовки в роде: -Арми Хаммер ушёл от жены с детьми ради забав молодым Тимоти Шаламе. -командировка в италии кончилась бурным романом звёзд скандального фильма «зови меня своим именем» хорошо было во время съёмок– никто их не видел, отделаться от всех можно было простым «мы репетировать». низкий бархатный шёпот на ухо вводил в транс, а нежные, едва ощутимые прикосновения вызывали дрожь в коленях. с ним было так легко и уютно, как если бы Тимоти сидел зимой у камина в своей нью-йоркской квартире или выпил кружку горячего какао с зефиром., но любая сказка заканчивается. как и их итальянские похождения. нью-йоркский железобетон и вспышки камер папарацци на каждом углу. ты же новая икона, восходящая звезда, будущее киноиндустрии, голливудский красавчик. привыкай. в глазах рябит ужасно, а в душе дыра. душно. даже на высоте сто третьего этажа эмпайр стейт билдинга, где порывы ветра сбивают с ног, — душно. сейчас бы уткнуться Арми в шею и надышаться ароматом ванили вперемешку с запахом его тела, да так, чтобы разодрать лёгкие в кровь. сейчас бы заглянуть Арми в глаза, в его небесно-голубые глаза. в них бы города топить. даже если утопить в них нью-йорк со всеми его башнями и небоскребами, там ещё останется место, ведь до дна в его глазах далеко. заглянуть ему в глаза и увидеть там, как обычно, противоречивые «я тебя люблю» и «так нельзя.», но Тимоти не может, там у него жена и дети. Арми–взрослый мужчина, семьянин. в двухэтажном калифорнийском особняке за длинным обеденным столом собралась семья, чтобы потом с приветственными криками броситься к нему на шею. и поэтому единственное спасение- полуночный поезд. гонять между станциями, убегая от проблем, прям как в детстве. размеренное покачивание вагона и убаюкивающий стук колёс- почти как в колыбельной. Тимоти не привыкать. главное, чтобы наушники были с собой. дождь, метро, нью-йорк и Шаламе, посильнее натягивающий кепку на глаза и надеющийся, что заявиться к Хаммеру в ночи– не такая уж и провальная идея. резкий голос из динамика объявляет станцию «юнион сквер». с богом. Тимоти кутается в безразмерную куртку и, перескакивая через две ступени, выныривает из сабвея. воздух не спертый, и прохладный ночной ветер ерошит и без него беспорядочные кудри. три. два. один. рука дрожит и опускается. Тимоти с большей храбростью доплыл бы до дна марианской впадины без акваланга или безоружным пошёл бы на стотысячную вооруженную армию озлобленных нацистов, чем просто постучал бы в эту чёртову дубовую дверь. три. два. один. костяшки пальцев трижды ударяют о деревянную поверхность. три робких удара отдаются еле слышным эхом в длинном коридоре, а стук собственного сердца– в ушах. три. два. один. дверь открывается, и Тимоти встречает удивлённый взгляд Арми. — прохо…- не давая закончить фразу, Тимоти утыкается ему в грудь, и почти сразу же кольцо крепких рук заключает его в такие желанные объятия. — месяц, Арми, я не видел тебя месяц. –я знаю. двое обнимающихся в дверном проеме мужчины не смогли вызвать у редких полуночных жильцов, еле доползающих до своих квартирок после бешенного рабочего дня, даже капли заинтересованность. чего хотели? нью-йорк– город разбитых сердец, затопленных дождем и солеными слезами. не понимая как, Тимоти оказывается на диване, всё ещё в объятьях Хаммера. таких теплых. таких родных. и Арми такой уютный. в старой растянутой футболке, поношенных спортивных штанах, в носках с рик и морти, подаренных ему Тимоти, с взъерошенными волосами и заспанным лицом он похож на лощеного персидского кота, наевшегося и пригретого на коленях хозяина. если бы так было всегда. всю жизнь и дольше. поселиться у Тимоти в квартире, завести золотистого ретривера и коллекцию виниловых пластинок earth, wind &fire, вечером субботы ходить в джаз-клуб, а по утрам воскресенья- на пробежку, завтракать тостами с малиновым джемом и дожидаться друг друга с работы., но всё, что есть у Тимоти– это мокрые от слёз глаза, Арми, зарывающийся длинными пальцами в его кудри, шепчущий несвязные успокаивающе-нежные слова любви и расцеловывающий костяшки его рук. Тимоти слишком любит засыпать в объятиях Арми, чтобы не сделать этого сейчас. . солнце только поднимается над стеклянной громадой города, из невыключенного вечером телевизора ведущий вещает о возможном ливне в Теннеси, а под боком сопит Арми. гостиную понемногу заливает солнечный свет, и Тимоти бы рад ещё посидеть здесь, но ему нельзя. аккуратно убирает с себя руку Хаммера, встаёт, глядит на него, на его умиротворенное лицо, на растрепанные волосы, на его расслабленную позу. пытается запомнить каждую мелочь, уловить каждое движение спящего. потому что другого такого шанса не будет. потому что это– последний раз, когда он видит его таким. крадётся, молясь всем богам, чтобы паркет не заскрипел, доходит до кухни, находит салфетку. пытается найти ручку. ага, вот. с микки маусом. «Арми, ты был одним из самых лучших событий, свершившихся со мной. //может, в одной из следующих жизней мы сможем быть вместе где-нибудь на берегах северной италии. а, может, и в нью-йорке. рано или поздно. просто верь мне и жди. я желаю тебе всего самого лучшего, поэтому убегаю. мое сердце разрывается, но разум мой уверен, что я поступаю правильно. прости, если причинил тебе боль. будь уверен в моей любви. твой Тим» все, как он себе представлял: без слёз, без сожалений. собранные в кулак силы и еле теплящийся огонёк надежды, исписанная витиеватым почерком салфетка и новое, непонятное чувство, колющее сердце. Тимоти знает, что когда дверь за ним закроется ничего, кроме взаимных подписок в инстаграме и «о, он крут, настоящий профессионал и мой друг» для любопытных журналистов, не будет. набирается сил, считает до трёх и дергает за ручку двери. смотрит в последний раз на мужчину, все ещё спящего на диване, вслушивается в его ровное дыхание, вдыхает аромат его дома, и закрывает дверь. Тимоти не жалеет. он не страдает. он снова умело обманывает самого себя, пытаясь увериться в том, что все наладится. домой он пойдёт пешком, не оглядываясь на окна Арми, не пытаясь свернуть обратно, выкуривая без спроса взятую у Хаммера сигарету. Тимоти все ещё верит в любовь, поэтому оставляет другому возможность разбудить Арми сегодня утром и каждый день признаваться ему в любви.