Грязь

      Ржавая, давным-давно подлежащая сдаче в металлолом машина Ханджи подъехала к тому самому отлично знакомому им обоим подъезду. Полуразваленные оградки, заросшие кустами сирени, перевернутая чьей-то пьяной выходкой мусорка, дырявые балконы. Район, в котором боишься выйти ночью за булкой хлеба. Дом в близком к аварийному состоянии на самом конце улицы. Леви лишь ухмыльнулся. Он уже выпил, чтобы не думать лишнего. Уже выкурил парочку самокруток с интересной и довольно дорогой начинкой, стыренных у подруги из стального портсигара. Уже был расслаблен и готов отмечать. Отмечать что? Да ничего. Ему уже и не нужен был никакой повод. Ладно, хоть Зое рядом. Она хотя бы не давала творить совсем немыслимое. Если в этот самый момент не творила сама, конечно.       — Леви, — зовет она и целует лучшего друга в щеку, бесстыдно пачкая того бордовой помадой. Ничего такого, они даже порой спали вместе в одной постели, если ночевали где-то не дома. С детства знакомы, с детства тащат друг друга, с детства варятся в полном котле дерьма. — Мы хотели бросать, помнишь?       — Нахуй все это, — бурчит Аккерман и делает последнюю затяжку, открывая скрипучую дверь тачки. — Идем, я хочу отдохнуть.       Минута на подняться, секунда на постучать и тут же чуть не получить в лоб открытой резко дверью. Леви встречает полураздетый Майк, тут же расплывающийся в улыбке.       — Мы уж думали, что без вас сегодня, — тянет слишком по-гейски он, впуская завсегдатаев этого притона на порог. Расписанные в граффити стены, старая вешалка, запах табака и водки. Леви чувствует, как его снова переполняет это. Единственное, что сдерживало от петли где-нибудь на кухне. Проекция веселья, симулякр жизни, глюк на заглушку ноющей пустоты внутри. Но лучше так, чем совсем никак. Они проходят внутрь вместе, встречаемые дружными голосами побитых жизнью ребят. Торчки, алкоголики, сидевшие. Кто угодно, но точно не воспитанные и интеллигентные люди. Леви присаживается на диван, рядом плюхается Ханджи и Майк. Оба тонут сначала в разговорах за жизнь, потом в дыме табака и старого дряхлого кальяна. Похабные шутки, парочка девиц с низкой социальной ответственностью, которые по незнанию начинают клеиться и к Леви.       Здесь играет музыка, пахнет кальяном, сигаретами, алкоголем. В таких местах трахаются прямо в туалете, на балконе или где-нибудь в маленькой комнате, которую можно закрыть на замок. Бесстыдно целуются на людях, даже не зная друг друга, видя лишь безликое, с расширенными зрачками, едва дрожащее от веществ. Тут всегда разные люди, лишь некоторые приходят постоянно, видимо, лично зная хозяина обшарпанной квартирки.       Жан расплывается в похабной ухмылке и пихает Йегера в плечо, кивая на девушку в короткой юбке, сидящую на краю дивана с перепачканной в помаде сигаретой. Скорее всего, всего лишь табак с легкой примесью чего потяжелее. Так делали, когда не хватало. Грязно. Отвратительно, тошно. Но Эрен смотрит без отвращения, так, будто это вовсе его не смущает. Он уже привык, он сам точно такой же. Почти привык к этому едкому запаху, неприглядной, тёмной обстановке, к полураздетым девушкам или парням, к сладкой тяжести от дури. Даже более — это классно. Расслабляет. Это просто развлечение, не всерьёз — не больше, чем на одну ночь, на выходные, а потом и на следующие. И ещё. Ещё несколько раз и завязать. Только развлечься, насладиться ещё немного, совсем чуть-чуть. В этом ведь нет ничего плохого.       — Ты снова оставишь меня здесь одного, ублюдок? — скучающе тянет Эрен, подливая себе в бокал дешёвое вино, и поднимает расфокусированный взгляд на друга, хмыкая тихо себе под нос. Сам же позвал, а уже хочет, по всей видимости, удрать веселиться.       — Какой ты скучный, — затягивается Жан, фыркая. — Расслабься и познакомься уже с кем-нибудь. Не надоела одна и та же компания? Отдохни, как умеешь, — он отмахивается и идёт меж других, вглубь плохо освещённого помещения.       Ещё одна таблетка, пара глотков алкоголя. Жар течёт прямо по венам, прожигает лёгкие. Близко. Чьи-то губы, руки на плечах, но Йегер отстраняется. Хочется другого. Парня, мужчину, но уж точно не шлюху. Обводит взглядом помещение. Эти глаза. Безумные, серые, прожигающие. Может?..       Прожигающие, но от того не менее мертвые. Аккерман давно смотрел на всех так, будто видел лишь тени, а не людей. Он давно не чувствовал ничего, кроме жалкой полости внутри своей груди, попытки заполнить которую хоть чем-то заканчивались одноразовым сексом где-то в толчке с малознакомыми. Аккерман привык, что им пользуются. Что не видят в нем ничего, кроме соблазнительного и доступного тела. Ханджи пыталась сберечь, но у неё не вышло. Нужно было раньше, девочка моя. Раньше.       Леви чувствует слегка сладкий привкус во рту. Маленькая таблетка под языком даёт в голову, и все плывет. Боль расползается прочь, давая место беспричинной похоти и счастью. На бледном, ужасно красивом лице расползается улыбка. Безрадостная, неживая. Фальшивее, чем эти шлюхи. Он оборачивается к Ханджи и замечает, что подруга уже успела склеить себе девчонку. Та расположилась у неё на коленях, устроив обмен слюнями. Не назвать иначе. Аккерман смеётся. Под препаратами он сразу цепляет его взглядом. Красивый, высокий. Смуглый. Длинные волосы, совсем не знакомый. Леви смотрит на парня несколько секунд. Долго не думает. Да вообще не думает. Облизывает губы и прижимает таблетку внутренней стороной языка крепче.       — Хан... — бурчит, рукой отрывая подругу от губ девушки. Та недовольно мычит, но обращает на него внимание. Леви подбирается к ее уху и что-то тихо шепчет. Та усмехается, снова целует друга куда попало и возвращается к своему развлечению. А Леви встаёт на ноги. Шатнуло, но удержался. Пара шагов — и он уже прямо на коленях у незнакомого парня, выцепившего его взглядом. — Открой рот, — шепчет, смотря опьянелым взглядом прямо в зелёные глаза. Высовывает язык с белой таблеткой на нем и усмехается. — У меня есть кое-что для тебя.       Эрен кусает свои губы, едва напрягает плечи, метает взгляд по худому телу, пьяным глазам и прижимает ближе. Немного растерянно приоткрывает рот, но в тот же момент рывком приближается, высовывая язык. Подцепляет таблетку, скользит по языку брюнета своим, играется, облизывает губы. Мокро, пошло. Руки сжимают талию грубо, немного больно. Глаза горят, сверкают, как два изумруда, блестят под ЛСД или экстази. Он уже и не помнит, что принимал сегодня, да и важно ли это, когда так хорошо?       Музыка заглушает звуки, но они вдвоём отчетливо слышат сбитое дыхание друг друга.       Йегер молчит, лишь что-то невнятно стонет сквозь поцелуй и замолкает вновь. Вылизывает буквально каждый сантиметр языка, губ, тяжело дышит под действием волшебных конфет. Слюна хлюпает, мягкие, красные от вина и слюны губы скользят по губам незнакомца так, будто они знакомы не меньше, чем всю жизнь. Сердце бьётся быстрей, хочется ещё. Они все отвратительны.       В какой момент они оказываются на закрытом балконе? Шатен не знает, только заторможено мычит, когда брюнет стягивает с него футболку и раздевается сам. В таком тесном пространстве они валятся на пол, застеленный каким-то мягким тёмным ковром, прожженным сигаретами или углями в некоторых местах. В джинсах ужасно тесно. Хочется избавиться от них, прикоснуться, подрочить или прижать к паху чужие губы. Но сегодня у Эрена есть возможность поинтересней, правильно?       Губы, язык, снова губы, горячая шея и аккуратные плечи. Этот парень сидит на самом члене, жмётся к груди, подставляется подо все ласки... Дышит тихо, хрипло, горячо, в самые ключицы, водит носом по ним, фыркает, ерзает... Эрен и не знает, что говорить, даже не позвать по имени. Лишь томным взглядом наблюдает за парнем, едва ли не закатывая глаза от удовольствия.       — Сука, — наконец шипит Йегер, оглаживая спину и задницу маленького брюнета. Рывком тянет на себя и почти до крови кусает за нижнюю губу, вжимаясь бёдрами в промежность. Они словно пытаются трахаться сквозь одежду, хотя уже почти полуголые. Эрену не стоит тянуть с этим, хоть он и не уверен, что готов прямо здесь и сейчас. Сделать это один раз с незнакомцем прямо на балконе в чьей-то квартире, полной людей. Звучит безумно. Но только не теперь и не для них двоих. Совершить безумство. Чтобы было весело. Чтобы было хорошо. Он расстёгивает чужую ширинку и безумно пошло улыбается, вновь жадно рассматривая чужое тело из-под полуприкрытых тяжёлых век. Он хочет этого, тогда что ему мешает? — Как тебя зовут? — шепчет почти в самые губы, едва краснея. Глупо спрашивать такое, но, наверное, если они никогда больше не увидятся, то это и не так важно. Нагло лезет прямо в джинсы, чуть ли не под нижнее бельё, сминая ягодицы. Они кажутся сейчас мягче масла, вынутого из холодильника пару часов назад...       Разум на пару с рассудком и здравым смыслом улетели куда-то слишком далеко. Леви было плевать, абсолютно плевать на то, что сейчас он сидит верхом на незнакомом парне, целует его так, как не целовал даже любимых, трется о его член прямо межягодичным пространством. Его манили глаза с расширенными от дерьма зрачками, манили пухлые сладкие губы, сильные руки и огромный выпирающий из под джинсов член. Даже так, не смотря, а лишь ощущая, было понятно, что там далеко не малыш. От осознания этого факта крышу сносит мгновенно, и Леви бесстыдно вьется вокруг Эрена, как ядовитая змея, выбравшая себе самую крупную жертву на этой вечеринке. Держится на весу только за счет упора на колени и чужих рук, ласкающих тело слишком открыто даже для этого места. Бешено целует, жадно впиваясь в рот и забираясь в него языком, как к себе домой. Водит по груди, по шее, по животу, по ключицам и даже паху. Сжимает член у основания сквозь грубую ткань, слышит рык в ответ и тихо смеется прямо в поцелуй. Тихо стонет, хотя еще даже не приступил к самому сладкому. Как Леви дошел до этого?       — Леви... — томно шепчет он в ответ, выпрямляясь и прогибаясь вперед, чтобы Эрен уделил внимание и его паху. Изгибается безумно изящно, до дрожи эстетично, маняще и крышесносно для любого. Не важно, мужчина или женщина — никто не мог остаться равнодушным к нему. Слишком красив, слишком привлекателен и пьян. Да и Эрен не отставал. Леви рассматривал его дрожащими зрачками с жадностью и желанием, с таким выражением, как самый голодный человек на свете смотрит на жареный говяжий стейк. — Завтра ты и не вспомнишь меня, так что давай сделаем это, как будто через полчаса умрем.       Шепчет он и вдруг сползает назад, с паха на колени. Тонкими бледными пальцами впивается в ремень на джинсах, жадно расстегивает его и дергает за замочек на ширинке. Спускает с Эрена штаны, пошло облизывая мягкие от поцелуев губы. Секунда — и из под резинки боксеров выскакивает член. Леви усмехается, сжимает его у самого основания теплой ладонью. Наблюдая за тем, смотрит ли Эрен, приближается к нему лицом и проводит по длине всей площадью мокрого от слюны языка. Покрывает поцелуями низ живота и лобок, очень медленно и тянуче лаская пальцами. Снова берет в рот, облизывает, громко и пошло причмокивает...       Йегер шумно выдыхает, следит за каждым движением широкими зрачками. Слышит каждый хлюп, каждый вдох, и даже биение своего сердца. Член буквально пульсирует, сочится смазкой. Он стискивает зубы, проезжается верхним рядом по нижнему и хватается за иссиня-чёрные волосы, наверное, слишком грубо сжимая их в кулак. Только вот боли под препаратами не ощущается, а возбуждение накатывает с новой силой. Хочет больше. Дико, как звери, на этом чёртовом балконе.       Как это будет? Первый настоящий раз с парнем. По пьяни, в такой тесноте, пожирая друг друга взглядом, мокро целуя чужие губы, влажные и скользкие от смазки. Не просто минет, не просто дрочка. Настоящий секс, так ведь? А ведь у него даже нет презервативов.       — Даже не представляешь, что тебя ждёт сегодня, — чуть ли не рычит шатен, не сводя затуманенный взгляд с наглых, томных глаз брюнета. Глупо говорить такое, когда ты не столь опытен. Только вот юноша хочет этого парня. А потому уверен, что это будет настоящее безумство. Щёки горят огнём, он чувствует каждый выдох с припухлых губ будоражащим холодком. Хочется взять его прямо сейчас, грубо подмять под себя и трахнуть. Просто отдаться своим чувствам и инстинктам, заняться этим, как животные.       Бёдра едва движутся навстречу, Йегер хочет толкнуться ещё глубже, почувствовать, как сокращается самое горло, плотно сжимается, пытаясь вытолкнуть. Перебирает мягкие волосы, тяжело дыша, а в какой-то момент резко давит на затылок, чувствуя, как в ответ сжимается тонкая рука у самого основания. Надавливает сильнее, до тех пор, пока не достигает самого горла, кусает губы, краснея. Наблюдает за каждой эмоцией, упивается каждым сносящим крышу звуком, мелко дрожа. Брюнет давится слюной, членом, машинально пытаясь вдохнуть. Внутри слишком хорошо, слишком тесно и влажно, горячо. До пронзающей дрожи, до оглушающе быстрого ритма сердца.       Леви хрипел, тихо скулил и мычал, так пошло хлюпая смесью из слюны и смазки прямо у себя во рту. Он и сам двигал головой, но сильная ладонь, грубо схватившая его за затылок, чуть не заставила кончить прямо так — без какой-либо стимуляции, от одного лишь осознания происходящего. Берет в глотку, утыкается носом в лобок, шумно дышит и нарочно сокращает горло и мышцы языка. Стоит лишь почувствовать пульсацию, расслабляется, вытаскивает и получает горячие брызги на язык и нежную кожу. Приподнимается, смотрит в глаза даже без намека на какой-либо стыд или смущение. Лишь похоть, переполняющая грудь и низ живота. Медленно проводит пальцем по щеке, собирая солоноватую влагу, и, не отводя взгляда и не моргая, облизывает его юрким языком, умения которого Эрен уже успел опробовать на себе.       — Не смей заканчивать все лишь этим, — тянет слегка надломленным голосом, снова возвращая мягкий зад на возбужденный пах. Выгибает поясницу и трется ягодицами о все еще стоячий член, кусая себя за губы. Нагибается к лицу Эрена, тянется к уху, и, обдавая раковину горячим дыханием, шепчет тихо и пошло, — я хочу знать, какое имя мне нужно будет кричать, пока ты будешь трахать меня на этом сраном балконе. — Медленно проводит по уху языком, забираясь то внутрь, то за него, явно отыскивая те самые точки удовольствия. Гладит по груди одной рукой, второй слегка неуклюже пытается стянуть с себя плотно сидящие на бедрах джинсы. — Сними их, сними, — требовательно кусается, впивается ровным рядом зубов прямо в кожу на шее. Присасывается, оставляет яркую багровую отметину.       "Мое. На всю сегодняшнюю ночь мое".       — Эрен, — коротко и просто кидает шатен, томно выдыхая и тут же рывком спуская узкие джинсы чуть ниже. Они врезаются прямо под ягодицами, так, что парень аж стонет от удовольствия, стоит только глянуть на сладкую задницу через плечо прильнувшего брюнета. Круглые, сочные, Йегер кладёт на них обе ладони и закусывает губу. Сминает, оглаживает тёплыми руками, чуть ли не закатывая глаза. Ему однозначно сносит крышу от всей этой картины, всех этих непристойностей и самого Леви. Только от одной мысли о том, что между этих сладких булок он может вставить до упора, голова идёт кругом, а член едва дёргается в предвкушении.       Как только Леви чуть отстраняется от шеи, Эрен целует его в губы, чуть приподнимая ближе к себе и как можно скорее стягивая ненужные джинсы. А за ними, едва смущаясь, парень снимает и боксеры. Касается возбуждённого члена партнёра, сжимает в руке, снова ненасытно целует, гладит... Поднимается ладонями к спине, ласкает так нежно тёплыми руками от мягкой задницы до худых плеч, груди, задевает и теребит и без того твёрдые соски длинными пальцами. Наверное, любой бы присунул уже, лишь бы поскорее удовлетворить себя, но разве Аккерман не заслужил приятного тоже? Эрен хочет подарить Леви всю свою страсть, доставить как можно больше удовольствия. Руки немного дрожат под действием наркотика, отчего юноша жмёт ближе к себе маленькое тело, томно выдыхает и наконец трётся горячим, влажным членом меж ягодиц.       Леви вьется от удовольствия, ластиться и подставляется под теплые ладони горячей кожей, вздрагивая и постанывая на каждое из многочисленных касаний. От волшебной таблетки все ощущения донельзя обострились, и теперь легкое сжимание ягодиц или ласки спины заставляли либо закатить глаза, либо закусить губу с такой силой, что еще чуть-чуть — и хлынет кровь. Аккерман аж выгибается, будто занимается гимнастикой всю свою жизнь, когда Эрен прижимает его к себе и трется членом между ягодиц. Обнимает за шею, прижимается к груди, делает все будто бы для того, чтобы показать любовь.       — Нужен презерватив, Л-Леви, — тихо шепчет Йегер на самое ухо, проводя носом по приятно бритому виску. Ему уже не хочется соображать совсем, но такие сладкие, ранее почти незнакомые ощущения немного отрезвляют. Эрен уж точно не захочет забыть эту ночь, потому что знает, что она обещает быть бесподобной.       — У м-меня... В джинсах, — шепчет срывающимся голосом и с трудом отстраняется, медленно двигая тазом так, будто вот-вот садится... Но проскальзывает мимо, похотливо улыбаясь на полузакатанный взгляд Эрена. Ему хватает меньше минуты на то, чтобы найти нужный карман и разорвать упаковку. Еще чуть-чуть, и пусть и трясущиеся, но ловкие руки натягивают резинку по самые яйца, чтобы уж наверняка. Леви возвращается на свое положенное место и, не разрывая зрительного контакта, проводит влажным языком по своей ладони. Тянется ей к члену и смачивает его собственной слюной, чтобы не было больно даже в первое проникновение. — А если кто-то зайдет сюда, м?       Шепчет возбужденно и, опираясь на сильные плечи парня, раздвигает ноги без капли стыда. Упирается уже расслабленной дыркой о головку и трется, совершая слишком маленькие колебания для того, чтобы она смогла войти. За дверью балкона слышалась музыка и громкие разговоры людей. Вид обнажённого, безумно красивого и изящного тела сводит Эрена с ума. Стоны, сбитое дыхание, такой интимный шёпот... Громкая музыка, шум, толпа, алкоголь, сигареты... Трахаться в таком месте, куда любой мог бы зайти, если бы толкнул закрытую дверь с запотевшим стеклом чуть сильнее, сломав замок, кажется безумной идеей. И именно потому эта идея так дико заводит.       — Плевать, пускай, я тебя из рук не выпущу, — шёпотом отвечает Йегер и чуть наклоняется, чтобы нежно поцеловать в самую шею, крепкими руками придерживая за талию. Насильно опускает чужие бёдра чуть ниже, чувствуя самой головкой разгоряченное нутро, горячо выдыхает, краснея, и рвется навстречу.       Леви пытается подготовиться, расслабиться, привыкнуть к мысли о том, что вот-вот... Но все равно остается настигнутым врасплох, когда твердое, горячее тело с влажным хлюпом проникает внутрь на несколько сантиметров. Все внутри будто наполняется иголками, перед глазами сверкают звезды, а ноющая, но почему-то невероятно сладкая боль растянутых в кольцо мышц заставляет громко и бесстыдно стонать чужое имя прямо в ухо самым пошлым голосом на свете.       Как только головка проникает внутрь, Эрен вздрагивает, а по телу бежит мелкая дрожь. Он трепетно гладит по спине, снова покрывает шею влажными, страстными поцелуями и осторожно толкается глубже. Ощущения, такие яркие, красочные и будоражащие просто не передать словами. Леви лишь сладко стонет под ушком, проводит носом от мочки до самого кончика и осторожно кусает ровными зубами, шумно выдыхая. Йегер снова стонет что-то невнятное, кладёт руки на бёдра и чуть приподнимает, тут же опуская. Чувствует ещё глубже эту жадно сжимающую дырочку и почти рычит от удовольствия.       — Леви, двигайся, к-как тебе удобно, — тихо шепчет Эрен на самое ушко, оглаживая бёдра. Ведёт одной рукой выше, едва сжимает ладонь на талии и подводит к плечу, прижимая изящного брюнета к себе.       — Эр-рен! — скулит от удовольствия, дыша тяжело и часто, будто щенок. Впивается в его плечи пальцами, дрожит, отчаянно сжимается внутри в еще более плотное кольцо, обхватывая жадно член и засасывая его все глубже и глубже в нутро. Кусается за шею, за плечо, за собственную ближайшую ладонь, но даже это не помогает стать тише — с каждым малейшим движением внутри Леви подает голос, лаская невероятным его выражением барабанные перепонки Йегера. Начинает двигаться в ответ, стоит лишь чуть-чуть успеть привыкнуть. Слишком приятно, слишком сладко, слишком хорошо, чтобы не начать насаживаться на ствол с диким и пьяным желанием в глазах, чтобы не начать широко открывать рот в громких стонах, чтобы не начать послушно раздвигать ноги все шире и шире с каждым углублением толчков. — Б-блять, как же мне... Ха! А!       Невероятные ощущения тянутся от самого паха, раздаются словно электрическим зарядом по телу, заставляют напрячься и без того напряжённые мышцы пресса, сжаться и без того не получающие достаточно воздуха лёгкие. В какой-то момент Йегер, не стерпев, толкается до упора с пошлым шлепком своих бедер о ягодицы, тут же покрывая плечи поцелуями, словно извиняясь за причиненную боль. Целует уголок сладких губ, а после и полностью отдаётся страсти, мокро целует с языком, двигаясь навстречу всё быстрее.       Контролировал движение Леви не долго. Резкий толчок быстро заполнил внутри все, до самого упора, до той самой точки, при прикосновении к которой начинает жечь не только член и растянутую дырку, но и все тело. Леви кричит, так, что наверняка слышно и на улице, и в квартире, но даже не пытается замолчать. Эрен нажал на его спусковой крючок, когда вошел резко и грубо. Теперь его не остановит даже то, если его будут снимать на телефон или дрочить где-нибудь рядом.       Аккерман выгибается, дрожа каждой клеточкой своего тела, упирается в плечи и начинает скакать верхом так быстро и с такой большой амплитудой, что чуть не сходит с ума. Целует Эрена глубоко и мокро, будто имитируя с его ртом то, что тот делает с его задницей. Стонет, иногда даже разрывая поцелуй для этого, смотрит в глаза и двигается, двигается, двигается. Не словно бревно или наездник на лошади, нет. Он выгибается спиной, поясницей, трется грудью и в темпе приподнимается вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Размеренно, пошло, с громкими звуками ударов мягкой задницы о бедра. Еще ни одна женщина или самая грязная шлюха не могла делать это так, как делал он. Громко, пошло, грязно, но при этом невероятно красиво, будто тот самый актер из порнухи, на которого дрочат даже те, кто свято считает себя натуралом.       Йегер блаженно прикрывает глаза, кусает собственные губы и сжимает бёдра уже грубо, по-собственнически, жадно натягивая ниже, чтобы снова ощутить это горячее нутро всем членом, по самые яйца. Тяжело дышит в чужие губы, целующие так страстно, почти без разбора, то выше, то ниже от быстрых движений.       Это выглядит просто безумно. Эти сбитые, немного неритмичные толчки, неразборчивые, но такие пошлые и звучные поцелуи, пальцы, цепко впивающиеся в плечи, едва содрогающиеся от дикого возбуждения колени, сжимающие ещё плотнее бёдра шатена. Шумное дыхание, растрёпанные волосы, горячий воздух, запах секса, скуренной дури и свежего шампуня от волос...       Стонет это сладкое имя, жмётся ближе, готовый кончить буквально сейчас. Хватает в ладонь член Аккермана, обводит головку большим пальцем, едва надавив на самую дырочку, приподнимает кожу вверх, снова ведёт вниз, а вскоре дрочит у самой головки, томно что-то нашёптывая на ушко. Эрен и сам уже не помнит, что шепчет, но ясно помнит эти глаза, полные желания, полные экстаза, удовлетворения, эти сладкие вскрики, полные удовольствия. Эти припухлые губы, эта изящная шея, где красовалась багровая отметина, оставленная парнем, звуки шлепков, хлюпов..       Йегер трахает лицом к лицу, не сводя глаз с чужих, подмяв под себя, полностью выходит и заходит до самого конца, а потом снова и снова, до тех пор, пока брюнет не сойдёт с ума... Придерживает за плечи, заведя руки за спину Леви, держит крепко, тёплыми ладонями едва поглаживая. Ведёт до шеи и, отстранившись, перехватывает её уже с другой стороны, чтобы едва сжать, перекрыть доступ к кислороду, заставить сойти с ума ещё и ещё раз. Вдалбливается с новой силой, выгнувшись, даёт сделать несколько глотков воздуха и душит снова, опять, опять даёт вдохнуть...       Леви было плевать, что он не знал его, было все равно, что пошлое “Эрен!” слышали все за пределами балкона, было абсолютно похуй на любые последствия. Он хотел здесь и сейчас, долго и страстно, так, будто это самый последний секс в его жизни. Дурь служила катализатором, разжигала еще больший огонь в их итак разгоряченных телах, помогала не работать теми отделами мозга, что не отвечали за удовольствие. Им хорошо, а значит, все остальное совершенно не важно. Синяки сойдут с бледной кожи, сладкие имена забудутся, а они наверняка больше никогда не увидят друг друга. Ну, раз так, то чего стыдиться?       Можно ласкать губы с таким желанием, что необходимость дышать оказывалась второстепенна. Можно не боятся повредить тонкие стенки пульсирующего кишечника. Можно впиваться в сильную спину ногтями, не боясь оставить следов, потому что обоим плевать. Плевать и на них, и на редко колеблющуюся шторку, скрывающую окно на балкон, ставший для них местом уединения на эту ночь.       Аккерман не молчал, о нет. Не для того природа одарила его ртом, чтобы держать его закрытым. Он мычал на загорелое ухо, зарывался в распутавшиеся влажные волосы носом, вдыхал невероятный запах возбужденного тела и растворялся в нем, будто слишком маленький пакетик чая, заваренный на огромную бочку с водой. Целовал и в губы, и в щеки, и во все, что только попадало. Мелко дрожал, вторя этой дрожи и своим учащенным дыханием. Задыхался сначала от удовольствия, а потом и от плотного “ошейника” на своей шее. Это движение, этот перекрытый доступ к кислороду ускорили конец — Леви широко приоткрыл рот и закатил глаза, разве что только не высовывая язык наружу для полноты картины.       Дрожь по всему телу, отчаянный хрип, плотно сжатые зубы и пульсация заднего прохода. Леви кончает, пачкая семенем и свой живот, и Эрена. После пика полного напряжения мгновенно расслабляется, опустошенно роняя голову на плечо рядом. Пытается восстановить дыхание, придерживаясь на крепкую шею руками и все еще не покидая насиженного места, ощущая, как горячо стало внутри.       Эрен тоже кончил. Он снова жадно целует в самые губы, расцеловывает щёки, ушки, изящную шею, кусая, и тяжело старается отдышаться. Он хочет ещё, хочет до утра, пока оба не отключатся, трахаться как сумасшедшие, ласкать друг друга так же трепетно, страстно и безумно.       — Ты... — шепчет Леви еле слышно, принимая поцелуи и запоздало на них отвечая. Улыбается Эрену, наблюдая за ним расширенными зрачками. Медленно выпрямляется, приподнимая покрывшиеся пятнами от крепкой хватки бедра. Выпускает член из себя с тихим шипением и снова падает в объятия, не собираясь покидать их еще как минимум до утра. — Останешься со мной. На ночь. Рядом.       По вискам стекает пот, Эрен облизывает губы и обнимает крепче, прижимает теснее к себе... Оглаживает руками спину, ведёт пальцами ровно по выгнутому позвоночнику, словно считая каждый позвонок, целует куда-то в висок и кладёт голову на макушку, сбито, неритмично дыша. Так хорошо и тепло. Тело наполняет сладкая истома, веки смыкаются на какое-то короткое мгновение.       Йегер почти и не помнит, как они только находят в себе силы одеться и наконец выйти с этого душного балкона, зажигая две richmond cherry, чтобы немного развеяться. Шоколадный привкус фильтра на самых губах, запах табака, не такой приевшийся, — со сладкой горечью, свойственной для этого вкуса. Неаккуратный поцелуй, какой-то потрёпанный диванчик в самом углу, тяжесть чужого тела на коленях... Ещё одна таблетка, таящая на горячем языке, пьяный смех...       Им не о чём говорить, они друг другу чужие люди. Никаких интересов, ничего личного и ничего романтичного. Но разве это волнует? С Леви весело, не скучно, стоит сидеть вот так, — словно они любовники, — целоваться и оставлять засосы снова на нежной коже. Будто между ними всегда что-то было... Под дурью этот брюнет ведёт себя так раскрепощённо, так сексуально, так какое дело до мелочей?       — Ты даже не знаешь меня, — шепчет шатен на самое ухо так тихо и томно, словно специально собирался вызвать этот табун мурашек по спине. Гладит тёплой ладонью поясницу. В его словах нет ничего, никакого желания поделиться чем-то или узнать что-то о самом брюнете. Это просто возбуждает. Трахаться с незнакомцем.. — Это ведь не впервые, Леви, — всё так же лукаво тянет Эрен, прижимаясь ближе к этому желанному телу. — Тебе это нравится, м?       Нравилось ли ему? Едва ли. Едва ли он получал удовольствие от отходняков, от диких болей по всему телу после секса с человеком, чьего лица он даже не помнил, от осознания собственной никчемности и уколов совести. От стыда за такую жизнь, от вечных запоев и дикой зависимости. Да, сейчас ему очень хорошо. Теплые объятия, сильные руки, ласкающие тело прямо на глазах у других, томный голос, шепчущий что-то прямо на ухо. Но стоит ему протрезветь, стоит проснуться черт пойми где и черт пойми с кем, после чего чудом найти в себе силы вернуться домой... Никаких воспоминаний об этом удовольствии не останется. Но сейчас плевать. Как и всегда.       — Не впервые, — шепчет в ответ, ловя чужие губы своими и увлекая в недолгий, но мокрый и глубокий поцелуй. Он не знал его, да и не хотел знать, но раз сейчас его задница у него на коленях, а руки блуждают под еле как надетой кофтой, то почему нет? — Завтра ты забудешь обо мне и обо всем том, что говорил, так почему бы не расслабиться?       Шепчет прямо в губы, игнорируя весь шум и гул на заднем фоне. Ханджи веселилась с какой-то девчонкой, Майк пил водку прямо из горла, а другие, чьих имен Леви совершенно забыл, не обращали на них внимания. Все прекрасно понимали, что произошло между этими двумя, и всем было совершенно плевать.       — Эрен... — шепчет тихо на ухо, обхватывая его шею и касаясь ее влажными губами. Выводит мокрые узоры, нежно, будто бы любя. Играется, иногда посматривая прямо в зеленые глаза. Красивые. Как и все остальное, конечно, но по-особенному. — У тебя глаза красивые. Похожи на... Л... Листву под окнами, дома...       Смеется пьяно, слегка выпрямляясь и вдруг дотрагиваясь до уголка глаза кончиком пальца. Еле заметно, невесомо, чтобы не ткнуть, гладит кожу и следит трясущимися зрачками за собственной рукой. Эрен устало ухмыляется, прищурившись, а уже через мгновение негромко смеётся, поднося ближе к губам вторую сигарету. Спешно зажигает и тянет, улыбаясь. Делиться с Леви, прижимая отраву к его губам и не убирая, пока чужие легкие не наполнятся ядом.       — Твои на бурю, — выдыхает шатен, поднимая руку с поясницы и кладя её на щёку Аккерману. Нежно гладит большим пальцем скулу — так, словно действительно любит, словно испытывает трепет и нежность, а не банальную пьяную усталость и приятную истому.       Они не будут помнить друг друга, так почему бы не сделать вид, что они любят, правда? Любят так горячо и так нежно одновременно, что прямо сейчас сидят в этих объятиях, не желая отстраняться, принимая всю эту сладкую ложь целиком и полностью. Что плохого? Они оба слишком одиноки, так почему бы не заполнить эту зияющую пустоту в грудной клетке? Чужими сладкими словами. Такими приторными и лестными...       — Они нравятся мне...