капитанство

— Что ж, вот и настала эта пора, — говорит тренер Укай, потирая затылок. — Мы снова метим в национальный турнир, но нет никакой гарантии, что мы не завалим отборочный. Поэтому вам четверым нужно подумать о том, кто станет следующим капитаном после ухода третьегодок. Их всех задержали после тренировки. Сейчас только конец августа, и до отборочных, по ощущениям, еще как до луны, но... в словах тренера есть здравый смысл. — Обсудите это между собой, — наказывает он, — и сообщите мне, как к чему-нибудь придете. Я и сам могу назначить, конечно, но лучше, чтобы это было ваше решение. * Вчетвером они покидают спортзал и идут по городу легким, неспешным шагом. Хината катит велосипед в непривычной тишине, Кагеяма вертит волейбольный мяч на кончиках пальцев, Ямагучи проверяет телефон, а Цукишима... Цукишима делает вид, что слушает музыку, однако все его внимание зациклено на скрипе колес велосипеда - они все крутятся, крутятся и крутятся. — Вам не кажется, что Ячи-сан тоже должна присутствовать? — вдруг произносит Ямагучи. Он впервые нарушает тишину, повисшую над ними после спортзала. Кагеяма подбрасывает мяч и технично его ловит. — Разве она не ушла уже домой? Если бы тренер хотел, чтобы она присутствовала, то попросил бы остаться вместе с нами, не? — Да, но... она же часть команды. Мы все с одной параллели... — Думаю, Яччан все равно сказала бы, чтобы мы сами решали, — говорит Хината. Он по-прежнему смотрит куда-то вдаль улицы, но Цукишима сомневается, что он видит там хоть что-нибудь. — А... пожалуй, ты прав, — несколько секунд спустя без особого энтузиазма соглашается Ямагучи. Если хочешь провести с ней время, то просто позови ее, хочет сказать Цукишима. Но молчит. Они приближаются к парку в конце улицы; чтобы выйти на травянистую лужайку, приходится гуськом пробираться по узкой дорожке (Хината проезжает первым верхом на велике). Есть и более удобный путь, но это уже дело привычки. Кагеяма пасует Хинате, и он, прислонив велосипед к дереву, возвращает мяч с почти что идеальным приемом. — Говоря о капитане, — начинает Ямагучи. — Все ведь согласны, что это должен быть Цукки? Цукишима стоит рядом, наблюдая за дуэтом волейбольных шизиков; Кагеяма вдруг тормозит, как вкопанный, будто кто-то не в ту сторону повернул в нем заводной ключик. Хината спасает брошенный им ввысь мяч одним из своих чудесных прыжков и приземляется на безопасном расстоянии. Он смотрит на Кагеяму, а Цукишима смотрит на него. — С чего бы? — огрызается Кагеяма. — Из меня выйдет капитан куда лучше! — Цукки отвечает за блок на играх! — возражает Ямагучи. — Он направляет атаки... — Да я эти атаки инициирую, — возражает Кагеяма. На его лбу выступает вена. — На то я и связующий! Моя кандидатура определенно подходит больше! Цукишима тяжело вздыхает. — То, что ты связующий, еще не значит, что ты годишься в капитаны, недоумок. Ему не особо хочется в это встревать, но Боже упаси, Кагеяма сейчас бесит как никогда. — Ха, Цукишима? — вена проступает все отчетливее, Кагеяма раздувает ноздри. — Думаешь, с таким дерьмовым характером ты будешь хорошим капитаном? — Я за Цукишиму. Все замолкают и смотрят на Хинату. Он так и держит мяч, наблюдая за ними с каким-то странным спокойствием. У Цукишимы возникает ощущение, будто ему только что влепили подзатыльник. Он ожидал, что Хината будет яро (до раздражения) продвигать в капитаны себя. Ведь он же такой. Пытается быть всем и сразу. Асом, героем, приманкой, звездой... Движимый врожденным голодом, Хината невозмутимо гонится за лаврами; шумный, прожорливый зверь. Так что для него это сродни шоку, особенно такая рассудительность во взгляде их маленького центрального блокирующего. — Хината... — произносит Ямагучи, поразившись не меньше Цукишимы. — Какого черта, Хината-тупица? — сплевывает Кагеяма. Хината просто стоит неподвижной колонной. Он по-прежнему невысокий, - до смешного, если сравнивать с Цукишимой - но все же подрос с первого года и с гордостью носит свои 168.4 сантиметра. Волосы он отрастил тоже, и собирает их теперь в полу-хвостик. В этот самый момент Хината выглядит даже взрослым. — Ну, посудите сами, — говорит он наконец. — Первогодки слушаются Цукишиму не хуже Энношиты-сана. Он не теряет самообладания в критических ситуациях, его сложно вывести на эмоции. Разве не эти качества стоит учитывать при выборе капитана? У Кагеямы такой вид, будто он сейчас кого-нибудь придушит. Цукишима стискивает кулаки, чтобы не сделать какой-нибудь глупости - погладить себя по груди, например, потому что его до странного трогает такая поддержка. Как же раздражает, как необязательно было... Он растягивает губы в насмешливой улыбке. — Ух ты, а что, если я не хочу становиться капитаном? Взрослость как ветром сдувает: Хината хмурится, очень нелепо кривя лицо. — Да ты охренел, Цукишима, засранец! Цукишима хихикает в голос, за что Ямагучи сокрушается на него, шикнув грозное: "Цукки!"; упрек, хоть и шепотом, но проносится через весь парк. — Эй! — рявкает Кагеяма. Он указывает на Цукишиму пальцем. — Я тебе не проиграю! Тупица! — Ты бы хоть новое оскорбление выучил, Король. — Цукишима! Не желая больше возиться с закипающим Кагеямой, Цукишима оборачивается к Хинате. — Я буду капитаном, — говорит он, — только если ты будешь моим вице-капитаном. Между ними словно образуется вакуум - ни звука. У Хинаты отвисает челюсть. — Твоим вице-капитаном? — сипит он. — Стой, Цукки, ты серьезно? — с тревогой спрашивает Ямагучи. — Я, может, и не теряю самообладания на играх, но дух команды поднимать не умею, — говорит Цукишима. — У Хинаты это хорошо получается. Он умеет хвалить и мотивировать ребят. Я в этом вообще ноль. Хината слегка пятится. — Ты только что сказал про меня что-то хорошее? — пораженно выдыхает он. — Заткнись. — Поверить не могу, Цукишима сказал про меня что-то хорошее! — Ты согласен или нет? Кагеяма спешит встать между ними. — Эй! — кричит он. — Хватит меня игнорировать! Капитаном буду я. — Кто за то, чтобы капитаном стал Цукишима? — спрашивает Ямагучи, не обращая на Кагеяму внимания. — Я, — отвечает Цукишима скучающим тоном, только чтобы позлить Кагеяму, но глядит на Хинату. Глаза у Хинаты загораются, и он улыбается так ярко, что Цукишиме, несмотря на ночное небо, кажется, будто он попадает под прямые солнечные лучи. Он прищуривается, борясь с желанием отвести взгляд. — Я! — восклицает Хината. Это согласие на оба предложения сразу. — Я! — бодро подытоживает Ямагучи. — Кто за Кагеяму? Кагеяма так и стоит, неловко сжимая кулаки и краснея. После минуты напряженного молчания он цокает и бросает: — Ладно. * Год назад Цукишима бы ни за что этого не предложил, и не будь еще у Хинаты столь необъятной способности к росту. Всего за год его отстойная игра эволюционировала до ужасающего арсенала опыта и инстинктов. Теперь Хината взаправду хорош в волейболе - он не гений, вроде Кагеямы, и не ветеран, как Куроо из Некомы, но стабильный, надежный игрок. Более того, Хината начал вдохновлять остальных. Из всех сенпаев первогодки, пожалуй, больше равняются именно на него, потому что во время весеннего турнира его чаще всех комментировали по телеку. Конечно, удивляться тут нечему. Хината привлекает внимание независимо от того, что он делает; естественная, завораживающая харизма окутывает его яркой аурой. Возможно, это потому, что он теперь лучше играет, но Хината стал стержнем команды. Во многом похожим на Нишиною. Вероятно, стараясь быть похожим на Нишиною. Цукишиму же Хината по-прежнему напрягает. По-прежнему служит досадным напоминанием о том, как много еще Цукишиме нужно стараться. Невыносимый, по-прежнему. Но если он собирается быть капитаном, то ему нужен кто-то вроде него - вдохновение, которое сам он обеспечить не может. * Правда, им не особо-то и горит. Несмотря на слова тренера Укая, Цукишима железно уверен - отборочные они пройдут. На прошлом турнире дальше топа-шестнадцати они не продвинулись только потому, что рано столкнулись с Шираторизавой и Нишиноя подвернул лодыжку в предыдущем матче. С тех пор ребята ощутимо усилили свою оборону, и ни в одной из команд в нынешнем блоке Цукишима угрозы не видит. Да и не хочется Цукишиме думать о Карасуно, в которой не будет Танаки или Нишинои. Хоть он и выглядит так, будто все ему по барабану, в тяжелых ситуациях он всегда полагается именно на этих двоих. Первогодки совсем неплохи - Амане, их новый либеро, даже впечатляет - но Цукишима не любит перемены. * На следующий день где-то к концу обеда его навещает Ячи. Она усаживается за свободную парту напротив и ждет, когда Цукишима снимет наушники и сядет ровно. Он показательно игнорирует взволнованные перешептывания одноклассников. Да, Ячи милая. Нет, она не его девушка. Нет, ему не "повезло" иметь девушку-менеджера - ему повезло иметь компетентного менеджера. Это вещи совершенно разные. — Хината рассказал мне, о чем вы вчера говорили с ребятами, — произносит она. Ее щеки покрывает легким румянцем. — А. Ага, — Цукишима ерзает на стуле. — Прости. Мы решили без тебя. — Нет-нет, от меня бы все равно толку не было, — говорит Ячи. Она отмахивается от его извинений. — Кстати, это правда, что ты предложил Хинате стать вице-капитаном? Цукишима чувствует на себе испепеляющий взгляд Кагеямы. Он едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. Как же раздражает, что они с Его Величеством в одном классе. — Да, правда, — отвечает он Ячи. — А что? — Просто это неожиданно! — говорит она. — Ты постоянно на него злишься. Я бы и не подумала, что ты захочешь проводить больше времени в его компании. Уголки губ Цукишимы непроизвольно опускаются, и Ячи вздрагивает. Он делает лицо попроще. — Просто так выгоднее, — отвечает он. Ячи одаривает его робкой улыбкой, от которой у него в груди разливается чувство досады и холода. Читается в ее губах словно бы некое понимание, от которого у Цукишимы волосы встают дыбом. — Мне кажется, это хорошее решение, — говорит Ячи. — Сделать тебя капитаном. Буду ждать с нетерпением нашего сотрудничества в следующем году. — М-м. * Как и ожидалось, отборочные они проходят без проблем. Цукишима бы не сказал, что победы даются им легко - ноги горят, а по спине скатываются капли пота - но к стенке их ни разу не прижимают. После второго матча (а их было всего два, первый они отсиживались) к нему подходит Энношита, вытирая лицо полотенцем. Он подает Цукишиме столь долгожданную бутылку воды. — Надо же, капитан? — произносит он. Цукишима вздрагивает. — Тренер заставил нас решать, — выдавливает он. — Так уж вышло. — На нас он тоже надавил. Перед отборочными, — совершенно невозмутимо продолжает Энношита. — Тогда мне казалось, что я не справлюсь от слова совсем. Здорово, что в тебе уверенности побольше. Если бы я был посмелей, то, может быть, мы бы продвинулись дальше на прошлом турнире. — Ты ни в чем не виноват... — пытается начать Цукишима, но Энношита отмахивается. — Дай знать, если понадобится совет по нашим скучным делам капитанским. Цукишима хмурится. — Уже? Думаешь, до национального в этом году мы не дойдем? После секундного удивления Энношита стукает его в живот - довольно сильно, больно даже, лукаво улыбнувшись вдовесок. — Размечтался, так скоро пост сдавать я не планирую, — ворчит он. * В конце концов, в префектурном отборе они побеждают, обеспечив себе место в национальном, хоть и приходится попотеть на матче в пять сетов с Аобаджосай. Больше двух месяцев Цукишима не слышит от товарищей ни слова насчет своего капитанства. Последний раз был тогда, с Энношитой, и только в середине декабря тренер Укай просит второгодок задержаться после тренировки, на сей раз вместе с Ячи. — Ну? — не выдерживает он спустя минуту их нервного молчания. — Вы решили кого хотите видеть в качестве будущего капитана? Имейте в виду, скоро экзамены, а потом сразу весенний. Пока из Токио не вернемся, времени на раздумья не будет. —...Мы уже все решили, — объявляет Ямагучи. — О? — Укай вскидывает брови. — Капитаном будет Цукишима, а вице-капитаном - Хината. Стоящий рядом с Хинатой Кагеяма что-то невнятно ворчит, но Цукишима решает не тешить его эго и не оглядывается на его страдания. — Хината? — Укай моргает и ошалело переводит взгляд с самого высокого своего игрока на самого низкого. — А-а, Цукишима, ты точно уверен? Может, лучше Кагеяму вице-капитаном сделать? — Нет, — отвечает Цукишима, чувствуя, что одно это слово и то не может произнести достаточно твердо. — Это будет либо Хината, либо я отказываюсь. У тренера такое лицо, будто он сейчас рассмеется. — Хм, — произносит он, окидывая их внимательным взглядом. Цукишиме неуютно из-за того, что справа стоит Хината - он давит на него своим жгучим присутствием. — Хм, — повторяет тренер. — Вообще, если так подумать, то я даже согласен. Хорошо. Я дам знать Такеде-сенсею, когда увижу его в следующий раз, и мы начнем подготавливать документы. Кагеяма снова выражает свое недовольство, и Хината бросает: — Вот именно поэтому мы и не хотим тебя в капитаны. Таким тоном, который обязательно приведет его в бешенство. Цукишима смотрит прямо перед собой, когда эти двое начинают друг друга колотить. — И еще, — продолжает Укай, тоже не обращая внимания на перепалку, — Ячи-сан, тебе стоит подумать о новом менеджере. Ячи вытягивается в струнку рядом с Ямагучи, и все на нее оборачиваются. — Гм, — выдавливает она. — В прошлом году Симидзу была с командой до самого конца, поэтому у нее было время тебя поднатаскать, но Такеда-сенсей говорит, что ты планируешь поступать в Токийский университет. Хината издает свой фирменный нечленораздельный всклик. — Яччан, это так здорово! — Я еще не сдавала вступительные экзамены, — говорит ему Ячи, но все равно краснеет от похвалы. — Поэтому, — продолжает Укай, — тебе, скорее всего, придется покинуть команду пораньше, чтобы успеть подготовиться, как иногда делают третьегодки. Решать, конечно, тебе, но, возможно, замену стоит начинать искать уже сейчас, а не ждать начала нового учебного года и новых учеников. Ячи кивает со всей серьезностью. — Я над этим подумаю, — говорит она всем. — Хорошо, — отвечает Укай. — Ну, на этом все. Обязательно хорошо поешьте, как доберетесь домой. — Да, капитан, — раздается их хор. * Уже во второй раз они все вместе покидают спортзал, но теперь вместе с Ячи, сидящей на велосипеде, который катит Хината. Цукишима ощущает легкое покалывание по всей коже. Он держит руки в карманах. Ямагучи шагает рядом и не перестает бросать мимолетные взгляды в сторону Хинаты и Ячи. — Ты правда поступаешь в Токийский университет? — звонко спрашивает Хината. — М-м, ну... у них отличная программа по графическому дизайну, а еще по бизнесу, — робко отвечает она. Цукишиме приходится напрячь слух, чтобы расслышать. — Я бы хотела получить там двойной диплом и когда-нибудь открыть свой собственный дизайнерский бизнес. — Ого! Это просто замечательно, Яччан. — Спасибо... Но если из-за этого мне придется раньше времени уйти из клуба... Не знаю, нужно ли мне оно... — она вдруг замолкает. Хината в панике выкрикивает: "ыаа!", и Цукишима оборачивается, замечая, что Ячи едва сдерживает слезы. — Ячи-сан! — восклицает Ямагучи. — Ты в порядке? — А? — Кагеяма тоже оборачивается. — В чем дело? — Все хорошо! — отвечает Ячи, замахав руками, и тут же хватается за ручки велосипеда, потеряв равновесие. — Правда! Цукишима вздыхает и резко останавливается, отчего все остальные тоже прекращают шаг. Ячи сползает с велика и поднимает на него взволнованный взгляд. Он смотрит на нее, прищурившись. — Если не хочешь уходить из клуба, то не надо, — говорит он отрывисто. — Делай, как сама считаешь нужным. Ты же умная, сможешь и совмещать. Секунду спустя Ячи лучезарно улыбается. — Спасибо! — Гх, Цукишима, — ворчит Хината. — Это было слишком уж круто. — А вот тебе, пожалуй, придется уйти пораньше, если хочешь попасть в колледж, — говорит он Хинате. Это мгновенно заставляет Хинату злобно нахмуриться. — Короля это тоже касается. — Заткнись, Цукишима, — огрызается Кагеяма. — Да, заткнись! — вторит Хината. — Черта с два я уйду пораньше. К тому же, ты будешь капитаном, только если я в клубе, забыл? Цукишима осаждает его сердитым взглядом, но тут не поспоришь. Ячи подходит к Кагеяме и протягивает ему конфету со словами: "Вот, угощайся", словно бы пытаясь подсластить его горечь из-за облома с капитанством. При взгляде на нее, вот такую, Цукишима ощущает некое облегчение. Он делает глубокий вдох. — Но сперва, — говорит Ямагучи, — у нас национальный. И в этом году мы одержим победу. — Да, — в унисон отвечают Кагеяма с Хинатой. — Да, — отзывается Цукишима. * Победу в весеннем турнире они не одерживают. Они входят в восьмерку лучших, и это потрясающе, правда, но Цукишима все равно не рад. Он дожидается, пока останется один, и дает волю злости и отчаянным слезам. Никто не ожидал, что они зайдут так далеко, никто и думать не смел, что у Карасуно получится, особенно во второй раз подряд, но он хочет зайти еще дальше. Хочет победить. Может быть, жадность Хинаты заразна. Может быть, это он виноват в том, что Цукишима сейчас плачет в туалете. * Уход третьегодок тяжело переносят все. Танака откровенно рыдает и надрывно кричит о мужественности своих слез, в то время как Нишиноя просто надрывно кричит. Хотя бы у Энношиты лицо остается сухим, но, судя по тому, как дрожат его губы, Цукишима может с уверенностью сказать, что позже и он расплачется. Из уголков глаз Киношиты и Нариты скатываются слезы. Первогодки с второгодками ничем не лучше. Цукишиме неприятно это признавать, но атмосфера в зале накладывает свой отпечаток и на него. Он держит рот на замке, боясь сболтнуть какую-нибудь глупость или расчувствоваться. Энношита хлопает его по плечу. — Я на тебя рассчитываю, — говорит он. Это побуждает Нишиною на него напрыгнуть, а Танаку и вовсе - наброситься. Вся меланхолия Цукишимы - если ее можно так назвать - испаряется в мгновение ока. * Через пару недель Акитеру ненадолго приезжает домой. Как и всегда, они обсуждают волейбол. Ему нравится обсуждать волейбол с братом, они будто наносят целебную мазь на рану, и она постепенно затягивается. — Как вы держитесь без третьегодок? — спрашивает Акитеру, замяв тему с национальным. — А... — Цукишима откидывается назад, глядя на звезды с крылечных ступенек. — Все теперь по-другому. У нас еще даже матчей тренировочных не было, но ощущение такое, будто мы лишились страховки. — Это потому что теперь страховка - это вы, — говорит брат. — Ты привыкнешь. Главное, чтобы капитан был хороший. А! Кстати, кто стал новым капитаном? Он беспокойно переминается. — Ох. М-м. Я, вообще-то. — Что? — Мы еще давно решили... — Почему ты мне не говорил? — возмущается Акитеру. Цукишима неловко пожимает плечами. — Как-то речь не заходила, — через несколько секунд ему кажется нужным добавить: — Хината мой вице-капитан. Акитеру почесывает затылок. — Серьезно? — Ага. — Понятно, — Акитеру широко улыбается и показывает ему большой палец. — Это хороший выбор, Кей! Он тебе очень поможет. Цукишима хмурится. — Что значит "хороший выбор"? — Ну, это же твоя была идея? — Да, а... как ты понял? Улыбка Акитеру становится лукавой. — Ты сказал "мой вице-капитан". Не просто "вице-капитан". Цукишима опускает взгляд на свои руки. * Мой вице-капитан. Мой вице-капитан. Цукишима переворачивается на другой бок и замечает, что на часах уже больше двух ночи. Он бьет кулаком по подушке. * Только один из первогодок, Миямура, во время весеннего турнира был в постоянном составе. Теперь к смеси добавляются два доигровщика и новый либеро. Амане вписывается неплохо (они готовятся к префектурному турниру, который пройдет в конце учебного года), но Хашимото с Эгами то бегут впереди паровоза, то и шагу ступить не могут. Во время их первого тренировочного матча - с Джозендзи, угораздило же, - Цукишима никак не может скоординировать игру при новой расстановке. Кагеяма наглядно демонстрирует, почему никто не хотел выбирать его капитаном, выдавая фразы, вроде: "а ты лучше старайся, тупица", и разбрасываясь недовольными взглядами. На тренировках вместе с Укаем Цукишима спокойно раздавал всем указания, но сейчас он ловит тупняк. Во время тайм-аута Хината хлопает Эгами по спине и говорит: — Да что такого страшного может случиться? Я вообще на своем первом тренировочном мачте весь первый сет запоганил и подал Кагеяме в голову. А это был сет пойнт! Хуже и не придумаешь, согласись? Эгами кивает болванчиком. — Точно. — Тогда чего ты боишься? — Если я допущу ошибку и мы проиграем... — Верь в нас! — восклицает Хината. — Мы же все вместе на поле. Ошибешься, так мы прикроем. Не забывай, что все по эту сторону сетки - твои союзники. Тебя это тоже касается, Хашимото-кун! Цукишима видит, как все расправляют плечи, чувствует, как напряжение улетучивается. Он помнит, как Хината впервые сказал ему эти слова. Все по эту сторону сетки - твои союзники. В тот день он цитировал Танаку. Тогда на него это не произвело никакого впечатления. Вообще никакого - вызвало, разве что, раздражение. Но теперь он чувствует, что и сам обязан что-то сказать. — Мы дольше вас в этом варимся, — обращается он к Хашимото и Эгами. — Мы втроем, — он жестом обводит Кагеяму, Хинату и себя, — еще первогодками попали в постоянный состав. Сейчас мы не ждем от вас первоклассной игры, особенно при новой расстановке. Конечно, нам хочется взять этот матч, но это всего лишь тренировочный матч, он нужен, чтобы вы привыкли к команде. Просто положитесь на нас. — Хорошо сказано, капитан, — говорит тренер Укай. Хината выказывает ему свое одобрение в лучезарной улыбке. У Цукишимы непроизвольно подгибаются пальцы. * Неделю спустя Ячи - очень застенчиво - отпрашивается с тренировки пораньше. Тренер ее отпускает; все равно они сейчас отрабатывают только подборы с приемами - ничего особенного, даже записей делать не надо, как с подачами - но Хинате, конечно же, нужно спросить, в чем дело. — А, — теряется Ячи. Она складывает руки в замок за спиной и заливается краской. — Эм. — Яччан? Цукишима слегка напрягается; предательская реакция. — У меня свидание. Едва различимо, но слышно все равно всем. Бух. Краем глаза Цукишима замечает, как Ямагучи растягивается по полу, потирая лицо. От него не ускользает, что он максимально старается не смотреть в ее сторону. — Свидание? Правда, что ли? — голос Хинаты звучит уныло и растерянно; Цукишима сжимает кулаки. — Да. — Ох. Понятно. Повеселись там! — говорит Хината и машет Ячи на прощание, пока та переобувается и покидает спортзал. Всю оставшуюся тренировку Хинату особо не слышно. Цукишима настороженно за ним наблюдает. Он не может разгадать выражение его лица, но на душе у него неспокойно. * Они в комнате клуба, переодеваются, когда Хината говорит: — Не знал, что у Яччан есть парень. — Нет у нее парня, — бормочет Ямагучи. — Он впервые ее пригласил два дня назад. — А, вот как? А ты откуда знаешь, Ямагучи? Ямагучи пожимает плечами. — Я видел. В комнате только второгодки, первогодок Укай задержал еще на полчаса - отрабатывать приемы. Амане мог спокойно идти домой, но вызвался на помощь товарищам. — И кто этот парень? — спрашивает Хината. Почему тебя это так волнует, хочет вспылить Цукишима. Но молчит. — Они в одном классе, — говорит Ямагучи. — Шима-что-то-там. — Шимаока? Он, вроде, в баскетбольной команде, — подключается Кагеяма. Ну конечно, конечно, Кагеяма знает, что это за парень, если он из спортивного клуба. Предсказуемо до раздражения и просто в его репертуаре. — Ого, серьезно? — Хината, кажется, снова уходит в свои мысли. Цукишима смачно захлопывает дверцу шкафчика. Ямагучи вздыхает. — Увидимся завтра, Цукки, — бросает он и бредет к выходу. Он не обижается на то, что Ямагучи решает уйти без него - если он зализывает раны на сердце, то так даже лучше, Цукишима ведь ничего поделать не сможет - но теперь он остается наедине с двумя полудурками. Тишина просто невыносима. — Как думаешь, Яччан нравится Шимаока? И все же тишина лучше, чем это. — Чего? Откуда мне знать? — Я просто спросил! Боже, Кагеяма, у тебя вечно такая страшная рожа! — Если она тренировку пропускает ради свидания, то, должно быть, очень нравится. — Не все так помешаны на волейболе, как вы двое, — с раздражением отмечает Цукишима. — Может быть, она знала, что сегодня тренировка будет обычная, и выбрала этот день, потому что в другие не может. Ей и к экзаменам готовиться надо, знаете ли. Цукишима не сводит глаз с дверцы своего шкафчика, поэтому не видит выражения лица Хинаты, но прищуривается, когда тот говорит: — У Яччан и правда дел по горло, да? Она просто невероятна. Кагеяма зевает и плетется к выходу. — Ну, меня это не касается. До завтра. — Спасибо за работу, — рефлекторно выдает Цукишима, Хината за ним повторяет. Капитаны всегда так говорят, и это уже входит в привычку - даже при разговоре с Кагеямой. — Ага, вам тоже, — отвечает Кагеяма. Минует долгая минута молчания, прежде чем Хината снова подает голос: — Отношения... Я никогда о них особо не думал, но, должно быть, тяжело с кем-то встречаться, когда состоишь в клубе. Цукишима оборачивается и видит, что Хината его ждет. Это выбивает воздух из легких. — Наверное. — А ты с кем-нибудь встречался, как пошел в старшую школу? — спрашивает Хината. Они закрывают дверь, но не на замок - первогодки же еще в зале (ключ у Миямуры, поскольку он в основном составе подольше остальных), - и спускаются вниз. — Что за глупый вопрос? Нет, конечно. Где бы я время нашел? Хината стремительно сбегает по оставшимся ступенькам и оборачивается с недовольной миной. — Боже, я ведь просто спросил, Цукишима. Почему все сегодня будто с цепи сорвались? — Я не срывался, просто ты раздражаешь, — говорит Цукишима, вздыхая. — А Кагеяма взбесился, потому что, по его мнению, всех должен волновать один только волейбол. Как вас. — Э? — Ты в старшей школе, без пяти минут третьегодка, и до сегодняшнего дня даже не задумывался об отношениях, — поясняет он, достигнув основания лестницы. Он начинает шагать рядом с Хинатой, хотя по-хорошему надо бы просто уйти. — Это... то есть... нет, я думал об отношениях, только как... я думал, — протестует Хината. — Но не о том, чтобы, типа, реально с кем-то встречаться. Понимаешь? — Не совсем. — Я просто не могу представить, как можно совмещать это и волейбол, — продолжает Хината. — Тебе не кажется, что это было бы нечестно по отношению к девушке? Они приближаются к стойке с велосипедами. Хината приседает на корточки и начинает возиться с замком. — Энношита-сан же как-то справлялся. Хината вскидывает голову. — Что? — У Энношиты-сана есть девушка, — говорит Цукишима. — Боже, ты не знал? Ты реально слепой. — Серьезно, что ли? А с кем он встречается? И как давно? — спрашивает Хината, пропустив оскорбление мимо ушей, и это беспокоит Цукишиму по ряду причин. — Она в команде по теннису. Встречаются с начала учебного года. Они в одном классе. — А... — Хината наконец разделывается с замком, и они покидают двор школы. Цукишима не знает, почему идет вместе с Хинатой, не знает, почему подстраивается под его шаг, почему до сих пор продолжает участвовать в этом разговоре, хотя сильнее всего хочет поскорее уйти домой и выбросить из головы эту тему... Нет, он прекрасно знает, почему. — В одном классе, говоришь? — задумчиво тянет Хината. — Ну, так, наверное, легче. Вы можете видеться чаще. О! Но, — продолжает он, — разве не лучше, когда вы вообще в одном клубе? Цукишима хочет сказать следующее: Если тебе так хочется встречаться с Ячи, то бери и встречайся с Ячи, а меня оставь в покое. Почему ты вынуждаешь меня это выслушивать? За что ты так со мной? Зачем испытываешь мое терпение, и Бога ради, почему ты никогда раньше не задумывался об отношениях? Ты парень или кто? Что с тобой не так? Но на деле говорит вот что: — Ячи в нашем клубе, почему бы тебе не позвать ее на свидание? — Хм, — Хината задумчиво поджимает губы. — Не думаю, что Яччан нравится мне в этом плане. * И это предложение не выходит у Цукишимы из головы до конца ночи. * На тренировке следующим днем Ячи ничего не говорит о своем свидании, но когда ее спрашивают, то отвечает лишь: — Да нормально, вроде. Цукишима подозревает - подозревал еще с самого начала - что Ячи согласилась пойти только потому, что ее пригласили, а не потому, что ей нравится Шимаока из баскетбольной команды. Хинате свою теорию он решает не излагать, тот и без того ходит задумчивый, но с Ямагучи он делится. После этого подачи Ямагучи становятся лучше. * Они проигрывают Вакутаниминами в полуфинале префектурного. У них сильные первогодки, но они еще учатся работать сообща, и цена у этого соотвествующая. Цукишима старается сохранять спокойствие, объясняя ребятам, что это не их вина, что проиграли они не из-за свежей крови - и это правда, команда теперь совсем новая и всем приходится одинаково тяжело, - но в душе ему хочется кричать. Хината явно с огромным трудом выдавливает из себя обнадеживающую улыбку. — Вы отлично постарались, — говорит он всхлипывающему Эгами. — Просто Вакутан очень сильные. Они играют с этой расстановкой еще с отборочных весеннего турнира. Не смейте винить себя за то, что от вас вообще не зависело! Позже Цукишима следует за своим вице-капитаном на улицу, к раковинам, смотрит, как он окунает голову в ледяную воду, слушает, как кричит. Цукишима хочет закричать тоже. По дороге домой Хината и Кагеяма сидят вместе, излучая одинаковую горькую ярость, идентичную решимость и боль. Именно тогда Цукишиму впервые осеняет (к слову, крайне неприятно), что он к Кагеяме ревнует. Вряд ли Кагеяма вообще когда-нибудь обратит внимание на что-то кроме волейбола - но они с Хинатой на одной волне, между ними есть особая связь, и Цукишиме никогда... Нет, это не ревность. Зависть, скорее. С чего бы ему ревновать. * — И тебе, как капитану, нужно будет произнести речь на вступительной церемонии, — говорит Такеда. Он сидит за рабочим столом, высоко запрокинув голову, и смотрит Цукишиме прямо в глаза. Про себя Цукишима опасается, как бы их руководителю не пришлось к концу года покупать ортез для шеи, если он не перестанет проводить встречи подобным образом. — Речь, — бесцветно повторяет Цукишима. — Чтобы привлечь новых членов, — говорит Такеда. — Ооох! — восклицает Хината справа от Цукишимы. Его макушка достает ему аккурат до плеча. Разница в росте просто идеальна, чтобы обнимать его за плечи, Цукишиме нужно только протянуть руку. Но он стоит неподвижно. — Выступать лучше Хинате, — говорит Цукишима. Ему никогда не наскрести в себе достаточно эмоций на воодушевление потенциальных игроков. Он их, скорее, распугает. — Не стану с этим спорить, — отвечает Такеда. — Но написать речь должен ты, Цукишима-кун. Или лучше, если вы напишете ее вместе. Выкройте время на каникулах и подумайте над тем, каким хотите представить волейбольный клуб. * Но даже на каникулах тренировки у них почти каждый день. Они и минутки не могут выкроить на то, чтобы заняться хоть чем-то, кроме волейбола. После череды упущенных возможностей длиной в неделю у Ячи рождается идея. — Мне тоже нужно написать речь, — говорит она, — чтобы найти нового менеджера. Можем скооперироваться, если вы не против. Не хотите пойти ко мне после тренировки? — Яччан, ты просто супер! — восклицает Хината. — Эй, Цукишима, ну разве Яччан не супер? — М-м, — отвечает Цукишима. По коже снова рассыпается покалывание. — Точно. Ячи широко улыбается. * Тренировка, тянувшаяся с самого утра, заканчивается только в четыре. Кагеяма пытается задержать Хинату, чтобы позаниматься еще, но тот от него отмахивается. Цукишима изо всех сил старается подавить чувство триумфа. Вместе с Ячи они запрыгивают в автобус, велик Хината оставляет в школе. Ячи и Хината садятся вместе, оживленно беседуя; Цукишима всю дорогу не снимает наушников, потому что не хочет слышать, как здорово они ладят. Не думаю, что Яччан нравится мне в этом плане, сказал Хината, но что, если тот разговор натолкнул его на подобные мысли? Что, если с тех пор что-то изменилось? Что, если Хината нравится Ячи? Это просто смешно. Совершенно нелепо. Цукишима никогда до этого у Ячи не был, однако Хината врывается с фразой: "извините за вторжение!", и устремляется прямиком на кухню, останавливаясь на полпути только для того, чтобы поприветствовать маму Ячи энергичным кивком и сияющей улыбкой. Ее взгляд скользит к прихожей, где Цукишима и Ячи еще разуваются. — О? А где Кагеяма-кун? — У нас встреча капитанов, — объясняет Ячи, тяжело дыша. — Эмм, это... — Извините за вторжение, — перебивает ее Цукишима, отвешивая поклон. — Меня зовут Цукишима Кей. Я новый капитан. Спасибо, что разрешили позаниматься у вас дома. Мама Ячи издает довольный смешок. — Надо же, — говорит она. — Оказывается, в этом вашем клубе все же есть мальчики с хорошими манерами, Хитока, — однако особого недовольства по отношению к дуэту шизиков в тоне ее не прослеживается. Цукишима покидает прихожую и идет вслед за Ячи к кухонному столу, за которым Хината уже опустошает стаканы с соком. — Ячи-каа-сан! — зовет он громко. — Спасибо, что всегда угощаете! — Да не за что, Шое, — отвечает она. — Мне нужно работать, так что постарайтесь не шуметь, хорошо? Хината соглашается (громко), и Цукишима задается вопросом, зовет ли она его по имени от того, что он здесь часто бывает, или дело просто в его природном магнетизме. Покалывание только усиливается. Сконцентрироваться на собственной речи в таком состоянии он просто не может, так что они оба помогают Ячи. Речи писать у нее выходит на удивление плохо, с ее-то мозгами. Первый черновик выходит сухим, а само выступление еще суше. Цукишима игнорирует предложение Хинаты "добавить побольше гваа!" и советует придать некоторым словам более яркой эмоциональной окраски. — У тебя очень здорово получается, — говорит Ячи в какой-то момент. — Разве у него не все здорово получается? — добавляет Хината. Сердце Цукишимы окутывает теплом, и это жалко. — Хм. Да не, не все. Выдув три стакана сока, который в итоге оказывается спортивным напитком, Хината удаляется в туалет. Когда дверь закрывается, Цукишима говорит: — Спасибо еще раз. Что позвала. — Да не за что, — отвечает Ячи. — Хотя прогресс почему-то намечается только у меня одной. Он не хочет спрашивать. Не хочет этого знать, но: — Хината часто сюда приходит? — Угу. Иногда с Кагеямой-куном. Я помогаю им с учебой. — Спасибо и за это, — говорит Цукишима. — Ах, что ты! Я рада помочь, — Ячи нервно взмахивает рукой. — Хината правда очень старается, знаешь? Хоть и не любит сидеть на месте. Цукишима крепче сжимает ручку. — Если хочешь, — говорит он, — я могу уйти. — А? Но ты очень мне помогаешь! — Я не хочу мешать, если ты хочешь побыть с Хинатой наедине. Что. Ты. Творишь? спрашивает он себя, утопая в бессвязном внутреннем крике. Ты вообще нормальный? Щеки Ячи вспыхивают алым румянцем. — Ах, что ж, — отвечает она дрожащим голосом. — Мне нравится Хината, но... не как парень. Так что. Можешь не переживать на мой счет. Интонация, с которой она это произносит, заставляет Цукишиму резко вскинуть голову и посмотреть ей прямо в глаза. Ячи хоть и выглядит смущенной до невозможного, но взгляд его выдерживает стойко. Понимание, которое Цукишима в ней видит, пронзает его насквозь, и он откидывается на спинку стула. Он не знает, откуда, но она знает, и теперь его щеки вспыхивают тоже, и он больше не может смотреть ей в глаза. Так они и сидят - неловко, в полнейшей тишине, когда возвращается Хината. — Э? Яччан? Цукишима? Что-то случилось? — Ничего! — бодро, но с очевидной фальшью восклицает Ячи. — Эм, думаю, я закончила со своей речью, так что можем заняться вашей, если вы не против..? — Завтра, — говорит Цукишима. Он встает. — Еще раз спасибо, Ячи. — А? А, да! Спасибо, Яччан. Пока они идут к выходу, Хината не перестает хмуриться и бросать на них любопытные взгляды. Цукишима не может выдавить ни слова. * На следующий день они идут к нему домой. — С возвращением, Кей, — раздается голос матери с кухни. Она всегда слышит, как открывается входная дверь. — Привет, — бормочет он, затем добавляя: — Я не один. — О? — в фартуке и с деревянной ложкой в руке она возникает в прихожей. — Извините за вторжение, — кланяясь, говорит Хината. Он дерганный, как обычно, но сейчас хотя бы не порхает по дому и не хозяйничает, как было у Ячи. — Я Хината Шое. Мы с Цукишимой в одной волейбольной команде. — Он... вице-капитан, — объясняет Цукишима. Ни за что больше в этом доме не прозвучит "мой вице-каптан". — Нам нужно написать речь для клуба, — продолжает он. — Ничего ведь страшного? — Конечно-конечно! — мама прикрывает рот ладошкой. — Кей впервые привел в гости кого-то из друзей, кроме Тадаши. Сказать что-то по типу "он мне не друг" будет совсем уж грубо, так что он молчит. Хината отвечает: — Спасибо большое! — и отвешивает низкий поклон. — Божечки, ты такой маленький по сравнению с Кеем, — умиляется мама. Цукишима напрягается, опасаясь реакции Хинаты, но: — Так здорово, что в доме теперь есть кто-то моего роста. Хината-кун, ты же останешься на ужин? — Эм... — Хината поднимает на Цукишиму настороженный взгляд. — У нас много работы, так что он надолго задержится. Почему бы и нет. Лицо Хинаты озаряет улыбкой. У Цукишимы в груди екает. Черт возьми. Чертова чертовщина. * Они пришли к нему не через осознание - эти чувства к Хинате. Не было ни внезапного озарения, ни медленного путешествия к истине. Тут, скорее, как с дыханием; в один момент он выдохнул, и все было совершенно нормально, а в другой вдохнул, просто уже свыкаясь с тем, что этот засранец ему нравится. Ему неприятно знать о своих чувствах. Неприятно видеть самого себя насквозь и мыслить здраво, ведь так он мало того, что приходит к откровению, что ему нравится парень, так этот парень еще и ужасно доставучий и болтливый, и на поле приходится ему соперником и напарником по совместительству. Цукишима не знает, гей ли он. Так или иначе, он никогда об этом не думал. Никто ему раньше даже толком не нравился. Не привлекало общение с людьми в таком контексте. Он всегда делил людей только на три категории: интересные, терпимые и надоедливые. Должно быть, именно из-за того, что Хината затесался во все три сразу, - беспрецедентный случай, который не загонишь в рамки - дело приняло такой оборот. Эти чувства иррациональны и совершенно бесполезны, но избавиться от них он не может. И, что даже хуже, иногда просто не хочет. * — О-о-о? Цукишима, ты любишь динозавров? — А. Да. Хината стоит на его кровати, осматривая полки с игрушечными динозаврами. — Ух ты, — говорит он. — Ух ты! Я и не знал. — Ну естественно, не знал. Я же не говорил. Он смотрит на спину Хинаты, смотрит на его руки, когда он берет фигурку стегозавра и сжимает в ладони. Смотрит на полу-хвостик на затылке - пряди торчат во все стороны. Его волосы едва умещаются в этот маленький пучок. Это выглядит хаотично, небрежно и... Нет. "Сексуально" это точно не про Хинату. — Слушай, — начинает Хината, все еще на него не глядя. — У вас с Ячи вчера что-то случилось? — Что? — Извини, если лезу не в свое дело. Цукишима шумно вздыхает. — Нет. У нас с Ячи ничего не случилось. Хотя, стоит признаться, на тренировке сегодня было неловко. Ему не хватало смелости взглянуть Ячи в глаза, даже словом обмолвиться, а Ячи каменела всякий раз, когда к нему обращалась. И раз даже слепой Хината заметил, то Цукишима спешит добавить: — Она узнала кое-что, о чем я не хочу говорить. — А-а, — Хината оборачивается к нему, улыбаясь, будто и вовсе не затрагивал эту тему. — Понятно. Если она тебе нравится, то так и скажи! хочет закричать Цукишима. Если она тебе нравится, то признай это и отпусти меня уже, чертово чудовище! Но молчит. * Спустя несколько часов упорной работы Цукишима говорит, что они хорошо постарались. Они плотно ужинают, и после небольшого отдыха, во время которого Хината рассматривает его коллекцию музыкальных дисков, он запрыгивает на свой велик и укатывает в темноту. — Такой милый мальчик, — говорит мама, когда Цукишима, проводив взглядом стремительно удаляющийся силуэт Хинаты, возвращается внутрь. — Ты бы почаще с ним общался. — И так придется, — говорит Цукишима. — Мы же в одном клубе. * — А-а, в общем, мы из мужской волейбольной команды Карасуно, — говорит Цукишима в самый высокий из двух микрофонов. Он едва сдерживается, чтобы не прочистить горло. Хочется разрядить обстановку. — Возможно, вы не слышали, но мы команда национального уровня! — вставляет Хината. Он наклоняется к Цукишиме поближе. Воздух между ними теплый. — В прошлом и позапрошлом годах мы ездили на весенний турнир в Токио! А в этом планируем победить в национальном! В волейболе есть разные позиции. Этот парень и я, — Хината обводит их двоих жестом, — центральные блокирующие. Мы мешаем противникам забивать и зарабатываем кучу очков как в защите, так и в нападении! Цукишима почесывает затылок. — Эм, чтобы играть в волейбол, нужно упорно работать и много тренироваться, но... это довольно весело. Ему хочется поскорее смотаться отсюда. На сцене он не в своей тарелке. Хината же, в свою очередь, чуть ли не светится. — Присоединяйтесь к нам! — восклицает он воодушевленно. — Ничего страшного, если раньше вы волейболом не занимались. Если вам нравится прыгать и побеждать, то вперед! Ну, а если не хотите играть, то заглядывайте на матчи, поболеть за нас! Обещаем, скучать не придется! Хината широко улыбается и показывает "пис". Первогодки начинают хлопать, скорее, из вежливости, но Хината машет им так, будто ему аплодируют стоя. Уму непостижимо, но аплодисменты от этого только усиливаются. Когда они сходят со сцены, Хината поворачивается к Цукишиме с паникой на лице. — Блин! Цукишима, как думаешь, стоило сказать еще, что про нас в журналах пишут? Может, тогда бы больше народу захотело вступить? — Не говори глупостей, — бросает проходивший мимо Кагеяма. — Зачем нам сдались те, кого волнуют только камеры, тупица? Цукишима кивает. — Да. Если мы хотим победить в национальном, таких игроков брать нельзя. У Хинаты на лице возникает странное выражение. — Цукишимаааа! — вопит он. — Не могу поверить, ты правда это сказал! — Чего? — ощетинивается Цукишима. — Раньше ты никогда про победу в национальном не говорил. — Ну, таков наш план, разве нет? — Цукишима! Хината запрыгивает ему на спину, обхватывая его руками и ногами. — Эй! — вскрикивает Цукишима, хотя честно признаться, он больше нервничает, чем злится, когда ощущает на себе тепло его тела. Хината сейчас ближе, чем когда-либо, и... Он торопливо его спихивает. — Не надо, — бормочет он. — А? Сердце у Цукишимы ходит ходуном весь оставшийся день. * В этом году они с Хинатой в одном классе. Цукишима зацепился взглядом за его имя, когда пытался отыскать себя в списке класса перед началом церемонии, как магнитом притянуло. Хината решил сесть позади него, но Цукишима заставил его поменяться местами. Сзади сидеть прикольно, конечно, вот только как этот идиот собирался смотреть сквозь двадцатисантиметровую преграду? Если бы у Цукишимы было право голоса, то они бы сидели в противоположных концах класса. Когда Хината так близко - он сам не свой, постоянно тревожится, но когда Хината так близко, да еще сидит неподвижно - это вообще удар ниже пояса. Хотя сиди Хината у черта на куличиках... Так Цукишима может прикинуться, будто смотрит на доску, если залипнет. * К концу дня к команде присоединяются восемь первогодок. Фундамент закладывается прочный, если прибавить еще пятерых второгодок с прошлого сезона. Ячи до сих пор ищет нового менеджера, но она говорит Цукишиме: — Все под контролем. Кто-нибудь обязательно найдется, и я не собираюсь никуда уходить, пока мы не победим в национальном. Он кивает. На нее он не смотрит. — Ты же знаешь, я никому не расскажу. Цукишима напрягается. — О чем? — О... тебе. Я бы не стала. Краем глаза он видит, как Ячи теребит прядь волос. Они у нее очень отросли с первого года. Он прочищает горло. — Что ты имеешь в виду? — М-м... если хочешь, чтобы я вслух сказала, то... Черт. Тут ему никак не отвертеться, да? — Эм. Спасибо. Несколько секунд спустя она спрашивает: — Ты когда-нибудь ему скажешь? Не надо и спрашивать, о ком это она. — Нет. * От Хинаты ему ничего не нужно, но дело вот в чем: Когда они вот-вот должны увидеться, он места себе не находит, нервничает. Когда Хината уходит, у него падает настроение, как будто за окном резко холодает. Когда появляется хоть малейшая возможность, что Хината с кем-то может встречаться, Цукишиме становится тревожно, он легко раздражается, превращается в собственника. Когда Хинаты нет рядом, он думает об их следующей встрече. Смесь эмоций неприятная, даже постыдная, Цукишима на это не подписывался. Он этого не хочет. Но в то же время он начинает хотеть этого так сильно, что держать язык за зубами становится физически больно. * Впервые они с Хинатой встречаются с Укаем для обсуждения тренировочного лагеря на Золотой Неделе. Ячи с ними - решить вопросы насчет питания и денежных сборов. Такеда присутствует тоже. Цукишима замечает, как Ячи намеренно пропускает один стул, чтобы у Хинаты (опоздавшего на полминуты) не было иного выбора, кроме как сесть между ними. Рядом с Цукишимой. По всей левой части его тела рассыпается покалывание. — Первогодки не в курсе, что такое тренировочный лагерь, — говорит Укай, просматривая свой список. — Некоторым там придется особенно тяжко. Как капитан, ты должен быть к этому готов. — Ага, — отрешенно соглашается Цукишима. — Я учту. — Есть соображения насчет того, что именно вам нужно подтянуть? — Эм... — он поджимает губы. — Блок у нас такой себе, если не считать нас с Хинатой. Нужно бы уделить этому время... и приемам, конечно же... — Подачи, — говорит Хината. — Думаю, стоит их отработать. У некоторых новичков хороший потенциал для подач в прыжке. Укай постукивает пальцем по подбородку. — Хм. Если каждый день отрабатывать по одному из приемов... видите ли, у нас же еще тренировочные матчи будут. Некома в этом году приехать не сможет, но Такеда-сенсей связался с другими школами, и им предложение пришлось по душе. Взгляните вместе на расписание и решите, чем именно хотите заняться. — Хорошо, — в унисон отвечают Цукишима с Хинатой. Ни разу еще они не говорили в унисон. Он чувствует... Он не понимает, что чувствует. — Слушай, Цукишима, — говорит Хината после, — могу я завтра к тебе прийти? * На следующий день Ямагучи выдает следующее: — Цукки, ты встречаешься с Ячи-сан? Цукишима одаривает его взглядом настолько сердитым, что у Ямагучи бледнеют даже веснушки. — Я не собираюсь, — с раздражением отвечает он, — ни с кем больше это обсуждать. Да какая вам разница, с кем встречается Ячи? Вот какая? Точно не со мной и точно не с Хинатой. Я вообще не думаю, что она с кем-то встречается, и, если честно, мне по барабану. — Ох, Цукки, ты в порядке? — В полном, — бурчит он. — Просто надоело уже. Хината без конца трындит про Ячи, теперь ты еще, и... — Хината? Она ему нравится? Цукишима встает со скамейки. — Ямагучи, заткнись. — Эй, Цукки! — Позже увидимся. * Раздражение и злость по-прежнему бурлят у самых краев его самообладания, когда они с Хинатой встречаются. По дороге к его дому после тренировки они не разговаривают. Есть только Цукишима, Хината, его велик и напряженное молчание, повисшее между ними. Матери дома не оказывается. Здесь тихо. Цукишима направляется прямиком к себе в комнату, не обращая на Хинату никакого внимания, как вдруг: — Вы с Ямагучи поссорились? Он разворачивается. — Чего? Хината потирает затылок. — Ах, на тренировке вы совсем не разговаривали, и он был какой-то грустный, а ты как на иголках... — Разве тебя это касается? — огрызается Цукишима. — Я... — Какое вообще тебе дело? — не успокаивается он. — Чего ты лезешь? Взгляд у Хинаты делается жестче. — Ты попросил меня стать твоим вице-капитаном. Поэтому да, это меня касается. — Тебя касается только то, что связано с волейболом, не больше, — говорит Цукишима. В глубине души он кричит на себя, велит замолчать. — Мы не друзья. — Я твой товарищ по команде, — возражает Хината. — Меня касается ваша ссора с Ямагучи, потому что это влияет на работу команды. Ты сам попросил меня лезть в эти дела. Цукишима кривит губы. — Когда это такое было? — Какого черта, Цукишима? Да что с тобой сегодня? — Может, займемся уже планом для лагеря? Хинату это, кажется, окончательно доводит. — Если ты и дальше собираешься так себя вести, то я пошел домой. Когда он уходит, Цукишима еще около получаса мысленно себя мутузит. * Это было в пятницу. На выходных в зале проводят дезинфекцию, так что тренировок у них нет. И только в понедельник Цукишима снова может увидеться с Хинатой или Ямагучи. А точнее, видится он только с Ямагучи, но они не разговаривают. Нет, он не игнорирует друга. Цукишиме стыдно. Очень стыдно. Ну почему он срывает свою злость на других? Он ненавидит себя за это. Хинату он видит в классе, но тот даже не оборачивается. Отказ пронзает Цукишиму в самое сердце. Всю первую половину дня он проводит, распластавшись по парте и пялясь в окно. Он не покидает класс во время обеденного перерыва - нет аппетита, но минут через десять вдруг раздается скрежет, и он видит, что Хината разворачивает свою парту. Теперь они сидят друг к другу лицом. — Перебесился? — спрашивает Хината. Цукишима медленно поднимается. — Да. — Что случилось? Он молчит. Хината вздыхает. — Почему ты всегда все держишь в себе, Цукишима? — Я... — Что такого страшного может произойти? Ох, это так нечестно. В больших и чистых глазах Хинаты виднеется разве что легкий упрек, но ничего тяжелого, ничего запутанного. Не то что у него. В этот момент Цукишима ощущает такое напряжение, что из него высасывает весь воздух, а снова вдохнуть он не может. Что страшного может произойти? — Мне кое-кто нравится, — говорит он осторожно. Хината растерянно хмурится. — Ага? — Это далеко не Ячи. — Не понял, причем здесь... — Но этот кое-кто в нашей команде. Он наблюдает, как Хината в замешательстве обрабатывает информацию, как в этой непоседливой голове переворачивается каждое слово, пока до него не доходит. — О. — И мне надоело, что люди постоянно спрашивают, с кем встречается Ячи, или кто ей нравится, — торопливо продолжает Цукишима, — потому что мне не... У Хинаты розовеют щеки. Он растягивается по парте, закрывая лицо руками. — Прости, — говорит он. — За что? Ты ни в чем не виноват. — Я никому не расскажу. — Я знаю. Рука Хинаты опускается на парту, и он безмолвно глядит на Цукишиму. Прямо сейчас он чувствует эту ласковую, настойчивую нужду протянуть руку и провести пальцами по его волосам - по беспорядочным прядкам, лезущим в лицо и торчащим во все стороны. Мимолетное касание, единственная слабость, о которой он может позволить себе мечтать. Только мечтать. Но он так и сидит. — Не хочешь сказать... кто это? Сердце Цукишимы взаправду пропускает удар. Отвратительно. — Какой смысл? — уклоняется он от вопроса. — Ну, чтобы кто-нибудь еще знал, — бормочет Хината. — Чтобы ты не чувствовал себя так одиноко. Он пожимает плечами. — Ячи знает. — Ох. Цукишима считает нужным добавить: — Но спасибо все равно. * Кое-что едва уловимо меняется между ними после этого разговора. Во время тренировок Хината стоит чуть ближе к Цукишиме, чем раньше. Ведет себя тише, когда Цукишима говорит, даже если они в разных концах зала. Хината как будто бы опекает его, только Цукишима не позволяет себе задумываться о том, что это значит. * За две недели до тренировочного лагеря Ячи завербовывает нового менеджера - временно пока, чтобы она просто осмотрелась, но для измотанных первогодок это как бальзам на душу. Зовут Хироно Мацури, она из кожи вон лезет, чтобы произвести на Ячи впечатление, а еще, как потом оказывается, она безумно милая. Почти каждый парень считает своим долгом сказать, какая она милая, и вскоре это начинает раздражать. Они обсуждают ее длинные волосы, улыбку, ее невысокий рост и симпатичное личико. Обсуждают все, что Цукишиме так хочется сказать о совершенно другом человеке (боже упаси), вот только он не может. — А ты что о ней думаешь, Хината-сенпай? — спрашивает как-то Исеки (первогодка) в раздевалке после тренировки. — Хм? — Ячи-сенпай, конечно, милая, но Хироно-чан же прям супер милая! Уголком глаза Цукишима видит, как Хината неуютно пожимает плечами. Когда Хината бросает на него взгляд, он отворачивается и смотрит в упор на дверцу шкафчика. Кажется, у него дежавю. Хината издает нервный смешок. — А-а. Ну. Может, и так. Я об этом не думал. Ребята хором выражают свое негодование. — Э-э-э? — Разве не важнее, чтобы она хотела стать частью команды? Очередная порция неодобрительных смешков. Цукишима хлопает дверцей и говорит: — Пора по домам. Первогодки внезапно затихают. Цукишима мрачно покидает раздевалку. * — Знаешь ли, — говорит Цукишима, — большинство парней старались бы держаться от меня подальше, узнай они то, что узнал ты. Хината, разворачивавший футон рядом с Цукишимой, резко замирает. — Что? Он пытается подобрать нужные слова, чтобы его не обидеть. — Многим... противно, — говорит он наконец, — находиться в компании парня, которому... ну. Хината неловко кривит рот. Невыносимо мило. — Ты не противный. — ...Спасибо, — к его лицу и шее приливает жар. — Ты не противный, Цукишима! — настойчиво повторяет Хината, усаживаясь на колени и наклоняясь вперед. Каким-то образом он оказывается в идеальном положении для поцелуя. — Ты нормальный. Ты, что ли, расхаживаешь тут, пристаешь к ребятам, скажи? — Очевидно, что нет, — говорит Цукишима. — Значит я могу спокойно спать рядом с тобой, — подытоживает Хината. Зато я не могу, хочет сказать Цукишима. Но молчит. * Началась Золотая Неделя, а с ней и тренировочный лагерь. Цукишима благодарен, что в этом году Хината хотя бы не мечется по округе, как перевозбужденный щенок - наоборот, он от него ни на шаг не отходит и, кажется, не планирует. Цукишиме тяжело дышать. Его сердце не может успокоиться еще с той самой первой ночи, когда Хината забрался в футон рядом с ним, хоть он обычно и лежит смирно и моментально вырубается. Каждое утро Цукишима просыпается на пятнадцать минут раньше всех, только чтобы увидеть, что Хината с Кагеямой уже отправились на свою раннюю пробежку. В каком-то смысле это приносит облегчение, но он по-прежнему утопает в зависти. А еще он устал, поэтому заставляет себя сконцентрироваться на других вещах. Цукишима старается поставить свой голос - нужно ведь как-то раздавать указания, вести счет на разминке и держать в узде непокорных первогодок. Ему никогда не быть таким же громким, как Даичи-сан или Энношита, но Укай учит его, как сделать так, чтобы его хотя бы слышали. — Упор нужно делать на живот, — говорит тренер, когда на второй день Цукишима подходит к нему с вопросом. — Твои слова рождаются не здесь, — он кладет руку чуть ниже шеи, — а здесь, — он показывает на живот, под грудную клетку. — Легкие же в другом месте находятся, — подмечает Цукишима. Тренер только ухмыляется. — Зато здесь находится диафрагма. Понаблюдай за хорошими певцами, сразу увидишь: у них живот очень напрягается во время выступления. Вот где рождается самый мощный звук, Цукишима. Видео с ютьюба это подтверждают. Цукишима вспоминает, как иногда гремел голос Даичи-сана, доносясь словно бы из-под земли, встряхивая кости, мысли и приковывая к себе все внимание; как землетрясение. Может быть, отчасти звук и рождается в диафрагме, думает он, но решающую роль в этом процессе играет уверенность. * Цель тренировочного лагеря заключается не только в тренировках, понимает Цукишима через несколько дней, когда Укай вечером вызывает его к себе. — Нужно подумать над расстановкой, — говорит он Цукишиме, пожимая плечами. — Ты внимательно наблюдал за ребятами? Цукишима кивает. — Хорошо. Что думаешь о текущей расстановке? Это он, Кагеяма, Хината, Миямура, Амане, Хашимото и Эгами. — Третьегодок нельзя вычеркивать из состава, — мгновенно отвечает Цукишима. — Согласен. — Миямура хорош, — продолжает он. — Он уже давно играет на уровне. Но мне кажется... Исеки в защите будет посильнее, чем Хашимото. Укай кивает. — Я думаю так же. Хотя с другой стороны, у Хашимото больше опыта, чем у Исеки. — Возможно... — Цукишима поджимает губы. — Хм? Он пожимает плечами. — Возможно, нам стоит тасовать состав, пока матчи тренировочные, — говорит он. — Да, так нам придется постоянно перестраивать тактику, и мы, скорее всего, будем часто проигрывать, но... — Но так мы вычислим самую выгодную расстановку, — заканчивает Угай, задумчиво кивая. — Неплохая идея. — Пока на поле будут Хината, Кагеяма и Амане, особых проблем возникнуть не должно, вне зависимости от остальных игроков. — А как же ты? Цукишима качает головой. — Я хочу смотреть. На лице Укая появляется кривая улыбка. — Вот как? Не думал, что ты так серьезно подойдешь к роли капитана. — Как грубо, — отвечает Цукишима. — Я с самого начала был серьезен. * По какой-то причине Цукишима не спешит рассказывать Хинате об их плане. Он молчит во время ужина, хотя Хината сидит прямо напротив, и не затрагивает тему даже в ванной. (Честно признаться, он вообще с Хинатой никогда в ванной не разговаривает. Слишком большой риск вляпаться в унизительную ситуацию.) В конце концов, раскалывается он, когда они сидят бок о бок на футонах, дожидаясь, когда второгодки закончат мыться и уступят место первогодкам. Хината слушает молча, в его огромных глазах пугающее средоточие. — Что думаешь? — спрашивает Цукишима, закончив изложение. Хината поднимается на ноги и подходит к Кагеяме, трогая того за плечо и прерывая их беседу с новичком-связующим Навабе. Затем показывает пальцем в его сторону, и Цукишима встречает немигающий взгляд Кагеямы. После Хината жестом подзывает Ямагучи. Ямагучи усаживается на футон Цукишимы, а Кагеяма на футон Хинаты. — Посвяти их в свою идею, — велит Хината. — Эм... мы будем тасовать состав игроков на тренировках, чтобы вычленить наилучшую комбинацию, — медленно говорит он. Хината тычет в него пальцем, обращаясь к остальным. — Он хочет, чтобы мы с Кагеямой играли в каждом матче, а сам на некоторых будет отсиживаться и наблюдать. Взгляды Кагеямы и Ямагучи вмиг устремляются на Цукишиму. Они хмурятся. — Что? — спрашивает Цукишима. — Перетасовывать надо всех, — говорит Кагеяма. — Навабе и Уэда связующие. Они тоже должны попробовать сыграть. — И я тоже хочу посмотреть со стороны, — добавляет Хината. — Вы хотите сидеть на скамье? — спрашивает Цукишима, моргнув. — Головой ударились, что ли? Кагеяма мрачнеет. — Эй. Мы уже не первогодки. — Нужно ведь думать о том, что будет с командой после нашего ухода, — говорит Хината. — Боже, Цукишима. Цукишима чувствует себя атакованным. — С вами, — он обводит жестом Кагеяму с Хинатой, — в нападении и с Амане в защите у нас больше шансов на победу, вы же это понимаете? — Если начнем проигрывать, всегда можно позвать пинч подающего, — ворчит Ямагучи. — Не забывай про меня, Цукки. — Мне не хочется проигрывать, — признается Хината, — но еще сильнее мне не хочется проигрывать в летнем турнире. Если нам придется запороть парочку тренировочных матчей, чтобы поднатаскать команду, то что ж... нам не привыкать. — Пока хоть один из старичков на поле, команда будет в порядке, — говорит Кагеяма. — Завязывай с этой самоотверженностью, тупица. Как ни странно, но Цукишиму это успокаивает. Он вдруг понимает, что его нежелание делиться с Хинатой крылось в причудливом страхе, что тот с его планом согласится. Согласится, что команда...что он сильнее нуждается в Кагеяме, нежели в нем. Это бы был удар ниже пояса. — Нельзя только, чтобы остальные узнали, что мы их тестируем, — говорит Цукишима. — Не хочу ставить их под давление. — Да, это разумно, — соглашается Ямагучи. Хината снова поднимается на ноги. — Пойду куплю попить, — заявляет он. — Кому-нибудь что-нибудь взять? Цукишима качает головой. — Чай, — говорит Ямагучи. — Даже не знаю, — говорит Кагеяма. — Схожу с тобой. И они уходят. Цукишима старается держать себя в руках. — Цукки? Он смотрит на Ямагучи: вид у того весьма обеспокоенный. — Хм? — Вы с Хинатой... стали больше общаться. У Цукишимы вспыхивают уши. — Эм. Да не особо. Мы просто вместе клубные дела решаем... он же мой вице-капитан... к тому же, в этом году мы в одном классе... и поэтому часто видимся, и... — Он нравится тебе больше, чем я? Проходит напряженная секунда, и только потом до Цукишимы доходит смысл этого "нравится" - тогда его сердце ухает в желудок, потому что он тотальный урод. — Ты мой лучший друг, — говорит он Ямагучи. — У нас с Хинатой все совсем не так. — Но ты выбрал его вице-капитаном, — возражает Ямагучи. Он беспокойно ерзает на краешке футона. — Я не... я никогда не спрашивал, почему. То есть, я помню, ты объяснял, но такое ощущение, что ты не договариваешь. Цукишима потирает шею. — М-м. Он не такой, как я... он... гм. Он дарит мне мотивацию стараться усерднее. И... если он у меня вызывает такие чувства, то это должно работать и на остальных. А еще он мне нужен. Я так хочу. Опасное заявление, но это Ямагучи, на него можно положиться. Можно положиться. Ямагучи медленно кивает. — Значит, ему ты доверяешь больше, чем мне? — Да нет же. — Нет? — Нет, — отвечает Цукишима. — С технической точки зрения, больше всех в этой команде я доверяю Кагеяме. Но это совсем другое. Хината - мой вице-капитан. Ты - мой лучший друг. Все это - понятия совершенно разные. Он дает мне одно, ты - уже другое. — Ладно, — Ямагучи расслабляет плечи. — Хорошо. Когда Хината и Кагеяма возвращаются с напитками, Цукишима вдруг задается вопросом, а не обсуждали ли эти двое сейчас его точно так же, как они с Ямагучи обсуждали Хинату? Они не лучшие друзья, по их словам, и все же... И все же. * На тренировочных матчах творится сущий кошмар - особенно, когда Кагеяма сидит на скамейке - но Карасуно побеждает больше, чем в половине игр, и ситуация с расстановкой проясняется. Хашимото меняют на Исеки, и это одна из самых сложных вещей, которые Цукишиме когда-либо доводилось делать. Решение принимает не он, а Укай, но он соглашается. Все третьегодки соглашаются. Быть может, когда они покинут клуб, Хашимото встретит свой звездный час, но прямо сейчас на площадке могут стоять только сильнейшие. С этим никто не спорит. * Во время сборов на последний день Золотой Недели Кагеяма загоняет Цукишиму в угол. Спасибо росту - Цукишиму не особо смущает такая близость к этой вечно недовольной роже, но все же он бы предпочел не видеть ее совсем. — Что? — спрашивает он, уже предвкушая драку. Взгляд у Кагеямы немного не такой, как обычно. Это вызывает что-то смутно знакомое в его памяти. — Эм, — произносит Кагеяма. Он отводит взгляд. — Я только... хотел сказать... что из тебя вышел хороший капитан. Цукишима будто спотыкается на ровном месте. — Что, прости? — Ты хороший капитан. — Ох, сделай лицо попроще, — говорит Цукишима, оправившись от шока. — Ты, вообще-то, сам ко мне подошел. Кагеяма сжимает руки в кулаки. — Я всего лишь хотел сказать, что ты хорошо справляешься. Не более. Не зазнавайся. — Не зазнавайся, капитан. — Ха? Цукишима фыркает. Когда Кагеяма резко разворачивается, собираясь уйти, он говорит: — Спасибо. Кагеяма кивает. Не оборачиваясь. И только после его ухода Цукишима замечает, что Хината пристально за ним наблюдает с непроницаемым лицом. * — Слушай, Цукишима, — говорит Хината через неделю во время обеда. — Можно кое-что у тебя спросить? Они оба сидят за партами в кабинете, и впервые Хината не вгрызается в свою еду. Он едва притрагивается к рису. — В чем дело? — спрашивает Цукишима. — Это прозвучит странно. — Разве не все твои вопросы странные? Хината даже ухом не ведет на провокацию. Цукишима откладывает палочки и убирает бэнто в сторону. — Человек из нашей команды, который тебе нравится... Цукишима напрягается. — Это Кагеяма? — Что? Наверное, он ослышался. — Просто... — Хината пожимает плечами раз, затем второй. — Говорил же, прозвучит странно. — Мне не нравится Кагеяма, — говорит Цукишима. — Даже как друг не нравится. — Ох. Это слишком. Цукишима опускает голову на парту и окончательно забывает про обед. К слову, живот у него все равно заполнен бабочками. Каждый раз, когда Хината спрашивает его о чем-то, связанном с чувствами, жизнь Цукишимы укорачивается на год. Он складывает руки и устраивается поудобнее. Его веки тяжелеют, хотя днем спать у него все равно никогда не получалось. Пожалуй, он просто притворится, будто заснул, пусть хотя бы глаза отдохнут. Цукишима старается ни о чем не думать, не зацикливаться ни на Хинате, ни на волейболе, ни на учебе; лишь белый шум в черепной коробке. Проходит какое-то время. — Цукишима? Эй, Цукишима. Ты спишь? Цукишима не хочет продолжать их разговор, пусть это и трусость. Он лежит неподвижно и тихонько дышит, только его закрытые веки разве что дергаются раз-другой. Спереди раздается едва различимый шорох ткани, а затем... Что-то касается его пальцев. Это пальцы Хинаты. Хината осторожно соединяет кончики их пальцев, один за одним - от мизинца до указательного. Отключись Цукишима по-настоящему, то проспал бы этот момент. Ужасно тяжело притворяться, что он ни о чем не подозревает, когда сердце бьется так сильно. Так продолжаться не может. Прежде чем Цукишима успевает набраться смелости изобразить пробуждение, прикосновение Хинаты резко испаряется. Через несколько секунд он узнает, почему. — Эй, Хината, — раздается сверху голос Кагеямы. — Ты что делаешь? — Шш-ш! — шипит Хината. — Он спит! — А? И что с того? Что это ты только что делал? — Н-ничего! — Ты... — Там соринка была, я просто... Цукишима начинает шевелиться, прерывая их диалог. Он не хочет слышать оправданий Хинаты. Если этому есть логическое объяснение, лучше его не знать... он вообще никаких объяснений слышать не хочет, потому что любое слово Хинаты может его расстроить, каким бы оно ни было. Цукишима будет лелеять этот момент, как драгоценное сокровище. На него вдруг накатывает раздражение. — Чем, — произносит он, наигранно моргая, — это вы тут занимаетесь? Смотрите, как я сплю? Мерзость. В сторону Хинаты он даже не смотрит. * — Ты сегодня много за ним наблюдаешь, — говорит Ячи ему в локоть во время послеобеденной тренировки. Цукишима вздрагивает и опускает на нее взгляд. — Разве? — Ага, — она неотрывно смотрит за тем, как Укай натаскивает Навабе принимать подачи. — Ох. Спасибо. Он плотно сжимает кулаки. * На выходных Некома устраивает тренировочный лагерь в Токио. Это за две недели до летнего турнира и, к слову, через три недели после Золотой. Только по счастливой случайности и в последний момент команде удается выбить разрешение - Такеде приходится чуть ли не драться с заместителем директора за право вновь уехать куда-то так скоро. Соблазн увеличить их шансы на победу в национальном и повысить престиж школы, в конечном итоге, перевешивают. Как ни странно, но Хината этой новостью подавлен. — Ты чего? — спрашивает Кагеяма, когда они вчетвером выдвигаются домой. Хината пожимает плечами. — В этом году не будет Кенмы. И это впрыскивает раздражение прямиком Цукишиме в вену. — И что? Зато будут Лев и Инуока. — Как же ты меня бесишь, Кагеяма, — говорит Хината. — Акааши тоже не будет, — вмешивается Цукишима. — С этим ничего не поделаешь. Состав школьных команд меняется каждый год. Следующей весной и мы не сможем играть вместе. — Цукки, серьезно, — возмущается Ямагучи. — Обязательно сейчас об этом говорить? — Это вгоняет в депрессию, — соглашается Хината. Но слова Цукишимы производят желаемый эффект: Хината немножко приободряется. Способность влиять на настроение Хинаты разжигает в нем постыдную гордость, побороть которую он не в силах. — Но ты же все равно переписываешься с Козуме-саном? — спрашивает Ямагучи. — Это да! И когда Цукишима успел стать таким жутким собственником? В какой момент чувства к Хинате сделали его таким мелочным? Ему страшно об этом думать. * Хироно Мацури становится официальным менеджером под руководством Ячи. И это неплохо, честно. Лично Цукишиме до девчонки нет абсолютно никакого дела; его раздражает всеобщее помешательство первогодок на ней, но проблема не в этом. Ячи не просто так выбрала Хироно, в этом он не сомневается. Проблема же... ну, проблема в ребятах. Это смутно напоминает их первый год - когда Танака и Нишиноя были одержимы Симидзу, а парни из других команд не прекращали шептаться о красотках-менеджерах в Карасуно. Даже Хината нет-нет, да поддавался ее очарованию, один только Кагеяма оставался верен своей единственной страсти в этой жизни. Ничего из этого никак Цукишиму не касалось, поэтому он исправно не обращал внимания. На беснующихся первогодок, у которых рот никак не закрывается, не обращать внимания уже не выходит. Одно облегчение - волейбол они по-прежнему ставят выше Хироно. Цукишиме пока нет нужды их отчитывать, но тот факт, что он уже потихоньку начинает сочинять угрозы, служит тревожным звоночком. * День, когда Цукишима на разминке удивляет всех своим громким голосом, стоит запомнить надолго. Тренировка начинается как обычно. Первогодки из кожи вон лезут, чтобы пообщаться с Хироно, которая, надо отдать ей должное, больше заинтересована в помощи Ячи с инвентарем. Цукишима смотрит, как Кагеяма с Хинатой перебрасывают друг другу мяч, затем - как Эгами завязывает шнурки со свойственной ему аккуратностью, и потом переводит взгляд на малышню. Хорошо это или плохо, но раздражение выказывать он всегда умел на ура. — Подошли все сюда! — зовет он, прямиком из диафрагмы, и его слова эхом отскакивают от высокого потолка. Суматоха в зале мигом стихает, и один за одним ребята поворачивают головы в сторону Цукишимы. Ему не нравится быть в центре внимания, но отступать уже поздно. — Сейчас будет разминка, — произносит Цукишима все тем же гулким голосом. — Успокоились, и чтоб через тридцать секунд все стояли здесь. На короткое мгновение наступает абсолютная тишина, а затем вдруг снова поднимается возня: вся команда - трое третьегодок, пятеро второгодок и восемь новичков - спешит повиноваться приказу. К такому послушанию и привыкнуть можно. — Готовы? — вновь раздается его голос. Он перехватывает взгляд Хинаты - он показывает ему большой палец и улыбается. У Цукишимы замирает сердце. — По моему счету! * — Цукишима был нереально крут! — говорит Хината после тренировки. Он выпячивает грудь и изображает усмешку, которую Цукишима находит немного оскорбительной. — Успокоились! Ямагучи смеется. — Точно, одно лицо! Это оскорбительно в еще большей степени. — Эй, — обращается он к ним. — Проявите немного уважения к своему капитану. — Прости, Цукки, — говорит Ямагучи. — Я правда считаю, что ты был невероятен, — признается Хината. Его щеки подернуты румянцем, а глаза ярко блестят. — Вспомнился наш первый год с Даичи-саном. Такое ощущение, что теперь нам все нипочем! Цукишима прищуривается. — Если ты вздумал грабить магазин, то будь добр... — Боже, Цукишима, что за глупости. — Смотри мне. — А я понимаю, о чем говорит Хината, — произносит Ямагучи. — Разве ты не чувствуешь? Нам будто... все нипочем. — Я буквально просто повысил голос. — Вот именно! — восклицает Ямагучи. — Если у тебя получилось это, то нет ничего невозможного! Хината хихикает. Цукишима загребает в кулак его челку и тянет на себя, отчего Хината болезненно вскрикивает и начинает молотить его по руке. Отпускает он не сразу, задерживается на несколько секунд - волосы у Хинаты мягкие и приятно щекочут пальцы. Как он и представлял. — Так не терпится увидеть лица ребят в Токио, — говорит Ямагучи. — Они своим глазам не поверят, когда Цукки услышат. * В Токио они оказываются уже через несколько дней и почти сразу же приступают к тренировочным матчам. Те дни, когда они сдавали каждый сет, давно минули - выигрывают они, конечно же, не раз за разом, но Карасуно выдерживает стабильный ритм между победами и проигрышами, а это уже о чем-то да говорит. Атмосфера в зале напряженная до предела. Каждая из присутствующих команд жаждет победить. Им греет душу, что из Мияги - Карасуно единственные приглашенные; встречи в летнем турнире с кем-то столь же мощным они могут не пережить. Хотя и в их префектуре монстров хватает. * Цукишима выжат, как лимон. Когда он падает на футон после горячего душа, то уже готов провалиться в сон. Может быть, не расстели Хината во время того самого душа свой футон рядом с ним, то он бы со спокойной душой так и сделал. Но этот пустой футон, ожидающий своего владельца, действует Цукишиме на нервы. Он все поглядывает на него краем глаза, почти не вникая в книгу, которую решил почитать до отбоя. Минут так через десять Хината заходит в комнату. При виде вице-капитана в голове у Цукишимы проносятся две мысли: 1) Его волосы все еще влажные. 2) Они больше не собраны в полу-хвостик. Цукишима вздыхает, чтобы выпустить часть скопившегося в груди напряжения. — Слушай, — обращается он к Хинате, когда тот оказывается рядом, — почему ты опять решил спать со мной? — Хочешь, чтобы я ушел? — спрашивает Хината. Он стискивает зубы. — ...Нет. Улыбка Хинаты отчего-то кажется опасной, хотя в ней нет ничего из ряда вон выходящего. Должно быть, Цукишима просто понимает, что движется к пропасти. Это как когда волейбольный мяч приземляется на сетку - попробуй угадай, на какую сторону он упадет. Хината опускается на свой футон рядом с Цукишимой и довольно вздыхает. — Я скучаю по Кенме, но я рад, что нам разрешили приехать, — бормочет он в подушку. — Да-да, ты уже говорил, — отвечает Цукишима. — Раз тридцать, если не больше. — Да-да. Цукишима наблюдает за Хинатой еще несколько драгоценных секунд, после чего возвращает взгляд в книгу. — Можешь спокойно засыпать, если что. Я не лягу, пока сенсей не объявит отбой. — М-м. Я пока не хочу спать. — Не обманывай. Ты совсем без сил. — Ха? А сам-то, Цукишима! Да я же не засну, пока ты рядом, думает он. — А? Почему? Внутри у Цукишимы все холодеет. Он что, вслух это сказал? О, нет. Нет-нет. Плохо дело. — Неважно, — собрав последние крупицы спокойствия, отвечает он. — Просто спи уже, не мешай мне. — Эй, Цукишима... Именно в этот момент в комнату заходит Такеда, подгоняя парочку первогодок со строгим упреком - нельзя в такой час бродить по коридорам. Он объявляет отбой; Хината тычет пальцем Цукишиме в бок. — Прекрати, — говорит он Хинате. Он закрывает книгу и кладет ее рядом с подушкой. — Что ты имел в виду? — Ложись спать, — говорит Цукишима. — Эй... Цукишима переворачивается на бок лицом к стене - спиной к Хинате. В горле у него пересыхает, в глазах жжется. Подавив внутренний крик, он снимает очки и кладет поверх книги. Так он чувствует себя чуточку более уязвимым, но зато Хината должен теперь понять, что разговор продолжать он не намерен. Фантомное спокойствие не длится и пяти минут. Хината снова начинает его тыкать, больно и в разных местах, где-то слабее, где-то сильнее, так, чтобы Цукишима не смог к этому просто привыкнуть. Он стискивает зубы, упрямо его игнорируя, как... Нога Хинаты опускается на ноги Цукишимы, и он начинает его пинать. — Прекрати, — тихо велит Цукишима сквозь зубы. — Почему ты не заснешь? — выдыхает Хината. — Потому что ты мне не даешь. — Цукишима... — Я серьезно, отстань. Вздохнув, Хината переворачивается на другой бок. Но сделанного не воротишь. Из-за этой выходки с ногой Цукишима никак не может успокоить свое сердце. Он коченеет с головы до пят, и его бросает в жар. Ну и как после такого расслабиться? * Два часа спустя (он знает, что проходит два часа, потому что проверял телефон) Цукишима лежит на спине, пялясь в потолок и вслушиваясь в храп и сопение товарищей по команде. В окне сияет полумесяц, отбрасывая в комнату бледный свет, из-за которого он никак не сомкнет глаз. Не имея возможности чем-либо себя занять, он вылезает из постели и тихо выскальзывает за дверь. Туалет находится в конце коридора, и именно поход через жутковатую полутьму помогает ему наконец успокоиться. Только вот в самой комнате удручающе светло, и он зажмуривается, заходя внутрь. Сделав свои дела, Цукишима моет руки и смотрит в зеркало. Без очков приходится прищуриваться, чтобы различить собственное отражение. У него определенно не все дома. Иначе почему еще он бы стал вслух выдавать свои мысли. Но Хината ничем не лучше. Он знает, что Цукишиме нравится парень, хотя до сих пор не понимает, какой именно. И в некоторых аспектах он должен вести себя более осторожно. Разве что... Нет. Цукишима зажмуривается и выбрасывает эту мысль из головы. Нельзя думать о чем-то подобном, когда Хината спит на соседнем футоне. Обратно Цукишима идет через непроглядную темноту, так как глаза уже привыкли к свету флюоресцентных ламп. До комнаты он двигается осторожно, выставив перед собой руки. К счастью, внутри благодаря лунному свету все еще проглядываются смутные очертания предметов, и Цукишиме удается не наступить ни на кого из первогодок. С тяжелым вздохом он забирается обратно под одеяло и закрывает глаза. Не проходит и минуты, как нечто тяжелое ложится ему на ноги под одеялом. Хината. — Отстань, — шепчет Цукишима, и бешеный стук сердца начинает эхом отдаваться у него в ушах. — Почему ты не можешь заснуть? Нога Хинаты проскальзывает между ног Цукишимы, и... Так продолжаться не может. Цукишима раздраженно ворчит и разворачивается к Хинате лицом. Внезапное движение застает Хинату врасплох, и тот отодвигается, так и не вытащив ногу. Тем самым потянув Цукишиму на себя. Он выставляет руки вперед, но из-за скорости они все равно подгибаются, и он опускается на локти, боясь ушибиться. Хината оказывается на спине, а Цукишима над ним нависает. Хината делает судорожный вдох. Цукишима едва может видеть его лицо, но из различимого можно выделить следующее: Глаза у Хинаты больше обычного, рот слегка приоткрыт, и он смотрит прямо на Цукишиму. Кровь все громче и громче пульсирует у него в ушах, заглушая все остальные звуки. Кожа горит. Хината сглатывает. Безо всякой мысли или повода, не взвешивая никаких аргументов, Цукишима медленно, медленно-медленно опускает голову, пока губами не касается губ Хинаты. Он ждет. Хината не двигается. Цукишима выдыхает через нос и пересекает свой личный рубикон, прижавшись к нему поцелуем. Губы Хинаты теплые и мягкие. Он пахнет мылом. Он поднимает голову и снова смотрит на Хинату - его глаза распахнуты невозможно широко, а еще он, кажется, не дышит. Цукишима (неспеша) перебирается обратно на свой футон. Он вздыхает, протирает лицо и прижимает к груди руку, боясь, что сердце вот-вот пробьет грудную клетку. Поспать этой ночью ему уже вряд ли удастся. Не теперь точно. * Хинаты уже нет, когда наутро Цукишима разлепляет глаза осоловелым и ухватившим только около двух часов сна. Пустой футон - как нож в сердце. Что очень глупо. Очевидно же, Хината ушел на свою утреннюю пробежку. Но... Но. Тайно он надеялся, что Хината тоже долго не мог заснуть. По причине положительной, не из-за отвращения. Но, наверное, именно из-за отвращения Хината и встал раньше обычного, пусть совсем не выспавшись, и убежал. Это бессмысленно. Бессмысленно себя накручивать. Так почему же я это делаю? мрачно думает он. * За завтраком Хината ничего не говорит. Точнее, ничего не говорит о поцелуе. Он ведет себя удручающе, до ужасного обычно; безо всякого стеснения присутствием Цукишимы, не выказывая ни волнения, ни напряжения. Цукишиме с трудом удается держать себя в руках. Во время матчей он хотя бы может погрузиться в волейбол и на время забыть о грандиозной ошибке прошлой ночи. Все его мысли занимают блок, нападение и приемы мяча, никаких поцелуев, никаких влажных растрепанных волос или залитых лунным светом воспоминаний. Во время обеда Цукишима садится один, избегая даже Ямагучи. Хината к нему не приближается. Цукишима не принимает это на свой счет. Сейчас Хината старается проводить каждую свободную секунду с друзьями из других школ. Было бы очень странно, если бы он предпочел посиделки с Цукишимой такому обильному вниманию. Тем более, ему сейчас не хочется находиться в компании Хинаты. Утром во время тренировки Цукишима неосознанно-таки перемалывал ситуацию в голове и пришел к заключению: отсутствие реакции у Хинаты на поцелуй могло означать одно из двух. Первое - Хината не помнит, что произошло. Он может считать все приключившееся частью странного сна. Зная Хинату, а еще то, что к странным снам ему не привыкать, то он, скорее всего, решил не докучать Цукишиме по этому поводу. Второе - Хината все помнит, но притворяется, что нет. Таким образом оберегая как Цукишиму, так и себя от лишней неловкости, а еще прямого отказа. При любом раскладе у Цукишимы нет ни единого шанса. * А это значит, понимает он по дороге домой, что он наконец может разобраться с этой проблемой раз и навсегда. * — Вы играли против сильнейших игроков среди старшеклассников Японии, — говорит Укай ночью сразу после их приезда. — Вам удалось непредвзято взглянуть на себя и свои навыки и выявить свои сильные и слабые стороны. Они сидят в зале, скрестив ноги и глядя на тренера. Ямагучи справа от Цукишимы, Кагеяма слева, а Хината слева от Кагеямы. Ему... не нравится сидеть порознь с вице-капитаном, пусть даже это Хината всегда навязывал свою компанию, не наоборот. Он чувствует себя уязвимо. * — Если ты теперь собираешься меня ненавидеть, то лучше сразу так и скажи. Хината, возившийся с замком на велосипеде, поднимает голову. Он округляет глаза. — Что? — Если ты меня ненавидишь, — говорит Цукишима. Его руки спрятаны в карманах. — То так и скажи. Я поговорю с Такедой-сенсеем, и он снимет тебя с должности. Или я уйду. Ты только дай знать. — Гм, — Хината медленно встает на ноги, так и не вскрыв замок. — Не люблю я тянуть кота за хвост в таких делах. Хината почесывает затылок. — Я не понимаю, о чем ты. Взгляд Цукишимы становится жестче. И по-прежнему - ничего. Все то же пустое, непонимающее выражение на этом очаровательном лице. — Не заставляй меня произносить это вслух, — цедит Цукишима. Хината медленно качает головой. — Мне нравится быть твоим вице-капитаном, — говорит он. — И я не хочу, чтобы ты уходил. Меня и так все устраивает. Но что он не ненавидит Цукишиму, он не говорит. — Ты уверен? — подстрекает он Хинату. — Не боишься, что я снова к тебе пристану? — Что значит "пристанешь"? Ох. Господи боже, так он все-таки забыл? — Прошлой ночью, — выдавливает Цукишима. Хината поджимает губы, очень медленно. Поджимает, расслабляет, облизывает. Сглатывает. Снова поджимает. Цукишима не может отвести взгляд. — Ох, — произносит Хината. Проходит долгая минута молчания, минута, в течение которой Цукишима прислушивается к грохоту сердца у себя в ушах, к скрипу веток на легком ветру и паре ранних цикад, робко выкрикивающих свои летние песни; минута, в течение которой целый мир предоставляет их самим себе. — Ох, — повторяет Хината. Он нерешительно прикладывает палец к губам. Цукишима отворачивается. — В общем, дай знать, — говорит он, — если ты меня теперь ненавидишь. Он уже собирается уйти как можно дальше отсюда, а затем либо перейти на бег, либо повалиться наземь (он понятия не имеет, как поведут себя его ноги), когда Хината бросает: — С чего бы мне тебя ненавидеть? Он останавливается. И ничего. Хината больше ничего не говорит. Так вопрос был не риторическим? А с того, что я, парень, тебя поцеловал. С того, что ты мне нравишься, и я тебя поцеловал, когда ты лежал и не мог пошевелиться; может, ты и не отстранился, но мне не стоило этого делать. Он не говорит этого вслух. — Делай, как знаешь. Увидимся завтра. — Э-э? Цукишима? Постой, Цукишима! Цукишима не прекращает шаг и не оборачивается. Он не хочет, чтобы Хината увидел, как он дрожит, или заметил его горящие щеки. Какое умопомрачительное облегчение - знать, что тебя не ненавидят. * Пока ребята были в Токио, стали известны блоки команд на летний турнир. В понедельник днем, перед тренировкой, Такеда-сенсей передает ему схему. Их первым оппонентом станет победитель в матче между Нииямой и Оуги Минами. А там - как пойдет. Цукишима не может вспомнить и раза, чтобы в их блок не ставили кого-нибудь из потенциальных лидеров. Это все усложняет, но в последнее время сложности только подогревали в нем интерес. Он приклеивает схему на скотч ко внутренней стороне двери раздевалки, чтобы это было последним, что ребята увидят перед уходом. Когда Цукишима закрепляет последний уголок, перед его глазами возникает яркая шевелюра. Хината стоит прямо перед ним, впившись в схему предположительно жадным взглядом. Один вдох отделяет его спину от груди Цукишимы. На секунду он впадает в полнейший ступор, но затем вспоминает, что нужно дышать. Вдох он делает резко, отрывисто. Плечи Хинаты вмиг напрягаются. Они стоят так в течение нескольких долгих мгновений, или, возможно, минут, или даже часов, совершенно не двигаясь, пока Кагеяма с раздражением не прочищает горло. — Можете отойти? — произносит он. — Я тоже хочу посмотреть. Цукишима торопливо делает шаг в сторону, а Хината буквально улетает в другой конец комнаты. Боже, храни эту абсолютную и беспросветную слепоту Кагеямы, думает Цукишима, пытаясь привести в норму свое сердцебиение. Напряжение сходит на нет, когда в раздевалку, опаздывая, влетает Эгами и заряжает Кагеяме дверью в лицо. Цукишима не может сдержать смешок при виде красного пятна у того на лбу и оторопевшего от ужаса Эгами, и в следующий миг комнату заполняют хохот и едкие комментарии. * Во время обеденного перерыва Цукишима усаживается напротив Ячи. — Я помню, что ты говорила в прошлом году, — начинает он без церемоний, — но ты точно уверена, что сможешь быть в команде во время весеннего? Ячи перестает жевать и опускает палочки. — Хмф? — выдавливает она с набитым ртом. Цукишима жестом велит ей проглотить. — Я вчера встречался с Такедой-сенсеем и увидел твою оценку за тест по английскому. Проглатывает Ячи очень громко. — Я не нарочно, — уверяет он. — Он лежал на самом верху на столе Мори-сенсея. — И что там у меня? — Шестьдесят семь процентов. — Что? Она бледнеет. — У тебя ведь обычно не меньше девяноста пяти, да? — Я никак не могла получить шестьдесят семь, — твердо произносит она, но паника в ее глазах говорит об обратном. — Это какой-то бред. Цукишима пожимает плечами. — Я своими глазами видел. Наверное, тебе попозже сегодня его отдадут, тогда и узнаешь наверняка. Но если тебе придется покинуть команду после летнего турнира... — Ты сам говорил, что я могу успеть везде, если захочу, — отвечает она. — Да, но... — А Хинате ты бы то же самое сказал? После этих слов Ячи, кажется, понимает, что ступила на минное поле, так что спешит добавить: — Или Кагеяме? Или даже Ямагучи? Цукишима не знает, что на это ответить. Ячи складывает пальцы в замок и наклоняется ближе. Она довольно маленькая, ниже даже Хинаты, но в этот самый момент ощутимо давит на него своим присутствием. — Иногда мне кажется, что ты относишься ко мне иначе, потому что я менеджер, а не игрок, — говорит Ячи. — Я вношу в команду такой же вклад, как и все вы. Мне нравится наблюдать за вами, ребята, и помогать вам. Я многому научилась, и это не только волейбола касается. Должность менеджера волейбольного клуба очень важна для меня. Ну, подумаешь, набрала я... — она глотает воздух, — ...шестьдесят семь процентов, и что? К следующему тесту я подготовлюсь получше! Не смей смотреть на меня свысока. — Ячи, ты хочешь поступить в Токийский университет, — возражает он. — Я тоже не хочу, чтобы ты уходила, но если ты не попадешь в университет своей мечты из-за какого-то школьного клуба... — Но ты бы так не считал, — говорит она. — Вот и я не стану. Цукишима скрещивает руки. — Я не смотрю на тебя свысока. Я считаю тебя частью команды. Я просто не хочу, чтобы ты пожалела, что осталась с нами, когда у тебя была возможность смотреть на вещи реально. Ячи прищуривается. — Знаешь, — говорит она, откидывая хвостик за спину, — вот это в тебе так и не поменялось. Он моргает. — В смысле? — Ты будто боишься идти на большие риски, потому что они могут не оправдаться, и поэтому делаешь все лишь в полсилы, а потом сразу сдаешься. У Цукишимы такое ощущение, что его ударили. — Не правда. — Ты пытаешься бороться с этим качеством, когда дело касается волейбола, да, — говорит Ячи, — и именно практический подход к игре делает тебя в ней асом. Только я не понимала, что ты такой во всем. — Вот, значит, что ты обо мне думаешь? — Да! — Что ж, — произносит Цукишима. Ему больше нечего здесь добавить. — Что ж. * У него есть доказательство, что большие риски себя не оправдывают. Свежее доказательство! * Ты делаешь все лишь в полсилы, а потом сразу сдаешься. Ох, вдруг понимает он ночью, глядя в потолок. А ведь совсем недавно он так и поступил. Да, точно ведь. Так все и было. * — Давай пройдемся. Хината, уже собиравшийся залезть на велосипед, вдруг замирает. Он опускает ногу. — Что? Цукишима оглядывается через плечо на клубные комнаты в надежде, что никто оттуда не появится и не прервет этот важный разговор. — Прогуляйся со мной немного, — говорит он. Хината прищуривается. — Разве ты меня не избегаешь? — Да. Поэтому давай пройдемся. — Я тебя вообще не понимаю. Цукишима складывает руки в карманы и смотрит на Хинату сверху-вниз; тот бесстрашно встречает его взгляд. Наконец, он добавляет: — Нам надо поговорить. — Это насчет Яччан? — недоверчиво спрашивает Хината. — Она рассказала мне, что вчера ты пытался уговорить ее бросить команду. Не знаю, зачем тебе было нужно это делать за неделю до турнира, но... — Да не пытался я уговорить ее бросить, и нет, — говорит Цукишима, — это не касается Ячи. — Нет? — Это насчет меня. И тебя. — Ох. Ладно. — Отлично, — говорит Цукишима. Он кивает. — Отлично. Спасибо. — Куда мы пойдем? На секунду Цукишима задумывается. Так далеко он не планировал. Волнение не позволяло ему заглядывать дальше той части, где он ловит Хинату у стойки с велосипедами, чтобы исправить их последнюю конфронтацию. В итоге он признается: — Без понятия. Хината медленно кивает. — Тогда, может, в парк? — М-м. Хорошо. Они молча шагают по городу. Воздух тяжелый и заряжен таким количеством ионов, что у Цукишимы волосы на руках встают дыбом. Скрип колес велосипеда Хинаты - единственный звук на их прогулке. Цукишима не хочет начинать разговор на людях. Да, он, возможно, очень этим рискует, но ему не хочется делиться своими проблемами с потенциальными прохожими. Они ступают на дорожку, ведущую в парк. Хината запрыгивает на велик и едет вперед, Цукишима следом. Видимо, он всегда следовал за Хинатой, в том или ином смысле; всегда пытался догнать, всегда пытался утереть ему нос или хотя бы держать планку, но Хината всегда - всегда - был вне досягаемости. Ну, сейчас точно не время переставать пытаться. Когда Цукишима сходит с дорожки, Хината уже его ждет. — О чем ты хотел поговорить? — спрашивает он. Он такой беззаботный и простой, его большие карие глаза невозмутимы и полны любопытства. — Гм, — произносит Цукишима. Хината ждет. Пусть Цукишиме и отведено только следовать, ничего страшного - Хината будет его ждать. Но так было не всегда. Когда именно Хината начал его дожидаться вместо того, чтобы бежать вперед? Когда это изменилось? — Это был мой первый поцелуй, — вдруг начинает Цукишима, и дальше его рот не затыкается. — Я его не планировал, и вообще об этом не думал... Я даже не представлял, что... уф, я не хотел пользоваться ситуацией, но воспользовался, и ты, ясное дело, во мне не заинтересован. Естественно, ты не заинтересован. Я только хочу сказать, что мне жаль, но в то же время я рад, что мой первый поцелуй был с тобой, и мне жаль, что я рад... — Эй, — перебивает Хината. Его щеки пылают алым, и он так сильно держится за ручки велосипеда, что у него белеют костяшки. — Ты о чем вообще? — Если я сейчас не выговорюсь, то не знаю, смогу ли когда-то это пережить, так что просто потерпи меня немного. Хината мотает головой. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Правда не понимаю. Я ведь твой вице-капитан, разве нет? Цукишима открывает рот, чтобы сказать, что это не имеет никакого отношения ко всему прочему, но затем повнимательнее приглядывается к Хинате. Хинате, чья миниатюрная фигура дрожит от... злости? Волнения? Всего сразу? Хинате, чье лицо освещает целый парк своим ярким румянцем. Он вспоминает, как впервые встал вопрос о капитанстве - это случилось здесь, прямо в этом парке, той прохладной ночью больше полугода назад. Он вспоминает писклявый тон Хинаты, и... До него вдруг доходит, что Хината единственный называет себя вице-капитаном непосредственно Цукишимы. Не просто "вице-капитан", а всегда и честно - "твой вице-капитан", с самого первого дня. Цукишима медленно, но решительно перекраивает свою стратегию. — Хината, — говорит он после длительного молчания, — а как оно тебе? Я про... поцелуй. В ответ Хината склоняет голову набок. — Как? Что ты имеешь в виду? — Ну, — говорит Цукишима, — что ты о нем думаешь? — М-м, — Хината убирает одну руку с велика и потирает затылок. — Это был мой первый поцелуй, так что сравнивать мне не с чем... но это было приятно. — Приятно? — Ага. — Тебе понравилось? Хината издает неловкий смешок. — Я очень удивился. — Но тебе понравилось? — М-м. Цукишиму этот разговор загоняет в полнейший тупик. — Хината, — пробует он снова, — ты нервничал? Наконец - уверенный кивок в ответ. — Я тебя не понимаю, — говорит Цукишима. — Ты... ты ведь в курсе, что я тебя поцеловал? Ты понимаешь, что это не нормальная практика между товарищами по команде, или друзьями, или... понимаешь ведь? — Естественно, — говорит Хината, краснея до кончиков ушей. — Цукишима, я не тупой. — Так почему же тебе не противно? — Я твой вице-капитан. И вот он, опять, ответ, который вообще никакого отношения к словам Цукишимы не имеет... ...Или как раз-таки связан с ними напрямую. Потому что сейчас, вглядываясь в эти огромные глаза, вглядываясь во всю историю их школьной волейбольной карьеры, Цукишима думает, что может быть, все это время он делал акцент совсем не на том. Он только и слышал, что вице-капитан, в то время как Хината говорил ему: Твой. — Мой? И, может быть... может быть, значение слов изменилось для Хинаты в какой-то момент. Может быть, изменилась их важность, или, может быть, Хината так повернулся на волейболе, что концепты игры и романтических чувств сплелись для него воедино, но: — Твой, — говорит Хината. Но если для Хинаты ценность представляет не должность вице-капитана, а должность вице-капитана Цукишимы... — Мой? — Да. ...то Хината настаивает совсем на другом. Не на вице-капитане конкретно, по крайней мере, больше нет, потому что теперь вся суть заключается непосредственно в идее принадлежности. Он может жестоко ошибаться. Хината странный. Его подход к вещам совсем не такой, как у Цукишимы. Это предположение может оказаться очень далеким от истины. Может, он выдает желаемое за действительное. Цукишима судорожно вздыхает. Его голова легка, как из опилок. Ноги налиты свинцом. Его может унести, может вывернуть из кожи вон, может поразить сердечный приступ, если пульс не прекратит биться в темпе колибри. Он делает глубокий вдох и спрашивает, медленно, с запинкой, жутко прерывающимся голосом: — И... кто же я для тебя? Хината напрягается. Впервые за все время этого разговора он выглядит взволнованным. Он открывает рот и очень тихо говорит: — Мой капитан. — Твой... В этот раз эффект у слова уже совсем другой. Цукишима капитан для всей команды. Для кого-то отдельного его роль не такая особенная, как роль вице-капитана. Так вот, вдруг понимает он, почему голос у Хинаты так натянут. Несмотря на поцелуй, несмотря на все, что Цукишима сказал (или не сделал, не сказал), в нем нет уверенности. Нет никакого подтверждения, ведь, если задуматься серьезно, самых важных слов он так и не озвучил. А важно вот что: Ты мне нравишься, хочет сказать Цукишима. И говорит. * Конец