Again

– Хэ-я… Кто-то щекочет носом мою щеку, а мягкие губы касаются уголка моего рта и тут же расплываются в улыбке. Слабо фыркнув, я отталкиваю от себя позднего гостя моей постели и укрываюсь с головой одеялом. – Ну, Донхэ. Я слишком чутко улавливаю недовольные нотки в шепоте нарушителя моего покоя и громко вздыхаю, совсем не собираясь выныривать из тепла. Но меня никто даже и не спрашивает о моих желаниях, тут же срывая теплое укрытие с моей головы и переворачивая на спину. Холодные капли внезапно падают на мои щеки и скатываются вниз на шею, а я теперь уже пытаюсь притвориться спящим и совсем не спешу открывать глаза. – Я знаю, что ты не спишь. На меня снова приземляется морозящая кожу влага, и мое тело пробирает мелкая дрожь от такого контраста температур. Тут же я улавливаю мерное постукивание дождевых капель по окну и легкие раскаты летнего грома. – Эй, ты со мной сегодня хотя бы поздороваешься или нет? Ледяные ладони уверенно обхватывают мое теплое лицо, а я поворачиваю голову в сторону, стараясь уйти от захвата, и удачливо уклоняюсь от новой партии холодных, стекающих откуда-то сверху, капель. – Хёк, ты, случаем, не обнаглел? Я усмехаюсь и грубо стряхиваю ладони старшего со своего лица, поворачиваясь на бок и все еще не размыкая век. Его наглости действительно можно только позавидовать, учитывая все то, что на данный момент между нами происходит. – Ну, Хэ… Ну, хватит уже. Хватит, значит? – Это я тебе должен сказать, Хёкдже. Холодность в тоне моего голоса заставляет парня вздрогнуть и заметно напрячься: хоть я этого и не вижу, но зато прекрасно чувствую. – Я устал ночами не спать из-за того, что ты шляешься невесть где и невесть с кем. И я прекрасно знаю, что ты мне даже не сможешь элементарно объяснить, чем обусловлены все эти твои ночные похождения. Сон отходит на второй план, и я сам потихоньку начинаю напрягаться. – Я устал, Хёк. Я глубоко вздыхаю, выпуская негатив через легкие, и вновь переворачиваюсь на спину. Решившись открыть глаза, я поджимаю губы и принимаю полусидячее положение, голой грудью выползая из-под нагретого одеяла. Моему не привыкшему к темноте взору предстает сидящий напротив меня парень, поникший, сгорбившийся, смотрящий куда-то сквозь меня. – Ты снова перекрасил волосы? Хёкдже коротко кивает, закусывая губу. Он делает это почти каждую неделю, каждый раз – новый цвет или оттенок. Сегодня он вернулся домой светлым. Не могу сказать, какой это точно цвет, потому что в темноте не могу разглядеть. Я усмехаюсь ситуации, потому что буквально сегодня утром я видел его еще с синей головой. – Я же просил тебя не краситься так часто. – Я проспорил… Блондин отвечает тихо, как будто отчитывается перед матерью за совершенные проделки. – Снова Кюхёну? Хёк угукает и внезапно смотрит мне прямо в глаза. Он резко дергает головой, вынуждая мокрые пряди челки хаотично раскинуться на его лбу. – Я же говорил тебе не спорить с ним по пустякам… Да, он снова ослушался меня, но у меня уже просто нет сил на то, чтобы злиться на него из-за этого. – Я больше так не буду. Хёкдже смотрит на меня своими преданными глазами, не моргает. Я смотрю на него в ответ, но не могу сделать такого же нежного и трепетного взгляда, как он. Получается только неприкрытая отдаленность и… тоска. – Но ты когда-нибудь снова пойдешь наперекор собственным словам и сгоряча поспоришь с ним, я же тебя знаю. – Нет, я не об этом. Я больше не буду бросать тебя, Донхэ. Меня ощутимо передергивает, и на мгновение забываю вдохнуть свежего воздуха, который сочится из приоткрытого окна. – И эти слова ты тоже не сдержишь. Ты просто не уме… – А ты просто поверь мне. Я ощущаю на своих плечах его уже теплые ладони и вижу в его глазах мольбу. Хёкдже мгновенно меняется в лице, исчезает вся его прежняя игривость, с которой он пришел домой посреди ночи, появляются серьезность от собственных слов и нерешимость от дальнейшего разговора. – Знаю, что доставил тебе слишком много боли. Наверное, со мной в твоей жизни больше связано плохих воспоминаний, чем хороших, но… Хэ, прошу. Зачем? Зачем он мне все это говорит? Я с беспокойством продолжаю смотреть в его горящие надеждой глаза, и под моими ребрами что-то сжимается, да так больно, что я сдержанно жмурюсь и сжимаю зубы. Я понятия не имею, что делает и чем занимается Хёкдже за пределами нашего дома. Но одно я знаю точно – то, что каждую ночь забирает его у меня, в несколько раз важнее, чем я сам. Хёк не ценит меня. Хотя, может, и ценит, но просто не может понять того, что у меня тоже терпение не резиновое и что мне тоже нужно его внимание. – Я люблю тебя. Хёк дрожащим голосом шепчет признание и касается своим мокрым лбом моего, как будто делает это в последний раз. Он закрывает глаза и мечется руками по моей шее, судорожно обхватывая мои щеки и гладя большими пальцами кожу. – Ты дурак. Абсолютный и непробиваемый. Я тоже срываюсь на шепот и касаюсь его носа кончиком своего. Этот ребенок хоть и старше меня, но он совершенно не в силах даже собрать собственные мысли в кучу. Он искренне любит и ужасно боится потерять свое маленькое счастье, потому что не знает, как уберечься от этого. И я люблю его такого, глупого и спонтанного, легкомысленного и преданного. Я могу целую вечность корить его за недостатки, но я никогда не смогу найти себе более любимого человека, чем он. Я ненавижу собственную слабость перед ним, как и Хёк ненавидит собственные глупости и мои бесконечные обиды на него. Я готов прощать его за все, лишь бы этот неуверенный в собственной жизни парень всегда был рядом со мной. И, да, я ни с кем не хочу его делить. – Я больше не буду от тебя уходить, Хэ. – Я надеюсь, что в этот раз ты говоришь правду. Убрав мокрую челку с его лба, я бережно целую влажную кожу и опрокидываю Хёкдже на себя. Мгновенно закутав блондина вместе с собой в одеяло, я крепко обнимаю его и слабо улыбаюсь тому, что до сих пор зависим от него самого и этой взаимной крышесносящей любви.