31 августа

«Лукашенко выжили, – гласит заголовок на первой полосе газеты. – Покушение на жизнь президента и его сына оказалось неудачным, но без жертв не обошлось. Наши источники сообщают, что в новогоднюю ночь Александр Лукашенко, его сын Николай и два десятка чиновников находились на корпоративе, который был тщательно охраняем. В вине, которое присутствовало на новогоднем столе, было обнаружено неизвестное вещество, но вполне вероятно, что это – усовершенствованная версия российского «Новичка», от которого ранее пострадал российский опозиционер Алексей Навальный. В новогоднюю ночь пятеро чиновников были госпитализированы в тяжёлом состоянии, остальные пятнадцать погибли на месте. Единственные, кому удалось избежать фатальной участи, – Александр и Николай Лукашенко. На видеозаписях, появившихся в интернете, отчётливо видно, что и отец, и сын выпили как минимум по одному бокалу отравленного вина. Люди строят безумные теории, пытаясь догадаться, почему Лукашенко не пострадали, но что же это на самом деле? Иммунитет, Божья защита или что-то другое?» Коля, усмехаясь, откладывает газету и говорит: – Хорошее было вино. Я даже не почувствовал, что там отрава. Александр Лукашенко с глухим звуком ставит чашку с кофе на стол, а Коля едва заметно вздрагивает. – Конечно, не почувствовал, – с явным упрёком говорит президент. – Вот когда проживёшь столько, сколько я прожил, тогда и научишься различать, где вино, а где яд. Как всегда этот пренебрежительный тон, который заставляет Колю чувствовать себя никем по сравнению с отцом. Он же, чёрт побери, президент, и плевать, что проценты нагло нарисованные. А Коля... А что он? Просто мальчик, которому, как многие считают, повезло. Всё ему упало с неба: и достаток, и слава и талант. И отец, чьи воспитательные методы стали бы шоком для любознательной прессы, но являются вполне привычными для Коли. Лукашенко-младший, догадываясь о последствиях своих слов, всё равно говорит: – Да уж, куда мне до тебя пятисотлетнего. Александр стучит кулаком по столу, не скрывая раздражения. – Ты как со мной разговариваешь, щенок? Коля не отводит взгляда. Смотрит с вызовом. Переполненный смелостью, внезапно одурманившей голову и отключившей рассудок. Отец сидит с одной стороны стола, сын – напротив. Между ними – ненависть длиною в вечность, но фактически их разделяет лишь несколько метров, и если Александр захочет, то поднимется прямо сейчас, одолеет расстояние и ударит Колю так сильно, что у того в глазах потемнеет, равновесие мгновенно скажет «до свидания», а желание жить уйдёт, не прощаясь. Хотя разве оно есть, это желание жить? Коля не уверен. «Как иронично получается, – однажды подумал он. – Тем, кто всем сердцем любит жизнь и наслаждается ею, дан лишь ничтожный промежуток времени, которым они довольствуются и пытаются всё успеть за него. А те, кто предпочёл бы прекратить эти мучения хоть сегодня, вынуждены проживать вечную жизнь». Упиваясь своим бессмертием, Александр Лукашенко несколько раз забывал про собственный день рождения. Игнорировать тридцатое августа уже давно стало традицией, а незадолго до появления на свет третьего сына он решил, что праздновать дни рождения – удел смертных. Поэтому у Коли никогда не было ни разноцветных шариков, ни торта со свечами, ни поздравлений. На вопрос журналистов они оба отвечают «Нам так проще», и Коля, по правде говоря, никогда и не хотел, чтобы было по-другому. Толпа народа в огромном зале, повсюду шум, музыка и надоедливое «с днём рождения, Коленька!»? Нет уж, спасибо, он предпочтёт тишину, одиночество и бокал свежей человеческой крови. Коля уходит к себе в комнату раньше, чем отец принимает очередное решение «выбить из него весь идиотизм». В прошлый раз всё закончилось ярко-фиолетовым синяком на щеке и непрошеной слезой, стыд за которую будет преследовать Колю ещё очень и очень долго. Журналистам интересно, почему Лукашенко не пострадали во время покушения. Ответ они не получат, но он до невозможности прост: вампиров нельзя убить даже самой совершенной версией «Новичка». Журналистам интересно, как господину президенту удалось воспитать столь прелестного сына. Этот вопрос тоже останется без ответа, но если бы однажды Коля решил что-то рассказать, то для этого пришлось бы выделить не первую страницу газеты, а как минимум десять выпусков. И в них отнюдь не нашлось бы места для описания отцовской любви.