Новый год в Этиго

С неба посыпала острая крупа. И сразу исхлестала почти готовые цвести сливы, вечнозеленые туи, серый каменный фонарь и прозрачный лед на ручье. Залетев под крышу беседки, легла по краю нетающей белой каймой. Касуга поёжилась и поплотней подобрала под себя ноги, грея ладони об объемную чашку с чаем. Уже несколько подостывшим, пока она тут сидела и мечтала, глядя на заснеженный предновогодний пейзаж. По случаю зимы на ней были надеты телесного цвета носки – специальные шинобские, с разделением не на две, а на пять частей, отдельно для каждого пальца, и телесного же цвета набрюшник… напузник? Нет, ну то, что виднеется в глубоком вырезе ее обычного одеяния, прекрасная куноичи решительно не желала признавать ни брюхом, ни пузом. Так что пусть называется наподтянутопрессник. Но, как ни называй – а зимы-то в Этиго холодные… Касуга подскочила, как подброшенная, принимая боевую стойку, совсем не по-шинобски взвизгнув: - Юки-онна! Сквозь хлещущий снег к ней беззвучно приближалось нечто в длинных снежно-белых одеждах, в острых кристаллах сияющего голубого льда… Нечто скинуло снежные дзори, ступило под крышу беседки и оказалось изрядно заснеженным Уэсуги Кэншином с большой коробкой в руках. В коробке оказалось… - Мой завтрак, - милостиво пояснил Бог Войны, раскладывая еду на низеньком столике. – Саке, бутерброды с васаби и солёные огурцы. Саке определенно было основным блюдом. Касуга, сидя в уголке, почтительно наблюдала за трапезой своего господина. - Люблю сидеть тут, особенно когда идет снег, - задумчиво проговорил Кэншин, закусив очередную чашку саке бутербродом и тут же запив бутерброд саке. – Ты знаешь, что это место называется Беседка Мечтаний? Я иногда прихожу сюда… помечтать. Касуга опустила глаза, прижав ладони к невольно заколотившемуся сердцу. - Я… мой господин… я тоже… за этим же. И, поскольку господин все так же задумчиво жевал огурец и не выказывал никакого недовольства этим высказыванием, она, поколебавшись, все-таки решилась спросить: - Господин… а о чем вы мечтаете? - О Такэде Шингэне. - Вы мечтаете взять голову прославленного Тигра из Каи? – понимающе подхватила куноичи. - Голову… да. Ээээ, мой прекрасный клинок, ты чего тут голодная сидишь? Угощайся! – не менее прославленный полководец поспешно пихнул в ее сторону столик. - Г…господин, это такая честь, - зардевшись от смущения и радости, девушка взяла бутерброд. И тотчас же подскочила, сделала пару кругов по потолку и плюхнулась обратно, все еще дыша огнем, как маленький белокурый дракончик. - На, запей, - полководец участливо сунул ей чашку. Касуга торопливо глотнула – и, подскочив еще выше, вылетела из беседки, точно на реактивной тяге. - Чего это она… - пробормотал, глядя ей вслед, Уэсуги и почесал в затылке через белый платок. – Хорошее же саке было. *** Примерно в это же время в Каи Такэда Шингэн точно также трапезничал, только что сидя не в продуваемой ветрами беседке, а в своих покоях, рядом с горячей жаровней. И ел, как полагается правильному тигру, мясо. Запивая сакэ. - Наставник! - захлопотанный вусмерть Санада Юкимура с разгона плюхнулся перед ним в почтительную позу, насколько уж получилось, стукнулся лбом об пол и оставил на полу отпечаток из пыли. – Предновогодняя уборка завершена! Лоб, как уже было сказано выше, у Юкимуры был пыльный. Повязка на лбу – пыльная до такой степени, что уже навряд ли кто-нибудь смог бы догадаться, что она знаменитого красного такэдовского цвета. Волосы над повязкой – пыльные до такой степени, что еще меньше кто догадался бы, что цвета они каштанового. И всё остальное – пыльное тоже. А за поясом вместо меча, или веера, словом, того, что полагается носить за поясом приличному самураю – бамбуковая метелка. Уже изрядно оббитая. И тоже, разумеется, пыльная. - Хорошо, - лаконично ответил Тигр из Каи, обгрызая кабанью ногу. - Наставник! – с энтузиазмом возвопил Юкимура, осчастливленный похвалой. До такой степени, что впору еще что-нибудь заново испачкать и заново отмыть. И тут же заткнулся – ибо рот его оказался заткнут исполинским бутербродом с грудинкой. Великий не только полководец, но и хозяйственник Такэда заботился о питании своих вассалов. - Наставник, - заговорил наконец Юкимура, когда, дожевав, сумел наконец заговорить, - можно спросить? О чем вы думаете, задумчиво глядя в огонь? - Об Уэсуги Кэншине. - Вы мечтаете взять голову прославленного Бога Войны! – с пониманием воскликнул Юкимура. - Голову, да, - согласился Такэда. – Впрочем, от остальных частей тела я бы тоже не отказался. - Особенно тех, которые ниже оби, - фыркнул Сарутоби Саскэ, свесившись вниз головой с потолочной балки. Потолочные балки Юкимура к Новому году отмыл, так что висеть на них теперь было чистое удовольствие. - Именно, - подтвердил Такэда. И почесал в затылке через меховой шлем. В связи с наступлением зимы великий полководец даже дома ходил в меховом шлеме. Для тепла. – А собственно, чего думать? Действовать надо! И, с грохотом опрокинув стол, вскочил на ноги и, не медля, исполнил предпоходный ритуал с приседаниями и криками «ээ-ээ-ээ-й!», размахивая вместо боевого веера полуобгрызенной кабаньей ногою. *** В это же самое время в Осю молодой князь Датэ Масамунэ, которому предстояло прославиться на поприще почтовой связи, а также многих других поприщах, включая эпистолярный жанр, любовался недавно выпавшим снегом. - Какой чарующий вид! Что еще можно сравнить с заснеженным зимним пейзажем?! – восхищенно восклицал он, стоя босиком на площадке беседки, расположенной на пологом холмике во внутренней территории его феодального имения. – Говорят, что снег служит предзнаменованием плодородного года. Тучный урожай всегда вызывает радость у народа, а в стране утверждается всеобщий мир и процветание! - Господин, - поеживаясь от холода и натягивая до ушей воротник своего всесезонного коричневого плащепальто, проговорил верный вассал клана Датэ Катакура Кодзюро, - вы с криптомерии рухнули? - Я иронизирую, блин! – Одноглазый Дракон с трудом удержался, чтобы не плюнуть с досады. Все-таки полы в беседке уже успели вымыть к Новому году, а одноглазый он был дракон, а не свин. Ибо заснеженный зимний пейзаж имелся исключительно на одной, недавно расписанной стене беседки. Во всей же остальной беседке, во всем феодальном имении и во всем Осю снега имелось так мало, что и говорить не о чем. И снегопадов прогноз решительно не обещал. Что ставило под большой вопрос не только грядущий урожай, но и грядущие новогодние праздники. Одноглазый Дракон в задумчивости сделал пару кругов по беседке, остановился перед своим подмерзшим вассалом, просветлел и объявил: - Йййес! Я придумал. Мы едем кататься на лыжах. - Каких таких лыжах? И куда? Снега же нигде нет? – опешил подмерзший вассал. - Обыкновенных. В Этиго. Там снег всегда есть, - с малосвойственным ему терпением в еще менее свойственном ему строгом хронологическом порядке ответил на все вопросы Датэ. - В Этиго, кроме снега, есть еще Уэсуги Кэншин, - проворчал Кодзюро. – И я что-то совсем не уверен, что он будет счастлив вас видеть. - Вот и отлично! – с воодушевлением подхватил Датэ. – Приедем – узнаем. Если будет счастлив – тогда покатаемся. Если не будет – тогда подеремся. В любом случае будет весело. Он крутнулся в сторону выхода, взмахнув полами синего дзимбаори. - Лошадей подберешь иноходцев. - Иноходцев-то почему? – в очередной раз ничего не понял Кодзюро. Датэ обернулся к нему со снисходительным вздохом: - Потому что до места катания тоже надо доехать. По снегу. Поэтому поедем мы на лошадеснегоходах. Лыжи соответствующего размера крепятся каждая к двум лошадиным ногам: правая на две правые и левая на две левые. Если лошадь будет не иноходцем и двинется рысью – она ж навернется на первом же шаге! И двинулся к выходу уже окончательно. Со всей драконьей решимостью и стремительностью. - Господин! Господин! – отчаянно летело ему вслед. – Обязательно теплые носки наденьте! Иначе я с вами не поеду! И вас не пущу! Малина – растение редкое, чтобы целого дракона от простуды лечить, ее столько во всей Японии не найдется! *** В замке Гифу в это же время в замковой кухне госпожа Но ругалась даже не на чем свет стоит. Свет, как известно, стоит на трех слонах и одной черепахе, каковые животные также пригодны к употреблению в бранной лексике, однако в данном случае госпожа Но ругалась гораздо более крепкими выражениями. Из которых «сопливый паршивец» было еще наименее крепким. А как еще прикажете ругаться, когда праздничные моти, приготовленные к Новому году, внезапно исчезают прямо у тебя на глазах? С этими моти вообще вышла целая история. Начать с того, что тесто для них месил лично Князь Тьмы, Демон-повелитель Шестого неба, ее возлюбленный господин и супруг, будь он неладен, великий и ужасный Ода Нобунага собственной персоной. Замесил, посмотрел на приготовленную миску начинки, сказал «дальше сами» и скрылся в неизвестном направлении. Поэтому дальше моти продолжил готовить уже Обезьяна, то бишь Хидэёши, вызванный Князем Тьмы в замок для встречи одноименного года. Впрочем, если б его не вызвали, Хидэёши бы сам непременно явился. Когда это он упускал случай слопать что-нибудь на халяву? Когда дело уже подходило к концу, Обезьяна, выйдя из кухни на минуточку то ли перекурить, то ли что-то еще, внезапно заскочил обратно, белее теста, схватил свои вещичик и умчался в неизвестном направлении с такой скоростью, что впору было повышать до гепарда. Маэда Тошиэ, недавно прибывший в замок вместе с супругой (которого Но как раз собралась припрячь к работе взамен Хидэёши), узнав о произошедшем, тоже немедленно подорвался и умчался, по его словам, искать Обезьяну, иначе господин будет весьма недоволен. Благо, основная часть дела была уже практически сделана, оставалось только скомпоновать готовые моти в красивые новогодние композиции, за что госпожа Но, не так чтобы с большой охотой, но все-таки принялась сама. И вот, в этот самый момент, как она только принялась и подвязала рукава – в окно влетает стрела, вонзается в стопку приготовленных моти и, поскольку к стреле была привязана тоненькая веревочка, тотчас же улетает в неизвестном направлении вместе с этими самыми моти. - Ранмару, балбес! Башку оторву! – взревела разъяренная Княгиня Тьмы, дочь Гадюки. И, не задерживаясь долго на кухне, сиганула следом за похитителем прямо в окно. Разумеется, она не ошиблась. Не надо было быть мудрецом и годами учиться у Кун-цзы, Лао-цзы и судьи Как-Его-Там, чтобы вычислить подозреваемого. Юный лучник-воришка Мори Ранмару, одетый, то ли для тепла, то ли для маскировки, в меховой кигуруми в виде белки-летяги, стремительно улепетывал, прыгая по крышам и заснеженным верхушкам деревьев. Госпожа Но, прихватив свой гранатомет, ринулась в погоню. В основном по земле. Надо заметить, улепетывал мелкий поганец резво. Они вымчались уже за пределы замка, пронеслись довольно большой отрезок дороги, сшибая висящие на деревьях веники, углубились в заснеженный лес, и только тогда Но смогла приблизиться к беглецу на расстояние прицельной стрельбы. Вскинув гранатомет на плечо, она прицелилась в меховую фигурку, видневшуюся на заснеженной верхушке большой сосны, и нажала на спуск. Мир взорвался белым грохотом, а когда белое осело – куска верхушки у сосны больше не было. А то, что оставалось, больше не было заснеженным. И воришки Ранмару тоже не было. Вообще нигде. Ни на сосне, ни под сосной, ни где бы то ни было. *** По направлению из Каи в Этиго, уже ближе к Этиго, по ёлкам, по ёлкам стремительно продвигался бесстрашный ниндзя Сарутоби Саскэ. Думая на ходу: «Ох, бедняга ты Юкимура… какое тебя ждет неожиданное открытие». Когда Такэда Шингэн, совершив предпоходный ритуал, провозгласил: «На Этиго!», Санада Юкимура, проорав по требованиям ритуала «Оооооо!» и по зову души «Наставник!!!», мухой кинулся собираться. Чтобы не отстать от своего господина в сем великом походе. И, собираясь, все время восхищенно повторял вслух, да так громко, что не только б ниндзя услышал, как крут его наставник, как бесстрашен великий Тигр из Каи, что планирует самого великого Бога Войны пнуть по заднице. От услышанного Саскэ чуть было не погубил свою репутацию бесшумного ниндзя, брякнув вслух: «Какая невинность!». Но все-таки не погубил и сказал это про себя. И вот почему теперь Сарутоби Саскэ по ёлкам, по ёлкам двигался в Этиго, рассуждая про себя на ходу: разумеется, если бы со стороны Такэды это был военный поход, предупредить об этом противника было бы изменою со стороны его, Сарутоби Саскэ. А настоящие шиноби никогда не изменяют своему работодателю. Они принимают стратегически верные решения. Но, поскольку это поход любовный… а Юкимура наивен, как снежный зайчик… и влюблен, как уточка-мандаринка… нехорошо хотя бы не попытаться ему помочь. Может, это расстроит Такэдовские планы. А может, наоборот, только им поспособствует. Ну это уж как получится. Настоящие шиноби всегда помнят о возможности неудачи. Абсолютно в это же время практически в этом же месте, таким же способом по ёлкам, по ёлкам кругами стремительно передвигалась Касуга, уже отдышавшаяся от УэсугиКэншиновских бутербродов и пытающаяся теперь отдышаться от осознания УэсугиКэншиновской милости. И, разумеется, по всем законам геометрии и динамики, прямой, как стрела, путь Саскэ и круговой, как мишень, путь Касуги вошли в соприкосновение… равно как и они сами. - Какая удача, - сказал Саскэ, вылезая из сугроба, образовавшегося в результате их столкновения на вершине заснеженной ёлки. – Мне надо тебе кое-кто сообщить. - Какая удача! – сказала Касуга, вылезая из того же самого сугроба. – Мне надо тебе рассказать такое! Действительно, удача, подумал Саскэ. Касуга в этом деле тоже заинтересованное лицо, пожалуй, даже в еще большей степени, чем Юкимура. Правда, сам Сарутоби Саскэ в этом деле заинтересован был скорее в обратном. Но когда это настоящий шиноби действовал, руководствуясь личными интересами? *** Дождавшись, пока гневный голос тетушки Но окончательно стихнет в снежной дали, Мори Ранмару выбрался из сугроба, образовавшегося в результате падения части верхушки сосны. Выплюнул набившийся в рот снег… и, внезапно осознав нечто, сунул обратно в рот целый снежный комок. Пососал и выплюнул обратно. Снег на вкус был соленый. При том, что Ранмару не плакал – грянулся он, конечно, больно, но все-таки не настолько же, хвост и снег самортизировали – и ранен до крови не был. Из чего следовал очевидный вывод: гранатомет был заряжен солью. Парнишка невольно поёжился, живо вообразив, что бывает, когда заряд соли попадает в убегающего человека. Это, среди прочего, решительно не стыковалось с его планами на Новый год. А это, в свою очередь, означало, что планам по-любому хана. Судя по тому, каких мифологических существ и какие степени родства поминала тетушка Но, вынужденная удалиться ни с чем – гранатомет она точно перезарядит. А следовательно, возвращаться ему никак нельзя; во всяком случае, не раньше следующего года, когда грозная супруга грозного Оды Нобунаги поостынет, выпьет саке, выпьет чаю, поест новогодних вкусностей (Ранмару не всё стащил, честное слово! Всего одно блюдо, и то не полностью), получит подарки и хоть сколько-то подобреет. Ладно, главное – добыча все-таки у него, а пустить ее в ход можно будет и позже. Это, конечно, уже не совсем то, но что ж поделаешь. *** - Я восхищаюсь Такэдой Шингэном, - искренне сказала Касуга, сидя на ёлке бок о бок с Саскэ. Сидеть в сугробе было холодновато, а вот на ёлке, после того, как с нее стряхнулся весь снег – самое то. – Нельзя не восхищаться столь грандиозной самоуверенностью! Впрочем, всё складывается как нельзя лучше. Господин Уэсуги только сегодня сказал мне, что мечтает сразиться с Такэдой и взять его голову. Ну вот, они встретятся, и господин ему покажет, где проводят зимний сезон крабы с лицами воинов клана Тайра. Но предупредить моего господина тем более надо. Так что я по… - Касуга замолчала и прислушалась. Саскэ прислушался тоже. Еле слышные, скрадываемые расстоянием и снегом, из глубины леса все-таки доносились следующие звуки: металлический скрежет, пыхтение и человеческий голос, призывавший еще чуть-чуть, ну давать и постараться. Не сговариваясь, ниндзя по ёлкам устремились на звук. Открывшаяся им вскоре картина была такова. Из громадного снежного сугроба торчал громадный антропоморфный робот, при внимательном рассмотрении оказавшийся сильнейшим воином эпохи Хондой Тадакацу. На плече у него был закреплен громадный битком набитый красный мешок. А где-то на уровне его колен взору открывались (по направлению снизу вверх) верхняя часть штанов (по причине заснеженности не поддающегося определению фасона и цвета), пузико, в кои-то веки прикрытое плотно запахнутым красным меховым дзинбаори, красная меховая шапка, а между воротником дзинбаори и шапкой – круглые и румяные от мороза щёчки Такэтиё… то бишь Токугавы Иэясу, в данный момент, по причине округлости и румяности щёчек напоминающего Такэтиё больше, чем когда бы то ни было. - Что вы тут делаете? – синхронно спросили оба шиноби. - Мы тут застряли, - лаконично сообщил Иэясу. - А что вы тут делали до того, как застряли? – переформулировала вопрос Касуга. - Ехали в Гифу. Понимаете, какое дело! Оказывается, дети господина Нобунаги уже не очень верят в Оджи-сана. А это плохо. Если они совсем разуверятся, это будет катастрофа! Когда этот паразит Имагава мне сказал, что никакого Оджи-сана не существует, знаете, какая у меня была моральная травма. Так что я решил, что этого допустить нельзя. Набрал мешок сладостей, нашел подходящий костюм и поехал на Хонде в Гифу. - А почему через Этиго? – не поняла Касуга. - Для рекогносцировки, - честно сказал Иэясу. – Слушайте, а как у нас дело обстоит? Вы меня окружили, нет никакого выхода, пора делать харакири – или еще есть смысл вести переговоры? Если честно, лично я предпочел бы второе. Во-первых, для харакири раздеваться холодно, а во-вторых… несколько затруднительно. - Почему? – не понял на этот раз Саскэ. - Сами видите, Хонда застрял в сугробе. Я попытался его вытолкнуть, в варежках было неудобно, и я их снял. И прилип. Касуга прыснула. - Ну вы даете! – выдавила она сквозь смех. – Хорошо хоть вы его еще целовать не додумались… - Целовать Хонду? Зачем? – изумился Иэясу. – Вот если бы в сугробе застряли вы – вас я бы непременно попробовал вытащить таким способом. За что ему немедленно прилетело в морду условно-босой ногой. От куноичского пинка Иэясу взлетел выше ёлок и приземлился обратно в сугроб, с ободранными ладонями, но зато отдельно от Хонды. По поводу чего немедленно рассыпался в благодарностях. После чего заявил, что как хотите, но он Хонду в сугробе не бросит. Касуга заявила, что она по-любому обязана доставить нарушителей к своему господину. Саскэ заявил, что все равно больше некуда. Хонда заявил, что у него сопло забито и тормоза смерзлись. Поэтому все, не тратя время на дальнейшие разговоры, в шесть рук (четыре нормальных и две все еще кровоточащих) так-таки выкопали Хонду из сугроба, из пары срубленных ёлок (благо, в одном из отсеков Хонды нашелся топор) соорудили простейшие салазки и методом «раз-два-взяли» приступили к транспортировке Хонды в замок Касугаяма. *** А между тем в замке Гифу в покоях, отведенных для детей, двадцать два юных Ода при поддержке трех юных Адзаи украшали праздничную сосну. Сосна, крепко привязанная к трем бамбуковым палкам, дергалась, силилась вырваться и отчаянно ругалась, при этом, памятуя о присутствии детей, честно стараясь не выходить за пределы цензурной лексики, из-за чего на данный момент самым крепким зафиксированным выражением было «мелкое хулиганье!». Мелкое хулиганье вдохновенно обвешивало госпожу Маэда ветками сливы с бутонами, бумажными ленточками, оранжевыми померанцами, коричневыми каштанами, листьями от бамбука, соломенными веревочками, а Чача водрузила ей на макушку ярко-красного вареного лангуста, еще даже теплого, и накрепко привязала его завязками под подбородком, как придворную шапочку. Больше дотуда никто дотянуться не мог. А Кимё расхаживал вокруг и аргументировано доказывал: - Тётя Мацу, вы же сами сказали, что на Новый год лучше всего украшать живую сосну. А у вас и имя подходящее, и даже костюм подходящий – зеленый. Маэда Мацу, видя, что выхода не видно, решилась наконец на последнюю, самую отчаянную меру: - Все равно всё это, что вы делаете, бесполезно. Никакого Нового года не будет. - Как так не будет? – двадцать пять пар детских глаз разом уставились на нее с недоверчивым изумлением. - А вот так, - мстительно подтвердила Мацу. – Мой племянник Кейджи рассказал мне по секрету, а он всегда все точно знает, - вдохновенно импровизировала она, - Оджи-сан застрял в снегах где-то в лесу. Так что не будет никакого Нового года и подарков не будет тоже! - Это катастрофа… - ошарашено пробормотал Кимё. - Катастрофа! – эхом повторила Чача. А кое-кто из самых младших даже приоткрыли рты, готовясь зареветь. - Такого нельзя допустить! – решительно объявил Кимё. - Ни в коем случае! – столь же решительно подхватила Чача. Наследники Ода и Адзаи переглянулись. И согласно кивнули друг другу. - Наш долг, - возвысил голос старший из младших Ода, - спасти Новый Год! Исполнение долга не ждет! И, взмахнув, за неимением боевого веера, надкушенным мандарином, выдал боевой клич: - Ээ-ээ-ээ-й! - Ооооооо! – слаженным хором грянули дети. - Всем взять шарфы и шапки – мы выступаем немедленно! - Стойте! Куда! – отчаянно возвопила им вслед Мацу. – Вы же даже не знаете, куда идти! Фую-химэ, видимо, в силу имени знавшая о зиме всё и даже немножко больше, обернулась к ней с видом, исполненным снисходительного сочувствия: - Тётя Мацу, ну чего тут не знать? Столько снега, чтобы даже Оджи-сан застрял, бывает только в Этиго! *** Через заснеженные леса Этиго, в походном порядке, под развернутыми знаменами двигалась армия Уэсуги. Получив от своей верной куноичи добытую ей информацию, Уэсуги Кэншин, не медля ни минуты, распорядился нести тройное подношение, вскочил на коня, сделал три левых поворота, не пользуясь поводьями – и войско выступило. Токугава Иэясу от участия в походе уклонился под тем предлогом, что ему надо чинить, в смысле лечить, Хонду. И вот теперь Бог Войны, в белом и льдисто-голубом, на белоснежном, точно снежный призрак, тонконогом коне… - Да что за… - продолжение исторической фразы, увы, не так и не вошло ни в одну из гунки, согласно предположениям историков нашего времени – в силу неполной цензурности. Ибо в этот самый момент нечто мохнатое и заснеженное рухнуло прямо на голову прославленного полководца. Отчего сам прославленный полководец, в свою очередь, рухнул с коня – в ближайший сугроб. - Ты еще кто? – хмуро поинтересовался Уэсуги, не особо рассчитывая на ответ. - Белка я. Не видно, что ли? – хмуро огрызнулось существо. Уэсуги Кэншин, уже поднявшийся было на ноги, сел прямо в сугроб. - Они действительно существуют… - прошептал он в полной растерянности. – Они существуют. - Кто существует, господин? – встревожено сунулась к нему Касуга. - Доселе я был уверен, - продолжал говорить Уэсуги, кажется, вовсе не слыша ее и вообще ничего вокруг, - что ёкаи в облике гигантских белок, являющиеся тем, кто чрезмерно увлекается саке, не более чем поэтическая метафора, порожденная прихотливой фантазией утонченных придворных эпохи Хэйан… а оказываются, они существуют. И вот одно из них явилось передо мной. Видимо, это знак. Глядя на себя вновь открывшимися глазами, я вижу, в сколь печальном состоянии я пребываю ныне. Разве б в хорошие времена я свалился с коня из-за какой-то несчастной белки? Да еще в самом начале похода! Сколь безрассудно я выступил в этот поход, точно неопытный юноша, наивно поверив в свою ме… в смысле, в настолько топорную дезинформацию. Да и вообще, в какую стельку от дзори надо быть пьяным, чтобы отправиться в поход зимой? - Мой господин, - осторожно заметила Касуга, - вообще-то вы и раньше всегда ходили в походы зимой. - А когда я в походы трезвым ходил? – логично возразил Уэсуги. – Кто вообще ходит в походы трезвым? Перед выступлением в поход даже полагается выпить три чаши саке. -Вообще-то три чашечки, - деликатно уточнила куноичи. - Кому три чашечки, - не стал спорить Бог Войны, - а полководцу моего уровня подобают чаши. Но всё. С этой минуты с этим покончено. Мы возвращаемся! А Такэде Шингэну, - он возвысил голос, в расчете то ли на гипотетических шпионов Такэды, затаившихся на заснеженных ёлках, то ли на всё ту же белку, - пусть передадут: если ему от меня что-то надо, пусть, как честный человек, приходит на Каванакадзиму, там и решим вопрос. Кру-гом! Шагом марш. Последней команды Касуга уже не выполнила. И даже не факт, что услышала. Потому что в этот момент гигантская белка, по-беличьи заверещав, внезапно кинулась наутек. Куноичи устремилась за ней. *** Госпожа Но, упыхавшаяся от бега по сугробам и несколько подмерзшая (верхнюю одежду у нее времени не было надеть), возвратилась в замок, мечтая о чашке горячего чая, или саке, а лучше объединенного того и другого. Замок встретил ее подозрительной тишиной. Очень подозрительной – в доме, где проживают двадцать два и еще три ребенка, сами понимаете, тихо бывает только в одном-единственном случае… Нохимэ, стараясь ступать потише, подобралась к детской, затаилась – и рывком раздвинула двери. - А где вся банда? - Нохимэ-сама, простите, - Мацу, за все это время кое-как успевшая освободиться от вареного лангуста и одной из соломенных веревочек, но и только, покаянно склонила голову. – Кажется, я создала проблему... В покоях, отведенных остаткам семейства Адзаи, госпожа Оити, сидя перед белоснежным листом бумаги, задумчиво глядела на белый снежный пейзаж в окне. Набрав черной туши на кисточку, она вывела на листе: Запах мандаринов. Дети шумно украшают сосну… Как печально! - Ты тут сидишь, не видишь, что у тебя под носом творится! А мужнина банда отправилась спасать Оджи-сана! - Это неудивительно, - Оити подняла на невестку увлажнившийся взор. – Но какое дело несчастной Оити до безобразий, что творят дети ее жестокосердого брата? - До Нобунагиных детей, может, и никакого, - Нохимэ с воинственным видом уперла руки в боки, - но они с собой и твоих прихватили! Оити взлетела на ноги, точно в ее дзабутоне была пружина. Метнувшись к сундуку, в одно мгновенье натянула на себя ватные штаны, хаори на вате, шапку, шарф и вынула из чехла снегоступы с креплениями. И обернулась к Но: - Куда они двинулись? Пошли. *** Армия Уэсуги, уменьшившаяся на одного человека, точнее, одного ниндзя, возвращалась в замок. Асигару, украдкой дуя в замерзшие ладони, радовались, что скоро погреются, самураи шепотом заключали пари, будет ли по возвращении тройное подношение в обратном порядке, или с этим тоже завязано. Сам великий полководец ехал, погруженный в глубокую задумчивость. У самых ворот он поднял взор… и офигел. Над замком, рядом с синим уэсуговским знаменем с целующимися птичками, гордо реяло… реяло… еще оно знамя! В воротах показался Токугава Иэясу с подвязанными рукавами и странной грязной полосой на щеке. Поклонился: - Уэсуги-доно, простите. Кажется, я плохо отплатил вам за ваше гостеприимство. Но, во-первых, я с ним больше не дерусь, мне Микатагахары до конца жизни хватит. А во-вторых, у Хонды трансмиссия полетела. Не мог же я всё бросить и побежать драться прямо посреди операции. Но я велел подать ему саке, а про закуску сказал, что не знаю, где она у вас лежит. Так что, если только он не принес с собой - тут уж я ничего не могу поделать, - Иэясу задумался и взглянул на небо, явно прикидывая, сколько с тех пор прошло времени, - да, полагаю, вы уже можете одолеть его, как Сусаноо восьмиглавого змея. - Чтооо???!! – Уэсуги в одно мгновенье слетел с коня и синей ледяной молнией устремился во внутренние покои. - Уэсуги Кэншин. Как долго я ждал этой встречи. – Величественной, исполненной тяжкой мощи походкой, в ярко-красном меховом шлеме, с грозным топором наперевес, из главного зала навстречу ему выступил Тигр из Каи. - Такэда Шингэн. Взаимно. – С ледяным спокойствием Снежной Королевы ответствовал Бог Войны. – Приступим. - Согласен. И, покончив таком образом с пафосными… то есть патетическими речами, великие полководцы, не теряя времени, схватились один за меч, другой за топор – и мир взорвался грохотом небывалой битвы. *** Мори Ранмару неся по ёлкам, по ёлкам с такой скоростью, что вполне мог бы претендовать на золотую медаль в Рождественской Гонке Белок. Гранатомет, заряженный солью, гнев госпожи Но, возможный гнев господина, которому супруга, несомненно, нажалуется – все эти опасности больше не имели значения. Ранмару был косё Оды Нобунаги, и его долг был как можно скорее доставить своему господину добытую им важную информацию, способную кардинально изменить баланс сил на Японских островах: Уэсуги Кэншин решил бросить пить. Касуга неотступно преследовала его по пятам. Куда именно собралась течь информация, она пока еще не знала, но она была шиноби Уэсуги Кэншина, и ее долг был – утечки информации не допустить. К несчастью для одного и к счастью для другой, Ранмару за сегодня уже до того пробежал по ёлкам, по ёлкам больше, чем Касуга и, соответственно, больше устал, и вообще был несколько менее привычен такому способу передвижения, к тому же для Касуги, в отличие от него, ёлки были знакомые. Поэтому довольно скоро беглец был настигнут… мальчишка боролся, как карп, верещал, как белка, и ругался, как истинный ученик Нобунаги. Однако юный самурай Ранмару в своей жизни следовал благородным Путем Лука и мало внимания уделял плебейскому искусству мордобоя. Поэтому по итогам жаркой, но недолгой борьбы он оказался схвачен, скручен и связан собственным хвостом. В смысле, беличьим. - Ну что, момонга, - от натренированного взгляда куноичи не ускользнуло, как дернулся пленник, услышав первый слог. Что сразу сократило количество версий до двух. Впрочем, Мори из Тюгоку такими выражениями изъясняться навряд ли были способны – тут явственно чувствовалась школа Овари, - провалились затея? Вот сейчас доставим тебя Уэсуги-саме, посмотрит он на тебя и решит, стоит ли ему так круто менять свои привычки. С точки зрения Касуги, привычки менять очень даже стоило, и в отношении закуски, ну, то есть завтрака, желательно тоже – но не могла же она разглашать и так уже почти разглашенную конфиденциальную информацию. Говоря это всё, куноичи проворно общупывала своего пленника в порядке обыска; и в районе беличьего пузика руки ее нащупали кое-что любопытное. - Что это там у тебя? – осведомилась она. - Моти. Новогодние моти, - буркнул Ранмару. И тут же отважно вскинулся: - Делайте со мной что хотите, но эти моти вы возьмете только обагренными моею кровью! Они тогда все равно несъедобными станут. - Тьфу на тебя! Такую речь под конец испортил, - от души высказалась Касуга. И, взвалив свою добычу через плечо, по ёлкам, по ёлкам двинулась в обратный путь. *** В замок Касугаяма Касуга, как полагается всякому уважающему себя ниндзя, проникла не через главные ворота, поэтому не имела возможности увидеть реющее над ним постороннее знамя. Зато первое, что она увидела на замковом дворе – был Санада Юкимура, с несчастным видом сидящий на бочке из-под саке. - Обрею голову, - вместо приветствия убитым голосом сообщим Юкимура. – Сил моих нет на такое смотреть… - На что смотреть? – напрягалась Касуга. На всякий случай принимая боевую стойку. – Что ты здесь делаешь? Твой господин тоже здесь? А мой господин? Где они? Они сражаются? - Они… - Юкимура с отчаяньем вцепился в свои пока еще существующие волосы. – Они встретились. Мой наставник взялся за свой топор, твой господин – за свой меч, и они сошлись в схватке. Потом отбросили оружие и схватились врукопашную. Потом… нет, не могу! Язык не поворачивается такое даже сказать! – Юкимура, подкошенный горем, бухнулся на колени в снег и сунул в снег свою бедовую (и все еще пыльную) голову. – Да сама сходи посмотри… - невнятно досказал он из снега. Касуга, не заставил себе долго ждать, скинула со своего с плеча Ранмару всё в тот же снег рядом с Юкимурой и устремилась в замок. В главной зале замка царил такой разгром, словно над ней поработало даже больше божественных ветров, чем над обоими флотами Хубилая. А посреди всего – катались по полу Тигр из Каи и Бог Войны, сцепившиеся, на первый взгляд, в жаркой схватке. С Кэншина свалился его белый платок, открыв взору абсолютно гладкую, ровную, совершенно лысую голову. Одежда Шингэна тоже была в ужаснейшем беспорядке. И они… нет, они отнюдь не дрались. Они… они… зажав рот обеими руками, чтобы не выдать себя всхлипом, Касуга отчаянно рванулась, сама не зная куда. Прыгая по балкам, по конькам, по изгибам крыш, Касуга сама не заметила, как добралась до самого верха замка. И здесь, сидя на крыше, дала наконец волю слезам. Куноичи рыдала, слезы ее потоком стекали на скат крыши, с которого уже до того ссыпалась значительная часть снега, и немедленно застывали на морозе. Так что, когда, наплакавшись и решив, что надо все-таки что-то делать (например, перетащить пленника в темницу и набить морду Юкимуре), она в последний раз шмыгнула носом и поднялась – почти-босая нога ее, попав на ледяную корку, поехала… и Касуга кубарем покатилась вниз. Чтобы приземлиться на чьи-то услужливо подставленные руки. - Такэ… то есть Иэясу-доно! – удивленно воскликнула Касуга. И, вместо того, чтобы поблагодарить, как честно хотела – внезапно опять разревелась. - Ну, ну… что случилось? Не плачьте, пожалуйста… вот… утрите слезы, - заботливо приговаривал Такэтиё… то есть Токугава Иэясу, гладя девушку по спине. – Я понимаю, что любовные слезы полагается утирать рукавами, так в «Исэ-моногатари» написано, но у меня рукава в машинном масле, так что лучше вот, возьмите салфетку. Так что же случилось-то? - Мой господин… - всхлипнула Касуга и высморкалась в салфетку. – Как он мог! Что он в нем нашел?! Они… они… - она снова всхлипнула и еще раз высморкалась, - они там целуются! - Как мог и что в нем нашел? – повторил Иэясу и на минутку задумался. – Полагаю, я могу ответить вам на эти вопросы. Уэсуги-доно ведь, насколько мне известно, принес обет безбрачия? - Вроде бы да, - неуверенно подтвердила Касуга и шмыгнула носом. - Ну так а на Такэде он не сможет жениться при всем желании – Такэда ведь тоже монах. - Правда, что ли? – изумилась Касуга. – А почему же он так себя ведет? В смысле, мясо ест. Я видела, у него там колбаса лежала! - Трудно быть одновременно монахом и тигром, - вздохнул Иэясу. – Быть может, Уэсуги-доно и Такэда-доно как раз хорошо дополнят друг друга, как выпивка и закуска? Касуга невольно хихикнула. - Касуга-сан, - Такэти… то бишь Иэясу с самым деликатным видом похлопал пушистыми ресничками, - вы ранены, можно оказать вам первую помощь? Действительно – в своих расстроенных чувствах Касуга сначала не обратила но это внимания, но в самом деле – ее наподтянутопрессник в падении свалился, зацепившись где-то за очередной загиб крыши, и теперь в открывшемся глубоком декольте ярко алела пара длинных кровоточащих царапин. - Нууу… - отчего-то смутилась девушка. Но предприимчивый молодой человек уже повытаскивал из рукавов чуть не полдюжины пакетиков и мешочков, пахнущих целебными травами. *** - Отвали, динозавр. Не до тебя, - хмуро буркнул хмурый Ода Нобунага. - Мой господин носит почетное имя Одноглазый Дракон! – вклинился оскорбленный до глубины души таким то ли невежеством, то ли хамством Катакура Кодзюро. - Да хоть зеленая игуана, - отмахнулся Князь Тьмы. – Некогда мне. - Вот как? - Датэ Масамунэ, напротив, лучащийся агрессивным энтузиазмом, нежно поглаживал рукояти своих мечей. – Великий злодейский Ода не хочет воспользоваться открывшимся перед ним шансом устранить одного из самых могучих его противников? - Давай я тебя в следующем году устраню, - еще более хмуро предложил Ода. – А сейчас отвали, дай пройти. - У тебя что-то случилось, что ли? – дошло наконец до Дракона, как до жирафа. - Случилось черте сколько черт знает чего, - вздохнул Ода. И, видя, что от объяснений все-таки не отвертеться, опустился на поваленный ствол. – Обезьяна сбежала в неизвестном направлении. Собака отправилась искать обезьяну. Ёлку использовали в качестве сосны, так что мне пришлось ее развязывать, и теперь собака, когда вернется, как пить дать, закатит мне сцену двойной ревности: вы теперь что, решили облапать всех Маэда до одного? Мой косё исчез в неизвестном направлении. Мои дети и мои племянницы отправились в лес спасать Оджи-сана. А моя жена и моя сестра отправились спасать их. Понятно теперь? - Каких таких Маэда? - Какую такую сцену? – в один голос, не сговариваясь, выдали Датэ и Катакура. Катакура, чтя феодальный порядок, все же примолк, давая господину сказать первым. - Так кого из Маэда ты еще лапал? – с неподдельным интересом продолжал расспрашивать Датэ. – Не Кейджи же. Кейджи, конечно, ничего так, симпатичный, но заводить с ним роман… это… кхм… на любителя. Кто с ним ни будет, там же всегда эта его макака окажется третьим лишним. Только сдвинете изголовья – она ж тотчас между вами под одеяло подлезет, распихает обоих и захрапит. Остается… погоди… правда, что ли?!! – Одноглазый Дракон вытаращил свой единственный глаз. - У меня была бурная молодость, - неохотно проворчал Нобунага. - Но как же он осмелится закатить вам сцену? – в свою очередь продолжил расспрашивать Катакура. – Разве вы не ужасный и грозный Демон-Повелитель Шестого Неба? - Можно подумать, это хоть кого-нибудь напугало, - хмыкнул Нобунага. – Они, как только услышали, сразу же радостно объявили, что они тогда демонята, и принялись делить оставшиеся небеса. Правда, пять на двадцать два… то есть наоборот, двадцать два на пять не делится, но они включили в расчет еще и Адзаи, и получилось ровно по пять человек на небо. Стоп. То есть… - Нобунага в изумлении уставился на своих собеседников. – Погодите… то есть что, вы хотите сказать – вы что, правда подумали, что я это чтоб вас пугать? - Так вы ж вроде хотите завоевать всю Японию, - не меньше удивился Катакура. - Хочу, - честно признал Ода. – Но когда я придумывал себе это имя – мне даже и в голову бы не пришло, что кто-то из взрослых может принять его всерьез! - Так, - решительно положил конец дискуссии Датэ Масамунэ. – Думаю, подраться нам все же нужно. - Ты… - нахмурившись еще больше, Ода начал подниматься с бревна. Датэ махнул ему рукой: мол, погоди, дай досказать. - Если мы не можем найти их – а мы, похоже, уже не сможем, вечереет уже, - он мотнул головою в сторону запада, где за деревьями действительно уже начала разгораться предательская розовая полоска, - значит, надо сделать так, чтобы они нашли нас. Шум драки разносится далеко, если они где-то в пределах досягаемости - они его непременно услышат. - Разумно, - одобрил Ода и окончательно поднялся. - Господин, позвольте, с ним буду драться я, - сунулся вперед Катакура. - Еще чего! – с азартом фыркнул Датэ. - Простите меня, господин, - склонил голову Катакура. И выдал своему господину хук правой. – А вы лучше пока поищите детей, может, сверху увидите! – крикнул он вслед улетающему Дракону. - Ну что, Камакура Кудзяку, - Ода перекинул из руки в руку свой меч, - приступим. - Я – Катакура Кодзюро! – вознегодовал Катакура Кодзюро. - Да? – Нобунага, сощурясь, окинул взглядом длинные полы катакуровского плащепальто. – А хвост похож, только что без глазков. Катакура взревел и кинулся на него. Нужный уровень громкости был достигнут в первую же секунду битвы. *** - Надо что-то решать, - Ода Кимё и Адзаи Чача держали военный совет, сидя друг против друга, за неимением полководческих складных табуретов, на двух пеньках. – А то уже скоро начнет темнеть. - Надо, - согласилась с кузеном Чача. – С одной стороны, Оджи-сана мы так и не нашли, и если продолжим искать – домой мы до Нового года вернуться уже не успеем. С другой – раз мы Оджи-сана так и не нашли, стоит ли нам так спешить вернуться домой с позором, ведь там нас наверняка наругают, а Нового года так и не будет? Остальные дети, разошедшиеся кто куда по просторной поляне, где их командиры объявили привал, кто отдыхал, валяясь в снегу и не по сезону изобразив бабочку, кто лепил снеговиков, а кто даже успел затеять игру в снежки. - А может, если мы его все-таки найдем и вытащим, он нас и довезет домой как раз к Новому году на своей волшебной повозке? - Кимё задумался, добросовестно попытавшись свести брови в подражание своему грозному отцу. У великого Оды Нобунаги именно при таком выражении лица рождались самые великие идеи, Кимё это точно знал. Внимание их привлекла Фую, которая изо всех сил привлекала внимание всех, отчаянно размахивая рукавами, прижимая палец к губам и показывая варежкой куда-то за ёлки. За ёлками, по глубоким сугробам, быстро двигался кто-то, весь белый, заснеженный, с длинною белою бородой. Как именно он передвигался, разобрать было невозможно, но дети разглядели у него в руках два неких непонятных, но явно волшебных предмета, то ли магические посохи, то ли заколдованные лыжные палки. Прислушавшись, они даже расслышали, что таинственный путник напевает вполголоса: Новый год, Новый год - Он удачу принесет, В Новый год, в Новый год Пусть по плану всё пойдет. - Оджи-сан… - заворожено выдохнула Фую-химэ. Сказочный старец скрылся среди сугробов и заснеженных сосен, и песня его постепенно стихла вдали. - Сам выбрался, - резюмировала малышка Го. Что тут началось! Дети скакали, плясали, восторженно вопили, обнимались друг с другом, размахивали шарфами, как длинными рукавами в танце, и кидали в воздух свои разноцветные шапки с помпончиками. - Ну, раз так… - Кимё и Чача переглянулись. - Между прочим, мешка с подарками у него не было, - заметил Сансити. – Я точно разглядел. - Раз так, - с еще большей уверенностью объявил Кимё, - нам совершенно незачем возвращаться и гнаться, как бешеные белки. Мы будем встречать Новый год в лесу! - Собираем хворост, разжигаем костёр, строим пещеру из снега, - распорядилась Чача. – Ночевать будем здесь. Кто-нибудь прихватил с собою еды? *** Слезая с высокой сосны, куда его закинул могучий удар заботливого, но непочтительного вассала, Одноглазый Дракон ругался вслух и только что не пыхал огнем. К сожалению, у драконов из Осю крылья были конструкцией не предусмотрены. Где-то примерно на середине кроны Датэ пришло в голову, что раз уж он оказался так высоко, стоило бы действительно оглядеться вокруг, не видно ли поблизости детей. Датэ огляделся. Детей видно не было, и Датэ, для лучшего обзора, перепрыгнул на другую сосну повыше. Детей видно не было и оттуда. Прославленный полководец не привык сдаваться. Поэтому он повторил маневр. И потом еще раз. И потом еще, и не раз. *** - А ты кто? – оторвавшиеся от строительства юные зимовщики оглядывали вновь появившегося персонажа со сдержанным интересом. Датэ Масамунэ сделал большие глаза, в смысле глаз, и поманил детишек к себе: - Я – Сегацу-сан. - А борода где? – немедленно осведомилась Готоку. - Заколдована на невидимость, - нашелся Масамунэ. – Чтобы не выдать себя раньше времени. - А почему глаз закрыт? – не унималась настырная девица. - А потому что, - Датэ многозначительно возвысил голос, - глаза бы мои не глядели вот на это вот! Новый год на носу, родители вас ищут по всей Японии, а вы тут сидите, дома строите и в ус не дуете. - Нам не во что дуть, мы же маленькие, - логично объяснил Сансити. – Когда у нас усы вырастут, мы подуем, честное слово! - Ладно, вырастут – непременно приду и проверю, - невольно рассмеялся Масамунэ. – Но всё равно, сидеть вам тут нечего, поднимайтесь и пошли. Папа ваш тут недалеко, отведу вас к нему. И костёр не забудьте затоптать. А то я не могу – я же растаю, - с удовольствием досказал он, войдя в роль. Ближайшие дети кинулись ликвидировать костер. Кимё, за все еще неимением боевого веера, взмахнул сосновою веткою (с шишками) и провозгласил: - Вперёд! Шагом марш! *** - Вот, значит, как, - давешний незнакомец стоял перед ними, опираясь на одну из своих волшебных штуковин, при ближайшем рассмотрении оказавшихся оружием. Возможно, таки волшебным. Борода при ближайшем рассмотрении также оказалась не бородой, а перекинутыми наперед длинными белоснежными волосами. Впрочем, все остальное было так-таки натуральное. И снег тоже. – Ты взял в заложники детей Оды Нобунаги? - Ты с криптомерии рухнул? – изумился Датэ. - С павловнии, - незнакомец хищно облизнулся раздвоенным языком. Датэ моргнул. Нет, на самом деле язык был обыкновенным, но облизывался им заснеженный тип точно как раздвоенным. – Но это не имеет значения. А значение имеет, - тип снова облизнулся, - какого цвета твоя кровь. - Так ты драться хочешь? Так бы сразу и сказал! – с облегчением высказался Масамунэ и выдернул из ножен все свои шесть мечей разом. – Но павловния твоя точно была очень высокая. - Оджи-сан дерется с Сегацу-саном! – заворожено выдохнул кто-то из детей. Впрочем, долго наслаждаться поразительным новогодним зрелищем им не пришлось – вскоре ветер донес до них и звуки другой битвы. Среди этих звуков наиболее отчетливо выделялся хорошо знакомый им голос – выкрикивающий хорошо знакомые, хотя и не слишком подходящие для детского слуха фразы. - Папа! – без команды все дети разом, вскочив на ноги, ринулись на голос. Новое зрелище, открывшееся им на новой поляне, впечатляло не менее. Их отец вдохновенно рубился с каким-то незнакомым дядькой… и штук пять елок вокруг себя они уже успели свалить. В одно мгновенье юные Ода сгруппировались в тройки – метатель снежков и два подающих с снеголепами - и по взмаху сосновой ветки град снежков обрушился на Катакуру Кодзюро. И в Оду Нобунагу тоже немного попало. Ну, чисто случайно. В переменившейся обстановке Демон-Повелитель сориентировался первым. - Отставить драться! – рявкнул он. – Всем прекратить драться, вашу мать, - возвысил он голос, - несомненно, обрадует ваша храбрость и решительность, большинство ваших матерей, когда они вернуться из Киото после праздников; но вот что их не обрадует точно – это что некоторые из вас отправились в лес без варежек! В продолжении этой тирады Ода Нобунага успел протереть и убрать в ножны оружие, переобнимать всех повисших на нем и счастливо визжавших детей, поправить всем шапки, шарфы, варежки, у кого были, и утереть покрасневшие носы, кому требовалось. После чего обернулся ко второй паре поединщиков, которые в ходе схватки тоже успели прикатиться сюда и сейчас тяжело дышали, опираясь каждый на свое оружие, временно приостановив бой ради того, чтобы полюбоваться семейным шоу: - А, Мицухидэ, и ты тут, - и вместо приветствия отвесил тому подзатыльник. - Ну и драка была, - уважительно признал Катакура Кодзюро. Нижняя задняя часть его пальто была теперь располосована на длинные симметричные полосы, еще больше напоминая распущенный павлиний хвост. А верхняя – облеплена снегом. - А ты ничего так, - уважительно признал Масамунэ, с интересом оглядывая своего недавнего противника. - Не скажу, чтобы я не получил удовольствия, - Акэчи Мицухидэ злорадно усмехнулся. Но облизываться, как втайне надеялся Датэ, все же не стал. – И не скажу, чтобы я не желал получить его снова. - Кто как, а мы выдвигаемся прямо сейчас, - вернул всех к действительности глава клана Ода. – Уже вот-вот стемнеет, пора поспешить, если мы хотим добраться хоть куда-нибудь. - А куда направитесь? – спросил у него Датэ. - В Касугаяму. Все равно больше никуда до темноты не успеем. Там, конечно, Уэсуги Кэншин, и черт его знает, обрадуется он нам или не очень… - Нобунага пожал ошиповаными плечами, - но если что, - он глянул на детей и многозначительно им подмигнул, - ничего он нам не сделает. - Потому что мы банда! – хором грянули дети. *** К тому времени, как вся честная компания – самых младших детей усадили на лодашеснегоходы, что существенно ускорило продвижение – добралась до главных ворот замка Уэсуги Кэншина, уже совсем стемнело, на небо, разделавшись с остатками снеговых туч, вышла луна, а в замке зажглись огни в окнах. Впрочем, ворота почему-то закрыты до сих пор не были, не иначе, в связи с экстраординарными сегодняшними событиями. Какими именно, компания наша ни малейшего понятия не имела – но что события, развернувшиеся тут, были экстраординарными, это к онмёдзи не ходи. Тут прямо-таки пахло экстраординарностью, как из-под новогодней сосны – мандаринами. Впрочем, одно событие разворачивалось прямо сейчас у них перед глазами. Сарутоби Саскэ, в зимнем камуфляже, стоя у ворот, азартно переругивался со стражей и доказывал, что ему надо немедленно предъявить его господину его добычу. - Это мы-то добыча? - Да это мы требуем, чтобы ты немедленно проводил нас к своему господину, чтобы потребовать у него, чтобы он немедленно организовал поиски! – на два голоса столь же азартно скандалила добыча. Одна щека у отважного шиноби была пунцово-красная, что заставляло предположить, что заряд соли задел-таки цель по касательной. На другой – красовались пять отменных кровавых борозд, по расположению точно соответствующих размерам нежной ручки Оити-но-ката. Неизвестно, чем бы кончилось дело – но в этот момент в воротах появился хозяин замка. В сопровождении Такэды Шингэна. - Юки-онна! – радостно взвизгнули двадцать пять детских голосов. Одежда на обоих полководцах уже была в полном комплекте, но судя по их довольным рожам и переглядкам – явление это было временное. И даже кратковременное. - Даже не знаю, хватит ли у меня в замке еды на такое количество гостей, - с некоторым сомнением произнес Уэсуги Кэншин. - У нас мешок с конфетами есть, - напомнил возникший невесть откуда и когда Иэясу. – Оджи-сан приходил и оставил, сказал, дети Ода будут встречать Новый год именно здесь. *** В Беседке Мечтаний на почетном хозяйском месте восседали рядом Уэсуги Кэншин и Такэда Шингэн. Причем восседали они, обнявшись. Главный зал пребывал в разгромленном состоянии, в нем не то что к ремонту, но даже к уборке еще и не приступали. Поэтому новогодний банкет пришлось устроить в беседке. Впрочем, из беседки вымели снег, поставили жаровни с углями, разложили толстые подушки для сидения, всем желающим выдали пледы с рукавами и теплые носки, так что сидеть там оказалось вполне уютно. На удивление, там поместились все, кроме Хонды. Хонда не прошел по высоте. Поэтому он пристроился рядом снаружи. Хонда был полностью отремонтирован, отмыт и отполирован до блеска, смазан до полной бесшумности движений и украшен нарядной новогодней аэрографией с изображением сосны, бамбука и мандаринов. Осэти-рёри в связи со всеми событиями скомпоновать не успели, поэтому новогоднее угощение просто вывалили горою на сдвинутые столы, чтобы каждый пододвигался и нагребал себе на тарелку, что кому нравится. Тут же стояли в плетеных корзинах и бутыли с саке, а для непьющих на одной из жаровен кипятился, тонко посвистывая, большой чайник. Касуга и Иэясу сидели в уголочке, укрыв колени одним на двоих пледом, и о чем-то оживленно беседовали вполголоса; до слушателей изредка долетали названия каких-то растений. Впрочем, нагребать себе еды в тарелки они за разговором тоже не забывали. Датэ Масамунэ, устроившийся на краю, свесив ноги, время от времени восклицал: - Какой чарующий вид! Что может быть лучше заснеженного зимнего пейзажа? – причем на этот раз достаточно искренне. Сидящий рядом Акэчи Мицухидэ каждый раз разворачивал его к себе ухом и в это самое ухо сообщал, что, по его мнению, может быть лучше. Что самое удивительное, Одноглазый Дракон с такой эстетической трактовкой вполне соглашался. До следующего раза. - Обрею голову. Вот честное слово, обрею – не могу я на это смотреть! – жаловался уже изрядно подвыпивший Юкимура тоже не очень трезвому Катакуре. - Очень тебя понимаю, - соглашался Катакура. – Сам смотреть не могу. Выпьем! - Выпьем! Вот ты меня понимаешь, - осушив очередную чашку (до полководческих масштабов своего соперника Санада Юкимура еще не дорос, но чашечками определенно было не заполнить его разбитого сердца) саке, Юкимура внезапно задумался – и отрицательно покачал свой все еще лохматою головой. – Нет, не буду. Ему же, получается, лысые нравятся. Знал бы раньше – тогда другое дело. А теперь уже – нет, не буду я его смущать и мешать его счастью в личной жизни. Выпьем! - Выпьем! Очень правильное решен-ик-е! – Катакура Кодзюро задумался тоже… и пришел к логичному выводу, что наливать саке в чашку – совершенно излишняя трата сил, все равно же оно сразу же из этой чашки перельется в другое место, а именно в рот. Выпивший Катакура Кодзюро становился на диво логичен. – Мой вот тоже такой же. Как увидит какого симпатичного парня – хвост трубой, месяц во лбу заблестел, и помчался. Мне, между прочим, с ним даже в баню уже ходить стыдно! На нем же живого места нет, все руки и бедра в шрамах, и ведь не боевых – любовных. И ни одного моего! Выпьем. - Выпьем. И что он только в нем нашел? - Да, что в нем нашел? Тощий, белёсый – не мужик, а сосулька. - Точно! Не мужик, а сосулька. Стой, нет. Ты не путай! – Юкимура многозначительно погрозил собеседнику пальцем. И попал ему этим самым пальцем по носу. – Это у моего не мужик, а сосулька. А у твоего – не мужик, а дайкон. - Мужик-дайкон! – Катакура от смеха свалился на пол. Попутно свалив и Юкимуру – прямо в близкое по названию вещество. Юкимура сидел ближе к краю. После чего Юкимуру долго отряхивали от снега, после чего снова поили друг друга саке - для сугрева… Нохимэ энергично жевала лопух и запивала его чаем по-Одовски. Чай по-Одовски, если кому не известно, примерно соответствует известному всем чаю по-адмиральски, с той только разницей, что чай в состав входит зеленый, а вместо еще не изобретенного коньяка используется саке. Оичи, сидевшая рядом с ней, время от времени подтягивала на золовке плед, а то принималась заново растирать ей ноги и спрашивала, согрелись ли, и шепотом выговаривала, как это неразумно – отправляться зимою в лес в кимоно с декольте. Нохимэ ворчала, что всё это сплошь фигня, и подливала ей чаю по-Одовски, с каждым разом делая его все более и более Одовским. Юные Ода, а также Адзаи, облопавшиеся сладостями, осоловевшие от еды, горячего чая и впечатлений, рассыпались по беседке неровными кучками. Те, кого еще не сморил сон после всех сегодняшних приключений, скучились в основном возле Хонды. Они окончательно идентифицировали хозяина замка как Юки-онну, и теперь совместными усилиями составляли для Такэды инструкцию, как с ней (то есть с ним) обращаться. Записывать самим им было неохота, поскольку каникулы, а Хонде, чтобы записать, потребовалась бы кисть размером с метлу; но, по счастью, у Хонды нашелся встроенный регистратор. Первым пунктом в инструкции значилось: «Не мыть в горячей воде». Мори Ранмару, сменивший свой беличий кигуруми на более подобающий самураю наряд, увлеченно лущил земляные орехи и подсовывал их своему господину (чуть более половины). Князь Тьмы и его косё полностью сходились во вкусах относительно этой новинки из Нового Света. Тихо посвистывал чайник, в саду с веток туи с шорохом осыпался снег, и зеленые ветки закачались в рыжеватом полукружии света на белом снегу. - Никогда раньше даже не мог и представить, - задумчиво проговорил Уэсуги, - что когда-нибудь в моем доме будет столько детей – и мне это будет приятно. - Усыновим, - немедленно внес конструктивное предложение Такэда. - Обычным способом заводить веселее, - тотчас влез в разговор никем не спрошенный Нобунага. Поймав укоризненный взгляд скромника Уэсуги и гневный – ревнивца Такэды, пожал плечами и досказал, - впрочем, усыновлять – тоже неплохо. Я так и так пробовал, так что можете мне поверить. Кстати, - он придвинулся поближе к хозяину дома, - давно хотел спросить, Усаги-доно… - Уэсуги, - сдержанно поправил его Уэсуги. - Да? – удивился Нобунага. – А уши себе из платка навертел точно заячьи. Уэсуги поспешно сунул гостю бутерброд, пока тот не ляпнул еще какую-нибудь бестактность. Нобунага бутерброд сжевал. И с удовольствием констатировал: - Вещь! С васаби? - И соленым огурцом, - подтвердил Уэсуги. – Я рецепт доработал. - А вот еще отличная штука – пирожки с маринованным имбирем, - с энтузиазмом продолжил Нобунага. Такэда ревниво зыркнул на него и рыкнул, как тигр: - Пирожки надо печь с мясом! - С мясом тоже можно, - охотно согласился Нобунага. – А вы кого на пирожки ловите? Мне Иэясу как-то журавля поймал, но то ли он готовить их не умеет, то ли журавли в пирожки не годятся – чего-то они жесткие вышли, еле сжевали. - Можно попробовать из черепахи, - заинтересовался вопросом Уэсуги. - Да ну вас обоих, символисты чертовы! – припечатал Такэда. – Как на охоту не ходите, ей-ками. Кабана надо, или оленя. Из этой вашей мелочи сколько их напечешь? На один присест, и то если не сильно проголодался. Багряные угли рдели в жаровнях, постепенно подергиваясь беловатым пеплом, точно и они тоже заснежились. Время от времени кто-нибудь поднимался пошуровать в них, и угли рассыпались с треском и искрами и снова вспыхивали празднично-алым. - Хорошо сидим… - вполголоса проговорил Иэясу. – И чего, спрашивается, было драться? - И то верно, - тотчас откликнулся Нобунага. – Совершенно идиотское занятие! - И кто бы говорил, - громогласно хмыкнул Такэда. – Князь, который только тем и занимается, что пытается разгромить всех вокруг поодиночке. - А что ж мне делать, если вы все только тем и занимаетесь, что против меня коалиции создаете? – неожиданно мирно возразил Нобунага. – Чаем вас, что ли, поить? - Так ты ж ведь хочешь захватить всю Японию, разве нет? – в свою очередь спросил Уэсуги. - Хочу, чего ж нет, - согласился Ода. – Но если получится ее объединить без драки – так даже еще лучше будет. Уэсуги на минуту задумался. - Некоторый, хотя пока еще и небольшой, опыт мирного взаимодействия у нас уже есть, - наконец заговорил он. – И лично меня он, я бы сказал… - Удовлетворяет, - твердо сказал Такэда. - Удовлетворяет, - твердо сказал Уэсуги. Хотя и чуточку порозовел. - Если вы и вправду драться не хотите – так мне это тоже подходит, - изложил свою позицию Тигр из Каи. И подмигнул Кэншину. – У меня тут дела поинтереснее образовались. - Э нет, парни! – загремел на всю беседку молодой голос Дракона из Осю. – Если не драться – это не интересно! Хотя, - Датэ тоже ненадолго задумался, - по идее, драться можно и в додзё… Слууушайте… так ведь если не надо будет ходить в походы, это ж сколько времени освободится! Если у меня будет время – я такую школу боевых искусств у себя в Осю открою! Со всей Японии народ собираться будет. Письма от абитуриентов в почтовый ящик не влезут, почтальон просто будет сгружать мешки рядом на землю. - Только вот у нас в Осю нет почтальонов, - попытался охладить пыл своего господина Катакура. - Вот как раз и заведем! – не охладился Датэ. - Если это получится… - Оити обратила к своему брату глаза, полные слез, и прижала к груди свои прекрасные руки. Ненадолго оторвав их от не менее прекрасных ножек принцессы Но. – Несчастная Оити тогда больше не будет такой несчастной. - А чего все на меня смотрят? Если что, я только за! – темпераментно подключилась к обсуждению Но. – А то мне уже осточертело гоняться по всей Японии за твоими врагами. Ладно бы еще за своими! - Итак, - Ода Нобунага поднялся на ноги и воздел руку, призывая к вниманию. – Кланы Ода, Уэсуги, Такэда, Токугава, Датэ, а также, - он кинул взгляд в сторону женщин, - Адзаи и Сайто, которые по такому случаю признают тоже существующими, при поддержке и одобрении своих вассалов создают Нерушимый Союз Свободных Провинций и обязуются не воевать друг с другом, торговать на принципах свободной конкуренции и отсутствия таможенных ограничений и пошлин, строить, поддерживать в надлежащем состоянии и своевременно подметать мосты и дороги, по взаимному согласованию принимать в свой союз тех, кто пожелает вступить в него на тех же условиях, и совместно фигачить всех, кто будет мешать нам в нашем великом деле. Все согласны? - Согласны! - провозгласили дайме А их вассалы нестройным хором произнесли: - Хай. - Не слышу энтузиазма! – в один голос рявкнули Такэда и Ода и отвесили по подзатыльнику каждый своему. То есть Санаде Юкимуре и Акэти Мицухидэ соответственно. - Хай! – с энтузиазмом грянули вассалы. - Это надо обмыть, - сказал Уэсуги. - Так ты ж вроде бросил, - удивился Ода. - Бросил, - согласился Уэсуги. – И это надо обмыть тоже! В восточной стороне сада, за заснеженными кустами, за ветками слив, усыпанными розовыми бутонами, расцветал розовый зимний рассвет – первый рассвет наступившего года и первый рассвет наступающей новой эпохи. - И все-таки вышла фигня, - раздался в благоговейной тишине голос Оды Нобунаги. – Год Обезьяны встречаем – а ни одной обезьяны нет. Даже Кейджи со свой макакой куда-то запропастился. - Почему нет? – Сарутоби Саскэ свесился с края крыши. – Я есть. И в доказательство по-обезьяньи цапнул из Одовской тарелки хурму. Ода не без подозрительности глянул на ниндзя… сложил в уме два и два (хотя, пожалуй, скорее вычел) – и просветлел: - Тогда порядок. Выпьем! После еще нескольких кругов возлияний Уэсуги подозвал к себе Касугу. - Мой пре…- заметив краем глаза, как начинает багроветь рожа Такэды, Уэсуги быстро поправился, - …данный ниндзя, у меня для тебя новогодний подарок. Кстати, меня на эту мысль навел Такэ… то есть Иэясу-сан, за что ему большое спасибо. Держи. И он торжественно вручил зардевшейся куноичи меховое дзинбаори, отличавшееся от обычных тем, что оно не только глубоко запахивалось, но даже и застегивалось на два ряда пуговиц, так что на то место, где у куноичской одежды располагался глубокий вырез, приходилось сразу два слоя теплого меха, и меховые же башмаки. - Мой… господин… спасибо вам, ваш подарок – огромная честь для меня, я не смела о таком и мечтать… но, - Касуга решительно отставила меховые башмаки обратно, - носить такое мне не по чину. - Тьфу ты, точно же, - с досадою признал Уэсуги. – Этот момент я упустил. Но это недолго исправить. За верную службу произвожу тебя в генералы с доходом в тридцать две тысячи коку. - Ах! Мой господин! Спасибо! Рада стараться! Касуга прижала подарки к груди – и от избытка чувств взлетала вверх на крышу и привычно умчалась неизвестно куда. Но перед этим все-таки надела дзинбаори и башмаки. Что свидетельствовало об изрядном прогрессе. - Но, Ичи, - Нобунага развернулся к своему семейству, точнее, к той его части, которую пока еще не одолели сладкие новогодние сны, - у меня для вас тоже подарки есть. Я за ними тогда и ходил, хорошо, что забыл выложить. Это тебе, - он вытащил из рукава и торжественно вручил супруге непонятную штуковину, больше всего похожую на какое-то экзотическое оружие: веер металлически трубок, припаянных на металлическое же полукружие, и еще какие-то хитрые детали. – Карманная многоствольная пушка. Чтоб тебе без конца заряжать не приходилось. А это тебе, - сестре он протянул, достав из другого рукава, толстенную книжищу, - «Антология самых грустных стихов всех времен и народов». Ранмару, а тебе я санки купил. Только они в Гифу остались. Замок Канеяма взамен подойдет? Мори Ранмару почтительно поклонился своему господину и дрогнувшим голосом поблагодарил за оказанную честь, все как полагалось… но вот дальше – вместо того, чтобы подняться и радостно приняться эту самую честь обмывать, он опустил голову еще ниже и голосом уже совсем дрожащим, точно к горлу у него подступали слезы, пробормотал: - Мой господин… простите меня… я недостоин… я виноват перед вами, но я не хочу начинать новый год с обмана! - Какая тебя муха укусила? – изумился Нобунага. – Или ты ее? Ранмару вытащил из-за пазухи несколько рисовых кругляшей, после всех недавних перипетий уже изрядно измявшихся, и шмыгнул носом: - Вот. Это новогодние моти с кухни из замка Гифу. Я их стащил. Потому что узнал… мне сказали, что они заговорены на удачу в любви. Ода Нобунага расхохотался. Фиксируй этот момент для истории составители гунки, или хотя бы обычных хроник, они бы непременно сообщили, что Демон-повелитель и т.д. разразился, соответственно своему статусу, демоническим хохотом. Но хроникеров там не было, а истина, как обычно, проста: Ода Нобунага заржал, как конь. Отсмеявшись, он наконец сумел выговорить: - Да на кой они тебе? В кого такого ты умудрился влюбиться, что этой чудачке такой красавчик, как ты, не по вкусу пришелся? - Вот видите… - скорбно вздохнул Ранмару. – Вот и доказательство, что они нужны. Я так стараюсь, так стараюсь… даже сейчас вам изо всех сил намекаю – а вы так ничего и не замечаете! - Ты… стой, погоди… - Нобунага ошалело вылупился на своего косё. – Ты что, хочешь сказать?.. Стоп. Ранмару, ты, конечно, ничего так… в смысле, симпатичный… в смысле, очень красивый мальчик, и служишь мне лучше, чем кто бы то ни было – но ты же маленький! - Ничего я не маленький, - огрызнулся Ранмару. – Мне уже шестнадцать исполнилось! - Когда? – поразился Нобунага. - А вы, между прочим, меня даже с днем рождения не поздравили! - Это когда было? Где я тогда был? – Нобунага почесал в затылке. – Энряку-дзи, что ли, жег? - На сумо ты ходил, - не без злорадства подсказала Но. - И напомнить тебе, какую идиотскую ты для этого сочинил кричалку? Хотя нет, пожалуй, не стоит, дети, кажется, еще не очень крепко спят. - Зато наши выиграли! – не сдался Нобунага. Новым взглядом он оглядел своего косё: ладную юношескую фигурку, кавайную мордочку и огромные, готовые вот-вот наполниться слезами глаза. – Значит, шестнадцать тебе исполнилось… - задумчиво повторил он. И вдруг, подхватив счастливо охнувшего парня на руки, бросил «продолжайте без меня!» - и умчался прочь. - Даааа… - выразил всеобщее мнение Саскэ. И, соскочив наконец с крыши, с удовольствием устроился на еще теплом демон-повелительском месте. Там на столике как раз оставалась хорошая такая кучка конфет. – Но с чего малец это взял-то вообще? - Это я ему сказал, - внезапно подал голос Мицухидэ. – Всё это устроил я, - продолжал он. – Это я наболтал Хидэёси, что видел направляющихся к его дому кредиторов, и что слышал, как те говорили про счет за двадцать кимоно, и что если хозяина не будет дома, придется обратиться к его жене. - Хидэёси купил жене двадцать кимоно? – аж присвистнула Но. - Не жене. В том-то и суть! - с видимым удовольствием объяснил Мицухидэ. – Я застращал Тошиэ, как разгневается наш господин, узнав, что обезьяна сбежала – и подсказал, в каком направлении. Вот только направление указал прямо противоположное, чтобы Тошиэ точно не успел его найти и вернуться до Нового года. Я намекнул Токугаве-доно, что дети нашего господина разуверились в Оджи-сане – потому что знал, что непременно решит это исправить. И в итоге весь Новый год будет развлекать детей. И я же сказал Ранмару про заговоренные моти. В расчете, что он попытается их стащить, что выльется в грандиозный скандал, что, в свою очередь, приведет к тому, что ему придется скрываться. Таким образом я устранил всех возможных претендентов… а в покоях госпожи Но наш господин все равно давно уже не ночует. - Прекрасный расчет, - выдал экспертное заключение Сарутоби. – Но зачем тебе это надо-то было? И тут, к удивлению всех присутствующих, Акэчи Мицухидэ покраснел. Зрелище редкое, как пальмы на Хоккайдо – и столь же впечатляющее. - Зачем, зачем… - неохотно пробурчал он. – Какая разница, зачем. Всё равно теперь уже больше не надо! – и демонстративно притиснул к себе Масамунэ. - Понял, - понятливо подтвердил Дракон. И, немедленно подхватив на руки засмущавшегося интригана, решительно устремился прочь. Спустя некоторое время Шингэн и Кэншин, синхронно поднявшись на ноги (и несколько покачнувшись при этом), синхронно заявили, что они идут спать. И удалились в обнимку. К этому времени Катакура с Юкимурой тоже уже куда-то удались (хотя, может, и увалились) в обнимку. Женщин тоже давно уже не было видно – зато из глубины сада слышались выстрелы и взрыва заливистого смеха. Похоже, они там опробовали подарки: палили из подарка Но по подарку Оити. Причем постепенно выстрелы становились все реже, смех – все заливистее, и к нему начали все чаще присоединяться звуки, подозрительно похожие на поцелуи. Саскэ, дожевав мандарин и педантично сгрызя все корочки, окинул взглядом почти опустевшую беседку и решительно пересел ближе к Хонде. - Похоже, все разделились по парочкам, только мы вдвоем и остались. Как думаешь? - В принципе, я не против, - прогудел в ответ Хонда. – Правда, я не уверен, насколько это разумно и насколько это возможно. - Насчет разумно я тоже не уверен, - честно признался Саскэ. – Но когда и делать глупости, как не в день Нового года? Для разумных поступков и других дней хватает. А вот насколько возможно… я, конечно, не инженер, но я тебе гарантирую, что настоящего шиноби ни сложными механизмами, ни большими размерами не напугаешь! По итогам дальнейшего короткого, но результативного обсуждения Хонда Тадакацу также удалился по свежему снегу, увозя на себе Сарутоби Саскэ. Токугава Иэясу, оставшийся в беседке последним (детей тоже уже по приказу хозяина дома унесли спать в более теплое и подходящее для спанья место), проводил их удовлетворенным взглядом. И тоже поднялся. Касуга (еще до того, как ускакала по крышам) твердо обещала ему, что дверь в свою комнату запирать сегодня не будет. На полу возле Нобунаговского столика валялись забытые моти. Полы были точно чистые, в беседке к Новому году убирались, Иэясу сам это проконтролировал. Так что моти он подобрал. И съел их по дороге. Не пропадать же добру!