These Things Stay the Same

      Медленно набирая скорость, поезд тронулся с места. Стук колёс по рельсам сливался в один сплошной непрекращающийся грохот. Вэй Усянь поправил на плече огромную дорожную сумку и двинулся в следующий вагон в поисках хорошего места. Поезд был переполнен, и А-Юань, прижимаясь к нему сильнее, прятал лицо на его плече. В три с половиной дети считались уже слишком большими, чтобы носить их на руках, но после того, что А-Юаню довелось испытать в своей жизни, Вэй Усянь не хотел отказывать ему в подобном утешении. И всё же, уставшие руки были бы очень благодарны подходящему свободному месту.       Следующий вагон тоже был полон, пустовали только одиночные места. Да, жизнь Вэй Усяня очень странно изменилась за последние два месяца. Раньше ему приходилось путешествовать с куда меньшим комфортом, чем на отдельном одиночном сидении. Как журналисту, мотающемуся по самым отдалённым уголкам как страны, так и мира, ему приходилось путешествовать грузовиками, рыбацкими лодками, пешком и даже однажды на осле. За те тринадцать лет с момента, как он закончил колледж и решил, что степень по химии — это не совсем то, чего он хотел от жизни, Вэй Усянь прошёл через пожары, войны и наводнения. И в эти годы он не нуждался ни в чём, кроме ноутбука, рюкзака со сменной одеждой и кусочка мыла.       Но теперь у Вэй Усяня был А-Юань и, как итог, не только огромная дорожная сумка, но и второй чемодан в багажном вагоне. И Вэй Усянь даже не был уверен, кто удивится больше, когда он объявится дома с ребёнком: его семья или Лань Ванцзи. Много лет назад, когда Вэй Усянь только уехал, Лань Ванцзи оказался единственным, кто не удивился и не разочаровался в нём. Вот только Вэй Усянь не мог понять, значило ли это, что Лань Ванцзи так же не удивится его возвращению. Но даже крайне невозмутимый Лань Ванцзи, конечно же, никак не сможет ожидать, что он вернётся с ребёнком, верно?       Честно говоря, Вэй Усянь не собирался уезжать так надолго. Он получил степень, которой дядя Цзян мог бы гордиться. Из благодарности дяде, который подарил ему семью, когда он ещё ребёнком оказался совсем один, Вэй Усянь и пытался жить правильно, следуя примеру Цзян Чэна. Но когда всё дошло до поисков работы и перспектив провести всю жизнь в стенах лаборатории, он внезапно понял, что не сможет так. Не сможет провести следующие десять лет, соревнуясь с Цзян Чэном, не сможет прожить жизнь, постоянно пытаясь его не затмить, чтобы потом им обоим не приходилось выслушивать язвительные комментарии мадам Юй. Не мог вынести мыслей обо всей этой рутине.       Вэй Усянь уехал без предупреждения и сообщил о своём решении семье и друзьям уже потом. Цзян Чэн и мадам Юй были в ярости, дядя Цзян и Цзян Яньли расстроились, все его друзья были в шоке, и лишь Лань Ванцзи воспринял новость со свойственным ему спокойствием. Пока все остальные без конца ругали его, только он один попросил его быть осторожнее. И продолжал повторять это снова и снова в последующие годы, даже если им обоим было предельно ясно, что вся деятельность Вэй Усяня буквально и была построена на риске.       Он даже не думал о том, чтобы стать журналистом, когда только ушёл из дома. У него вообще тогда не было планов на жизнь — он просто знал, что должен уйти. Поначалу он бродил то тут, то там, живя на накопленные деньги и всё, что мог заработать, выполняя странные поручения. Он продолжал встречаться с новыми людьми, но редко связывался с теми, кого оставил дома, посвятив себя новому и неизведанному, совсем не желая думать о том, что оставил позади. Вокруг было столько интересных людей, куда бы он ни отправился, и его память была переполнена их историями.       Вэй Усяню было не с кем этими историями поделиться, и он начал их записывать. Писал длинные письма, которые никогда не отправлял, — все адресованные Лань Ванцзи. И он понимал, что история оказывалась действительно стоящей, когда мог представить реакцию Лань Ванцзи на неё, а ведь Лань Ванцзи был всегда очень избирателен в своих реакциях. Пока остальные рано или поздно уставали от болтовни Вэй Усяня, Лань Ванцзи оставался самым чудесным слушателем, которого он когда-либо знал. Тот слушал его даже до того, как они стали друзьями, и теперь, спустя долгие годы дружбы, Вэй Усянь находил утешение, представляя, как Лань Ванцзи реагирует на его открытия.       Было что-то смущающее в количестве этих писем, сохранённых в памяти его старого ноутбука и не отправленных. Он не мог отослать Лань Ванцзи так много. Это было бы чересчур даже для звания лучшего друга. Но иногда Вэй Усянь копировал из них лучшие части и отправлял в редких электронных письмах, которыми они обменивались.       Это всё так бы и осталось черновиками, погребёнными в памяти его компьютера навсегда, видимыми только Вэй Усяню и его воображаемой версии Лань Ванцзи, если бы на крохотную прибрежную деревушку, в которой Вэй Усянь тогда остановился, не обрушился тайфун. Бушующие воды поглотили окрестности, по которым он только недавно гулял. Женщина, у которой он снимал комнату, затащила его в свою лодку, и вдвоём они провели долгую ночь, пытаясь переправить людей в безопасное место. Вода не уходила три дня, а когда наконец отступила, стало ясно, что деревушка оказалась практически разрушенной. Власти, казалось, даже ничего и не заметили, об этом не написали в газетах, все лишь с облегчением вздыхали, что более крупные города практически не пострадали. Письма, которые Вэй Усянь писал Лань Ванцзи в те дни, были наполнены гневом и скорбью.       Вэй Усянь помогал людям как мог. На четвёртый день наконец объявилась какая-то некоммерческая организация, и у них появились доктора и питьевая вода. Прибывшие загрузили Вэй Усяня работой, словно он был одним из их волонтёров, и он охотно за неё взялся, пытаясь вселить надежду в выживших и остальных добровольцев, предложивших помощь, своей яркой улыбкой. Но тем же вечером, разговаривая с главным врачом, которая при любой ситуации сохраняла спокойствие, так напоминающее ему о Лань Ванцзи, он не скрывал своего раздражения из-за того, как мало внимания уделяли власти этому бедствию.       Врач посмотрела на него так же невозмутимо, как и всегда, и сказала:       — Если хочешь, чтобы люди о чём-то узнали, придётся найти способ им об этом рассказать.       Её слова эхом звучали в голове Вэй Усяня. И уже после того, как женщина ушла спать, он перечитал черновики писем, в которых писал о наводнении и стойкости местных жителей, смешанной с отчаяньем. А потом провёл всю ночь, объединяя их и выделяя самые важные моменты, пока результат не превратился в статью. Оставалось только найти кого-то, кто её опубликует.       Вэй Усянь был везучим. Ему повезло, что дядя Цзян когда-то взял его под опеку. Повезло, что из-за этого он мог воспользоваться его именем и связями. Вэй Усяню повезло даже ещё больше, потому что всё словно так и должно было случиться. В тот же момент, когда имя Вэй Усяня всплыло по журналистским каналам, один из авторов не мог вписаться в сроки сдачи, и статью Вэй Усяня опубликовали в одном из онлайн изданий вместо того материала. Издание было приятно обрадовано откликом, который статья получила от читателей, и сообщило Вэй Усяню, что они с удовольствием опубликуют и другие его статьи, если он продолжит в том же духе.       Вдруг путешествия Вэй Усяня перестали быть бесцельными — он стал журналистом, пишущим о таких уголках мира, которые большинство никогда и не посещало, и проблемах, о которых большинство никогда даже и не задумывалось. Вместо того чтобы сидеть и ждать, пока беды сами найдут его, Вэй Усянь отправлялся туда, откуда до него доходили слухи о событиях, которые стоило бы осветить. Сначала в пределах страны, а потом всё дальше и дальше за её границы. Куда бы Вэй Усянь ни пошёл, какую проблему или бедствие ни описывал, он всегда старался отразить в своей статье человечность в самой сути, делая упор на людских судьбах. Годы шли, репутация Вэй Усяня росла, и уже более влиятельные издания начали связываться с ним по поводу публикаций. Так он и стал постоянным корреспондентом пары крупнейших изданий страны. Так у Вэй Усяня появилась платформа, с которой он мог привлекать внимание к проблемам, которые в этом внимании нуждались. Но даже тогда, уже считаясь уважаемым журналистом, он всегда начинал статью с написания письма Лань Ванцзи.       Это была замечательная профессия во многих отношениях. Было не скучно, всегда можно было столкнуться с новым опытом, стать свидетелем неожиданных событий, в отличие от рутинной работы его брата или Лань Ванцзи, вынужденного заниматься семейным бизнесом. Вэй Усяню эта профессия нравилась. Ему вечно не сиделось на месте, его мысли вечно бежали вперёд, и с этой работой он наконец почувствовал, что жизнь его обрела подходящую ему динамику.       Что важнее, в хорошие дни Вэй Усянь чувствовал, что совершает что-то значимое, словно он помогает людям рассказать их истории, направляет внимание общественности туда, где оно было необходимо. Но были и плохие дни. Дни, когда Вэй Усянь видел слишком многое: слишком много смертей, слишком много боли. Дни, когда он сомневался, действительно ли он помогает хоть немного. В такие моменты репутация, которую он сам создал, казалась ему построенной на чужой крови, а каждый чек об оплате — подписанным чужими страданиями. Письма, которые он писал в эти дни, никогда не превращались в статьи, но, каким-то образом, они всё равно помогали, стоило только представить спокойный ответ Лань Ванцзи на его отчаяние. Вэй Усянь собирался продолжать писать свои статьи до тех пор, пока он мог, проснувшись утром, помочь ещё кому-нибудь, задокументировать ещё чьи-нибудь попытки восстановить свои жизни после чудовищных бедствий.       Это была прекрасная работа, и хоть большую часть времени Вэй Усянь осознавал её важность, именно она всё-таки и держала его вдали от дома. Первое время это казалось привлекательным, но годы шли, и Вэй Усянь начинал скучать по своей прошлой жизни всё больше, слишком глубоко погружаясь в чужие. Цзян Чэн получил повышение, его школьные друзья начали повально жениться и обзаводиться детишками, а ещё он замечал, как с каждым новым разговором дядя Цзян и мадам Юй старели всё больше. Но хуже всего было то, что Цзян Яньли всё-таки вышла за Цзинь Цзысюаня, и Вэй Усянь пропустил её свадьбу. Нет, он собирался приехать, но на границе, где он провёл последние три месяца, ожидая либо начала боевых действий, либо всё-таки заключения мира, начали стрелять. Пересечь границу было невозможно, как бы он этого ни хотел. И он задумался тогда, а не пропустил ли он слишком многое, и стоило ли всё, чем он занимался, того, чтобы оставаться в стороне, когда жизни всех, кого он знал, менялись так сильно.       Из всех людей, которых он оставил позади, жизнь Лань Ванцзи, казалось, изменилась меньше всего. Тот всегда был оплотом стабильности ещё со времён старшей школы. Но жизнь Лань Ванцзи, возможно, только казалась ему неизменной, ведь они виделись довольно часто. Лань Ванцзи чаще, чем кто-либо другой, навещал его в самых разных отдалённых уголках мира, куда забрасывала Вэй Усяня жизнь. Остальным было сложно встречаться с ним, потому что он и сам порой не знал, где окажется в следующий момент. Для Цзян Чэна и Цзян Яньли это и вовсе было практически нереально, ведь им нужно было брать отпуск, а у Цзян Яньли вообще был муж, под которого нужно было подстраиваться. Ну, а Лань Ванцзи занимался семейным делом и был сам себе начальником, что было огромным преимуществом. Если Вэй Усянь говорил ему, что пробудет в какой-то местности больше пары недель, тот в большинстве случаев приезжал с ним увидеться.       Но порой места, которые посещал Вэй Усянь, были слишком опасными, чтобы даже подумать о том, чтобы приглашать туда Лань Ванцзи. Одно дело, когда Вэй Усянь рисковал собственной жизнью, но если из-за него пострадал бы Лань Ванцзи, он этого бы не вынес. Каждый раз, оказываясь в подобных местах, Вэй Усянь говорил Лань Ванцзи, что не пробудет там долго. Этим он убивал сразу двух зайцев — Лань Ванцзи волновался меньше, а Вэй Усянь мог быть уверен, что тот не начнёт планировать поездку. Хотя он предполагал, что Лань Ванцзи, возможно, уже давно раскусил эту его хитрость, но всё равно продолжал постоянно ему подыгрывать.       Но, как бы то ни было, Вэй Усянь любил видеться с Лань Ванцзи, когда выпадал шанс. Ему нравилось ощущать его присутствие рядом, нравилось рассказывать тому все те истории, которыми он мог до этого делиться только в своём воображении. Память об этих встречах ещё долгое время потом поддерживала его в тяжёлые дни, помогая отогнать растущую тоску по дому.       Но даже в эти периодические моменты слабости, Вэй Усянь не собирался бросать свою карьеру, как и не собирался начинать её когда-то. Это просто однажды случилось. Всё закончилось так же внезапно, как когда-то началось.       В день, когда всё изменилось (хотя тогда он ещё не мог этого знать), он впервые за долгие месяцы вернулся в страну, чтобы посетить развалины того, что ещё два дня назад, до чудовищного землетрясения, было городом. Он прилетел утром, а к полудню уже пробирался через завалы, опрашивая людей по пути к импровизированному медицинскому штабу.       Главный врач, вдохновившая в своё время Вэй Усяня заняться журналистикой, ушла на пенсию несколько лет назад, и её место заняла молодая девушка по имени Вэнь Цин. У неё не было ауры спокойствия её предшественницы, но её способности приносили людям утешение в той же мере. Вэй Усянь уже давно сумел достичь с ней взаимопонимания, и та позволяла ему опрашивать пострадавших в обмен на его помощь в качестве волонтёра. В тот день, едва он успел появиться, она протянула ему малыша со словами:       — Его зовут А-Юань. Позаботься о нём.       Вэй Усянь был не против, он любил детей, а А-Юань оказался невероятно прелестным ребёнком, всё ещё не потерявшим своего детского озорства, несмотря на царившее вокруг отчаяние. И только чуть позже, найдя минутку, чтобы перевести дух, Вэнь Цин рассказала ему, что оба родителя А-Юаня и вся его семья, как они поняли, погибли во время землетрясения. К тому моменту А-Юань уже вымотался и, прижавшись к его груди, заснул, выглядя так, словно трагедия его даже не коснулась. Возможно, именно в этот самый момент его жизнь и изменилась, но он всё ещё об этом не подозревал.       За время своей работы Вэй Усянь видел много сирот. И те всегда напоминали ему о его детстве, так что он пытался окружить их добротой и заботой, которой ему самому тогда не хватало. В конечном счете, Вэй Усянь всё равно был вынужден уезжать, а дети отправлялись к дальним родственникам или в систему. Хотел бы он иметь возможность сделать для них больше, но всё, на что он был способен, — лишь рассказать их историю и убедиться, что те получат достаточно еды и улыбок в качестве утешения. С А-Юанем должно было выйти так же.       Вэй Усянь провёл в городе неделю, и большую часть этого времени А-Юань не отлипал от него ни на секунду, разве что кроме моментов, когда Вэй Усянь отправлялся в самые опасные и нестабильные участки города или посещал то, что когда-то было спортивной площадкой, а сейчас превратилось в вызывающую ужас груду сваленных в кучу тел, продолжающую расти. Но каждый вечер они встречали одинаково — А-Юань цеплялся за его ногу или сидел у него на коленях, пока они ели. Вэй Усянь брал А-Юаня с собой опрашивать выживших в убежище и мобильном госпитале, живя надеждой, что кто-нибудь из них узнает ребёнка, но никто этого так и не сделал. А-Юань всем вокруг нравился, был словно лучом света посреди этой тьмы. Люди Вэнь Цин тоже не прекращали поисков живых родственников ребёнка или хотя бы друзей семьи, но им везло не больше, чем самому Вэй Усяню.       В конце недели Вэй Усянь должен был уехать. Он написал уже три статьи, а всего в двух днях пути от этого города бушевали лесные пожары, но он всё ещё не нашёл куда пристроить малыша. Ему пришлось извиниться перед редактором и остаться ещё на неделю, углубляясь всё дальше в город в поисках следов семьи А-Юаня.       В конце второй недели Вэй Усянь и А-Юань возвращались в лагерь после очередной неудачной попытки найти хоть кого-нибудь, проверяя на этот раз слух о возможном двоюродном брате. Они присели отдохнуть по дороге на что-то, что когда-то было крыльцом дома, но теперь осталось лишь парой ведущих в никуда ступенек, когда их обступила свора собак. Животные когда-то явно были домашними, но сейчас, после двух недель без привычных мисок корма, голод озлобил их.       Вэй Усянь, чувствуя, как бешено колотится его сердце, прижал А-Юаня к себе. Ему пришлось, учитывая специфику мест, где он бывал, научиться сохранять спокойствие, сталкиваясь с собаками. Но эта свора была так похожа на ту свору из худших дней его детства, что у него появилось ощущение, будто она явилась прямиком из его кошмаров.       Собаки наступали на них, всё ещё пытаясь решить, стоит ли напасть. А-Юань, чувствуя себя в безопасности у него на руках, вообще, казалось, не понимал угрозы, разглядывая свору с тем интересом, который горел в его глазах при взгляде практически на всё вокруг. Вэй Усянь застыл, понимая, что если они побегут, это точно спровоцирует свору напасть, и тогда А-Юань потянулся вперёд, радостно воскликнув:       — Привет, пёсики!       Каким-то чудом это словно разрушило чары, и собаки шарахнулись прочь, исчезая так же быстро, как когда-то появились. Вэй Усяню понадобилось много времени, чтобы осознать, что те ушли. Он всё ещё продолжал крепко прижимать А-Юаня к себе и опустил ребёнка на землю только после того, как тот непоседливо заёрзал у него на руках от желания вернуться к своей игре с бабочкой, которую из пластиковой бутылки сделал ему в лагере один из пострадавших. Вэй Усянь наблюдал за этой игрой до тех пор, пока бешеный стук сердца в груди не успокоился, а ноги не перестали дрожать настолько, чтобы можно было встать и добраться до лагеря.       Той ночью, когда А-Юань заснул, Вэй Усянь обдумывал свои варианты. Им не удалось разыскать семью А-Юаня, и социальные службы уже сообщили ему, что мальчик отправится в приют. Вэй Усянь помнил, каково оказаться там, особенно в таком возрасте. Понимал, что приюты и так были переполнены сиротами после землетрясения. А перед глазами у него всё стояло полное любопытства выражение лица А-Юаня, уверенность ребёнка даже при встрече с рычащими собаками. Вэй Усянь не хотел, чтобы А-Юань всего этого лишился.       В конце концов, у него не осталось выбора. Так Вэй Усянь и окунулся в бесконечную бумажную волокиту оформления временного опекунства над малышом, как этапа перед окончательным усыновлением. Дело шло медленно, раз уж правительственные здания были практически разрушены, а половина сотрудников была либо ранена, либо мертва. Несмотря на все препятствия, оставшиеся сотрудники были рады хоть чему-то хорошему во время этой трагедии, и поместили его заявку в приоритетные. Весь процесс занял пять недель. Пять недель, за которые город медленно начал меняться, многие уехали, остальные остались отстраиваться заново, а Вэй Усянь стал официальным опекуном А-Юаня.       Вэнь Цин поначалу думала, что он шутит. Она не могла понять, как можно отказаться от этой жизни — отказаться от этого адреналина, от всего хорошего, что они делали в местах подобных этому. И не могла понять, как он смог решиться на это. Вэй Усянь уже поступал так однажды — он сбежал когда-то от тихой жизни, стабильности и семьи. Но он бродил по миру уже тринадцать лет. Возможно, он просто постарел, но он соскучился по своей семье, по своим друзьям, по Лань Ванцзи. Цзян Яньли буквально вот только в прошлом месяце написала ему, что после стольких неудачных попыток у них с Цзинь Цзысюанем наконец будет ребёнок. Разве Вэй Усянь хотел пропустить ещё и это? Он сделал много хорошего за годы своей работы, но его ждало куда менее публичное «хорошее дело» — дело воспитания ребёнка. Было что-то привлекательное в том, чтобы иметь место, которое можно назвать домом, кровать, в которой можно засыпать каждую ночь. И которую можно разделить с кем-то.       Так он и оказался в этом поезде, пробираясь по вагонам с сумкой, наполненной вещами, которые могут понадобиться ребёнку во время долгого путешествия. Так он и оказался с тяжелым А-Юанем на руках, направляясь домой и пытаясь придумать, как обеспечить своему сыну хорошую жизнь. Столько всего нужно было предусмотреть. Было так много деталей, которые его совсем не волновали, когда он ночевал большую часть времени на голой земле. А ему ведь даже негде будет остановиться на первое время!       Вэй Усянь решил, что первым делом отправится прямиком к Лань Ванцзи. Тот точно должен будет знать, с чего стоит начать. Возможно, даже сможет помочь ему с ведением бюджета — это казалось чем-то полезным, организаторским, в духе Лань Ванцзи. Но что важнее, Вэй Усянь знал, что Лань Ванцзи, который тоже был сиротой, точно должен будет понять, почему он не мог оставить А-Юаня в тех развалинах, позволяя познать то чувство страха и безысходности. Как итог — Вэй Усянь ехал к Лань Ванцзи с ребёнком на руках и багажом проблем.       Вэй Усянь с облегчением заметил несколько свободных сидений в следующем вагоне. Наконец-то. Сумка оттягивала его плечо, а А-Юань на руках, казалось, становился всё тяжелее. Вэй Усянь двинулся к сидениям, готовый уже сбросить на одно из них сумку, когда вдруг услышал, как кто-то позвал его по имени.       Вэй Усянь обернулся, не уверенный, что кто-то здесь мог его знать. Они специально добрались сначала до большого города, чтобы сесть на поезд, но, насколько Вэй Усянь знал, друзей и знакомых у него здесь не было.       И он ошибся. Обернувшись, именно знакомое лицо Вэй Усянь и увидел. Очень знакомое, хотя они не виделись с самого колледжа.       — Мо Сюаньюй!       — Вэй Усянь, какая встреча! — воскликнул Мо Сюаньюй, широко улыбаясь. — А это кто? Ты стал отцом?       А-Юань уставился на Мо Сюаньюя, а потом перевёл взгляд широко распахнутых глаз обратно на Вэй Усяня.       — Ох, да. Это сложно, но да.       — Конечно, сложно. У тебя иначе и не бывает! — засмеялся Мо Сюаньюй. — Давай, садись. Рассказывай всё.       Вэй Усянь усадил А-Юаня на свободное место и закинул сумку на багажную полку.       Пусть они с Мо Сюаньюем и не поддерживали связь после колледжа, но Вэй Усянь всё ещё считал его другом. Было приятно наверстать упущенное после стольких лет, даже если он постоянно запинался, пытаясь описать не только последние тринадцать лет своей жизни, но и то, как в его жизни появился А-Юань. Вэй Усянь решил, что, по крайней мере, это будет хорошей практикой перед разговором с Лань Ванцзи.       Мо Сюаньюй был терпеливым слушателем и выглядел абсолютно очарованным А-Юанем, который тоже был очарован им. А-Юань не переставал трогать лицо Мо Сюаньюя, а потом лицо Вэй Усяня, словно подозревал какой-то подвох, который никак не мог осознать. Вэй Усянь извинился за это, но Мо Сюаньюй только засмеялся и придвинулся к А-Юаню ближе, поощряя продолжать исследования. И Вэй Усянь сдался. Возможно, будь он отцом больше двух недель по бумагам, он смог бы вразумить ребёнка. Но, как бы то ни было, лицо Мо Сюаньюя было одной из причин, почему они изначально стали друзьями, так что он очень хорошо понимал интерес А-Юаня.       Вэй Усянь и Мо Сюаньюй познакомились на студенческой вечеринке. Они оба были слишком пьяны, чтобы вспомнить потом, как они вообще заговорили друг с другом, и кто вообще сделал первый шаг, но закончили они тогда в комнате Мо Сюаньюя. Воспоминания Вэй Усяня о ленивых, пьяных поцелуях, которыми они обменивались на заваленной одеждой кровати, были расплывчатыми. Самым ярким ощущением была тяжесть тела Мо Сюаньюя, навалившегося сверху и вжимающего его в кровать. Ему было неудобно, пока он не потянулся и не вытянул из-под себя пару джинсов, впивавшихся ему в спину. И всё это не прекращая целоваться.       Они заснули, так и не зайдя дальше. Вэй Усянь проснулся первым. Солнце было уже высоко и освещало комнату достаточно, чтобы Вэй Усянь медленно пришёл к заторможенному похмельем осознанию, что Мо Сюаньюй был очень похож на него внешне. Очень похож. Пугающе похож. Настолько похож, что он внезапно понял, почему иногда незнакомцы в кампусе заговаривали с ним, словно знали его.       Возможно, Вэй Усяню тогда стоило уйти сразу же, но он не мог перестать таращиться. И не мог избавиться от ужасных мыслей, роившихся в его голове. В самом лучшем сценарии парень на кровати был совсем не похож на него, и это всё было последствиями дурного прихода от какого-то нового наркотика. Но это не объясняло знакомых с ним незнакомцев. Ну, а если всё это было реальным, неужели Вэй Усянь был вот настолько самовлюблённым, чтобы затащить в кровать кого-то, кто выглядел в точности как он? Быть может, они и вовсе были потерянными давно родственниками? Учитывая прошлое Вэй Усяня, это было вполне возможным. Выходит, он целовался со своим близнецом?       Мо Сюаньюй проснулся буквально сразу за ним, прежде чем Вэй Усянь успел зайти в своих размышлениях дальше. На лице его отразился тот же шок, что до этого испытал Вэй Усянь, и от идеи с наркотиками пришлось отказаться. Уже окончательно проснувшись и протрезвев, они оба стали замечать, что различия между ними всё-таки были. Вэй Усянь был немного выше, они улыбались по-разному. Таких мелких деталей было достаточно, чтобы друзья могли определить, где кто, так что абсолютными близнецами они не были. Тщательное исследование их семейных древ помогло узнать, что они даже не были в родстве. Что было огромным облегчением. По пьяни или нет, Вэй Усянь был рад, что не добавил инцест в список своих ошибок. Как бы то ни было, они оба согласились, что никто не должен узнать об их короткой интрижке. Это слишком смущало. Комментариям Цзян Чэна просто не было бы конца.       Искра между ними определённо погасла, но такой секрет не мог не создать между ними связь, которая переросла в обычную дружбу. Они оба были в восторге от самых разных реакций, когда они показывались на людях вместе, хотя число человек, которым переспать с близнецами казалось сексуальным, немного тревожило. Эти шокированные взгляды, которые их друзья переводили с одного на другого, заставляли их смеяться. И они всегда отвечали по-разному на вопрос, не близнецы ли они. Осыпать друг друга каждый раз при встрече затейливыми комплиментами стало их личной шуткой. Лань Ванцзи, по какой-то причине, это не нравилось, но Вэй Усянь только посмеивался над его раздражением.       Эта встреча с Мо Сюаньюем ощущалась знаком. Знаком того, что Вэй Усянь сделал правильный выбор, что его прежняя жизнь всё ещё ждала его даже после стольких лет, что он мог ещё возродить отношения со своими друзьями. К их общему восторгу женщина, проверяющая билеты, спросила даже, братья ли они, как в старые добрые времена.       — Двоюродные, — небрежно ответил Вэй Усянь.       — По поцелуям, — добавил шёпотом Мо Сюаньюй, когда женщина отошла, и они оба засмеялись.       Они разговаривали так долго, что А-Юань даже успел заснуть, развалившись наполовину на Мо Сюаньюе, наполовину на потрёпанном рюкзаке Вэй Усяня. Мо Сюаньюй, казалось, был польщён таким доверием ребёнка, и Вэй Усянь не стал беспокоить их, раз обоих всё устраивало. Но впереди была ещё долгая дорога, Вэй Усянь был голоден, и А-Юань тоже явно должен был захотеть кушать, когда проснётся.       — Я присмотрю за ним, — предложил Мо Сюаньюй, когда Вэй Усянь заговорил об этом. — Просто прихвати и мне чего-нибудь. Вот, — он осторожно, чтобы не потревожить ребёнка, полез в карман и протянул Вэй Усяню свой кошелёк.       — Ага! — воскликнул Вэй Усянь, вытаскивая из кошелька удостоверение личности. — Я теперь Мо Сюаньюй! — и он поднёс удостоверение к лицу, чтобы Мо Сюаньюй мог восхититься сходством.       — Как скажешь, — Мо Сюаньюй засмеялся, но в голосе его промелькнуло что-то похожее на грусть.       Мо Сюаньюй всю дорогу успешно переводил разговор на другие темы, когда речь заходила о нём, так что Вэй Усянь не знал, ни что было причиной этой грусти, ни как помочь от неё избавиться. Поэтому Вэй Усянь сосредоточился на чисто практических вещах, надеясь, что за едой Мо Сюаньюй хоть немного сможет ему открыться.       — Вот только все мои карты всё равно в рюкзаке, на котором спит А-Юань, так что мне в любом случае придётся его разбудить.       Мо Сюаньюй пожал плечами.       — Просто рассчитайся моей. Угостишь меня в следующий раз, когда куда-нибудь выберемся. Уже когда Лань Ванцзи займётся твоим бюджетом.       — Ну… — в словах Мо Сюаньюя был смысл. — Ладно. Буду тебе должен.       Мо Сюаньюй засмеялся.       — Да, и это наверное к лучшему.       Вэй Усянь засунул кошелёк в карман и отправился на поиски еды. Размять ноги было приятно, конечно, но не хотел уходить надолго. Пока А-Юань спал, всё было в порядке, но, насколько Вэй Усянь знал, Мо Сюаньюй не слишком представлял, как вести себя с детьми, так что лучше вернуться побыстрее, пока А-Юань не проснулся голодным и капризным.       Время близилось к ужину, и вагон-ресторан был заполнен людьми. Он не мог никак этого ускорить, поэтому просто терпеливо ждал своей очереди, мысленно выбирая, что купить Мо Сюаньюю и А-Юаню.       До Вэй Усяня оставалось всего три человека, когда вагон внезапно дёрнулся вперёд, а потом начал крениться. Люди закричали, и Вэй Усянь, потеряв равновесие, упал на кого-то. Раздался шум — скрежет такой громкий, что смог заглушить даже крики. Свет погас, погрузив вагон в кромешную темноту. Осталась лишь теснота и давка, и звук такой громкий, что это причиняло боль, всё нарастающий и нарастающий…

…

      Вэй Усянь очнулся буквально на несколько мгновений, но успел почувствовать невыносимую боль, охватывающую каждую клеточку его тела. Было темно, и стало ещё темнее, когда беспамятство вновь утянуло его в свои объятия.

…

      Было всё ещё темно, когда он открыл глаза снова, но в этот раз он оставался в сознании дольше и успел обнаружить, что эта тьма больше не была кромешной. В ней иногда вспыхивали какие-то мелкие огоньки. Он вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться и вспомнить хоть что-нибудь. В комнате витал странный химический запах, в изножье кровати поблескивали металлические прутья. Наконец в голове возникло осознание — он был в больнице. Так выглядели больничные палаты ночью. Ощущалось, словно он разгадал величайшую из загадок истории, и эта радость утянула его обратно во всепоглощающую тьму.

…

      В третий раз было уже совсем светло. Стоял самый разгар дня, но в палате кроме него по-прежнему никого не было. Он не мог вспомнить, как здесь оказался. Напрягал память изо всех сил, но так и не смог найти ответов, прежде чем снова провалиться в беспамятство.

…

      В четвёртый раз он наконец увидел кого-то ещё — медсестру, аккуратно вводящую лекарство в его капельницу. Закончив, та быстро надела на иглу колпачок, так же быстро проверила подключённые к нему трубки, а потом и самого Вэй Усяня. И, очевидно, совсем не ожидала увидеть ответный взгляд, потому что, вздрогнув, выронила шприц и воскликнула:       — Господин!       Он медленно моргнул. Хотел сказать что-то остроумное, подразнить её за такие навыки ухода за больными, но не смог удержать глаза открытыми. Темнота вновь поглотила его, прежде чем он смог произнести хоть слово.

…

      Когда Вэй Усянь очнулся в следующий раз, мир вокруг казался чётче. В палате снова никого не было, и он не знал, как позвать кого-нибудь, так что просто ждал, пока наконец кто-то не показался в дверях. Во рту пересохло, но он сумел выдавить из себя хриплое:       — Хэй.       Это была другая медсестра, и, даже несмотря на расширившиеся от удивления глаза, более подготовленная к подобному, чем прошлая.       — Доброе утро, господин Мо Сюаньюй.       Мо Сюаньюй? Он не… Что происходит? И прежде чем Вэй Усянь успел спросить, медсестра исчезла за дверью, а вернулась уже с женщиной в белом халате. Доктор сразу же начала задавать ему вопросы, но все они были ужасно простыми и банальными, вроде может ли он пошевелить ногой, проследить за светом фонарика, решить несложный математический пример. Никто не спрашивал его имени. Никто не объяснял, почему его называют Мо Сюаньюем.       Он решил спросить сам.       — Я… Меня зовут Мо Сюаньюй?       Лицо доктора стало непроницаемым.       — Вы не помните своё имя?       Вэй Усянь занервничал, как будто это он в чём-то ошибался.       — Эм… Мо Сюаньюй? — предположил он.       И, каким-то образом, это оказалось правильным ответом, потому что лицо доктора снова немного ожило.       — Лёгкая спутанность сознания — это нормально. Мы будем разбираться со всем постепенно, хорошо?       Несмотря на это заверение, доктор повернулась к медсестре, назначая ему целую кучу обследований.       Вэй Усянь хотел возразить, но сначала ему нужно было узнать, что происходит. Он не помнил, ни как попал сюда, ни почему. Возможно, у него была какая-то причина притворяться Мо Сюаньюем. Может, это был один из их привычных розыгрышей, но только масштабнее.       Поэтому он ничего и не сказал, просто продолжил выполнять тесты — отвечал на простые вопросы, двигал руками и ногами. Он пытался сохранять бдительность, но никаких зацепок в процессе так и не появилось.       Тесты наконец подошли к концу, и доктор с улыбкой сказала, что он отлично со всем справился. Вэй Усянь попытался улыбнуться в ответ, хоть и чувствовал себя ужасно измученным, словно не руками двигал, а пробежал марафон.       Доктор ушла. Медсестра, передвигаясь по палате, разговаривала с ним, но Вэй Усянь не мог сосредоточиться. Сон, уже совсем не похожий на ту тьму, что преследовала его, снова взял верх, помешав любым попыткам узнать, что вообще происходит.

…

      Ему снился сон.       Поезд. Скрежет металла.       Вэй Усянь проснулся от собственного крика. Звал А-Юаня, но медсестра не рассказывала ничего, как бы он ни требовал. Вместо ответов он получил дозу какого-то лекарства в капельницу, и его снова накрыла темнота.

…

      Проснулся Вэй Усянь под настороженным взглядом медсестры. Та скрылась за дверью, получив от него точно такой же настороженный в ответ, и вернулась с кем-то ещё.       Ещё не знакомая ему женщина была одета не в удобную униформу медсестёр или белый врачебный халат, а в строгий костюм, а её острый взгляд словно оценивал его, но только совсем не так, как делал это медперсонал. И Вэй Усянь оценивал её в ответ. Женщина, вероятно, была психологом, а может и социальным работником.       Она села на стул у его кровати.       — Господин Мо, меня зовут Чжан Минь. Я здесь, чтобы помочь вам восстановить картину событий после аварии.       Всё, чего хотел Вэй Усянь, — убедиться, что А-Юань в порядке. И Мо Сюаньюй. Но учитывая, что его накачали успокоительным прошлым вечером, разумнее было подыграть и изобразить спокойствие, которого он на самом деле не ощущал.       — Спасибо. Всё кажется немного спутанным.       Она сочувственно улыбнулась.       — Это нормально. Можете рассказать мне, что вы помните?       Вэй Усянь тщательно обдумал свои слова.       — Я помню поезд. Я был… я встретил старого друга. У него был ребёнок. А потом… я не уверен, но, кажется, была авария?       Она кивнула. Вэй Усянь продолжил, пытаясь получить нужную информацию, но не поступая опрометчиво.       — Я переживаю о ребёнке.       Женщина заглянула в свои бумаги, хотя Вэй Усянь готов был поспорить, что она и без этого прекрасно знала, что в них.       — Речь об А-Юане?       Вэй Усянь подавил в себе страх и желание вытрясти информацию из любого, кто хоть что-нибудь знает.       — Да. Скажите, он…       Вэй Усянь не смог закончить вопрос. В порядке? А-Юань должен быть в порядке. Он не мог даже представить, что с ним могло что-то случиться. Но даже если А-Юань в порядке, то явно остался один. Никто бы не думал, что Вэй Усянь это Мо Сюаньюй, если бы его друг мог всё опровергнуть. Значит, Мо Сюаньюй тоже пострадал. Семье Вэй Усяня явно сообщили о происшествии, и как только они заметят, что Мо Сюаньюй — это не Вэй Усянь, всё вернётся на круги своя. Боже, если бы он только рассказал своей семье об А-Юане, они бы знали, что нужно будет спросить ещё и о ребёнке.       — Господин Мо, — ворвался в его мысли голос женщины. — Я буду рада помочь вам найти вашего друга, но сначала я должна сказать вам кое-что.       Она выглядела очень серьёзной. Вэй Усянь напрягся, перебирая в уме варианты. Что такое она должна была ему сообщить? Он уже видел, что его руки и ноги были на месте, что ещё могло быть? Что-то с его лицом? И поэтому они не могут понять, кто он на самом деле?       И прежде чем он успел поднять руку и проверить, не изуродован ли он, женщина продолжила.       — Поезд тогда сошёл с рельсов. Было много пострадавших. Много погибших.       А-Юань…       — Но это было три года назад, — безжалостно закончила она.       В голове стало пусто. Вэй Усянь уставился на женщину, совершенно ничего не понимая.       — Вы были в коме. Если честно, мы не были уверены, что вы вообще очнётесь. Ваша семья позаботилась о том, чтобы вы получали должный уход, но то, что вы пришли в сознание и так хорошо себя чувствуете, всё ещё похоже на чудо.       Этого не могло быть. Этого… просто не могло…       — Три года? Что… Какое сегодня число?       Она назвала полную дату, и он задышал чаще. Больше трёх лет. А-Юаню скоро исполнится семь. А его семья? Лань Ванцзи? Где, они думали, Вэй Усянь пропадает всё это время? Считают ли они, что он просто перестал им писать? Забрался в своих путешествиях так далеко, что просто решил забить на них?       Ему нужно было знать больше.       — Можете… можете помочь мне узнать, что случилось с моим другом, который тоже был в том поезде?       Женщина наблюдала за ним своим острым, оценивающим взглядом.       — Я принесла список погибших. Как думаете, вы готовы его увидеть?       Вэй Усянь кивнул, игнорируя ноющую боль в груди.       — Я в порядке.       Женщина поджала губы, понимая, что он лжёт, но всё-таки протянула ему лист бумаги с двумя длинными колонками имён. Он читал медленно, отчасти из-за того, чтобы не пропустить никого, а отчасти из-за трясущихся рук.       Вэй Усянь вдумчиво читал каждое имя, не будучи до конца уверенным, как в таком списке могли бы записать А-Юаня. Он сомневался, стоит ли менять фамилию А-Юаня на этапе окончательного усыновления. Дядя Цзян когда-то оставил ему его фамилию, и Вэй Усянь всю жизнь был в смешанных чувствах по этому поводу. Но А-Юань был намного младше, и ситуация была другой. Вот Вэй Усянь и просматривал список погибших в поисках и Вэнь Юаня, и Вэй Юаня.       Он уже почти добрался до конца списка, когда наткнулся на знакомое имя. Его сердце пропустило удар, стало трудно дышать. Это было не Вэнь Юань, не Вэй Юань. Это было Вэй Усянь, его имя. Но он не мог позволить себе зациклиться на этом, пока не дочитает последние несколько имён.       Вэй Усянь добрался до конца, но так никого похожего на А-Юаня и не увидел. Он пересмотрел список заново, чтобы точно убедиться, в этот раз уже с конца. Ни следа А-Юаня. Облегчение затопило его с головой.       Но. Его имя. Вэй Усянь.       Если все думали, что Вэй Усянь — это Мо Сюаньюй, значит, они точно так же думали что и Мо Сюаньюй — это Вэй Усянь. Всё будто происходило только вчера, а не три года назад, и Вэй Усянь лишь совсем недавно шутил с Мо Сюаньюем о краже его личности. Кажется, он в итоге украл его жизнь вместо этого. Он оставил Мо Сюаньюя с вещами Вэй Усяня, с ребёнком Вэй Усяня на руках, забрал его удостоверение личности, поменял их судьбы, и теперь Мо Сюаньюй, который был даже младше его, был мёртв. И никто даже не скорбел о нём.       А семья Вэй Усяня, Лань Ванцзи, А-Юань… Они, должно быть, скорбели. Скорбели все те три года, что считали его мёртвым. Вэй Усянь увёз А-Юаня из разрушенного города, пообещал ему дом и позволил этому обещанию пойти прахом всего за несколько дней. Пострадал ли А-Юань в аварии? Попал ли всё-таки в систему ещё более травмированным, чем до того, как Вэй Усянь попытался ему помочь?       Но как? Как семья Мо Сюаньюя могла ничего не заметить за эти три года? Да, их разница в росте не была так заметна, когда он лежал на больничной койке, но даже если их лица и были похожи, они на самом деле не были идентичны. Вэй Усянь видел достаточно жутких смертей, чтобы понимать, что искалеченное тело Мо Сюаньюя могли легко перепутать, но Вэй Усянь ведь провёл на этой койке три года. Он потянулся к лицу и замер, осознав, что оно было мокрым от слёз. Неужели он всё-таки ужасно изуродован?       Вэй Усянь посмотрел на психолога, наблюдавшую за тем, как он плакал, и опустил руки.       — Прошу прощения. Мой друг в этом списке.       Она снова выглядела сочувствующей.       — Сожалею вашей утрате. Всё это, должно быть, сильно шокирует.       — Тяжело осознать, что всё произошло так давно. Мне кажется, что это было лишь вчера или на прошлой неделе.       — Это нормально.       Вэй Усянь вытер влагу со щёк и попытался вернуть себе хоть часть былого очарования.       — Возможно, это кажется легкомысленным, но ведь столько времени прошло. Я могу увидеть, как я сейчас выгляжу?       По её спокойной реакции Вэй Усянь уже узнал всё, что хотел. Ему даже и не нужно было смотреться в зеркало, что она принесла, чтобы убедиться, что с его лицом всё в порядке. Он слегка осунулся, был очень бледным. Его волосы отросли, и, хотя видимо кто-то периодически брил его, ему не помешало бы побриться и сегодня. Он был собой. Он был не Мо Сюаньюем. Он смог удержать зеркало лишь несколько мгновений, прежде чем руки задрожали. Теперь он хотя бы понимал, откуда эта слабость. Три года…       Вэй Усянь сообщил психологу всё, что требовалось, и смог выудить из неё подтверждение своей теории — «его» семья его не навещала. После её ухода он лежал, глядя в потолок и размышляя об ужасных родственниках Мо Сюаньюя. Он не хотел думать об оставшемся в одиночестве А-Юане, снова травмированном. Не хотел думать о своих друзьях и семье, которые жили дальше уже без него. Вместо этого он думал об ужасной тёте Мо Сюаньюя, которая даже не навестила его. Ни разу за три года. Мо Сюаньюй намекал, что семья его не принимала, но это было уже слишком.       Вэй Усянь полагал, что он, будучи на месте Мо Сюаньюя, должен был быть благодарен за то, что ему оплачивали лечение и отдельную палату. Оглядываясь вокруг, теперь он мог заметить, насколько дорогим всё выглядело. А ведь он мог бы прозябать в государственной больнице, мог бы никогда там и не очнуться. И это было бы намного хуже. Психолог рассказала о физиотерапии, которую проводили даже с его бессознательным телом, и ознакомила его с планом восстановления, который он мог начать уже с завтрашнего дня. И всё это звучало таким же дорогим, какой выглядела палата.       Ну и хорошо. Вэй Усянь решил по полной воспользоваться деньгами семьи Мо. Они многое задолжали пусть не Вэй Усяню, но своему покойному племяннику. И если Мо Сюаньюй уже не сможет воздать им по заслугам, то Вэй Усянь сделает это за него.

…

      Выяснилось, что реабилитация после трёхлетней комы была делом совсем не лёгким. Учитывая даже этих новомодных физиотерапевтов, оплаченных деньгами семьи Мо, и его собственную твёрдую решимость, заставлявшую его напрягать свои ослабевшие конечности изо всех сил, это оказалось долгим и медленным процессом. К концу каждого дня Вэй Усянь ощущал себя настолько измотанным и уставшим, что даже переставал замечать это гнетущее одиночество своей отдельной палаты.       Вэй Усянь мог это изменить. Его семья, в отличие от семьи Мо Сюаньюя, не оставила бы его в одиночестве, если бы только всё знала. Даже после того, через что Вэй Усянь вынудил их пройти, они всё равно обрадовались бы его воскрешению, как он думал. Но это казалось нечестным — после трех лет скорби и стольких лет беспокойства до этого, вынуждать их ещё и сейчас быть рядом, когда он не может и шага ступить, не повиснув почти всем своим весом на физиотерапевте. Медперсонал сходился во мнении, что его прогнозы были хорошими, что при упорной работе он сможет вернуться к своему прежнему «я». Так зачем тогда обременять свою семью до этого срока? Пусть деньги семьи Мо помогут ему вновь обрести себя. А до тех пор он затаится.       Тем временем Вэй Усянь ухитрился получить доступ в интернет. Поначалу его психолог была против, но Вэй Усянь подключил всё своё обаяние, уговаривая её, аккуратно стараясь не выдать в себе мертвеца, пока та не сдалась и не позволила ему использовать планшет, ограничив временные рамки ровно часом в день.       Вэй Усянь был мёртв в интернете точно так же, как и везде. Он не мог вспомнить ни одного пароля ни к одному из своих редко используемых аккаунтов в социальных сетях, а его почта, кажется, была отключена. Но ничего. Вэй Усянь всё равно не знал, что делал бы, получи он доступ. Не мог же он просто написать «Эй, угадайте что…» и думать, что этого будет достаточно.       И всё же, было бы неплохо получить доступ к своим старым аккаунтам. Вместо этого Вэй Усянь пытался собрать как можно больше информации о своей семье и друзьях из открытых источников. Но он не нашёл ни единого упоминания об А-Юане, как бы ни пытался. Это имело смысл — А-Юань был несовершеннолетним, с чего вообще информация о нём гуляла бы по сети? Но это разрывало Вэй Усяня на части — не знать ничего, позволяя своему воображению подкидывать самые ужасные варианты развития событий. Но он не мог отказаться от попыток совсем, постоянно пытаясь попробовать поискать на каком-нибудь ещё сайте или по новому ключевому слову.       Цзян Яньли же, с другой стороны, была до тревожного небрежна со своими настройками конфиденциальности, и Вэй Усянь с лёгкостью сумел найти фотографии её сына и узнать, что того зовут Цзинь Лин. Он старался не думать о том, что пропустил рождение племянника, вместо этого сосредоточившись на том, насколько счастливой выглядела её семья на тех фотографиях. И на том, как уморительно был похож хмурый взгляд его племянника на взгляд Цзян Чэна.       Социальные сети Цзян Яньли оказались для него лучшим источником информации о его семье. Даже Цзян Чэн, всегда тщательно закрывающий свои аккаунты, появлялся порой на фотографиях с её страницы. И если бы не парочка её постов, он едва ли мог бы найти в интернете хоть что-то о дяде Цзян и мадам Юй.       Лань Ванцзи же вообще было невозможно отследить, если не учитывать его профиль на сайте компании Лань — профиль, который не обновлялся больше трёх лет. Но даже если он и не нашёл фотографий, активность Цзян Яньли в социальных сетях смогла хоть немного пролить свет на его жизнь. Просматривая её записи за прошлый год, Вэй Усянь наткнулся на упоминание, что Лань Ванцзи посещал день рождения Цзинь Лина вместе со своим сыном.       И на этом Вэй Усянь прекратил свои поиски намного раньше в этот день. У Лань Ванцзи был ребёнок? У Лань Ванцзи, который не обращал внимания на женщин ни разу за всё время их знакомства? От одной мысли, что Вэй Усянь пропустил такие перемены, у него заныло в груди. Он думал, что знал Лань Ванцзи, даже если все вокруг твердили, что это невозможно, а теперь он столько всего пропустил. Теперь он был всего лишь человеком со стороны, переставшим быть частью жизни Лань Ванцзи.       На следующий день Вэй Усянь собрал в кулак всю свою храбрость и потратил весь доступный ему час на поиски объявлений о свадьбе и рождении ребёнка. Ну не могла же выдающаяся семья Лань позволить одному из своих нефритов жениться без пышного празднования? Не могла же она обойтись без заявления о рождении наследника? Вэй Усянь не смог найти ничего.       Ему было интересно, сколько лет сыну Лань Ванцзи. Быть может, Лань Ванцзи уже был знаком с мамой мальчика, когда Вэй Усянь вёз к нему А-Юаня? Или, может, открыл бы им дверь уже с ребёнком на руках? Или рассказал бы о зацепившей его женщине с этой своей редкой, едва заметной улыбкой? В колледже почти никто не верил Вэй Усяню, что Лань Ванцзи умеет улыбаться, но жена Лань Ванцзи, должно быть, теперь может видеть эту улыбку каждый день. Возможно, эту улыбку унаследовал и его сын.       Эти три года ощущались ещё более долгими той ночью. Вэй Усянь не мог заснуть, терзаемый мыслями о потерянных годах и слабым, болезненным одиночеством.

…

      Наконец доктора, физиотерапевты и даже психолог сошлись во мнении, что Вэй Усянь готов ко встрече с остальным миром настолько, насколько они вообще были в состоянии его подготовить. Вэй Усянь подозревал, что они и так продержали его в больнице намного дольше, чем продержали бы любого другого пациента в такой же ситуации. Остальные пациенты уезжали домой, всё ещё опираясь на костыли, переведясь на амбулаторное лечение. Но тех пациентов постоянно навещали семьи, партнёры, друзья. Семья Мо Сюаньюя не показывалась вообще, а его доктора всё продолжали и продолжали завышать планку требований к его состоянию, прежде чем решить его выписать.       На это ушло время, но он наконец сумел дотянуть до всех их критериев и провёл потом ещё три дня, наблюдая за суетой медперсонала, которые желали убедиться в том, на месте ли его удостоверение личности и обновлённые кредитные карты, а ещё обеспечить его необходимыми документами и какой-нибудь одеждой, хотя всем этим обычно занимались родственники пациентов. Вэй Усянь надеялся, что тётя Мо Сюаньюя хотя бы доплатит им за усилия, но подозревал, что этого не случится. Поэтому он и старался отплатить за их заботу хотя бы улыбкой и словами благодарности.       В день своей выписки он аккуратно засунул в карман листочек с адресом «своей» тёти, с благодарностью пожал руки и обнял на прощание всех сотрудников, что пришли его проводить. К счастью, больница оказалась расположена недалеко от мест, где Вэй Усянь вырос, затерянная в застройке, растянувшейся в окрестностях города.       Вэй Усянь заставил себя сесть на идущий в город поезд. И это оказалось не так страшно, как могло бы. Были всё-таки плюсы в том, что он потерял сознание в той аварии почти сразу же, потому что поезд пугал его меньше, чем маленькая собачка в сумочке одной из пассажирок.       Оказавшись в городе, Вэй Усянь воспользовался кредиткой Мо Сюаньюя, чтобы купить себе ещё одежды, туалетные принадлежности и рюкзак, чтобы всё это сложить. Тяжесть на спине ощущалась такой знакомой, не хватало только его ноутбука. Он постригся, купил себе поесть, а потом совершил самую крупную из своих покупок — заказал надгробие для Мо Сюаньюя. Вэй Усянь убедится, что на могиле будет указано верное имя, как только узнает, где того похоронила его семья. И казалось очень правильным, чтобы за это всё заплатила семья Мо Сюаньюя. Поэтому он выбрал самое дорогое надгробие из возможных.       Закончив со всем, Вэй Усянь нашёл ближайшее отделение почты и написал письмо тёте Мо Сюаньюя. Длинное письмо, в котором всё объяснил и рассказал, что она могла бы избежать всего этого, если бы приехала к своему племяннику хоть раз. Высказав всё, что должно было быть сказанным, Вэй Усянь завернул в письмо кредитные карты и удостоверение личности, лицо на котором было так похоже на его собственное, и отослал всё самой медленной и дешёвой доставкой.       А потом направился к расположенному буквально в двух кварталах от того места дому Цзян Чэна.

…

      Вэй Усянь много думал о том, как сообщить своей семье и друзьям, что произошло. Это был очень сложный вопрос. Всё случилось так давно, и череду этих нелепых событий было практически невозможно объяснить.       В плохие дни Вэй Усянь, неспособный тогда ещё даже пройтись по палате без чужой помощи, снедаемый одиночеством, думал, что было бы лучше, возможно, если бы он так никогда и не очнулся. Но потом к нему приходила мысль, что вот если бы кто-то, кого он любил, погиб, а потом оказался живым, не был бы рад он сам? Он когда-то годами представлял подобный сценарий после смерти своих родителей. И даже после всего, что случилось с ним в детстве и осталось позади: плохие приёмные семьи, улицы, стаи собак — если бы его мать или отец появились бы тогда однажды утром на его пороге, он был бы в восторге. Да даже если бы это случилось сегодня — он всё ещё был бы в восторге.       Вэй Усянь надеялся, что его семья думала так же. Он надеялся, что они не станут винить его за то, что он оставил их так надолго, что заставил пережить подобное, хотя мог бы провести все эти годы за безопасной работой в офисе.       Но даже если они и будут рады его увидеть, когда он закончит с объяснениями, мысль о том, с чего всё начать, ставила его в тупик. Вэй Усянь не мог придумать ни одного хорошего способа, чтобы сообщить подобную новость, не заставив близких снова пережить прежнее чувство потери и скорби. Он прокручивал в голове каждый вариант сотни раз. Мог бы, например, отправить смс или письмо на электронную почту, но это бы могли принять за розыгрыш. Он мог бы позвонить, но и этот вариант был не лучше. Личная встреча была самым быстрым способом убедить любого, но не слишком ли жестоким окажется подобный сюрприз?       И тут же возникал следующий вопрос — кому сообщить первому? Было бы проще собрать всех, семью и друзей, в одном месте, но такое срабатывало только в мистических новеллах. Если бы не эти три потерянных года, Вэй Усянь мог бы воспользоваться клише и заявиться на собственные похороны, но для этого уже было как-то поздновато. Так что ему придётся выбрать кого-то одного.       Вэй Усянь сразу исключил из вариантов дядю Цзян и мадам Юй по целым двум причинам. Во-первых из-за их возраста. Он не хотел стать причиной сердечного приступа своего дяди. Вторая же причина была более эгоистичной — он не думал, что сможет справиться с вероятным недовольством мадам Юй. Он разочаровывал её во многом за эти годы, даже во всём, пожалуй, но ему не хотелось в очередной раз получить бесспорное доказательство, что одно его существование вызвало у неё головную боль.       Потом Вэй Усянь подумал, что лучше всего, возможно, будет начать с кого-то, кого его смерть не затронула так сильно. С кого-нибудь из его школьных друзей — Не Хуайсана или Мяньмянь, например. Их горе было явно не таким сильным, да и они были очень практичными людьми. Он был уверен, что любой из них мог бы придумать куда лучший план «возвращения из мёртвых», чем он. Но что-то казалось ему совершенно неправильным в том, чтобы сообщать всё им раньше, чем кому-то действительно близкому. Если бы Лань Чжань, оказавшись на его месте, сообщил Мяньмянь раньше, чем ему, Вэй Усянь бы чертовски расстроился.       Выходило, что это должны быть его брат или сестра, либо Лань Ванцзи. В конце концов Вэй Усянь выбрал Цзян Чэна по той простой причине, что у того не было детей. Вэй Усянь не хотел устраивать сцен перед детьми просто потому, что ему не сиделось на том свете.       И вот, не имея в запасе никакого гениального плана, что могли бы придумать Не Хуайсан или Мяньмянь, Вэй Усянь просто появился под дверью квартиры своего брата в один случайный четверг, на который пришлась его выписка.

…

      Тщательное интернет-расследование Вэй Усяня показало, что Цзян Чэн всё ещё жил в той квартире, что купил (с помощью своих родителей) после того, как устроился на свою первую после колледжа работу. Той же самой квартире, в которой они должны были жить оба, пока Вэй Усянь не бросил всё и не уехал бродить по миру. Чего Вэй Усянь не учёл, так это того, что Цзян Чэн определённо принадлежал к той категории людей, что задерживаются на работе допоздна. Неудивительно, конечно, что тот получал повышение за повышением в итоге, но это было очень неудобно для любого брата, планирующего драматическое возвращение из мира мёртвых.       Страх и предвкушение, что бурлили внутри Вэй Усяня, слегка поутихли, когда он понял, что Цзян Чэна нет дома. У него не было ни часов, ни мобильного телефона, так что он мог догадаться только по солнцу, что его брат не вернётся ещё как минимум час, а может и больше. И он надеялся, что тот не решит зайти куда-нибудь выпить после работы. Или что у Цзян Чэна не появилась девушка, у которой тот решит переночевать. Вэй Усянь посмеялся сам с себя, устраиваясь поудобнее для долгого ожидания. Как же бессмысленно всё и по-дурацки спланированно вышло. Возможно, ему всё-таки следовало пойти к Не Хуайсану.       Солнце уже начало опускаться за горизонт, когда Вэй Усянь услышал на лестнице знакомые шаги. Прошло три года, и ещё тринадцать лет до этого, но он всё ещё был способен узнать эту походку. У него было несколько секунд, чтобы подняться на ноги и неловко замереть у двери. Страх и предвкушение снова вернулись, и Вэй Усянь всё ещё не был уверен, что сказать, когда момент истины был уже так близок.       Цзян Чэн искал нужный ключ, и Вэй Усянь воспользовался моментом, чтобы рассмотреть его, прежде чем тот поднял голову. Цзян Чэн повзрослел, вокруг его глаз и рта появились морщинки. Он всё ещё выглядел молодо, даже моложе своего возраста, но вместе с тем немного измученным, и Вэй Усянь надеялся, что это не из-за него.       Ключи выпали из пальцев, когда их взгляды встретились. Цзян Чэн всегда был бледным, но теперь побледнел ещё больше, да так, что даже самые мелкие и незаметные веснушки проступили на его лице. Вэй Усянь хотел бы, чтобы у него был лучший способ сделать это. Хотел бы, чтобы ему и вовсе не приходилось бы этого делать, чтобы поезд никогда не сходил с рельсов, и его брату не пришлось бы проходить через всё это.       — Вэй… Вэй Усянь? — спросил Цзян Чэн дрожащим голосом.       — Цзян Чэн, — голос Вэй Усяня был едва ли твёрже.       А потом Цзян Чэн бросился к нему, позабыв про упавшие ключи, и схватил за плечо, словно не зная, хотел он его встряхнуть или обнять.       — Как? Мы похоронили тебя.       Все объяснения, что Вэй Усянь так долго репетировал, испарились из его головы, стоило ему увидеть своего брата после долгих, наполненных одиночеством недель в реабилитационном центре. Вэй Усянь был не в силах заговорить и притянул вместо этого брата к себе. Впервые Цзян Чэн разрешил себя обнять без уже привычного наигранного недовольства и преувеличенной уступки, и даже не вынуждая Вэй Усяня заставлять его это сделать. Цзян Чэн не только позволил ему сжать себя в объятиях, но и даже прижал его к себе крепче. Так крепко, что Вэй Усянь мог заметить, каким сорванным было дыхание Цзян Чэна, и как близок тот был к тому, чтобы расплакаться.       Тихие скорбь и гнев Цзян Чэна заставляли его сердце разрываться на части. Вэй Усянь столько раз причинял боль своей семье, но этот раз был самым худшим. Глаза Вэй Усяня были полны слёз, а горло сдавливало от сожалений, но разве его чувства в тот момент имели хоть какое-то значение?       — Мне жаль.       Цзян Чэн отстранился. Глаза его всё ещё были дикими, но тот смог хотя бы справиться с дыханием.       — Как, Вэй Усянь? Нет, не так. Почему? Почему ты это сделал?       — Это не я, клянусь, Цзян Чэн. Это длинная история.       Цзян Чэн, чьей первой реакцией на всё, выходящее за рамки комфорта, был гнев, не кричал и не кипел от злости. Лишь сделал глубокий вдох и наклонился, чтобы поднять ключи. А потом впустил Вэй Усяня в квартиру и, даже не озаботившись тем, чтобы снять пальто, опустился на диван, ожидая от Вэй Усяня того же.       — Рассказывай.       Вэй Усянь сел напротив него и постарался объяснить всё как можно лучше. Он столько раз обдумывал эту историю, но она каждый раз выходила какой-то спутанной, отрывистой, хаотичной.       Когда рассказ Вэй Усяня дошёл до его комы, Цзян Чэн нахмурил брови.       — Но ты ведь в порядке?       — Конечно, — ответил Вэй Усянь, широко улыбнувшись и умолчав обо всех тех часах терапии, что потребовались ему, чтобы оказаться здесь. Умолчав о том, как сильно всё ещё устаёт к концу дня.       Когда Вэй Усянь наконец закончил собирать пазл из отдельных фрагментов истории, Цзян Чэн откинулся на спинку дивана, развалившись на подушках прямо в своём плотном пальто.       — Звучит невозможным. Поэтому я и верю, что всё это правда. Ты всегда умел совершать невозможное.       Вэй Усянь снова улыбнулся, и Цзян Чэн, улыбнувшись в ответ со странным выражением лица, печальным и счастливым одновременно, добавил:       — Я скучал по тебе.       Вэй Усянь почувствовал, как к глазам снова подступают слёзы. Цзян Чэн никогда так открыто не демонстрировал своих чувств, предпочитая скрывать их под маской братского раздражения. И это простое признание куда лучше, чем что-либо другое показывало, насколько болезненной оказалась для его брата предполагаемая смерть Вэй Усяня.       — Я тоже скучал по тебе.       Цзян Чэн фыркнул, возвращаясь к своему привычному раздражению.       — Как ты мог скучать? Ты же спал!       Вэй Усянь рассмеялся сквозь слёзы. Возможно, всё и наладится.

…

      Цзян Чэн настоял, чтобы они сообщили всё остальной семье сразу же. И Вэй Усянь согласился. Хоть он с трудом пережил одно откровение, он не хотел ничего сильнее в тот момент, чем снова увидеть Цзян Яньли и дядю Цзян. К счастью, с поддержкой Цзян Чэна ему будет немного проще. По крайней мере, тот мог собрать всех и хоть немного подготовить к новостям.       Сначала Цзян Чэн позвонил своим родителям и сказал, что скоро приедет, чтобы что-то им рассказать. А потом убедил приехать ещё и Цзян Яньли.       Во время разговора с Цзян Яньли, Вэй Усянь жестами попросил Цзян Чэна включить громкую связь, слишком нетерпеливый в своём желании услышать голос своей сестры. И в этом был ещё один плюс — он мог послушать, как та дразнила Цзян Чэна, строя предположения о том, что такое важное тот мог хотеть всем рассказать. И каждый новый вариант был ещё абсурднее предыдущего. Вэй Усянь изо всех сил пытался сдержать смех, пока Цзян Чэн корчил гримасы от этих поддразниваний.       Закончив звонок, Цзян Чэн бросил на него сердитый взгляд.       — Ну вот. Всего час, как вернулся из мёртвых, а уже нашёл способ, чтобы меня смутить!       Однако рука, которую тот забросил на его плечо в полуобъятии, немного смазала эффект этого гнева.       — Ох, Цзян Чэн. Я просто рад увидеть, что ничего особо и не изменилось.

…

      По пути к родителям Цзян Чэн всё ломал голову, думая о том, как лучше сообщить такую новость. Вэй Усянь чувствовал себя слегка реабилитированным за ту неразбериху, что он устроил при встрече с Цзян Чэном.       — Вот видишь! Это не так-то и просто.       Цзян Чэн только смерил его сердитым взглядом.       Дядя Цзян и мадам Юй жили всё в том же доме, в котором Вэй Усянь с Цзян Чэном и Цзян Яньли когда-то выросли. Который Вэй Усянь покинул много лет назад. Снаружи дом, казалось, почти не изменился. Только дверь была выкрашена в другой цвет, пару кустов исчезло, но в остальном он оставался всё таким же знакомым.       Цзян Чэн заметил припаркованную возле дома машину.       — О, отлично. Цзецзе уже здесь.       Они зашли внутрь. Вэй Усянь следовал за Цзян Чэном, ощущая себя почти таким же чужим, как и в тот день, когда дядя Цзян впервые привёл его сюда и сказал, что теперь это его дом.       Из гостиной доносились приглушённые голоса: мягкие интонации Цзян Яньли отвечали резким интонациям мадам Юй. Цзян Чэн жестом попросил его подождать в коридоре. На мгновение они словно вернулись во времена своих детских розыгрышей, но вот только когда Цзян Чэн ушёл, сердце Вэй Усяня наполнилось не предвкушением шалости, а тем же страхом и чувством вины, что уже мучали его немного раньше под дверью квартиры Цзян Чэна.       Вэй Усянь слышал всё так же хорошо, если бы и сам находился в гостиной, но только ему приходилось самому представлять выражение лица Цзян Яньли, когда та воскликнула:       — А-Чэн, мы в таком предвкушении твоих загадочных новостей!       Цзян Яньли звучала беззаботной, ведь Цзян Чэн сказал им, что новости хорошие. Вэй Усянь не мог не задуматься, останется ли она такой же счастливой через пару мгновений.       Вслед за её голосом послышался голос дяди Цзян.       — Да, Цзян Чэн, мы ждём с нетерпением.       В голосе его звучала улыбка. Вероятно та самая, полная гордости, которая у него всегда находилась для всех его детей. Дядя улыбался так и ему, даже когда Вэй Усянь в очередной раз попадал в неприятности в школе, и даже когда он забил на свою учёную степень и покинул семью, которую дядя Цзян ему когда-то подарил.       Цзян Чэн помолчал немного, а потом неуверенно произнёс:       — Новость эта хорошая, но очень шокирующая, так что, пожалуйста… — он замолчал, так и не договорив, но Вэй Усянь мог ясно услышать продолжение — не нужно сердечных приступов, не нужно злиться, не нужно печалиться.       — Цзян Чэн? — теперь голос Цзян Яньли звучал обеспокоенно.       — Да хорошая это новость! — воскликнул Цзян Чэн. — Я… привёл вам кое-кого.       Терпение мадам Юй, которое и без того никогда не было её сильной стороной, подошло к концу.       — Так впускай уже. Грубо заставлять человека ждать в коридоре.       — Да…       Цзян Чэн, очевидно, пришёл к тому же выводу, что и Вэй Усянь когда-то — не было хорошего способа сообщать подобное. Тот выглянул в коридор и, схватив Вэй Усяня за плечо, втащил в гостиную, даже не пытаясь ничего объяснять.       Наступила тишина, в которой все трое шокировано смотрели на Вэй Усяня, а Вэй Усянь разглядывал их в ответ, подмечая перемены, что произошли с прошлого раза, когда он видел свою семью. Годы не пощадили никого, особенно дядю Цзяна. Удушливая тишина затягивалась, а Вэй Усяня переполняло ужасное желание закричать: «Сюрприз!». Всё, что угодно, лишь бы эту тишину нарушить.       Он пожалел об этой мысли в ту же секунду, как только услышал тихий всхлип Цзян Яньли. И прежде чем отчаяние поглотило его с головой, дядя Цзян поднялся на ноги и, подойдя ближе, обхватил его лицо ладонями.       — А-Сянь…       — Дядя.       Вэй Усянь попытался улыбнуться.       Дядя Цзян притянул его в объятия настолько крепкие, что он снова почувствовал себя тем ребёнком, которого дядя Цзян спас с улицы.       Цзян Яньли, так и не перестав плакать, тоже вдруг оказалась рядом, обнимая сразу их обоих.       — А-Сянь, как? — спросила она сквозь слёзы.       Окружённый их крепкими объятиями, Вэй Усянь услышал голос мадам Юй.       — Очень хороший вопрос, — произнесла та, в кои-то веки без привычной уже резкости и только с искренним недоумением.       Вэй Усянь не мог заставить себя вывернуться из этих объятий, чтобы ответить, и был очень благодарен Цзян Чэну, который заговорил вместо него.       — Это долгая история. Я постараюсь всё рассказать.       И пока Цзян Чэн изо всех сил пытался объяснить всю нелепость жизни своего брата, дядя Цзян усадил Вэй Усяня на диван между собой и Цзян Яньли. Цзян Чэн, как примерный сын, придвинул своё кресло поближе к матери.       Рассказ Цзян Чэна стопорился то тут, то там, и Вэй Усяню постоянно приходилось встревать, чтобы прояснить какой-то момент или успокоить кого-нибудь. В конце концов, они вдвоём пересказали всю историю по частям раза три, пока все не остались удовлетворены. Цзян Яньли держалась за Вэй Усяня всё это время, словно опасаясь, что он исчезнет, стоит ей только разжать пальцы.       А потом было ещё больше объятий, ещё больше слёз. В итоге мадам Юй достигла своего предела терпимости к подобным эмоциональным проявлениям чувств и ушла готовить на всех ужин. Дядя Цзян вскоре последовал за ней.       Цзян Чэн занял его место на диване, сев по одну сторону от Вэй Усяня. По другую Цзян Яньли, всё так же отказываясь его отпускать, свободной рукой набирала сообщение своему мужу, чтобы сообщить, что будет дома позже, чем ожидала.       — И он просто не поверит, когда я буду пытаться ему объяснить, что именно меня задержало! — засмеялась она и прижалась к Вэй Усяню.       Так они и сидели в тишине — два брата и сестра, вновь вернувшиеся в родительский дом, — позволяя разлуке и горю наконец исчезнуть, находя утешение в том, что они снова были вместе.       — А-Сянь, что ты собираешься делать теперь? — нарушила молчание Цзян Яньли.       — Я… Не знаю. Я…       — Не беспокойся об этом, — резко прервал его Цзян Чэн. — Можешь оставаться у меня столько, сколько понадобится.       Вэй Усянь кивнул, но не мог не добавить:       — Мне нужно увидеться с Лань Чжанем.       Цзян Яньли коснулась его руки, и Вэй Усянь, повернув голову к ней, заметил удивление на её лице.       — Ты ещё не сказал Лань Ванцзи?       Вэй Усянь хотел возразить, что как он мог бы рассказать обо всём кому-то раньше своих дорогих брата и сестры, но вот только вся правда была в том, что ему пришлось отговорить себя от идеи пойти сначала к Лань Ванцзи, так что он просто пожал плечами.       Цзян Яньли, казалось, считала это чем-то очень важным и срочным.       — Ох, ты должен сообщить ему прямо сейчас! И, конечно же, ты захочешь увидеть А-Юаня.       Сердце Вэй Усяня остановилось. Он не мог… его лёгкие вдруг тоже отказали. На лице Цзян Яньли появилось обеспокоенное выражение, и она сжала его руку крепче.       — А-Сянь?       — Ты знаешь, где А-Юань? — сумел прошептать он. — Я не смог…       Цзян Яньли посмотрела на Цзян Чэна, широко распахнув глаза.       — Ты не сказал ему?       — Я думал, что он знает! — возмутился тот.       Вэй Усянь не обращал внимания на их слова. Он схватил Цзян Яньли за свободную руку, умоляя:       — Цзецзе, пожалуйста. Я так и не смог найти ничего о том, что с ним случилось. С ним всё в порядке? Где он? Пожалуйста…       Она впервые за всё это время отпустила его, чтобы накрыть удерживающие её руку ладони своей.       — С ним всё хорошо, А-Сянь.       Вэй Усянь резко выдохнул, вновь обретя способность дышать.       Цзян Яньли колебалась, высматривая что-то на его лице, и он не понимал, что именно.       — Лань Ванцзи усыновил его.       Всё то напряжение, весь страх, что сковывал его с момента, как поезд дрогнул под его ногами, с тех пор как он проснулся и не увидел ни следа своего сына, вдруг исчез. Лань Чжань. Конечно же, Лань Чжань. Вэй Усянь закрыл глаза, пытаясь сдержать слёзы облегчения, но не смог. Лань Чжань ведь такой хороший. Конечно же, Лань Ванцзи не мог позволить ребёнку испытать всё то, через что прошёл Вэй Усянь до того, как дядя Цзян нашёл его. Конечно же. Вэй Усянь ведь ехал тогда к нему, но даже и без его просьбы Лань Ванцзи всё равно протянул руку помощи, в которой Вэй Усянь так нуждался. А-Юань нуждался.       Цзян Яньли сжала его ладонь.       — А-Сянь, всё хорошо?       Вэй Усянь открыл глаза и, увидев её обеспокоенное лицо, с улыбкой освободил руку, чтобы вытереть слёзы.       — Всё отлично. Я так рад сейчас. Уверен, что из Лань Ванцзи получился отличный отец. А-Юань, должно быть, очень счастлив.       Ещё один вопрос пришёл к нему в голову, но теперь у него был кто-то, способный на него ответить.       — А-Юань пострадал в аварии?       Цзян Яньли снова утешающе сжала его ладонь.       — Отделался сломанной рукой и очень быстро поправился.       — Хорошо, — с облегчением выдохнул Вэй Усянь и внезапно засмеялся. — Знаете, я ведь видел в сети, что у Лань Чжаня есть ребёнок, и переживал, что пропустил у него появление жены.       Цзян Чэн фыркнул и бросил на Цзян Яньли полный скепсиса взгляд. Та осторожно произнесла:       — Я не думаю… Не думаю, что у Лань Ванцзи когда-нибудь появится жена.       Оу. Что ж, Вэй Усянь уже давно подозревал что-то такое, ещё до всего случившегося, но внезапно ему показалось, что он вообще ничего не знает о Лань Ванцзи. Тот никогда не говорил об этом прямо, а Вэй Усянь и не спрашивал, но если Цзян Яньли об этом знает, это должно быть правдой.       — Ладно, тогда партнёр.       Цзян Чэн снова фыркнул, но Цзян Яньли его проигнорировала.       — У Лань Ванцзи никого не было за время твоего отсутствия.       Вэй Усянь должен был огорчиться одиночеству своего друга, но почувствовал лишь радость.       — Хорошо.       — Хорошо? — переспросил Цзян Чэн.       Ох, как жестоко с его стороны это прозвучало!       — В смысле… Я имею в виду, что хорошо, что я не пропустил ничего важного.       — Ага, — Цзян Чэн ему абсолютно не поверил.       Но Вэй Усянь не успел его убедить — дядя Цзян и мадам Юй позвали всех в столовую. За ужином все перебивали друг друга, рассказывая Вэй Усяню обо всём, что произошло за время его отсутствия. В основном о хороших вещах, но в их рассказах постоянно появлялась та пауза в «это было после… эм, это было три года назад», после которой тема быстро менялась.       Любимой темой для разговора у всех был Цзинь Лин. Вэй Усяню рассказали о том, как тот родился, какое слово сказал первым и как сильно любил сладости. В некоторых из этих историй мелькал и А-Юань, которого Цзян Яньли считала своим племянником и звала на все праздники и дни рождения. Она даже показала Вэй Усяню пару фотографий Цзинь Лина и А-Юаня со своего телефона.       Вэй Усянь радовался каждому из этих фото, как подтверждению, что А-Юань здоров и счастлив, даже если они и заставляли его осознать, как многое он пропустил. Его любимой фотографией стала та, на которой вместе с А-Юанем был ещё и Лань Ванцзи, чья привязанность к сыну была такой очевидной. Очевидной и для Вэй Усяня, и для А-Юаня, судя по счастливому лицу ребёнка.       Когда ужин закончился, никто не хотел расставаться, но после очередного захода объятий, слёз и болезненно искренних слов, им всё-таки удалось разойтись. По дороге к квартире Цзян Чэна они остановились у магазинчика, и брат купил ему простенький мобильный, куда вбил все номера, которые могли бы ему понадобиться. И Вэй Усянь тут же отправил пару сообщений своей семье, получив в ответ целую кучу сообщений от дяди и Цзян Яньли. Сестра даже прислала ему пару фотографий А-Юаня и Цзинь Лина, которые он с радостью сохранил в память своего нового телефона.       Вернувшись в квартиру Цзян Чэна, Вэй Усянь желал лишь упасть на свободную кровать и тут же заснуть, потому что никакая физиотерапия не могла его подготовить к такому эмоциональному стрессу. Ему нужно было набраться сил перед завтрашним днём, чтобы пережить всё это снова уже с Лань Ванцзи. Но Цзян Чэн не переставал придумывать причины, чтобы оттянуть момент, когда они разойдутся по спальням, и Вэй Усянь его понимал. Он и сам немного опасался, что, заснув, он снова проснётся в клинике, а ведь страхи Цзян Чэна были ещё серьёзнее. Так что Вэй Усянь готов был уделить ему всё внимание, на которое был способен, и не важно, насколько тело ломило от усталости.       У Цзян Чэна, казалось, были трудности с попыткой заговорить. Тот продолжал поглядывать на Вэй Усяня, словно ожидая, что он скажет что-нибудь первым, но всё-таки в итоге произнёс:       — Будь помягче с Лань Ванцзи завтра. Потерять тебя… Это стало для него очень тяжёлым ударом.       Тон Цзян Чэна явно намекал на какой-то скрытый смысл его фразы, который Вэй Усянь должен был, видимо, понять, но вот только он даже предположить не мог, в чём было дело. Он был удивлён, что Цзян Чэн беспокоился о Лань Ванцзи настолько, чтобы заговорить об этом, ведь эти двое никогда не были особо близки. И Лань Ванцзи всегда был спокойным — так же спокойно он, без сомнений, всё и воспримет.       – Конечно.       Цзян Чэн разочарованно покачал головой.       — Ты и правда не понимаешь, что я имею в виду?       Вэй Усянь не понимал.       — Цзян Чэн, я говорю тебе совершенно искренне — я действительно не знаю, о чём ты.       Цзян Чэн вздохнул.       — Цзецзе не хотела, чтобы я говорил тебе, потому что она уверена, что ты должен сам всё осознать. Но я думаю, что мы все потеряли слишком много времени, так что скажу прямо.       Вэй Усянь улыбнулся — а когда Цзян Чэн не был прямолинеен во всём? Но что такое Цзян Яньли могла не хотеть ему рассказывать?       И Вэй Усянь совсем не ожидал следующих слов Цзян Чэна.       — Лань Ванцзи тебя любит.       Это… это просто смешно. Идеальный Лань Ванцзи, который мог заполучить кого угодно? Идеальный Лань Ванцзи с его прекрасной внешностью, поразительным умом и сердечной добротой? Не то чтобы Вэй Усянь не хотел этого, отчаянно желал даже, возможно, но факт недосягаемости Лань Ванцзи всегда был основой существования Вэй Усяня, краеугольным камнем, на котором строился весь его мир. Он был счастлив возможности называть Лань Ванцзи хотя бы своим другом.       Вэй Усянь не мог найти в себе сил посмотреть на Цзяна Чэна, и буквально заставил себя рассмеяться.       — Цзян Чэн, не дразни меня. Лань Чжаню бы это не понравилось.       — Вэй Усянь, — голос брата был серьёзен настолько, что ему пришлось поднять голову и встретиться с ним взглядом. — Это мне пришлось сообщать ему о твоей смерти. Поверь мне, он любит тебя.       Вэй Усянь не хотел думать об этом, даже не мог представить, сколько боли причинила Лань Ванцзи эта новость, если то, о чём говорил Цзян Чэн, было правдой. Вэй Усянь не хотел становиться очередной утратой для Лань Ванцзи, горем, которое тот был вынужден молча носить в себе.       — Нет.       — Да, — твёрдо возразил Цзян Чэн. — Вэй Усянь, тебе не приходило в голову спросить, почему именно он воспитывает твоего ребёнка? Не твой брат, не твоя сестра, даже не твои приёмные родители?       Вэй Усянь поёжился от одной мысли, что А-Юаня могла растить мадам Юй, а Цзян Чэн продолжал.       — Много ли лучших друзей могло бы пойти на это?       — Лань Чжань — хороший человек. Это не значит, что…       Цзян Чэн покачал головой.       — Послушай, я не говорю, что ты теперь ему чем-то обязан. Если ты не чувствуешь того же, это нормально. Возможно, цзецзе была права, и тебе было бы лучше увидеть это самому, но… — Цзян Чэн замолчал, пытаясь подобрать слова, но сдался и вздохнул. — Просто… просто будь помягче.       На этом Цзян Чэн подумал, что сделал всё, что было в его силах, и решил пойти спать, оставляя Вэй Усяня наедине с этими мыслями. Но… но даже если то, о чём говорил брат, было правдой, прошло уже почти четыре года. И у Лань Ванцзи, если Цзян Чэн не ошибался в своих выводах, было достаточно времени, чтобы забыть Вэй Усяня. Жизнь Лань Ванцзи была теперь совершенно другой — тот был отцом, чьи приоритеты сменились. Лань Ванцзи, даже если и любил его когда-то, конечно же, продолжал жить дальше. И это при условии, что Цзян Чэн знал, о чём говорил, что было… Нет. Не стоит об этом.       Усталости Вэй Усяня было достаточно, чтобы заглушить даже такие мысли, и сон поглотил его в ту же секунду, стоило его голове коснуться подушки.

…

      Утром Вэй Усянь запретил откровениям Цзян Чэна вновь захватить свои мысли и вместо этого сосредоточился на своих планах на этот день.       Цзян Яньли посоветовала ему навестить Лань Ванцзи пока А-Юань ещё в школе. И Вэй Усянь согласился, ведь, несмотря на всё его желание увидеть А-Юаня как можно скорее, решение об этом теперь мог принимать только Лань Ванцзи. Вэй Усянь поискал со своего нового телефона подходящий автобусный маршрут до того адреса, что дала ему Цзян Яньли, и попросил у Цзян Чэна немного денег. Брат предложил его подвезти, но сама идея, что Цзян Чэн будет отсвечивать где-то неподалёку в момент их встречи с Лань Ванцзи, отчего-то казалась неправильной. Поэтому Вэй Усянь и принялся выпихивать его на работу, шутя, что «мой брат вернулся из мёртвых» — это такое себе оправдание для опоздания.       — Существует такая вещь, как отгул, идиот, — парировал Цзян Чэн, но всё-таки позволил ему улизнуть одному, одарив на прощание слишком уж понимающим взглядом. Плевать.       Уже в автобусе на пути к дому Лань Ванцзи, Вэй Усянь разглядывал в окно проплывающий мимо город, пытаясь справиться с нервами перед ещё одним эмоциональным возвращением из мира мёртвых. Казалось, что с каждым новым разом должно было становиться проще, но ни капли проще ему не было. Вэй Усянь хотел бы, чтобы они просто пропустили тот этап шока и копания в давней боли, и перешли сразу к радостному воссоединению. Он помнил, сколько радости доставляли ему встречи с Лань Ванцзи, и не важно, с какими ужасными вещами он сталкивался до этого, и не важно, какие чудовищные трагедии ещё ждали его впереди. Несмотря ни на что, встречи с Лань Чжанем всегда скрашивали его жизнь.       Вэй Усянь хотел бы вернуться назад в те потерянные годы, в мир, где поезд не сошёл с рельсов, и он всё-таки смог добраться до Лань Ванцзи. Представлял, как был бы тот удивлён, увидев Вэй Усяня с ребёнком на своём пороге, но потом, Вэй Усянь в этом совершенно не сомневался, помог бы им. Если эти потерянные годы что-то и доказали, так это правоту Вэй Усяня. Ему даже не пришлось просить, а Лань Ванцзи всё равно вмешался и дал А-Юаню дом, который Вэй Усянь всегда хотел ему дать.       Ещё во времена его странствий, ещё даже до А-Юаня, Вэй Усянь подозревал, что Лань Ванцзи хотел бы, чтобы он наконец остепенился и осел где-нибудь. Тот никогда не говорил об этом прямо, но если большинство школьных друзей Вэй Усяня в те редкие моменты их встреч с восторгом слушали его рассказы об опасностях, из которых ему с трудом удавалось выбираться, у Лань Ванцзи такого восторга не было. Нет, тот всегда хвалил его истории в своей привычной манере, но от рассказов о том, как Вэй Усянь храбро бросал вызов опасностям, на лбу Лань Ванцзи появлялась та тонкая морщинка, которая означала, что тот расстроен. Лань Ванцзи никогда не давил на него, просто просил, как и всегда, быть осторожнее.       Правда, однажды Лань Ванцзи всё-таки был близок к тому, чтобы попросить о большем. За год до землетрясения где-то. Ещё до А-Юаня, до крушения поезда. Они тогда встретились буквально на день — максимум времени, что Вэй Усянь смог выкроить — в стране, в которой никто из них до этого ещё не был. Вэй Усянь настоял, чтобы они встретились в городе через две границы и семнадцать миль от того места, где назревала гражданская война, события которой он освещал. Но даже так опасность и страдания ощущались буквально в воздухе, когда они исследовали город, гуляя по самым живописным улицам и пробуя местную еду. Одно дело, что Вэй Усянь был привычен к такой грязи и мерзости, но он не мог вынести даже мысли о том, что это всё может коснуться Лань Ванцзи. За ужином тем вечером Лань Ванцзи, должно быть, почувствовал, что с ним что-то не так, а когда Вэй Усянь настоял, что всё в порядке, не стал спорить и лишь сказал:       — Вэй Ин, ты можешь прекрасно писать о чём угодно. Где угодно. Не обязательно так.       Он не сказал ничего больше, но Вэй Усянь всё равно сохранил этот комплимент глубоко в сердце, и не только потому, что слова Лань Ванцзи очень много значили для него, но и потому, что сама идея заниматься чем-то другим его зацепила. И нарисовала ему в воображении целую фантазию, где у него в жизни было место, которое он мог бы назвать домом, была собственная кровать, а ещё возможность видеть Лань Ванцзи и свою семью куда чаще привычных редких недолгих встреч. Представить чуть позже и А-Юаня в этой фантазии было совсем не сложно. Если бы только поезд не сошёл с рельсов, Вэй Усянь мог бы уже жить в этой мечте.       Но сожалениями прошлого не изменить. И сожаления не помешали Вэй Усяню добраться до двери Лань Ванцзи. С бешено колотящимся сердцем он замер на мгновение. Но он должен был это сделать — он не мог больше существовать между жизнью и смертью, как кот в эксперименте Шредингера.       Вэй Усянь постучал.       Лань Ванцзи быстро откликнулся на стук, чуткий, как и всегда. На долю секунды на лице Лань Ванцзи появилась чистая вежливость, с которой тот открывал дверь любому курьеру доставки, и Вэй Усянь воспользовался этой краткой возможностью, чтобы восхититься тем, каким неизменным тот выглядел. Лань Ванцзи всё ещё был красив настолько, что казался практически нереальным, был, как обычно, опрятен и собран, всё так же консервативен в своём стиле. Вэй Усянь всегда считал это классикой.       А потом это выражение на лице Лань Ванцзи — того Лань Ванцзи, чьи реакции всегда были настолько нечитаемыми, что у Вэй Усяня ушли годы дружбы, прежде чем он мог с уверенностью определить, что тот находит его шутки смешными; того самого Лань Ванцзи, чья внешняя холодность восхищала всех, кто его встречал, — рассыпалось, обнажая чистые эмоции. Скорбь, надежда, растерянность — всё такое читаемое, всё заметное.       — Вэй Ин? — в дрогнувшем голосе и вопрос, и мольба.       В груди Вэй Усяня что-то сломалось в ответ на этот полный отчаяния взгляд.       — Лань Чжань… Ох, Лань Чжань, — Вэй Усянь потянулся к нему.       Лань Ванцзи отпрянул, лишь чтобы в следующую секунду податься вперёд и схватить Вэй Усяня за руку. Пальцы Лань Ванцзи дрожали на его запястье, глаза были широко распахнуты, словно тот не ожидал почувствовать прикосновение, хотя и сам стал его инициатором.       — Вэй Ин, — повторил он, всё ещё умоляюще.       — Лань Чжань, — Вэй Усянь обхватил его запястье в ответ ладонью не более твёрдой и уверенной, страдая от одной только мысли, что, возможно, Цзян Чэн был прав. Он не чувствовал радости, ведь это значило, что Лань Ванцзи было больно. В этот момент Вэй Усянь готов был отдать всё на свете, лишь чтобы избавить Лань Ванцзи от этого страдания. Даже любовь Лань Ванцзи к нему.       Но, конечно же, Вэй Усянь был не в силах стереть последние несколько лет, не мог заключить со вселенной такой сделки. Вместо этого он мог лишь притянуть Лань Ванцзи к себе, прижать к себе его дрожащее тело. Будто если бы он мог обнять Лань Ванцзи как можно крепче, держать так как можно дольше, ему удалось бы хоть немного унять его боль. Лань Ванцзи позволил обнять себя и обнял в ответ так крепко, словно думал, что если расслабится хоть на мгновение, Вэй Усянь вновь ускользнёт.       Лань Ванцзи уткнулся лицом в основание его шеи, и Вэй Усянь провёл пальцами по его мягким волосам в единственном утешении, на которое в тот момент был способен, даже если он сам был источником этой боли.       Он пытался успокоить Лань Ванцзи, но и сам находил покой в этом объятии. Тепло тела Лань Ванцзи, его такой знакомый запах, тихий звук его дыхания — всё это облегчало ту боль в его груди, о которой Вэй Усянь даже не подозревал.       — Лань Чжань, — снова повторил он, когда дыхание Лань Ванцзи стало ровнее. — Позволь мне объяснить.       Лань Ванцзи отстранился, и Вэй Усянь, лишившись его тепла, успел пожалеть, что он вообще открыл рот. Возможно, было бы лучше, если бы они просто остались так друг с другом навсегда. Но объятия помогли — лицо Лань Ванцзи вновь вернулось к своему нейтральному выражению, лишь на миг померкнув при виде всё ещё открытой за спиной Вэй Усяня двери.       Вэй Усянь хотел бы его успокоить, что никто из соседей ничего не видел, но и сам не был в этом уверен, ведь всё его внимание было слишком сосредоточено на Лань Ванцзи и том, что отражалось на его лице. Лань Ванцзи запер дверь, снова запер свои эмоции. Снова отрезал от себя первым весь мир, а вторым Вэй Усяня.       Лань Ванцзи провёл Вэй Усяня дальше в такую незнакомую квартиру и спокойно сел, предлагая ему поступить так же, наблюдая за Вэй Усянем в каком-то ожидании, почти опасливо, всё ещё отгородившись этой непроницаемой стеной между ними.       — Я вернулся, как только смог, — начал Вэй Усянь, не вполне понимая настороженности Лань Ванцзи, но желая убедить его хотя бы в этом в первую очередь. Но Лань Ванцзи, казалось, просто ждал, выжидал чего-то, так что Вэй Усянь снова вернулся к своей истории. Он рассказывал её уже так много раз вчера — сначала Цзян Чэну, а потом уже с ним ещё три раза всей остальной семье. Рассказывал сам себе по дороге и вчера в поезде, и в автобусе до дома Лань Ванцзи уже сегодня. Но всё равно не мог найти нормального способа, чтобы рассказать её, способа заставить её звучать здраво.       Его рассказ ничуть не избавил Лань Ванцзи от его подозрительности. Тот слушал со слабой морщинкой, залёгшей между нахмуренных бровей, сосредоточенный, но не убеждённый. Когда Вэй Усянь дошёл до объяснения путаницы и того, что умер Мо Сюаньюй, а не он, Лань Ванцзи надолго закрыл глаза. Скорбел? По Мо Сюаньюю, которого когда-то едва терпел? Но когда Лань Ванцзи снова открыл глаза, морщинка между его бровей разгладилась, и он позволил Вэй Усяню рассказать остаток истории. Но теперь Лань Ванцзи казался смутно удивлённым, даже немного печальным. Очевидно, что Вэй Усяню он не верил.       И Вэй Усянь не знал, что ему делать. Лань Ванцзи всегда ему верил. Или, точнее сказать, Лань Ванцзи всегда верил ему, когда он говорил правду. И притворялся, что верит, когда Вэй Усянь лгал. Вэй Усянь уверял его, что всегда осторожен, и его рассказы лишь звучат опаснее, чем оно бывает на самом деле, и Лань Ванцзи делал вид, что верит. Связывающая их ложь стала их маленьким ритуалом, но всё равно в глубине души они оба понимали друг друга. И Вэй Усянь не знал, как ему быть сейчас, когда это молчаливое взаимопонимание, что было между ними ещё со школьных времён, испарилось. Раньше их связь никогда не исчезала, и не важно, как много месяцев проходило между их встречами.       Вэй Усянь попробовал снова, возвращаясь к отдельным частям истории, заново объясняя всё в надежде увидеть хоть намёк на то, что ему верят. И снова ничего. Ему наконец пришлось сдаться, остановиться. И когда стало очевидно, что ему было больше нечего добавить, Лань Ванцзи улыбнулся. Сердце Вэй Усяня замерло и оборвалось — отдающая горечью, эта улыбка отчего-то была ещё более грустной, чем всё остальное.       — Нелепость, — произнёс Лань Ванцзи.       — Лань Чжань… Это правда. Я… что я мог сделать? — Вэй Усянь в отчаянии подался к нему, снова беря Лань Ванцзи за руку в поисках любой связи, которую мог найти.       Лань Ванцзи изучал его, всё ещё улыбаясь этой слабой, печальной улыбкой, и притянул за руку к себе.       — Можешь придвинуться, пока всё не закончилось.       Вэй Усянь был в замешательстве, но позволил Лань Ванцзи притянуть себя ближе, а потом ещё ближе, а потом губы Лань Ванцзи накрыли его и… чёрт. Губы Лань Ванцзи были такими же мягкими, как он всегда и представлял, рука Лань Ванцзи нежно касалась его лица. Мечта десятилетий воплощалась в жизнь, и Вэй Усянь хотел забить на всё, податься навстречу, открыть рот, позволить Лань Чжаню притянуть себя ещё ближе, пока он не окажется на нём, пока они оба не сплетутся вместе так, что их невозможно будет разделить. Но…       Вэй Усянь отстранился.       — Пока что не закончилось?       Глаза Лань Ванцзи были закрыты. Приоткрыв их, тот снова улыбнулся Вэй Усяню и ответил:       — Этот сон.       Вэй Усяня словно окатило ледяной водой.       — Лань Чжань… Ты не спишь.       — Я тоже так думал.       Вэй Усянь многое знал о снах, которые казались слишком реальными. Знал, что они могли причинять боль. Он сталкивался с ними не раз за свою жизнь. С кошмарами, что заставляли его снова переживать худшие моменты, или, что было ещё ужаснее, с фантазиями, которые ощущались такими правдивыми, пока ты не проснёшься и не поймёшь, что ничего не было. И ничего не может быть. В одиночестве во время реабилитации Вэй Усяню снились люди, которые были мертвы — его родители, мёртвые дети, давно ставшие частью его работы, даже Мо Сюаньюй. Вэй Усянь не хотел быть таким же сном для Лань Ванцзи.       Он сжал его руку.       — Как ты можешь касаться меня, если это сон?       Лань Ванцзи приподнял бровь, и Вэй Усянь был вынужден уступить, уловив посыл. Конечно, прикосновения возможны во сне.       — Ладно, тогда я ущипну тебя.       — Давай.       Вэй Усянь ущипнул его за руку, ощутимо, но не слишком болезненно.       — Вот видишь!       Лань Ванцзи отнял руку.       — У тебя всегда находятся объяснения. Я всегда могу касаться тебя. Это всегда больно.       Вэй Усянь попытался проглотить ком в горле.       — Ну тогда, что я могу сделать, чтобы доказать тебе, что это не сон? Чего обычно не случается?       Лань Ванцзи долго изучал его, прежде чем, звуча абсолютно смирившимся, произнести:       — Можешь остаться. Ты никогда не остаёшься.       Сердце Вэй Усяня разрывалось. Он же никогда этого не делал, да? И сны заканчивались, и ведь до этого тоже никогда не оставался. Он не жалел о своём выборе профессии, он жалел лишь обо всём, что когда-либо сделал, чтобы стать причиной этой боли в словах Лань Ванцзи. Он вздёрнул подбородок.       — Тогда я останусь, Лань Чжань. Надеюсь, что у тебя удобный диван или есть свободная комната, потому что можешь считать, что я тут надолго.       Лань Ванцзи не отвечал, и Вэй Усянь продолжил говорить, заполняя тишину своей привычной болтовнёй.       — Я крайне безработный и, к тому же, ещё официально числюсь мёртвым. Так что, поверь мне, в моём графике нет вообще никаких планов.       Лань Ванцзи всё ещё молчал, и не похоже было, что Вэй Усянь мог ещё что-нибудь сделать. Это не та проблема, с которой можно справиться быстро. Он махнул рукой.       — Не отвлекайся на меня. Занимайся тем, чем обычно занимаешься. Я буду здесь.       Лань Ванцзи уже собирался встать, но одна мысль вдруг пришла Вэй Усяню в голову. Бездумно он потянулся и снова схватил Лань Ванцзи за запястье.       — Ох, Лань Чжань. Но ведь если ты мне не веришь, значит ли это, что ты не позволишь мне увидеть А-Юаня?       Лань Ванцзи посмотрел на него с недоверием.       — Откуда ты знаешь, что А-Юань у меня?       Вэй Усянь ощущал вину.       — Цзецзе сказала.       Лицо Лань Ванцзи перестало выражать хоть что-нибудь, но даже если Вэй Усянь не мог прочитать его эмоций, он догадался, что скрывалось под этой маской.       — Извини, Лань Чжань. Я пошёл сначала к Цзян Чэну, а он потащил меня к дяде домой и пригласил сестру. Возможно, мне стоило попросить позвать и тебя? Или мне нужно было прийти сюда первым делом? Но Цзян Чэн, по крайней мере, не принимал меня за плод своего воображения.       Лань Ванцзи выглядел слегка виноватым из-за этого, и Вэй Усянь принял за хороший знак. Люди ведь обычно не испытывают вину перед порождениями своих снов, да?       — Я был так рад, когда цзецзе сказала мне, что ты усыновил А-Юаня. Я не мог найти никакой информации о том, что с ним случилось, и так волновался! Не могло быть ничего лучше, чем узнать, что он с тобой.       Лань Ванцзи внимательно посмотрел на Вэй Усяня.       — Разве ты не предпочёл бы, чтобы он остался с Цзян Яньли?       Вэй Усянь уставился на него в ответ.       — С цзецзе ему, конечно же, было бы хорошо. Но… Знаешь, я ведь ехал сюда. Когда… Когда сел… на поезд. Ладно, не именно сюда, — он обвёл рукой квартиру Лань Ванцзи — новую, куда больше предыдущей квартиру, которую тот, должно быть, купил, когда усыновил А-Юаня. — Но к тебе.       Лань Ванцзи замер и буквально выдавил из себя:       — Не надо.       Каким-то образом Вэй Усянь снова причинил ему боль. Но Лань Ванцзи должен был это узнать.       — Это правда. Я вдруг оказался с ребёнком, в ответе за него, и подумал… Я думал, что ты должен знать, что делать. Думал, что ты мне поможешь. Думал… думал, что ты поймёшь. Хотел, чтобы вы с А-Юанем встретились.       Лань Ванцзи закрыл глаза, словно будучи не в силах смотреть на него.       — Мне жаль, что я опоздал, Лань Чжань, но я рад, что А-Юань смог добраться к тебе первым.       Лань Ванцзи долго не открывал глаза, а потом сглотнул и встал.       — Мне нужно заняться работой. Чувствуй себя как дома.       И ушёл в соседнюю комнату, которая, по-видимому, была его личным кабинетом. Спустя пару мгновений до Вэй Усяня донёсся звук телефонного разговора, голос Лань Ванцзи был ровным и спокойным, в нём не было ничего от холодной сдержанности, свойственной семье Лань.       В обычном случае Вэй Усянь ни капли не постыдился бы пользоваться предложением «чувствовать себя как дома», но он понимал, что и так причинил Лань Ванцзи слишком много беспокойства на сегодня. Или хотя бы на это утро. Поэтому он ограничился чтением корешков книг на полке и изучением содержимого холодильника и кухонных шкафчиков. И самой важной вещью, что он нашёл, был детский рисунок, прикреплённый к дверце холодильника. Один взгляд на него заставил его прослезиться и порадоваться, что Лань Ванцзи был в другой комнате. Вэй Усянь взял себя в руки и великодушно решил не заходить ни в одну из спален, не совать свой нос в аккуратную стопку писем и не открывать шкафчик в ванной.       И Вэй Усянь был горд своей выдержкой, но ему быстро стало скучно. Он попытался почитать книгу, потом другую книгу. Подумал, не включить ли телевизор, но решил, что утренних передач ему с лихвой хватило ещё в реабилитационном центре. На телефоне, что купил ему Цзян Чэн, было слишком мало трафика, чтобы зависнуть в интернете.       Вэй Усянь потянулся на диване, слушая голос Лань Ванцзи. Не отчётливые слова, но низкие, спокойные интонации, подтверждающие и объясняющие что-то человеку, с которым тот разговаривал. Вэй Усянь закрыл глаза, позволяя знакомому звуку убаюкать себя.

…

      Когда Вэй Усянь проснулся, Лань Ванцзи сидел в кресле рядом с диваном с книгой на коленях. Вот только Вэй Усянь, открыв глаза, заметил, что Лань Ванцзи не читал её, а разглядывал его вместо этого. И Вэй Усянь понимал его порыв. Всего один взгляд на Лань Ванцзи вернул ему на лицо улыбку, и Вэй Усянь сел, потягиваясь.       — Извини, я не собирался засыпать. Может показаться, что трёхлетней комы должно хватить, чтобы отоспаться на всю жизнь вперёд, но, кажется, это так не работает.       Лань Ванцзи не ответил ничего, но это было бы его реакцией и даже в том случае, если бы тот верил ему, не считая иллюзией.       Вэй Усянь посмотрел на часы и увидел, что время близилось к обеду. И это подкинуло ему идею.       — Эй, Лань Чжань, давай сходим куда-нибудь поесть. Я даже заплачу. Плод воображения же не может заплатить, верно? Так я докажу, что остальные меня тоже видят, прежде чем ты начнёшь думать, что сходишь с ума или что-то в этом духе.       Лань Ванцзи почти незаметно вздрогнул, и просто произнёс:       — И как официально признанные мёртвыми могут за что-то заплатить? Всё, что у тебя было, перешло А-Юаню.       Ох.       — Я задумывался об этом. Что ж, это хорошо, хотя… — это было хорошо, но совсем не помогало Вэй Усяню решить вопрос с тем, как вернуться к своей жизни. — Ну, Цзян Чэн одолжил мне немного денег, так что я точно в состоянии заплатить за обед.       Лань Ванцзи не ответил ничего, но его молчания было достаточно, чтобы напомнить Вэй Усяню, почему он хотел просить его помощи со своим бюджетом, даже когда в кармане у него была парочка подписанных чеков. Ох, ладно.       Вэй Усянь натянул на лицо лучшую из своих улыбок, и Лань Ванцзи наконец кивнул.       — О, отлично! Выбирай место. Я не знаю этот район.       Лань Ванцзи привёл их в небольшое местное заведение всего в паре кварталов от своей квартиры. Для полноценного обеда было ещё рано, и внутри было полно свободных мест. Официантка выглядела скучающей, и поэтому Вэй Усянь взял на себя задачу оживить её утро бесцельным флиртом, но она, вручив им меню с многообещающим количеством блюд с красными отметками, впечатлённой не выглядела совсем.       Когда та ушла, Вэй Усянь заметил на лице Лань Ванцзи с трудом скрываемое раздражение, знакомое по бесчисленным подобным ситуациям до этого. Он почти открыл рот, чтобы подразнить Лань Ванцзи за излишнюю серьёзность, как часто делал это в прошлом, когда к нему в голову пришла мысль, что если то, что сказал Цзян Чэн, было правдой, Лань Ванцзи мог ревновать. Лань Ванцзи мог ревновать его все эти годы. Это… это нужно было обдумать. В любой другой день Вэй Усяню бы показалась забавной идея подразнить того этим, разозлить, заставить ревновать ещё больше. Но сегодня он ранил Лань Ванцзи уже достаточно. Даже дружеский тычок оказывается болезненным, когда приходится на место старой раны.       Вместо этого Вэй Усянь подался ближе и, сосредоточив всё своё внимание на Лань Ванцзи, попросил:       — Расскажи мне об А-Юане.       Лань Ванцзи на мгновение задумался.       — Он смышлёный ребёнок, хорошо воспитан, дружелюбен со всеми.       Так лаконично, как Вэй Усянь и ожидал от него, но в голосе Лань Ванцзи мелькнула нотка совсем не свойственной Ланям гордости, заставив Вэй Усяня улыбнуться.       — Ничего удивительного, ведь ты его отец.       Лань Ванцзи покачал головой.       — Нет, он просто такой и есть.       Вэй Усянь знал, что А-Юань был и без того прелестным ребёнком, но был абсолютно уверен, что ребёнок Лань Ванцзи просто не мог не быть хорошим.       — Расскажи мне что-нибудь о его жизни.       И Лань Ванцзи рассказал чудесную историю о встрече А-Юаня с кроликами. Лань Ванцзи, что неудивительно, был скупым рассказчиком, но глаза его буквально горели, когда он говорил о своём сыне.       Вэй Усянь был очарован. И историей, и той очевидной любовью Лань Ванцзи к А-Юаню.       — Ох, хотел бы я увидеть это.       И Вэй Усянь пожалел о сказанном в ту же секунду, пожалел об очередном напоминании о своём отсутствии, но Лань лишь потянулся за своим телефоном, чтобы, полистав галерею в поисках фото, показать одно ему. На фотографии А-Юань, выглядя не намного старше, чем когда Вэй Усянь видел его в последний раз, был весь буквально покрыт кроликами, и разрывался где-то между восторгом и ужасом.       Горло Вэй Усяня сдавило печалью и нежностью одновременно, к глазам подступили слёзы. Он сглотнул, натягивая на лицо улыбку для Лань Ванцзи.       — У тебя есть ещё фотографии?       Лань Ванцзи выглядел немного обеспокоенным, но кивнул и принялся листать фотографии, поворачивая экран к Вэй Усяню, когда попадалась хорошая. Вэй Усяню быстро надоело это неловкое мельтешение телефона через весь стол, и он решил проблему логически — передвинул свой стул, чтобы сесть рядом с Лань Ванцзи.       Тот застыл на мгновение, а потом продолжил листать фотографии, изредка комментируя. Вэй Усянь придвинулся ближе, заставив их коснуться руками, позволяя теплу Лань Ванцзи греть его.       Фотографии поглотили Вэй Усяня с головой. Их было так много, намного больше, чем он ожидал от Лань Ванцзи, который не любил селфи и никогда не останавливался, чтобы сфотографировать закат. И Вэй Усянь был благодарен за каждое фото. Ведь все они давали ему возможность заглянуть в годы, которые он пропустил, понаблюдать, как рос А-Юань.       Как и в случае фотографий со страницы Цзян Яньли, любимыми фотографиями Вэй Усяня становились случайные фото, на которых мелькал Лань Ванцзи. Парочка была снята кем-то ещё, Лань Сичэнем, как он подозревал. Потом была парочка смазанных селфи, сделанных, очевидно, подросшим А-Юанем. Вэй Усянь завис на одном, совсем недавнем, кажется, снятом на каком-то фестивале. А-Юань улыбался в камеру, и на лице Лань Ванцзи тоже была эта его едва уловимая улыбка. Всё это заставляло его сердце ныть от горького сожаления, что он мог тоже быть там. И он даже не заметил, когда официантка принесла заказ, пока Лань Ванцзи не толкнул его локтем.       Вэй Усянь улыбнулся и вернул ему телефон.       — Он очаровательный ребёнок.       — Мгм, — произнёс Лань Ванцзи с такой нежностью в голосе, что Вэй Усянь не мог не рассмеяться.       Он не стал возвращаться на свою часть стола, даже не стал отодвигаться от Лань Ванцзи, когда они ели, что заставляло Лань Ванцзи есть с осторожностью, чтобы не задевать его локтем. Но Лань Ванцзи не жаловался.       Еда была довольно острой, и это ощущалось блаженством после пресной больничной пищи. Вэй Усянь похвалил Лань Ванцзи за отличный выбор ресторанчика, хоть и заметил, что тот заказал себе что-то намного менее острое, чем он.       Когда они закончили, Лань Ванцзи позволил Вэй Усяню оплатить счёт, напряжённо наблюдая за официанткой, словно та могла заявить, что деньги Вэй Усяня не реальные. Девушка была не в восторге от налички, но официально мёртвый Вэй Усянь не мог предложить ничего другого, и ей пришлось искать ему сдачу. И официантке совсем не казалось, что Вэй Усянь был иллюзией.

…

      По возвращении в квартиру Вэй Усянь развалился на диване и заверил Лань Ванцзи, что он будет сам в состоянии себя развлечь, если Лань Ванцзи нужно вернуться к работе. Лань Ванцзи кивнул, но не ушёл, снова в каких-то сомнениях.       — Это бессмысленно.       В жизни Вэй Усяня было слишком много бессмысленных вещей, так что пришлось уточнять, что именно Лань Ванцзи имел в виду.       — Что бессмысленно?       Лань Ванцзи опустился на другой конец дивана.       — Как кто-то мог перепутать тебя с Мо Сюаньюем?       Вэй Усянь воодушевился. Если Лань Ванцзи начал серьёзно обдумывать детали истории, вполне могло быть, что тот начал допускать и возможность реальности происходящего.       — Это странно, но ты ж ведь знаешь, как мы с ним были похожи.       Лань Ванцзи посмотрел на него, нахмурив брови в замешательстве.       Вэй Усянь так же озадаченно посмотрел на него в ответ.       — Лань Ванцзи, уж ты-то точно должен был заметить. Ты видел нас вместе столько раз!       Лань Ванцзи нахмурился ещё сильнее, и Вэй Усянь подумал, что теперь даже совершенно незнакомые с ним люди могли бы заметить его растерянность.       — Вы не похожи.       Теперь Вэй Усянь задумался, что, быть может, это он спит, и ему снится один из тех снов, где всё переворачивается с ног на голову.       — Лань Чжань, нас постоянно спрашивали, не близнецы ли мы. Даже в поезде, как раз перед… Даже тогда женщина, проверяющая билеты, спросила, братья ли мы.       Лань Ванцзи всё ещё смотрел на него с сомнением.       Вэй Усянь неверяще рассматривал его, а потом просто пожал плечами.       — Не знаю даже, что тебе сказать. Можешь спросить Цзян Чэна, — Вэй Усянь не стал рассказывать о том, как однажды они с Мо Сюаньюем убедили пьяного Цзян Чэна в том, что у того двоится в глазах. История была смешной, но немного неуместной в этот момент. — Ты действительно никогда не замечал?       Лань Ванцзи был слишком правильным, чтобы пожимать плечами, но что-то в движении его спины создавало впечатление, что именно это он и сделал.       — Вэй Ин — это Вэй Ин.       От этого простого утверждения сердце Вэй Усяня снова заныло. Он сменил тему.       — Конечно же, если бы семья Мо Сюаньюя не была такой ужасной, правда бы всплыла гораздо раньше. Ты можешь поверить, что никто так ни разу и не пришёл проведать его? Уверен, что даже они могли бы узнать, что я не Мо Сюаньюй, если бы хоть раз приехали. А не приехали они даже когда я очнулся!       Вэй Усянь просчитался. Мысли о таком пренебрежении семьи Мо Сюаньюя лишь усилили боль в груди. Лань Ванцзи, кажется, заметил это.       — Должно быть, ты скорбишь о нём.       Вэй Усянь отвёл взгляд.       — Просто… Я не видел его со времён колледжа, но он всё равно был мне другом. И ему понравился А-Юань. Мо Сюаньюй заботился о нём в свои последние мгновения, и я уже никогда не смогу сказать ему спасибо за это.       Лань Ванцзи выпрямил свою и без того прямую спину ещё больше, заставляя Вэй Усяня посмотреть на него, а потом медленно и осторожно произнёс:       — Нам сказали, что А-Юань практически не пострадал лишь потому, что ты… что Мо Сюаньюй защитил его, закрыв своим телом. Я многим ему обязан за это.       Вэй Усяню снова пришлось отвести взгляд в попытке сдержать слёзы, прежде чем он смог выдавить из себя:       — Как и я.       Наступила тишина, а потом Лань Ванцзи произнёс:       — Ты можешь пойти со мной. Можем вместе забрать А-Юаня из школы.       Сердце Вэй Усяня бешено заколотилось.       — Правда? И… тебе не нужно говорить ему, кто я. Я могу быть просто другом…       Лань Ванцзи бросил на него взгляд, красноречиво намекающий на то, что он идиот, и сердце Вэй Усяня вновь забилось быстрее.       — Ох, правда? Спасибо, Лань Чжань.       Лань Ванцзи кивнул. Казалось, что тот подбирал слова, и Вэй Усянь молча ждал, бурля внутри от переполняющих его чувств. А потом Лань Ванцзи наконец спросил:       — Ты останешься? На ночь?       Вэй Усянь засмеялся.       — Я останусь так надолго, как ты только захочешь.       Лань Ванцзи резко выдохнул.       — Не нужно…       — А?       — Не говори то, чего не имеешь в виду.       Это было больно, но ведь Лань Ванцзи и правда не мог верить Вэй Усяню, который не сделал ровным счётом ничего, чтобы это доверие заслужить. Ему придётся доказать всё своими действиями.       — Я останусь на ночь, Лань Чжань.       Лань Ванцзи коротко кивнул и исчез за дверью своего кабинета.

…

      Вэй Усянь позвонил Цзян Чэну, чтобы сказать, что останется у Лань Ванцзи, и тот даже не сделал вид, что удивлён. Потом Вэй Усянь позвонил Цзян Яньли и дяде Цзян, даже не потому, что у него были новости, которыми он хотел поделиться, а просто из-за того, что реакция Лань Ванцзи заставила его задуматься, не сомневались ли они тоже в том, что он настоящий? Не сомневались ли в собственном здравом смысле? Опять же, не было хорошего способа спросить об этом, так что Вэй Усянь просто ограничился радостной болтовнёй, пока не добился ответных улыбок, которые можно было даже почувствовать в их голосах.       После этого он снова попытался взяться за книжку, но всё ещё не мог сосредоточиться. Минуты ползли ужасно медленно, пока Лань Ванцзи наконец не сказал, что им пора выходить.       Во время короткой поездки Лань Ванцзи молчал. Оно и понятно. Обычно Вэй Усянь заполнил бы эту тишину своей болтовнёй, но все его мысли крутились вокруг предстоящей встречи. Прошло уже почти четыре года с того момента, как они виделись последний раз. А-Юаню тогда было всего лишь три. Тот никак не мог помнить Вэй Усяня. Шансы на то, что А-Юань помнит вообще хоть что-то из того возраста, были крайне малы, да и провели вместе они всего каких-то два месяца. Два месяца, которые снова закончились для ребёнка психологической травмой. Возможно, действительно было бы лучше, чтобы А-Юань его не помнил.       Вэй Усяню и не нужно было, чтобы его помнили. Он просто хотел увидеть, что А-Юань здоров и счастлив. Он уже знал об этом в теории, видел на фотографиях, слышал тепло в голосе Лань Ванцзи, когда тот говорил о своём сыне. Но какая-то иррациональная часть Вэй Усяня всё ещё хотела убедиться в этом лично. Увидеть своими глазами, что это правда.       Возле школы было полно машин, детей и родителей, и Лань Ванцзи отъехал в сторону от этого скопления и припарковался возле небольшого парка на другой стороне улицы. Они вместе вышли из машины.       — Подожди здесь. Я попытаюсь сначала всё объяснить.       Вэй Усянь опустился на одну из скамеечек в парке. Был прекрасный день, свежий и ясный. Небо было бесконечно голубым, ни следа облаков. Стояла ранняя осень, на зелёных ещё деревьях уже начинали появляться редкие жёлтые листья. Шум детей, их смех и крики доносились издалека, не перекрывая пения птиц. Вэй Усянь попытался сосредоточиться на этом, на всех вещах, которых ему не хватало, но взгляд его снова и снова возвращался к толпе перед школой, выискивая в ней высокую, стройную фигуру Лань Ванцзи.       Наконец, наконец-то Вэй Усянь её заметил. Всё внимание Лань Ванцзи было приковано к небольшой фигурке рядом с ним. Эти двое вели серьёзный разговор, и Вэй Усяню было интересно, как Лань Ванцзи всё объяснял. Начал ли тот с рассказа, кто вообще такой Вэй Усянь? Они подошли ближе, и Вэй Усянь заметил, насколько всё-таки А-Юань вырос. В прошлом тот был немного мельче, чем положено было по его возрасту, судя по словам Вэнь Цин, но теперь выглядел как любой нормальный семилетка. Ладно, нет. Теперь он выглядел для Вэй Усяня как самый лучший ребёнок в мире. Было что-то от Лань Ванцзи в том, как А-Юань держался, в той внимательности, с которой слушал. Вэй Усянь часто дразнил Лань Ванцзи за его излишнюю правильность и серьёзность, но теперь его сердце согревало мыслью, что эти качества тот передал своему сыну. Вэй Усянь не сомневался, что тот привил ему и свою доброту, свою заботливость, великодушие. Вэй Усянь не мог желать большего для ребёнка, который почти стал его сыном.       Они подошли ещё ближе, и Лань Ванцзи, подняв голову, заметил Вэй Усяня. А-Юань проследил за взглядом своего отца и остановился. Его шока и слабого изумления Лань Ванцзи было достаточно для Вэй Усяня, чтобы заподозрить, что Лань Ванцзи не успел в своём рассказе добраться до объяснения личности их таинственного гостя, как заподозрить и то, что по какой-то необъяснимой причине, А-Юань Вэй Усяня узнал.       Теория оказалась верной, когда в следующую секунду А-Юань уронил свой рюкзак и сделал пару шагов к нему.       — Папа?       Сердце Вэй Усяня чуть не остановилось. Ох. Ох, Лань Чжань.       Это всё Лань Ванцзи. Даже когда Вэй Усянь принял решение об усыновлении, он никогда не просил А-Юаня называть его папой. Вэнь Цин дразнила его тогда, что он просил А-Юаня называть его братом только потому, что не хотел признавать, что был достаточно взрослым, чтобы стать отцом. Но, по правде, сам будучи сиротой, Вэй Усянь знал, насколько коварным могло быть подобное, когда родители А-Юаня только совсем недавно погибли. Вэй Усянь думал, что со временем они со всем разберутся. Конечно же, в конце концов, этого времени у них не оказалось. У них вообще не было времени. Но Лань Ванцзи… Лань Ванцзи осторожно сберёг это место в жизни своего сына для него, даже когда Вэй Усянь был мёртв и похоронен.       Вэй Усянь мог только выдохнуть:       — А-Юань…       А-Юань обернулся на своего отца и, когда тот с серьёзным видом кивнул, бегом проделал остаток пути до Вэй Усяня.       — Папа, ты вернулся.       Что бы Лань Ванцзи не рассказал ему, этого, по-видимому, было достаточно, чтобы у ребёнка не возникло вопросов. Осталась лишь улыбка А-Юаня. Был только А-Юань — первый человек, который просто был рад видеть Вэй Усяня.       Вэй Усянь улыбался сквозь душащие его слёзы, желая вернуть в ответ такую же незамысловатую радость.       — Вернулся. А-Юань, ты уже такой большой!       А-Юань выглядел гордым, но возмущённым, как бывало у детей, когда им говорят, что они выросли. А потом, в доказательство, что он не полная мини-копия Лань Ванцзи, А-Юань бросился его обнимать.       Вэй Усянь обнял А-Юаня в ответ, пытаясь донести до него всё своё волнение и облегчение, все надежды и все сожаления о том, что его не было так долго. Он потрепал ребёнка по волосам, ликуя от того, что снова может держать А-Юаня, целого и невредимого, в своих руках.       А-Юань в конце концов отстранился. Ни один ребёнок не станет обнимать своего родителя вечно, даже если этот родитель мистическим образом вернулся из мира мёртвых. Лань Ванцзи поднял рюкзак А-Юаня и присоединился к ним на лавке. К удивлению Вэй Усяня, А-Юань, одарив его ещё одной улыбкой, бросился обнимать ещё и Лань Ванцзи. И тот ответил на его объятие без капли неловкости.       Их объятия были самыми обычными, что само по себе было необычно. Вэй Усянь был знаком с Лань Ванцзи буквально с детства и знал, что после смерти матери объятия исчезли из его жизни практически полностью. Конечно же, Лань Ванцзи был хорошим отцом. Разумеется. Но чем-то совершенно иным было понимание, что А-Юань рос со всей тактильной лаской, в которой мог нуждаться ребёнок. В возрасте А-Юаня Вэй Усянь мотался из одной приёмной семьи в другую и получал не больше объятий, чем Лань Ванцзи. Он помнил ту пустоту в груди. Он должен был знать, что Лань Ванцзи никогда не допустит, чтобы его сын пережил то же самое, и не важно, какой была его собственная жизнь когда-то.       Объятие, в которое А-Юань утащил Лань Ванцзи, было короче, но ребёнок не отодвинулся, лишь повернулся к Вэй Усяню и серьёзным выражением лица спросил:       — Если ты вернулся, значит ли это, что ты хочешь забрать меня у моего отца?       Вопрос, словно выстрел в грудь. Вэй Усянь заставил себя выдохнуть через эту боль и твёрдо, серьёзно ответить:       — Нет. Нет, А-Юань. Я бы никогда не стал забирать тебя у твоего отца.       Вэй Усянь был поражён ещё больше облегчением, что мелькнуло на лице Лань Ванцзи и тут же исчезло, стоило тому заметить, что Вэй Усянь на него смотрит. Вэй Усяню стало стыдно из-за того, что не заверил его в этом раньше. Но ведь ему и в голову не могло прийти, что Лань Ванцзи мог вообще представить вариант, в котором Вэй Усянь был способен не считать его отцом А-Юаня! Вэй Усянь. Тот, что просто исчез когда-то.       Лань Ванцзи повернулся к ребёнку.       — У А-Юаня можем быть мы оба.       Тому идея очень понравилась.       — Совсем как у А-Фан! У неё тоже два папы.       Вэй Усянь заставил себя отвести взгляд от Лань Ванцзи, который никак на это не отреагировал.       — Вот видишь! Два отца, в два раза больше веселья.       А-Юань недоверчиво посмотрел на него.       — В два раза больше правил?       Лань Ванцзи смущённо поймал взгляд Вэй Усяня, заставляя его внезапно рассмеяться, и просто ответил:       — Не думаю, что тебе стоит переживать насчёт этого.       А-Юань взбодрился, глядя на Вэй Усяня с куда большим одобрением, а потом потянул Лань Ванцзи за руку.       — Давай возьмём его к нам домой. Я хочу показать ему свою комнату!       — Мгм, — согласился Лань Ванцзи, поднимаясь на ноги.       А-Юань широко улыбнулся отцу, а потом повернулся с такой же яркой улыбкой к Вэй Усяню и схватил за руку и его.       — Пойдём!       Вэй Усянь мог только засмеяться и последовать за Лань Ванцзи и их сыном. Это было слишком чудесно. Если Вэй Усяню пришлось отдать три года своей жизни в обмен на всё это — оно, возможно, того стоило.

…

      А-Юань был куда разговорчивее своего отца и куда вежливее Вэй Усяня в его возрасте. В ответ на вопросы, которыми Вэй Усянь забрасывал его, А-Юань охотно рассказал о том, как провёл день в школе, о своём отношении к школе в целом, а ещё о своём лучшем друге — Лань Цзинъи. А ещё, почувствовав новые открывшиеся возможности, А-Юань расписал ему целый список причин, по которым ему должны были разрешить завести дома кролика. В идеале двух.       Лань Ванцзи бросил на Вэй Усяня предостерегающий взгляд, намекая, что тема эта была очень деликатной. Но, к его большому сожалению, Вэй Усянь и деликатность уживались не слишком хорошо. Вэй Усянь тут же начал рассказывать историю о кролике, которого Лань Ванцзи подобрал и выхаживал в своей комнате в общежитии, нарушая все правила. Кролик оказался беременной крольчихой, и вскоре вся комната, к большому недовольству его соседа, оказалась заполнена крольчатами. Вэй Усянь хохотал, рассказывая, как тот сосед нашёл парочку даже в своей обуви.       — Тапочки с кроликами!       А-Юань был в восторге.       — У тебя были проблемы из-за этого?       Вэй Усянь ответил вместо Лань Ванцзи, который вёл автомобиль с покорностью человека, который знал больше, но надеялся на лучшее. Бедный А-Юань, некому было рассказать ему о проделках его отца в молодости! Как же хорошо, что теперь для этого существовал Вэй Усянь.       — Нет, я помог ему всех поймать, а потом мы отнесли их в приют, откуда те все попали в хорошие дома.       Вот! У той истории даже был хороший конец.       Когда они вернулись в квартиру, Лань Ванцзи настоял, что А-Юань должен сделать уроки перед тем, как проводить какие-либо экскурсии, а на что А-Юань, в свою очередь, настоял, чтобы Вэй Усянь помог ему.       Так они и оказались вдвоём за столом на кухне, где А-Юань выполнял какое-то своё задание, в ничьей помощи, как оказалось, и вовсе не нуждаясь. Лань Ванцзи тоже был неподалёку — готовил для них ужин, поглядывая время от времени на А-Юаня. И это было так по-домашнему уютно, что Вэй Усянь, который не мог даже представить, что сможет когда-нибудь испытать подобное, начинал думать, что теперь, кажется, по этому ощущению будет тосковать всю жизнь.       И всё-таки А-Юань попросил его помощи, когда дело дошло до небольшого сочинения.       — Отец говорил, что ты очень хороший писатель. Говорил, что я смогу почитать твои статьи, когда подрасту.       Лань Ванцзи был слишком сосредоточен на овощах, которые нарезал, чтобы заметить удивление на его лице. Вэй Усянь никогда особо не задумывался об этом, но его статьи действительно были слишком пропитаны горем и трагедией, чтобы позволять их читать ребёнку. Но он мог всё исправить. Лань Ванцзи ведь сказал ему однажды, он может писать о чём угодно.       — Что ж, быть может, я скоро напишу что-нибудь, что ты сможешь почитать до того, как вырастешь.       Ровный стук ножа по разделочной доске дрогнул и прекратился. А-Юань с улыбкой принялся слушать советы Вэй Усяня по своему сочинению.       А-Юань успел закончить с домашним заданием ещё до того, как ужин был готов, но остался на кухне, предложив свою помощь, и Лань Ванцзи поручил ему всякие мелочи. Очевидно, что всё это было частью их привычной жизни. А-Юань спросил, почему не помогает Вэй Усянь, заставив их с Лань Ванцзи переглянуться, вспоминая все его кулинарные катастрофы. Вэй Усянь засмеялся и рассказал А-Юаню о самых грандиозных, заставив и ребёнка рассмеяться. Лань Ванцзи не смеялся, но почти улыбался.       Ужин был потрясающим. Лань Ванцзи всегда готовил лучше Вэй Усяня (который явно в готовке звёзд с неба не хватал), но стал готовить даже лучше с того последнего раза, когда готовил для него. Но самым прекрасным было то, что еда на тарелке Вэй Усяня была щедро приправлена перцем, а рядом стояла бутылочка чили. Восторги Вэй Усяня были такими громкими, что А-Юань настоял на том, чтобы тоже попробовать, но, с трудом проглотив предложенный ему кусок, вежливо отказался от щедрого предложения угощаться ещё.       После ужина А-Юань всё-таки потащил его с экскурсией по квартире, большую часть внимания уделив в основном своей комнате, заполненной всяческими динозаврами и плюшевыми кроликами, которых ребёнок мог только захотеть. А-Юань показал ему все свои любимые книги, свои лучшие рисунки и свои награды. Его комната была идеальной — той комнатой, о которой Вэй Усянь ребёнком мог только мечтать, даже после того, как семья Цзян взяла его под опеку. В ней даже стоял небольшой детский и совершенно очаровательный письменный стол, но больше Вэй Усяня поразила стоящая на нём фотография в рамке.       А-Юань проследил за его взглядом.       — А, это ты, папа.       Это был он. Когда Вэй Усянь только начинал публиковаться в крупных изданиях, редакторы настояли, чтобы для статей он использовал фотографии получше тех селфи, которыми ограничивался раньше. А одно издание даже оплатило ему услуги профессионального фотографа. Вэй Усянь использовал потом эти фотографии всё время, чередуя их по очереди. А несколько неудачных кадров отправил Лань Ванцзи, пошутив, что хотел бы использовать эти вместо серьёзных. И Лань Ванцзи, видимо, эти фото сохранил, потому что на фотографии со стола А-Юаня Вэй Усянь смеялся, вместо того, чтобы выглядеть собранным и профессиональным.       Рамка состояла из двух половин, и со второй фотографии, зернистой и немного размытой, на него смотрели счастливые мужчина и женщина. По одежде и выверенной позе было ясно, что фотография была свадебной. Пара была ему не знакома, но у А-Юаня были глаза этой женщины, а его форма подбородка чем-то напоминала форму подбородка мужчины.       — Это твои биологические родители?       — Да, — А-Юань с серьёзным видом кивнул.       Ребёнком Вэй Усянь отдал бы многое за фотографию своих родителей. Чёрт, и сейчас бы отдал.       — Красивая пара.       — Ага, — А-Юань с трепетом коснулся рамки. — Отец смог найти всего несколько фото, но это моё любимое.       Вэй Усянь не знал, что сказать, поэтому просто обнял А-Юаня, которого хватило буквально на несколько секунд, прежде чем тот вспомнил, что ещё хотел показать Вэй Усяню что-то ещё.       А-Юань рано ложился спать, что Вэй Усяня не удивило абсолютно — некоторые вещи были неизменными. А-Юань не спорил, но потребовал, чтобы они оба почитали ему по сказке перед сном, уже во всю пользуясь преимуществами иметь двоих отцов. Никто из них был не в силах отказать ребёнку, так что свои две сказки А-Юань получил. Заснул тот, правда, вторую так и не дослушав, но Лань Ванцзи всё равно дочитал историю до самого конца.       Было ещё слишком рано, но Вэй Усянь чувствовал, что уже слишком устал. После всех переживаний последних двух дней распорядок дня Лань Ванцзи впервые начинал казаться здравым. Лань Ванцзи без сомнения видел, насколько вымотанным был Вэй Усянь, так что показал ему свободную комнату, которую он мог занять, и принёс полотенца и пижаму.       Вэй Усянь принял душ, благодаря семью Мо за то, что он смог когда-то позволить себе купить туалетные принадлежности, и теперь ему не пришлось выбирать, будут его волосы пахнуть шампунем Лань Ванцзи или детским шампунем с какими-то мультяшками на бутылке. А после его сил хватило только на то, чтобы пожелать Лань Ванцзи спокойной ночи и рухнуть на кровать. Он заснул сразу же, даже не задумавшись о том, каково это было — надеть на себя одежду Лань Ванцзи.

…

      Его что-то разбудило. Вэй Усянь не был уверен, который час, но в квартире было всё ещё темно. Он сел на кровати и лишь тогда заметил отдалённый слабый свет, пробивающийся из приоткрытой двери, и Лань Ванцзи, застывшего на пороге.       — Лань Чжань? Что случилось?       — Я… Извини, мне не следовало…       Того, что Лань Ванцзи запинался, было достаточно, чтобы заставить Вэй Усяня забеспокоиться, даже днём, не то что посреди ночи. Дело было не в А-Юане — Лань Ванцзи не колебался бы, если бы речь шла о его ребёнке. Дело было в самом Лань Ванцзи.       Вэй Усянь протянул руку.       — Лань Чжань, иди сюда. Что такое?       Лань Ванцзи сомневался, но всё-таки вошёл в комнату. Теперь слабый свет позволял рассмотреть хоть немного выражение его лица. Если у кого-то другого оно могло означать лишь слабую тревогу, то в случае Лань Ванцзи это было полноценное отчаяние. Тот застыл у края кровати, и Вэй Усянь потянулся, чтобы схватить его за руку и заставить сесть.       — Расскажи мне, Лань Чжань, — он не выпустил его руки, надеясь, что эта связь хоть немного поможет.       Лань Ванцзи посмотрел на него, а потом отвёл взгляд, но лишь для того, чтобы снова вернуть обратно, словно не мог выпустить Вэй Усяня из виду хоть на секунду.       — Если я усну, будешь ли ты всё ещё здесь, когда я проснусь?       Вэй Усянь понимал. Какая-то часть Лань Ванцзи всё ещё считала происходящее сном. Думала, что вот он проснётся, а Вэй Усянь по-прежнему будет мёртвым, давно покинувшим его и неспособным вернуться. Вэй Усянь знал, как ночами, когда все остальные спали, все самые мрачные мысли становились самыми реальными.       Вэй Усянь сжал его руку.       — Буду, Лань Чжань. Обещаю. И завтра утром, и послезавтра.       Лань Ванцзи покачал головой, явно не убеждённый.       Если тому было нужно, чтобы Вэй Усянь убеждал его в этом всю ночь, так Вэй Усянь и поступит. Но он был всё ещё слишком истощён, да и Лань Ванцзи тоже нужно было поспать. Поэтому Вэй Усянь лёг обратно на кровать и потянул Лань Ванцзи за руку, предлагая последовать его примеру.       — Останься на ночь здесь, Лань Чжань.       Лань Ванцзи замер, но Вэй Усянь лишь устроился поудобнее на подушках и положил руку Лань Ванцзи на свою грудь там, где было сердце. Он не знал, может ли Лань Ванцзи слышать его биение, но хотя бы то, как грудь его от дыхания поднималась и опускалась, должен был ощущать. Как доказательство того, что Вэй Усянь жив.       Лань Ванцзи всё ещё не шевелился. Вэй Усянь накрыл его руку своей, прижимая ещё крепче к своей груди, и повторил:       — Останься.       И Лань Ванцзи отмер, залез под одеяло, стараясь держать дистанцию. Они смотрели друг на друга в этом полумраке — на лице Лань Ванцзи не было ни следа сна, зато на его месте была боль.       — Извини, — прошептал тот через пару мгновений.       Вэй Усянь, сонно размышляя о том, как всё-таки приятно было чувствовать Лань Чжаня так близко, и о том, как ещё ближе он хотел бы к нему быть, моргнул.       — Тебе не нужно извиняться передо мной, Лань Чжань.       Лань Ванцзи резко выдохнул, судорожно дрогнув пальцами на его груди.       Этого слабого касания было для Вэй Усяня недостаточно, и он думал, что для Лань Ванцзи тоже, так что придвинулся ещё немного.       — Ближе, Лань Чжань.       Дыхание Лань Ванцзи перехватило, но тот тоже придвинулся. Они двигались друг к другу, пока Вэй Усянь не прижался к Лань Ванцзи полностью, забравшись к нему на грудь и приобняв. Рука Лань Ванцзи зависла в воздухе на мгновение, прежде чем накрыть его руку, прижать к себе, удерживая ладонь Вэй Усяня. Удерживая самого Вэй Усяня.       Вэй Усянь уже почти засыпал, уткнувшись в плечо Лань Ванцзи, но всё-таки спросил, просто на всякий случай:       — Так нормально, Лань Чжань?       — Мгм, — это всё, что Лань Ванцзи ответил, но Вэй Усянь буквально чувствовал, как расслабился тот под ним.       — Вот и хорошо. Спокойной ночи, Лань Чжань, — устало пробормотал он в сильное плечо.       И провалился в глубокий, спокойный сон.

…

      Пробуждение было медленным. Сначала Вэй Усянь даже не понял, где он. Он знал только, что ему тепло и самое там место. А открыв глаза, он увидел перед собой лицо Лань Ванцзи. Они явно оба шевелились ночью, потому что больше не прижимались друг к другу, но всё ещё лежали рядом лицом к лицу, всё ещё держались за руки.       Лань Ванцзи был так красив в тот момент. Нет, Лань Ванцзи был красив всегда, но во сне казался таким спокойным и расслабленым. Вэй Усянь ещё ни разу не видел его таким. Возможно, потому что он никогда и не просыпался раньше Лань Ванцзи, который всегда был ранней пташкой, в отличие от него. Вэй Усянь часто во времена учёбы видел, как тот засыпал, но вот это удовольствие, вероятно, предназначалось лишь для утренней поры. Не исключено, что Вэй Усянь когда-нибудь сможет увидеть это вновь.       Вэй Усянь любил Лань Ванцзи.       Эта мысль не обрушилась на него внезапно. Не застала врасплох. Она просто возникла в его голове уже сформированной, когда он ещё по-утреннему лениво моргнув, улыбнулся при виде спящего Лань Ванцзи. Словно Вэй Усянь всегда это знал.       Он влюбился ещё с их первой встречи. Лань Ванцзи всегда был потрясающим, даже тогда, когда должен был быть обычным долговязым подростком, как все остальные. Вэй Усянь был чуть ли не единственным человеком, который хотел с ним сблизиться, хотел коснуться этих густых волос, этого идеального лица. А ещё Вэй Усянь был на самом деле единственным, кому Лань Ванцзи позволял быть рядом. Так они и стали друзьями. Вэй Усянь пытался абстрагироваться от его неземной красоты и быть ему хорошим другом.       А дружить с Лань Ванцзи оказалось очень просто. За этой холодной наружностью скрывался один из самых прекрасных людей, которых Вэй Усянь когда-либо до этого встречал. И всё ещё оставался одним из лучших, а ведь Вэй Усянь встречал многих за время своих путешествий по миру. Конечно же, он любил Лань Ванцзи. Друзья ведь тоже могут любить друг друга, а Лань Ванцзи всегда был его лучшим другом, и не важно, сколько километров их разделяло.       Но да, Вэй Усянь так и не смог забыть своего влечения к Лань Ванцзи. Даже иногда фантазировал, что тот мог чувствовать то же самое к нему. Эти фантазии порой граничили с романтикой, но… Но. Вэй Усянь никогда не позволял себе всерьёз задуматься о возможности, что Лань Ванцзи мог бы его любить. Он прекрасно понимал, что Лань Ванцзи для него слишком хорош. И если у него когда-либо и был хоть какой-то шанс, то Вэй Усянь уже явно его упустил, уехав. Если шанс и был, Вэй Усянь понемногу уничтожал его всё больше и больше с каждым годом из тех тринадцати, не возвращаясь.       И после слов Цзян Чэна, если те были правдой… Вэй Усянь всё равно не позволял себе думать об этом, хотеть этого, надеяться. Но в этот миг, глядя на спящее лицо Лань Ванцзи, видя это доверие… Он любил Лань Ванцзи. Любил, возможно, большую часть своей жизни. И если Лань Ванцзи не любит его в ответ, это разобьёт ему сердце. Но всё в порядке. Он не позволит своему разбитому сердцу все испортить. Он всё ещё останется Лань Ванцзи другом, отцом А-Юаню. И этого будет достаточно, потому что Вэй Усянь не хотел больше сбегать и причинять боль тем, кого любит.       Вэй Усянь так и лежал, держа тёплую ладонь Лань Ванцзи в своей, позволяя этому осознанию, этому новому пониманию того, что было с ним всегда, укрепиться в его сердце. Вэй Усянь ловил каждую деталь на лице Лань Ванцзи: его мягкие губы, тени, что отбрасывали на щёки его длинные ресницы, упавшие на лоб волосы. Он с трудом подавил в себе желание их убрать, коснуться этих расслабленных губ поцелуем. У него не было на это права.       В тишине раздался звук шагов. Вэй Усянь осторожно, чтобы не потревожить Лань Ванцзи, приподнялся, чтобы выглянуть из-за его плеча. С другой стороны кровати на него смотрел А-Юань. Вэй Усянь на пару мгновений запаниковал, думая, что ребёнок уже давно должен быть в школе, но потом вспомнил, что это была суббота.       Суббота, а А-Юань уже проснулся! Лань Ванцзи точно привил ему свою привычку ранних пробуждений. А-Юань смотрел на него в каком-то ожидании, и Вэй Усянь пытался понять, с каким ключевым шагом родительства он уже успел налажать.       — Доброе утро, — попытался прошептать он как можно тише, чтобы не разбудить Лань Ванцзи.       — Доброе, — так же тихо прошептал А-Юань в ответ, следуя его примеру. А потом добавил: — Пора завтракать.       Ох.       А-Юань посмотрел на Лань Ванцзи, явно отдавая предпочтение тому в выборе человека, которому этот завтрак стоит приготовить, но был слишком вежлив, чтобы сказать об этом.       Вэй Усянь будить Лань Ванцзи не хотел. Кто знает, как скоро тот вообще смог заснуть этой ночью. Если Лань Ванцзи не проснулся в своё привычное время, значит, точно ещё нуждался во сне.       — Твой отец поздно лёг. Я приготовлю завтрак.       На лице А-Юаня застыло крайнее недоверие, что неудивительно после всех тех историй, что Вэй Усянь рассказал ему вчера о своих кулинарных способностях.       — Но сегодня суббота.       Вэй Усянь не понимал, что за этим скрывалось, но попробовал уточнить.       — И ты обычно помогаешь отцу готовить завтрак?       А-Юань кивнул.       — Тогда можешь помочь мне! — улыбнулся Вэй Усянь.       А-Юань обдумывал это, бросая взгляды на спящего Лань Ванцзи, пока наконец не кивнул с уверенным видом.       И это так сильно напомнило ему Лань Ванцзи, вся эта молчаливая решимость сделать что-то, что казалось правильным, даже если для этого нужно было пойти на жертвы. Улыбка Вэй Усяня стала безнадёжно нежной.       — Спасибо.       Но Вэй Усянь не мог просто так оставить Лань Ванцзи одного. Не после его ночных переживаний.       — А-Юань, можешь мне помочь кое с чем? У тебя найдётся листочек и ручка? Хочу оставить записку для твоего отца.       А-Юань снова смотрел на него с сомнением. Должно быть, это казалось ему глупым, ведь они отойдут буквально в соседнюю комнату, но Вэй Усянь был настроен решительно. Он улыбался, ожидая возвращения А-Юаня, и тот наконец проскользнул обратно в комнату, держа в руках ручку и пачку ярких, кислотно-салатовых стикеров, которые уж точно не пропустишь взглядом.       — Спасибо, А-Юань. Идеально.       Вэй Усянь осторожно вытащил свою ладонь из ладони Лань Ванцзи и написал:       «Лань Чжань, я никуда не исчез. Просто помогаю А-Юаню с завтраком. Ты такой милый, когда спишь!

Вэй Ин»

      Он приклеил стикер на руку Лань Ванцзи, в которой ещё недавно была его рука. Лань Ванцзи даже не пошевелился, видимо так крепко спал.       Вэй Усянь недоверчиво осмотрел дело рук своих. А что, если Лань Ванцзи начнёт ворочаться и записка потеряется? Он быстро написал ещё одну, точно такую же, кроме последней строчки («Из тебя получилась отличная подушка!») и приклеил на пустую подушку, на которой должен был спать. А потом нахмурился, написал еще две записки («Мне хорошо спалось с тобой!» и «Я скучал по тебе») и приклеил одну из них на вторую руку Лань Ванцзи, а другую на самый центр его груди.       Вэй Усяню пришлось буквально заставить себя остановиться на этом. Он чувствовал, что мог бы заклеить Лань Ванцзи стикерами с головы до ног, но этого всё равно было бы недостаточно, ведь на каждом клочке яркой бумаги он хотел написать лишь одно.       Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.       А-Юань исчез где-то в процессе его страданий над записками, и Вэй Усянь бросился за ним, опасаясь, что может найти ребёнка у горячей плиты. Но нашёл вместо этого у коробки с рецептами, некоторые из которых были записаны от руки, а некоторые были распечатками из интернета.       Когда Вэй Усянь предупредил его, что с горячей плитой нужно быть осторожнее, А-Юань посмотрел на него так, словно закатил бы глаза, будь он менее вежлив.       — Конечно. Мне нельзя включать плиту без взрослых.       А потом и вовсе окинул оценивающим взглядом, словно решая, может ли Вэй Усянь считаться взрослым. Что ж, справедливо.       Видимо решение А-Юань принял в пользу Вэй Усяня, потому что протянул ему одну из карточек с рецептом.       — Суббота — день блинчиков.       Вэй Усянь пробежал глазами по рецепту, не уверенный даже с чего начать, но прежде чем его охватила паника, он заметил, что А-Юань уже начал смешивать ингредиенты. Какое счастье, потому что Вэй Усянь был не уверен даже в чём различие между разрыхлителем и содой, а вот А-Юань выглядел уверенным в своих действиях.       А-Юань оставил на него в основном задачи принести что-то или достать что-то с верхних полок, пока сам занимался тестом. Вэй Усянь был уверен, что весь процесс бывал куда аккуратнее, когда в нём участвовал Лань Ванцзи. Каким-то образом они оба оказались перепачканы мукой, не говоря уже о том, что мука была на шкафчиках и на полу, но тесто в конечном итоге получилось. Вэй Усянь не был уверен, как вообще должно выглядеть тесто для блинчиков, но А-Юань казался довольным, и он просто решил довериться его опыту.       К сожалению, это означало, что пришла пора Вэй Усяню заняться последним этапом готовки. Он попросил А-Юаня отойти немного, на случай если что-то пойдёт не так, и постарался сделать всё, что было в его силах. Первый блинчик ужасно подгорел. Второй симпатично зарумянился снаружи, но оказался сырым внутри. Третий был не лучше, а вот четвёртый… казался съедобным. Вэй Усянь показал его А-Юаню, и тот великодушно одобрил его, посчитав достаточно неплохим, чтобы отправиться на тарелку. После этого Вэй Усянь начал делать успехи, хотя все его блинчики, несмотря на старания наливать тесто аккуратно, выходили кривоватыми и неровными.       Чем выше росла стопка блинчиков, тем больше гордился А-Юань их достижением. А Вэй Усянь больше гордился тем, что не разочаровал ребёнка в их первый раз, когда они проводили время только вдвоём.       Вэй Усянь вылил на сковородку последние крохи теста, из которых получился до нелепого маленький блинчик, который и ему, и А-Юаню почему-то показался очень забавным. Они вовсю смеялись, когда взгляд Вэй Усяня привлекло какое-то движение. Лань Ванцзи был здесь, смотрел на них с такой нежностью во взгляде. Тот явно только что проснулся, его волосы были всё ещё растрёпаны после подушки, а в пальцах Лань Ванцзи сжимал стопку ярких записок.       — Лань Чжань! А мы тут готовили!       Лань Ванцзи слегка улыбнулся.       — Я вижу. Доброе утро.       — Доброе утро, — отозвался А-Юань. — Попробуешь наши блинчики?       — Конечно, — серьёзно ответил Лань Ванцзи. — Сейчас вернусь.       Когда он снова показался на кухне, его волосы уже были расчёсаны, записок уже не было, но он так и не переоделся. Вэй Усянь был в восторге от того, что мог видеть Лань Ванцзи таким небрежным и расслабленным, и чувствовать себя так, словно тоже был частью их с А-Юанем повседневной жизни.       Вэй Усянь пояснил, что это А-Юань был настоящим шеф-поваром, а он просто обычным помощником. Лань Ванцзи кивнул и похвалил ребёнка, заставив А-Юаня засиять.       А-Юань отлично справился — блинчики в итоге получились воздушными и очень вкусными. Вэй Усянь тайком отбирал себе самые пережаренные, чтобы убедиться, что Лань Ванцзи и А-Юаню достанутся самые лучшие. Но Лань Ванцзи эти манипуляции всё-таки заметил и одарил его одной из своих лёгких улыбок. Пойманный с поличным, Вэй Усянь мог только беспомощно улыбнуться в ответ.       После завтрака Лань Ванцзи начал убирать на кухне и даже не сказал ни слова по поводу того беспорядка, что они с А-Юанем устроили, но Вэй Усянь видел на его лице едва заметное веселье. Ох, ладно.       Вэй Усянь только хотел спросить, какие у них планы на этот день, но внезапно раздался телефонный звонок.       — Это по работе, — произнёс Лань Ванцзи с лёгким раздражением и исчез за дверью своего кабинета, чтобы ответить.       — В субботу? — возмущённо воскликнул Вэй Усянь ему вдогонку, а потом повернулся к А-Юаню, который казался немного шокированным его недовольством. Что ж, ребёнка придётся научить постоять за себя. Человек не может всегда быть вежлив. Перестав дуться, Вэй Усянь снова улыбнулся и спросил:       — Ну, чем займёмся, пока твой отец занят?       — Не думаю, что это надолго, — ответил А-Юань.       Вэй Усянь хотел возразить, что они всё равно могут чем-нибудь развлечься, когда раздался стук во входную дверь. А потом та и вовсе открылась.       Испугавшись, Вэй Усянь на автомате подскочил, чтобы закрыть собой А-Юаня, но посетителем оказался всего лишь Лань Сичэнь. Но паника Вэй Усяня не успела отступить — по лицу Лань Сичэня было ясно видно, что Лань Ванцзи ещё не выпало шанса сообщить брату о чудесном воскрешении Вэй Усяня. Упс.       А вообще, Лань Сичэнь выглядел напуганным его присутствием.       — Кт… кто?       Вэй Усянь был в замешательстве. Они с Лань Сичэнем никогда особо не были близки, но он знал брата Лань Ванцзи столько же, сколько и самого Лань Ванцзи.       — Лань Сичэнь, ты не помнишь меня?       Испуг сменился растерянностью.       — Вэй Усянь?       А кем ещё он мог быть? Неужели Лань Сичэнь действительно думал, что его брат нашёл кого-то похожего на него и привёл домой к своему сыну? Лань Ванцзи никогда бы так не поступил! Кроме того, ситуация с Мо Сюаньюем доказала, что Лань Ванцзи может отличить его даже от практически двойника.       — Да, я.       И вот теперь растерянность сменилась гневом.       — Вэй Усянь. Как ты мог? Какое оправдание всей той боли, что ты причинил Ванцзи, у тебя нашлось?       Лань Сичэнь всегда бил в точку, всегда улавливал самую суть. Вэй Усянь готов был испытать его гнев, но сначала ему нужно было повернуться к А-Юаню, который смотрел на них обоих широко распахнутыми глазами.       — А-Юань, сходи посмотри, как там твой отец. Нам с твоим дядей нужно поговорить.       И только тогда Лань Сичэнь заметил стоящего рядом с Вэй Усянем ребёнка.       — А-Юань…       Но А-Юань своему дяде не ответил, что было крайне не похоже на него, обычно вежливого. Но ребёнок, вероятно, никогда и не видел улыбчивого Лань Сичэня таким злым. Посмотрев на них всё такими же широко распахнутыми глазами, А-Юань бросился к кабинету, но не успел даже выйти из комнаты — Лань Ванцзи уже показался в дверях. Всё ещё одетый в свою пижаму, тот должен был выглядеть немного помятым и слишком открытым, но что-то в его позе делало его пугающим, силой, с которой нужно было считаться.       А-Юань прижался к Лань Ванцзи, совершенно не испугавшись его такого. Лань Ванцзи потрепал его по волосам, не сводя взгляда с Лань Сичэня.       — Брат, я забыл, что ты придёшь за А-Юанем сегодня. Прошу прощения, что мы ещё не совсем готовы.       В тоне Лань Ванцзи не было ничего извиняющегося, но голос его стал мягче, когда он обратился к А-Юаню.       — А-Юань, иди собирайся. Вэй Усянь, ты поможешь ему убедиться, что он ничего не забыл?       Очевидно, что это было уловкой, чтобы заставить их обоих уйти, потому что Вэй Усянь не имел вообще никакого понятия, что А-Юаню нужно было с собой брать, но он всё равно подыграл.       — Конечно.       А-Юань всё ещё прижимался к Лань Ванцзи, не сводя взгляда с напряжённого Лань Сичэня, так что Вэй Усяню пришлось протянуть ребёнку руку. И в груди у него потеплело, когда А-Юань схватился за неё без колебаний, отпустив отца и последовав за Вэй Усянем в свою комнату.       А-Юаню не нужна была его помощь, чтобы собраться, поэтому Вэй Усянь просто начал отвлекать его разговорами, расспрашивая о предстоящей поездке в океанариум и тех интересных местах, что они со своим дядей посещали до этого. Вэй Усянь слушал его веселую болтовню и думал о том, как всё-таки важен был Лань Сичэнь и для Лань Ванцзи, и для А-Юаня. Вэй Усянь не должен становиться причиной разлада между ними.       Уже полностью одетый и очевидно готовый идти А-Юань явно тянул время, делая вид, что выбирает какой свитер с собой взять, а потом всё-таки спросил:       — Папа, а почему дядя так разозлился?       Вэй Усянь со всей уверенностью, которой совершенно не чувствовал, ответил:       — Он просто растерялся. Уверен, что твой отец всё уладит.       А-Юань кивнул, но снова взял его за руку, когда они вышли из комнаты. И Вэй Усянь почувствовал, как расслабился ребёнок, увидев, что его дядя снова спокоен, как и обычно.       — Вэй Усянь, я должен извиниться, — улыбнулся Лань Сичэнь ему. — Ванцзи объяснил мне всю ситуацию. Должно быть, тебе пришлось нелегко.       Вэй Усянь заметил, как взгляд Лань Сичэня упал на маленькую ладошку А-Юаня в его руке и задумался, а были ли бы эти милые извинения такими же, если бы рядом с Лань Сичэнем не было его племянника и застывшего с каменным лицом брата? Но Вэй Усянь всё равно широко улыбнулся в ответ.       — Я просто рад быть сейчас здесь. Приятно снова увидеться.       — Мне тоже, конечно же, — Лань Сичэнь продолжал улыбаться.       Вэй Усянь совсем не верил его «конечно же», но Лань Сичэнь и Лань Ванцзи уже принялись проверять, действительно ли готов А-Юань. А убедившись в этом, Лань Ванцзи обнял ребёнка на прощание.       А-Юань подошёл и к Вэй Усяню, который тоже с готовностью его обнял, чувствуя, как сердце начало биться чаще от произнесённого:       — Увидимся вечером, папа.       Вэй Усянь потрепал ребёнка по голове и, посмотрев на него, серьёзно ответил:       — Я буду здесь.       Вэй Усянь не смотрел на реакцию Лань Сичэня на это, даже на реакцию Лань Ванцзи. Всё, что его заботило в ту секунду, — лишь счастливая улыбка А-Юаня в ответ на его слова.

…

      Когда А-Юань и Лань Сичэнь исчезли за дверью, Лань Ванцзи тяжело опустился на диван. Несмотря на столь долгий сон, в глазах его всё равно читалась усталость.       Вэй Усянь сел рядом, борясь с желанием обнять Лань Ванцзи, увести обратно в кровать и позволить тому спать до тех пор, пока сон не заставит всё беспокойство померкнуть.       — Прости за всё это.       Лань Ванцзи посмотрел на него в недоумении.       — Вэй Ин, это я должен просить прощения.       — Но это ведь я всё усложнил, — Вэй Усянь улыбнулся.       Лань Ванцзи покачал головой.       — Брат был прав, тебе тоже пришлось нелегко.       Вэй Усянь не выдержал и рассмеялся.       — Как порождению сна может быть нелегко?       Лань Ванцзи разглядывал его так долго, что улыбка стала медленно исчезать с лица Вэй Усяня.       — Это не сон.       Последние остатки улыбки испарились от этих слов. Он не мог не податься вперёд, спрашивая:       — Так ты мне веришь?       Ещё одна пауза. Сердце Вэй Усяня бешено колотилось где-то в горле.       — Да.       — Ох…       Вэй Усянь выдохнул. На этот раз он не смог сдержаться и обнял Лань Ванцзи, пряча лицо на его плече, когда тот обнял его в ответ. Казалось, что если бы Лань Ванцзи ответил «нет», Вэй Усянь мог бы и правда раствориться в воздухе, словно его никогда и не существовало. Словно он действительно был сном.       Лань Ванцзи прижимал его к себе, пока Вэй Усянь не начал верить в то, что его тело на самом деле из плоти и крови, что он на самом деле здесь. Пока не обрёл уверенность, что готов произнести то, что рвалось с его губ с самого утра.       Вэй Усянь сел ровно, на мгновение отпуская Лань Ванцзи.       — Хорошо. Потому что я должен сказать тебе кое-что ещё.       Лань Ванцзи напрягся, и Вэй Усянь потянулся, чтобы взять его за руку.       — Это не что-то плохое, Лань Чжань. Я надеюсь, что это что-то хорошее, но даже если… даже если и нет, мы не позволим этому навредить.       Напряжение отчасти отпустило Лань Ванцзи, но тот всё равно смотрел на него с опаской.       Вэй Усянь думал, что, осознай он это много лет назад, он бы стал подбирать слова, переживал бы о возможности отказа, или, возможно, и вовсе притворился бы, что этих чувств не существует, спрятал бы в глубине сердца на долгие годы. Но теперь… Вэй Усянь и так потерял столько времени, и он не собирался терять больше ни секунды. Поэтому просто так и сказал:       — Я люблю тебя.       Лань Ванцзи застыл, лишь его рука на руке Вэй Усяня сжалась так крепко, что это почти причиняло боль. Лань Ванцзи молчал, поэтому Вэй Усянь продолжил.       — Думаю, что я люблю тебя уже очень давно, и мне жаль, что у меня ушло столько времени, чтобы это осознать. Но, Лань Чжань, я не хочу больше ни мгновения своей жизни проводить без тебя.       Лань Ванцзи всё ещё крепко держал его за руку, что Вэй Усянь решил принять за хороший знак, раз уж тот всё ещё сохранял молчание.       Наконец Лань Ванцзи смог произнести хоть что-то.       — До случившегося ты никогда… Ты никогда этого не чувствовал.       Вэй Усянь не мог не засмеяться.       — Ты думаешь, что это последствия комы, Лань Чжань? Клянусь, что это не так. Я был очень глупым, но, Лань Чжань, а как по-другому объяснить… — Вэй Усянь задумался на мгновение, а потом снова рассмеялся. — Лань Чжань, ты знаешь, что каждая моя статья всегда начиналась с письма тебе? Даже до того, как я задумался о том, чтобы публиковаться где-то, я писал тебе все эти длинные письма, которые никогда не отправлял. Просто я слишком сильно скучал по тебе. И даже потом я просто не мог начать ни одну статью без мыслей, как бы мог рассказывать эту историю тебе. У цзецзе, должно быть, сохранились какие-то файлы — я когда-то отправлял ей архивы, так что можешь сам убедиться…       Лань Ванцзи пристально его разглядывал, словно всё ещё искал нечто большее, так что Вэй Усянь не переставал говорить. Теперь, когда он позволил себе думать об этом, рассказывать о своей любви к Лань Ванцзи было легко.       — Или вот, Лань Чжань. Я всегда пытался скрывать это, но, знаешь, иногда я оказывался в опасности. И каждый раз, когда всё становилось хуже некуда, и казалось, что день мне уже не пережить, даже следующую минуту не пережить, знаешь, о чём я думал? Я думал о том, как сильно хотел бы увидеть тебя ещё хоть раз. И не важно, сколько времени проходило с нашей прошлой встречи — я всегда, всегда хотел побыть с тобой намного дольше.       В глазах Лань Ванцзи заблестели слёзы. Вэй Усяню не следовало упоминать об опасностях, даже если всё это уже осталось позади.       — Или когда я нашёл А-Юаня и решил бросить всё. Я действительно собирался приехать к тебе.       Лань Ванцзи выглядел так, словно очень хотел в это верить, но произнёс лишь:       — Я ведь был твоим другом.       Вэй Усянь снова засмеялся и хитро посмотрел на него.       — Ох, Лань Чжань. Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе ещё и о тех мыслях, что посещали меня долгими одинокими ночами? Я могу рассказать, если ты хочешь, Лань Чжань.       Лань Ванцзи отпустил его руку, но это не страшно, ведь вместо этого тот коснулся его лица, подавшись вперёд, чтобы поцеловать. Этот поцелуй был даже лучше их первого, ведь в этот раз они оба знали, что всё реально. В этот раз Вэй Усянь мог позволить себе насладиться мягкостью губ Лань Ванцзи, мог целовать его в ответ со всей накопленной за все эти годы страстью.       Лань Ванцзи держал его лицо в своих ладонях, удерживал на месте, но Вэй Усянь никогда особо не был послушным — привстав на колени, он двинулся к Лань Ванцзи, забираясь на него верхом. И Лань Ванцзи слегка сдвинулся на диване, уступая и позволяя оседлать свои бёдра. В этой позе Вэй Усянь был выше и охотно пользовался этим преимуществом, углубляя поцелуй и вжимаясь крепче.       Лань Ванцзи позволял ему вести какое-то время, за спину притягивая Вэй Усяня ещё ближе, а потом приподнял, но лишь для того, чтобы снова опустить на диванные подушки, не переставая целовать. Вэй Усянь не жаловался, только забросил ногу на его бедро, притягивая к себе. Лань Чжань был на нём, Лань Чжань был повсюду, он чувствовал Лань Чжаня на своём языке, но Вэй Усяню нужно было кое-что ещё.       Он немного отстранился, но лишь для того, чтобы спросить:       — Стой, подожди, ты тоже меня любишь?       Взгляд Лань Ванцзи смягчился.       — Это нелепо, Вэй Ин. Я люблю тебя с пятнадцати лет.       Оу. Это было мило, но всё ещё слишком болезненно — знать, что Лань Ванцзи провёл в одиночестве так долго. Вэй Усянь коснулся его прекрасного лица, огладил щёку, скользнув по нежной коже под глазом, обвёл пальцем кромку уха.       — Мне жаль, что я заставил тебя ждать.       Лань Ванцзи покачал головой.       — Не извиняйся.       Вэй Усянь подавил в себе желание просить прощения снова и снова, сказав вместо этого:       — Я люблю тебя.       Лань Ванцзи склонился над ним, целуя его губы, веки, морщинку между бровей, лоб, а потом с такой искренностью и нежностью произнёс:       — И я люблю тебя, Вэй Ин.       И Вэй Усянь притянул его ближе, и даже не для того, чтобы поцеловать, а просто чтобы обнять. Лань Ванцзи не сопротивлялся, уткнулся лицом в его шею, цепляясь за Вэй Усяня так же крепко, как Вэй Усянь цеплялся за него.       И только когда чувства перестали грозить затопить его с головой, Вэй Усянь спросил:       — Как долго А-Юань пробудет с твоим братом?       — Пару часов.       Лань Ванцзи даже не пошевелился, и его ответ горячим дыханием осел на шее Вэй Усяня, заставляя его задрожать и смущающе хриплым голосом спросить:       — Лань Чжань, хочешь показать мне свою спальню?       Лань Ванцзи приподнял голову так, чтобы встретиться с ним взглядом.       — Нашу.       — Что?       Лань Ванцзи был явно смущён, но полон решимости.       — Она может стать нашей, если хочешь.       Возможно, всё происходило слишком быстро, но… он двенадцать лет растил в себе эти чувства, упустил три года. Вэй Усянь хотел. Хотел этого так сильно.       — Покажи мне нашу спальню.       Глаза Лань Ванцзи потемнели, и тот поднялся, забирая с собой тепло своего тела. Но Вэй Усянь не успел даже пожалеть об этом, потому что Лань Ванцзи протянул ему руку, позволяя держаться за него весь короткий путь до спальни.       В спальне… в их спальне Вэй Усянь сделал вид, что оглядывается по сторонам. Комната была чудесной, оформленной в простом, свежем стиле — именно то, чего он и ожидал от Лань Ванцзи. На низком комоде стояла одна фотография в рамке. Вэй Усяню стоило бы ожидать и этого, но он не ожидал, и это было практически больно. На фотографии времён колледжа были они оба: Вэй Усянь, хулиганя на камеру, повис на плечах Лань Ванцзи, который в камеру и не смотрел вовсе, ведь всё его внимание было полностью приковано к Вэй Усяню. Они выглядели такими молодыми. Ещё одно напоминание о том, сколько боли за все эти годы так или иначе причинил Вэй Усянь Лань Ванцзи. От этого разрывалось сердце.       Вэй Усянь опустил рамку фотографией вниз, не в силах больше на неё смотреть.       — Мы сделаем новое фото.       По лицу Лань Ванцзи было ясно, что тот понимал куда больше того, что творилось внутри у Вэй Усяня, чем сам Вэй Усянь хотел бы.       — Мы сделаем много новых, — и Лань Ванцзи поцеловал его в уголок губ.       Вэй Усяню понравилось, как это прозвучало.       Он повернулся к кровати. Огромной кровати. Вэй Усянь был очень рад, что это была не какая-то аскетичная ерунда с полуторным матрасом. Или вообще без матраса. Или ещё какой-нибудь ужасный пример свойственной семье Лань сдержанности. Он сел, проверяя, насколько матрас пружинит.       Лань Ванцзи наблюдал за ним с нежностью и лёгким весельем во взгляде.       — Удовлетворительно?       Вэй Усянь засмеялся.       — Пока неплохо, но мне понадобится ещё парочка тестов. Поможешь?       — Да, — Лань Ванцзи подошёл ближе.       Вэй Усянь раздвинул ноги, приглашая Лань Ванцзи устроиться между ними.       — О, прекрасно.       Его ладони заскользили по телу Лань Ванцзи поверх мягкой ткани пижамной рубашки. Лань Ванцзи внимательно наблюдал за этим, и Вэй Усянь повторил весь путь по его телу снова, но на этот раз вжимая ладони сильнее, заставляя ткань следовать за пальцами, приподнимаясь и оголяя тонкую полоску кожи на животе Лань Ванцзи. Вэй Усянь позволил ткани упасть обратно.       — Тебе не кажется, что эксперимент пройдёт лучше, если избавиться от этой рубашки?       Лань Ванцзи дотронулся до его плеча и огладил большим пальцем кожу у ключицы под воротом одолженной ему пижамы.       — От всех рубашек.       — О, а ты умён.       Вэй Усянь без лишних слов стянул с себя верх пижамы.       Но Лань Ванцзи не последовал его примеру. Вместо этого он с серьёзным лицом осторожно коснулся большого, уродливого шрама, пересекающего грудь Вэй Усяня.       — Это после поезда?       Вэй Усянь посмотрел вниз. Шрам был таким старым, что он уже совсем забыл, что скрыл то происшествие от Лань Ванцзи. Тот бы беспокоился, а с Вэй Усянем всё равно в итоге было всё в порядке.       — Нет, — признался он.       Лань Ванцзи поджал губы, бережно обводя шрам пальцем, словно запоминая ещё незнакомую ему часть Вэй Усяня.       — Лань Чжань, — Вэй Усянь накрыл его руку своей, и Лань Ванцзи замер, встречая его взгляд и словно опасаясь, то он скажет что-то ужасное. — Долой рубашку.       Лань Ванцзи выглядел возмущённым, но всё-таки стянул с себя лишнюю деталь.       И вау. Торс Лань Ванцзи был произведением искусства. Его следовало бы поместить в рамку и выставлять в музеях. И это относилось ко всему Лань Ванцзи — тот был так красив, что все должны были это видеть. Но только Вэй Усянь мог видеть этого секретного Лань Ванцзи с его улыбками, скупым юмором и любовью к его сыну.       Сгорая от нетерпения, Вэй Усянь отполз назад, устраиваясь на кровати.       — Иди сюда.       И Лань Ванцзи послушался — лёг рядом в практически зеркальном отражении того, как Вэй Усянь проснулся этим утром.       — Поцелуешь меня? — спросил Вэй Усянь, и Лань Ванцзи не колебался ни секунды.       Это был всего лишь третий их поцелуй, но Вэй Усянь был совершенно уверен, что никогда не устанет от них. Лань Ванцзи целовал его с такой страстью, и это резко контрастировало с его обычной сдержанностью. Вэй Усянь чувствовал, что горит, словно его сжигает желание, лишь растущее с каждым новым прикосновением.       Лань Ванцзи перекатился, вжимая Вэй Усяня в кровать. Похоже, ему это нравилось, и Вэй Усянь с восторгом это принимал. Ему нравилось ощущать на себе вес его тела, эту тяжесть, что помогала Вэй Усяню чувствовать себя защищённым. Лань Ванцзи был полностью на нём, и каждое его движение, каждый его выдох, оседающий на коже, то, как сильно Вэй Усянь влиял на Лань Ванцзи, заставляло Вэй Усяня пылать.       Вэй Усянь исследовал гладкую кожу на спине Лань Ванцзи, познавал силу его рук, мягкость его волос. Руки Лань Ванцзи блуждали по его телу в ответ, всегда притягивая его ближе. Они целовались, пока Вэй Усянь совершенно не потерял покой. Жар охватил всё его тело, и Вэй Усянь не смог сдержаться и толкнулся бёдрами навстречу бёдрам Лань Ванцзи, потираясь о его возбуждение своим. Лань Ванцзи прервал поцелуй, что только дало Вэй Усяню шанс припасть губами к бледной коже его горла.       Дыхание Лань Ванцзи сбилось, но он всё равно выдохнул:       — О чём ты думал?       Вэй Усянь заставил себя отстраниться, прежде чем искушение оставить на светлой коже свою метку возьмёт верх.       — Что?       — Ты говорил, что расскажешь мне, о чём думал ночами.       — Оу, — Вэй Усянь задрожал от одной только мысли, что Лань Ванцзи хочет услышать его фантазии. Или воплотить их в жизнь? — Я думал о многих вещах.       Лань Ванцзи терпеливо ждал, всё ещё лёжа на нём.       Вэй Усянь пытался собраться с мыслями. Он действительно представлял себе много чего. Но с чего начать эти двенадцать с лишним лет фантазий, лет страстного томления? В конце концов, основой всех его фантазий было одно и то же — Лань Ванцзи, который ждёт его возвращения, который хочет быть с ним, даже если для быстрого перепиха. Вэй Усянь уже осознал это. Остальные детали были не столь важными.       Вэй Усянь потянулся рукой, чтобы коснуться горла Лань Ванцзи, проследил путь до линии челюсти и остановил пальцы у его рта. Лань Ванцзи приоткрыл губы, позволяя пальцам Вэй Усяня скользнуть между ними.       — Я много думал о твоих губах. Одна фантазия посещала меня снова и снова. В ней, где бы я ни был в ту ночь, ты был рядом и…       Лань Ванцзи втянул его пальцы глубже, скользя по ним мягким языком.       — Да… — выдохнул Вэй Усянь ошеломлённо.       Это было одной из его одиноких фантазий — чудесные губы Лань Ванцзи и желание Лань Ванцзи использовать их на Вэй Усяне. А уже после Вэй Усянь закрывал глаза и представлял, что Лань Ванцзи остаётся. Иногда Вэй Усянь представлял их тихие разговоры. А иногда, что они просто засыпают вместе, тихие и разомлевшие.       Лань Ванцзи, казалось, всё ещё ждал продолжения, играясь языком с его пальцами, заставляя Вэй Усяня теряться в мыслях и сбиваться с дыхания.       — Ты отсосал бы мне. Это… чёрт. Это не отдельная полноценная фантазия, но я много думал об этом. Иногда ты заставлял меня вести себя тихо, пока делаешь это, но…       Иногда это было всего лишь ради веселья, а иногда из-за тесного соседства с кем-то. Здесь и сейчас жаркий рот Лань Ванцзи мог стать его гибелью.       — Но боже, Лань Чжань… Только не сегодня. Не думаю, что я смогу.       Взяв его за запястье, Лань Ванцзи вытащил пальцы Вэй Усяня из своего рта, коснувшись напоследок языком в совершенно опустошающей голову ласке. Потом прижался поцелуем к его ладони, внутренней стороне запястья, языком приласкав точку, где бешено бился пульс.       — Не сегодня.       И обещание в этих словах заставило член Вэй Усяня дрогнуть. Он потёрся о Лань Ванцзи и слабо застонал, когда тот отстранился.       Но разочарование испарилось, когда Вэй Усянь понял, что Лань Ванцзи просто сместился ниже, цепляя пальцами резинку его пижамных штанов, а потом и белья. Лань Ванцзи поднял голову, глядя на него в ожидании разрешения, и Вэй Усянь кивнул, сходя с ума от желания.       Лань Ванцзи стянул штаны вместе с бельём и коснулся ладонью его члена. Вэй Усянь отчасти ожидал, что Лань Ванцзи начнёт его дразнить, но тот был крайне прямолинеен — сначала рука, потом губы.       Вэй Усянь был так рад, что Лань Ванцзи не просил его быть потише, потому что не думал, что хоть что-то было способно остановить тот стон, что сорвался с его губ от ощущения идеального рта Лань Ванцзи на его члене в первый раз.       В его фантазиях Вэй Усянь не был уверен, будет ли Лань Ванцзи умелым, или окажется неопытным. Будет ли смущаться или сразу начнёт действовать. Вэй Усянь проиграл в голове все сценарии по очереди, по-своему наслаждаясь каждым. Вэй Усяню понравилось бы что угодно, если бы это был Лань Ванцзи, если бы Лань Ванцзи захотел бы разделить с ним постель. И прямо сейчас Вэй Усянь был в полном восторге от того, что Лань Ванцзи взял всю инициативу в свои руки.       Лань Ванцзи удерживал его бёдра на месте одной рукой, второй рукой и губами продолжая сводить Вэй Усяня с ума. Подмечал, что именно заставляло Вэй Усяня стонать громче, и безжалостно повторял эти действия снова и снова.       Разрядка пришла быстрее, чем эго Вэй Усяня этого хотело бы, и он вынужденно простонал:       — Ах… Лань Чжань… Я почти…       Лань Ванцзи должен был понять, даже если остаток фразы утонул в новом стоне, но вместо того, чтобы отстраниться, тот лишь заглотил его глубже, не оставляя Вэй Усяню ни шанса. Со стоном, который должен был быть именем Лань Чжаня, но превратился лишь в невнятный поток звуков, Вэй Усянь кончил, чувствуя, как меркнет мир вокруг, теряясь в чистейшем удовольствии.       Лань Ванцзи сдвинулся выше и поцеловал отходящего от оргазма Вэй Усяня, пока сам Вэй Усянь мог только задыхаться и стонать в его губы. У него ушло время, чтобы найти в себе силы ответить на поцелуй, чувствуя свой вкус на языке Лань Ванцзи, и эта мысль была настолько горяча, что Вэй Усянь снова готов был возбудиться, будто был лет на десять моложе.       — Лань Чжань, как ты хочешь? Позволь мне сделать тебе так же приятно.       Лань Ванцзи прикусил его нижнюю губу. Не так сильно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы выказать своё одобрение.       — Хочу так же.       — С удовольствием.       Вэй Усянь поменял их местами, оказавшись на Лань Ванцзи, и спустился ниже. Туда, где член Лань Ванцзи натягивал его пижамные штаны. Вэй Усянь огладил его сквозь ткань, даже так ощущая эти жар и твёрдость, а потом потянул штаны вниз, оставляя Лань Ванцзи лишь в белье, на котором уже расплывалось влажное пятно предсемени. Он не смог сдержать желания наклониться ближе и лизнуть это пятно, ещё больше смачивая ткань своей слюной.       Пальцы Лань Ванцзи на пару мгновений зарылись в его волосы, а потом тактично исчезли, чтобы сжать вместо этого сбитые простыни. Вэй Усянь схватил его за запястье и вернул одну из рук обратно в свои волосы.       — Можешь хвататься, если хочешь.       Вэй Усянь был достаточно близко к члену Лань Ванцзи, чтобы заметить, как тот дёрнулся от этих слов. Вэй Усянь улыбнулся, награждая Лань Ванцзи ещё одним касанием сквозь влажную ткань, обводя языком контуры скрытого под ней члена. Пальцы Лань Ванцзи сжались, легко потянув его за волосы, и Вэй Усянь вдруг потерял терпение от своих собственных игр.       Он потянул бельё Лань Ванцзи вниз и ни капли не удивился, увидев, что его член был таким же идеальным, как и весь остальной Лань Ванцзи. Вэй Усянь на пробу лизнул головку, и пальцы Лань Ванцзи в его волосах сжались крепче, причинив в этот раз немного боли. Вэй Усянь покрылся мурашками. В следующий раз они сделают это в обратном порядке — он мог бы кончить только от пальцев Лань Ванцзи в своих волосах и его члена на языке.       Но так тоже хорошо. Вэй Усянь ещё раз дразняще лизнул головку, прежде чем серьёзно взяться за дело, заставляя Лань Ванцзи почувствовать всё то же, что почувствовал он благодаря Лань Ванцзи. У него не ушло много времени, чтобы найти нужный ритм, который толкнул Лань Ванцзи за грань, ведь тот уже и без того был близок. Кончая с тихим стоном, Лань Ванцзи снова вцепился в его волосы, вновь заставляя Вэй Усяня покрыться мурашками. Тут определённо было над чем задуматься.       Вэй Усянь продолжал сосать, пока член Лань Ванцзи не стал мягким, а удовольствие не начало сменяться дискомфортом из-за излишней чувствительности. Поцеловав бедро Лань Ванцзи, Вэй Усянь стянул его бельё полностью и отбросил куда-то в сторону кучи их остальной одежды.       А потом забрался обратно повыше, лёг на Лань Ванцзи, сплетаясь с ним ногами. Лань Ванцзи лениво погладил его по волосам, и эти нежные касания абсолютно отличались от совсем ещё недавних, но были так же хороши.       — Лань Чжань?       — Мгм.       — У тебя есть ещё дела на сегодня?       — Нет.       — Тогда я предлагаю перекусить и снова вернуться в постель.       — Мгм.       Вэй Усянь с улыбкой уткнулся лицом в грудь Лань Ванцзи. Никакие фантазии не могли подготовить его к тому всепоглощающему ощущению счастья, что наполняло его в этот момент.

…

      С финальным, окончательным кликом мышкой Вэй Усянь объявил свою статью законченной. Электронное письмо ушло — долой с его глаз, прочь из его головы. До тех пор, по крайней мере, пока редактор не нагрянет с правками. Работа на местное издание означала, что Вэй Усяню действительно приходилось время от времени встречаться с редактором, поэтому он пытался быть хоть немного более приятным человеком, чем был когда-то на расстоянии тысяч километров от него.       Но даже так Вэй Усянь всё равно любил свою работу. Он буквально провалился в неё сразу же, с той же лёгкостью, с которой когда-то пришёл в первый раз в мир журналистики. Пытаясь добиться своего официального воскрешения и юридического признания своего существования, блуждая лабиринтами бюрократии, он всё равно чувствовал сильную тягу писать. Но никто не мог нанять на работу мертвеца. Вэй Усянь провёл всю свою сознательную жизнь, рассказывая чужие истории, становясь голосом тех, кого никто не слышал, а теперь у него тоже была одна история, которая преследовала его самого.       В некотором смысле Вэй Усянь казался единственным, кто мог бы рассказать историю Мо Сюаньюя. Он и в самом деле был единственным, кто мог это сделать. И хоть Вэй Усянь не был уверен, что кто-то сможет это опубликовать, и хоть эта статья казалась куда более личной, чем любая до неё, Вэй Усянь просто обязан был её написать. Это было лучшим способом почтить память Мо Сюаньюя, на который он был способен. В перерывах между спорами в государственных службах о собственном существовании, Вэй Усянь разыскал друзей Мо Сюаньюя, его бывших и даже одного из его двоюродных братьев, чтобы поговорить с ними о его семье.       Вэй Усянь написал историю Мо Сюаньюя, но кто (если вообще кто-то мог) её опубликовал бы, оставалось загадкой. После некоторых размышлений Вэй Усянь отправил копию своему любимому редактору из прошлой жизни. Сама по себе статья могла стать отличным объяснением его возвращения.       Редактор прочитала письмо и заставила его позвонить ей по видеосвязи. Долго рассматривала его на экране своего компьютера, а потом принялась расспрашивать его о прошлом, пока не убедилась, что это не какой-то розыгрыш.       Поверив в реальность происходящего, редактор организовала всё так мастерски, как всегда умела. Вскоре статья была опубликована, и вот так люди и стали настойчиво требовать его продолжать писать, и не важно, было у него удостоверение личности или нет.       Большинство хотело, чтобы он вернулся к своей прежней работе. Он получил множество предложений снова вернуться в поле, обозревать волнения и бедствия. Но Вэй Усянь не был заинтересован. Вместо этого он устроился репортёром в местное издание. Этот город был достаточно большим, и в нём было достаточно историй, просто таки ожидающих, пока он их расскажет. Порой его статьи привлекали внимание на национальном уровне, порой нет, но эта работа была достойна того, чтобы ей занимались, и это всё, что волновало Вэй Усяня.       Вэй Усяню нравилась его работа, но над этой последней статьёй он просидел весь день и был очень рад, что наконец закончил. Он потянулся, откинувшись на спинку кресла, и отодвинул в сторону стопку записей, которые использовал для статьи. Подобными стопками был завален весь его кабинет, в который Лань Ванцзи был только рад переоборудовать одну из редко используемых спален. И творческий хаос медленно брал здесь верх. Вэй Усянь обнаружил, что теперь, когда он не срывался постоянно с места на место, было приятно иметь свой уголок, где он мог бы окружить себя своими наработками. Лань Ванцзи всё это казалось бардаком, но Вэй Усянь чувствовал это возможностью пустить корни. Даже стены здесь были обклеены заметками и фотографиями, создавая схемы проектов, над которыми он работал. Где-то там, почти затерянная под слоями новых материалов, всё ещё была приклеена фотография времён колледжа, где они с Мо Сюаньюем улыбались, поразительно похожие друг на друга.       Вэй Усянь встал, снова потянулся и вышел из кабинета в поисках своей семьи, по которой внезапно соскучился. В гостиной никого не было, но в детской обнаружились А-Юань и Лань Цзинъи, зашедший к нему в гости, чтобы поиграть с кроликами.       Лань Ванцзи настаивал, что это Вэй Усянь был виновен в появлении этих двух новых пушистых жильцов в их доме, но Вэй Усянь с такой же настойчивостью заявлял, что Лань Ванцзи всё равно сдался бы рано или поздно, а теперь просто использовал Вэй Усяня как оправдание.       Вэй Усянь прекрасно знал, что Лань Ванцзи любил кроликов так же сильно, как и А-Юань. И смотреть, как Лань Ванцзи возится с ними, особенно не подозревая, что за ним наблюдают, было одним из любимейших занятий Вэй Усяня.       Дети, кажется, пытались обучить кроликов какому-то трюку. А-Юань был совершенно убеждён, что кроликов можно тренировать, и то, что кролики воспринимали все его команды с безмятежным безразличием, вовсе его не смущало. Вэй Усянь постоял немного, наблюдая за терпеливыми попытками А-Юаня убедить одного из кроликов перепрыгнуть через линейку. Даже с такой восторженной группой поддержки, как Лань Цзинъи, затея казалась гиблой.       Посмеиваясь, Вэй Усянь ушёл на поиски Лань Ванцзи. И нашёлся тот не в кабинете, а в их спальне. В расстёгнутой рубашке.       — И что это? Раздеваешься и без меня?       Лань Ванцзи нежно ему улыбнулся.       — Одеваюсь.       Вэй Усянь застонал.       — А что, уже пора?       — Нам выходить меньше, чем через час.       День рождения Цзинь Цзысюаня. И, по какой-то причине, они должны были не только официально наряжаться, но и, что ещё хуже, с крайней учтивостью терпеть всех его ужасных родственников. Вэй Усянь ни за что не пошёл бы туда, если бы не его сестра. Он снова застонал, в этот раз ещё жалобнее.       Лань Ванцзи был невозмутим, но Вэй Усянь видел, что в глубине глаз его плескалось веселье. Ужасно. Вэй Усянь охотнее бы остался дома и снял бы с Лань Ванцзи эту рубашку.       — Но ведь ещё даже мать Лань Цзинъи не приехала за ним.       Лань Ванцзи не отреагировал, продолжая застёгивать пуговицы. Настоящая трагедия.       И внезапно на Вэй Усяня нашло воодушевление.       — Дай-ка я помогу тебе, — произнёс он, отводя руки Лань Ванцзи в стороны.       Лань Ванцзи позволил и нежно погладил его по волосам, когда Вэй Усянь опустился на колени и коснулся поцелуем кожи чуть выше пояса его брюк.       Вэй Усянь застегнул нижнюю пуговицу, прикрывая место поцелуя, и медленно двинулся выше, оставляя поцелуй под каждой пуговицей. Лань Ванцзи всегда должен носить на себе под одеждой его поцелуи. Возможно, тому стоило бы позволить Вэй Усяню делать это каждое утро. Лань Ванцзи и позволил бы, если бы Вэй Усянь попросил.       Застегнув последнюю из оставшихся пуговиц, Вэй Усянь не смог удержаться от того, чтобы продолжить свою дорожку поцелуев. Шея, линия челюсти, местечко под нижней губой. На этом Вэй Усянь остановился, оказавшись лицом к лицу с Лань Ванцзи.       Губы Лань Ванцзи дрогнули и приоткрылись. Вэй Усянь точно знал, чего тот желал, но отклонился чуть в сторону, наблюдая за реакцией Лань Ванцзи, и ухмыльнулся от его разочарования. Этой ухмылки было достаточно для Лань Ванцзи, чтобы самому потянуться за поцелуем, сокращая расстояние между ними.       Так они и целовались, лениво и бесцельно, понимая, что на большее у них просто нет времени. Лань Ванцзи поглаживал пальцем линию его челюсти, а Вэй Усянь скользил ладонями по мышцам на спине Лань Ванцзи. Оба находили умиротворение в знакомых изгибах тел друг друга.       Раздался звонок в дверь, и момент был разрушен. Лань Ванцзи быстро заправил рубашку в брюки.       — Я открою, а ты переодевайся.       Вэй Усянь кивнул. Пусть Лань Ванцзи ещё и поможет А-Юаню с выбором одежды. В последнее время их ребёнок был просто одержим зелёным цветом и настаивал, что должен носить хотя бы одну заметную зелёную вещь каждый день. Возможно, Лань Ванцзи сможет подобрать А-Юаню что-нибудь зелёное, но в меру приемлемое для подобного мероприятия. Иначе им придётся убеждать ребёнка, что зелёные носки тоже неплохой вариант, что никогда не срабатывало.       Вэй Усянь перебирал свои вещи и складывал выбранное на комод рядом с их свадебной фотографией. Тогда был первый раз, когда вся их семья собралась вместе. Многие с обеих сторон были настроены скептически, узнав, что они женятся всего через три месяца после возвращения Вэй Усяня. Но как только Вэй Усянь официально восстановился во всех правах, ни он, ни Лань Ванцзи не видели больше причин тянуть с этим.       Вэй Усянь как раз заканчивал приводить хаос на своей голове в порядок, когда в спальню влетел А-Юань.       — Отец сказал, что я смогу обуть свои зелёные кроссовки.       А-Юань был одет очень официально, и упомянутые яркие зелёные сникерсы явно совершенно не подходили. Вэй Усянь мысленно улыбался, думая о том, насколько бурным было обсуждение. Плюсом явно было то, что Лань Ванцзи Цзинь Цзысюань нравился едва ли больше, чем ему самому. С невозмутимым видом, но одобрением в голосе Вэй Усянь ответил:       — Очень стильно!       Лань Ванцзи вошёл в спальню следом за А-Юанем. На груди у него остался кроличий мех — очевидно, что тот держал кроликов на руках, пока А-Юань выбирал, что надеть. Вэй Усянь на мгновение задумался, как было бы восхитительно позволить Лань Ванцзи пойти на вечеринку в таком виде, но всё-таки подошёл ближе, чтобы привести его в порядок.       Лань Ванцзи выглядел ни капли не смущённым, что означало, что ему пришлось приложить для этого немалые усилия. И Вэй Усянь наконец позволил себе хитрую ухмылку, закончив стряхивать шерстинки.       — Лань Чжань, это значит, что я тоже могу пойти в кроссовках?       Лань Ванцзи одарил его полным смирения взглядом, заставив Вэй Усяня засмеяться. Быстро поцеловав его, Вэй Усянь в последний раз провёл ладонью по его груди и спросил:       — Ну что, все готовы?       — Ага! — воскликнул А-Юань, явно воодушевлённый предстоящей встречей со своим двоюродным братом.       — Мгм, — ответил Лань Ванцзи с куда меньшим энтузиазмом, но ещё не совсем недовольно.       Даже если вечер грозился стать до ужасного скучным, было неплохо встретиться с семьёй, особенно с Цзян Чэном и Цзян Яньли. Да и Лань Сичэнь тоже там будет. А А-Юань так вообще очень любил проводить время с А-Лином, играя роль мудрого старшего брата. Но самым лучшим было то, что с ним будет Лань Ванцзи. Вэй Усянь мог справиться с чем угодно, когда Лань Ванцзи был рядом.       — Отлично, — произнёс Вэй Усянь, и они все вместе отправились на выход.       Как семья.