Вселенная
«О Сехун» — его новое имя. Так ему говорит Владыка. Потому что единственное, о чём он мечтает — больше не быть демоном. Перестать быть тем, кем быть совсем не хочется, ведь это как работа. И далеко не самая любимая для него. Потому что это странно, сложно и совсем не для него. Впервые за несколько тысячелетий он понимает, что больше всего на свете хочет быть человеком. Хочет чувствовать лучи солнца на своей коже и понимать то, чего никогда не понимал. Но у всего есть условие. — Это не просто приключение на земле. — Я не смогу просто спуститься туда и стать человеком? — Никто не может. Ты наречённый прямо сейчас. У тебя есть имя. Сехун. Но это не всё, что тебе нужно. Тебе нужны эмоции, чтобы понять, как стать человеком. А получить ты их можешь только на земле, сталкиваясь с людьми, понимая их, думая, разговаривая. — То есть, я должен… — Выполнить свое последнее задание, О Сехун. Собери хотя бы пять человеческих эмоций, — Владыка улыбается, обнажая острые зубы. — И, возможно, тогда ты сможешь стать человеком. — Я сделаю это. — Уверен? — Да. Властелин Ада взмахивает рукой. Этого достаточно — этот жест сам по себе говорит: «Ступай, сражайся за нового себя и никогда не возвращайся, раз пошел на это». Сехуну — теперь Сехуну — этого тоже достаточно. Достаточно для того, чтобы снова осознать одно: он, правда, этого хочет.Сострадание
Сехуна ломает сразу же, как он оказывается на земле — в мире людей. Его тут же начинает тошнить и выворачивать наизнанку, а голова идет кругом. И это совсем не то, чего он ожидал от этого мира. Совсем не то, к чему готовился… — Черт, — еле выдавливает он из себя и облокачивается на ближайшую стену. Ему везёт только в том, что мимо него проходит очаровательного вида женщина — уже в возрасте, но все еще прекрасна. Идеальный экземпляр, будь он еще демоном. Потому что мысль о том, что она достойна совращения так и крутится в голове, но сейчас… А сейчас она останавливается напротив него, внимательно изучает и осторожно трогает за плечо. И смотрит на него так, если честно, будто прямо сейчас протянет ему все свои богатства, только бы он не грустил и не был так жалок. Но вместо этого она говорит, а еще голос выдаёт все нотки беспокойства, которые только есть: — Молодой человек, у вас всё хорошо? Вам нужна помощь? Сехун дёргается, смотрит на женщину в ответ. Будто сейчас видит её в первый раз, и парой секунд назад вовсе не думал о том, чтобы сделал с ней в качестве демона. У него в этот момент в голове возникает только одна единственная мысль — лучшая, пожалуй. Это шанс, тот самый шанс, который он не должен упустить прямо сейчас. Это одна из его новых эмоций. Поэтому он так быстро решается: взять сейчас или упустить — самый лёгкий выбор из всех. — Ох, — произносит Сехун, пытаясь подавить свой оскал, — если честно, я неважно себя чувствую. Только приехал в город и вот… Она смотрит на него с сожалением — состраданием — первой эмоцией из всех. И Сехун пожирает её, впитывает в себя, как школьники впитывают знания из учебников. Он чувствует эту эмоцию от начала до конца. Чувствует, как она разливается по его венам. Как становится с ним единой. — Мне жаль, молодой человек, но… Могу я вам как-то помочь? — Да, думаю, да, — говорит Сехун и больше не сдерживает улыбки.Страх
Пожирать эмоцию, вбирать её в себя «от и до» оказывается слишком приятно и необычно. Будто он ест на завтрак какие-то вкусности из детства — будь оно у него. А его улыбки и «вежливого» поклона головой достаточно для того, чтобы эта милая женщина растаяла. — Знаешь, — говорит она, придерживая Сехуна под локоть, — мой племянник у меня сейчас не живёт, у меня пустует комната. Если тебе негде жить. Если сложная ситуация, ты можешь пожить у меня. — Вам совсем не страшно приютить у себя незнакомца? — Я хочу приютить у себя человека, который в этом нуждается, — женщина улыбается, а потом, будто спохватившись, говорит: — Я совсем поглупела. Где мои манеры? Ким Минсо, а тебя зовут?.. — О Сехун. Она приводит его домой и устраивает со всеми удобствами. А Сехун за это время полностью впитывает в себя эмоцию сочувствия, потому что Минсо просто отдает её. Ей не нужно — потому что помогать другим ей нравится. И потери этой незначительной части своего сострадания женщина даже не замечает. А он… наслаждается. Ким Минсо рассказывает про племянника, про устройство Сеула и то, как тут живут люди, что делать надо, а что нет — особенно, когда ты переезжаешь из пригорода, а все тебя просто игнорируют. — Мы и сами переехали когда-то. Я, сестренка, да и парнишка ее — Мённи, он маленький тогда был. Не помнит ничего о том, как тяжело тогда было. — А сейчас? — Сейчас лучше. Мама его, сестра моя, умерла тогда через пару лет. А я опеку оформила, вырастила его. Люблю племянника, он у меня чудо. Сейчас сам по себе живёт, но ко мне приезжает иногда. Не забывает. Сехун впитывает информацию. Слушает, иногда говорит, выдумывая что-то своё. Так проходят несколько дней, в которые он постигает азы нового — как жить, что делать, как помогать, заодно узнаёт больше и о племяннике, поселяясь в его комнате. Смотря на его книги, засыпая в его кровати. На третий день женщина просит Сехуна сходить в магазин, потому что ей самой нужно на работу. Да и потом ещё куча дел есть. О Сехун с радостью соглашается. Потому что это отличный вариант выйти на улицу и найти что-то новое — новую эмоцию. Выучить что-то, что ему будет нужно. И он выходит, доходит до магазина и послушно покупает всё по списку. Радуется тому, что ничего тяжелого нет, да и магазин на самом деле совсем рядом с домом. Только дойти быстро — не получается. В переулке между домами разносится крик — девичий. И очень громкий. Ведомый полученной эмоцией Сехун ныряет между домов, но застывает в тени, наблюдая не самую приятную картину. Девушка сражается за свою сумку с каким-то парнем, а тот оказывается явно сильнее. Минута-другая — сумка в чужих руках и её уже не вернуть. Сехун выжидает несколько минут, чтобы не показаться тем ещё придурком, который видел всё и никак не помог. Он подходит к девушке и искусно играет с новыми знаниями. — Боже, что случилось, девушка? Все в порядке? Почему вы… Все хорошо? Вы так плачете… — Моя сумка… ее украли. Сехун осторожно ставит пакеты с продуктами на землю и присаживается рядом с девушкой. От нее явно веет новой эмоцией, но О пока что не понимает, какой именно. Еще пара минут, еще чуть-чуть и он вкусит ее. — Вы ничего не повредили? Вас не ранили? Можете идти? Девушка начинает рыдать с новой силой, будто до неё доходит что-то только сейчас — в эту самую секунду. Она цепляется пальцами за рубашку Сехуна, не переставая рыдать. — Я так испугалась, мне было так страшно. А вдруг у него был нож, а я сопротивлялась… Сехун пытается скрыть свою улыбку. Потому что чувствует приятный ток, который пробегает по его венам. Ток новой эмоции — страха — приятного и ужасного. И от этого становится только лучше — у него на душе. Но он продолжает играть свою роль идеально. — Я могу вам помочь? — Если бы… вы… могли дойти со мной до патрульного… Мне, правда, так страшно… Она захлебывается в слезах, но всё равно поднимается на ноги. Сехун благородно провожает девушку не только до патрульного, но и до участка, описывает, в каком состоянии ужаса она пребывала, в общем, всячески дает показания, а после он — довольный — уходит домой. Потому что новая эмоция на вкус — восхитительная.Тоска/Печаль
«Домой» Сехун возвращается поздним вечером, когда Минсо уже хозяйничает по квартире. Она вскидывает руки вверх и тут же начинает кудахтать, как мать — курица-наседка. Только демон сразу замечает, что в ней что-то не так. Она более подавленная, будто только совсем недавно плакала или убивалась из-за чего-то. — Я думала, что ты пропал! — восклицает она и тут же подхватывает сумки с покупками. — Нет, ничего страшно, — успокаивает её Сехун и тут же рассказывает, что случилось, кратко и по делу: — На самом деле я просто встретил девушку, у которой украли сумку. Вот и помог ей, довёл до участка. А… что случилось у вас? Женщина поджимает губы. Смотрит как-то неправильно. Слишком… печально. И это нужное слово. Слово, которое Сехун тут же пробует на вкус, потому что так надо. Потому что Ким Минсо излучает эмоцию, даже не начав говорить. И он сдерживает себя, чтобы не улыбаться. Это приятно на самом деле — есть сытно, плотно, так часто. Ему не нужно далеко ходить, чтобы получить всё, что надо. Один человек может дать нужные эмоции, просто следует вывести его на разговор. Ещё немного и хозяйка заговорит. Ещё немного и он почувствует вкус, насытится ещё раз. — Да я же не просто так в магазин тебя послала. Совсем скоро день памяти. Сестры-то моей. Я вот и позвонила сегодня племяннику. Решила спросить, приедет он или нет. А он… Женщина не сдерживается. Одинокая слезинка тут же скатывается по ее щеке. Сехун облизывает губы — эмоция на вкус горькая. Будто ему подсовывают что-то не очень вкусное. И в то же время он счастлив, демон ощущает это дикое чувство, которое можно было бы сравнить с радостью — не такой, как у людей. Более глубокой, сломанной. Как ощущается на вкус радость человека, Сехун пока не знает. Он вгрызается зубами в каждое слово, пряча за этим свои истинные чувства. — Ну, не надо плакать. Неужели он сказал, что не приедет? — Говорит, что учёбы много. Даже на выходных заехать не сможет. А всего два дня осталось. Будто он ни меня не любит, ни маму свою. Понимаю, что маленький был, когда она умерла. Понимаю, но я ведь ему все рассказала, всему научила. — Может, он ещё передумает? — Может. А, может, и нет, — Минсо проходит в кухню и начинает убирать различные продукты на свои места — часть в полки, часть в холодильник. — Он мальчик хороший, умный, а теперь ещё и взрослый. Зачем ему тетка, которая ничего толком не умеет, да и не может ничего. Понимаю прекрасно, что воспитала его отлично, хорошо. Понимаю всё. Только… неужели он по ней не скучает совсем? Потому что я скучаю, каждый день думаю о том, что могло всё быть иначе. Что могло быть лучше. Женщина не выдерживает и заходится в рыданиях, а Сехун, науськанный новыми эмоциями, гладит её по плечу и успокаивает. Этого ему достаточно. Достаточно новой эмоции, потому что она разрывает его изнутри. Будто он чувствует всё то, что чувствует Ким Минсо, сидя здесь, рядом с ним. — Мы переехали тогда, потому что отец у него — у Чунмёна моего — редкостный гад был. Моя сестра его вынашивала, будучи больной уже. Тяжело ей было, только родила, сама родила, а отец его… даже видеть ребенка не захотел. Вот мы и уехали. Подальше уехали, я работать пыталась, а она дома сидела с ним. Работала я, потому что за лекарства платить надо было, выхаживать девчонку. А она красивой была безумно, и Мённи в неё пошел. — Мне очень жаль. Жаль, что ваша сестра умерла, а племянник не может приехать. — Хороший ты парень, Сехун. Искренний. Я понимаю, что я тоже доверчивая клуша, подобрала мальчишку с улицы, ключи от квартиры дала. Да только мне одной скучно и больно тоскливо… — Мне от вас совершенно точно ничего не надо, — он улыбается, протягивает руку к женщине, чтобы сжать её ладонь в своей. — Я благодарен вам за то, что вы смогли приютить меня. И если я могу чем-то отплатить вам… И он говорит эти слова искренне. Потому что действительно хочет помочь этой женщине. Женщине, которая накормила его не одной эмоцией, а сразу несколькими. Печаль, тоска, сочувствие. Так много и так мало. Только это всё заполняет его до краев. Потому что в эти моменты он не чувствует себя демоном — не чувствует себя кем-то, кто был создан из лавы, боли и гнева. Он чувствует себя человеком, настоящим. — Если бы ты мог… Ах, нет, глупая затея. — Я, правда, готов вам помочь. Чем угодно. — Если бы ту только мог съездить, навестить Чунмёна. Он на другом конце Сеула живёт. Мне-то он не обрадуется, если я заявлюсь. Скажет, чего я, дура старая, по городу мотаюсь. — Вы совсем не старая. Минсо тут же начинает смеяться. И в этот момент она выглядит куда лучше, чем до этого. Хоть слезы и блестят в ее глазах, хоть воспоминания о сестре и делают ей больно. Но она в этот момент не выглядит на свои сорок? пятьдесят с небольшим? Она выглядит молодой и привлекательной, будто только сейчас переехала в Сеул из той деревни, где росла вместе с любимой младшей сестрой. Сехун видит это все «от и до» в ее глазах. — Спасибо тебе, Сехун. Ты, правда, готов съездить? — Да, передам ему всё, что надо. Может, он передумает и приедет почтить память матери. Они говорят после этого ещё какое-то время. Сехун помогает готовить ужин и накрывать на стол. Снова постигает азы чего-то нового — того, чего раньше никогда не делал. Познает то, о чём никогда не думал, чего никогда не делал раньше. И это оказывается приятно. А потом, уставший за день, — впервые О Сехун чувствует это своим человеческим телом, — он отправляется спать.Гнев
Утро приносит с собой прекрасное чувство насыщенности — Сехун чувствует то самое прекрасное, когда ты можешь просто сказать «я выспался, я полон сил и счастлив». И, как он думает, это лучшее ощущение из тех, что он чувствовал за последнее время. Помимо чувства насыщения от полученных эмоций. Он собирается с силами, приводит себя в порядок и отправляется на кухню, где его уже ждёт Ким Минсо. Женщина желает доброго утра, улыбается и еще раз спрашивает, точно ли Сехун готов отправиться к её племяннику. И Сехун своим ответом заставляет Минсо улыбаться ещё шире. Потому что парень говорит: — Я думал, что этот вопрос уже решённый. Я, правда, хочу вам помочь. — Спасибо. После сытного завтрака она протягивает ему бумажку с адресом, подробно объясняет маршрут и как нужно ехать. Где спустится в метро, где проехать на автобусе. А еще отдает запасные ключи от квартиры Ким Чунмёна. Чтобы он, даже если не застанет парня дома, обязательно положил бы в холодильник закуски, которые она приготовила для своего любимого мальчика. — Думаю, он уже давно думает о вас, как о своей матери. — Ну, кто знает, Сехун. Я никогда не смогу занять ее место. А теперь отправляйся, а то тебе ещё добираться до места. И О Сехун едет, не думая о плохом. Не думая о том, что что-то может пойти не так. Потому что в какой-то момент он вспоминает разговор с Владыкой. Не последний из всех, но самый болезненный. Самый решающий. И он снова понимает, что сделал правильный выбор. Дорога до нужной квартиры и правда занимает два часа. И Сехун почти радуется тому, что плотно позавтракал. За редкими исключениями: запах метро сбивает его с ног, а в автобусе такая тряска, что кажется, будто завтрак сам собой просится наружу. Да только на улице в этой части города слишком прекрасно. Потому что недалеко есть парк и люди, источающие от себя аромат различных эмоций — хоть сейчас иди и разговаривай с каждым, чтобы впитать в себя как можно больше. В квартире Сехун ставит сумки на стол и осматривается. Квартирка оказывается не сильно большой, скорее даже маленькой, но опрятной. Будто человек, который в ней живет, относится ко всему с трепетом и бережностью. Сехун осматривает маленькую кухоньку, совмещенную с такой же — не сильно большой — гостиной. А после идет в спальню. Несколько фотографий стоит на прикроватной тумбочке — две женщины и маленький ребенок улыбаются с одной из них. Сехун берет в руки фотографию и рассматривает её. В одной из женщин он тут же узнает Минсо, она целует мальчика в щёку. Вторая женщина, скорее всего, ее сестра — мать Ким Чунмёна. Она целует своего сына в макушку. И это самая трепетная, самая нежная фотография их всех. О Сехун в этот момент не чувствует своей демонической сущности. Он чувствует горечь, тоску, чувствует горе, которое когда-то давно захватило семью этого маленького мальчика и этой прекрасной, отзывчивой женщины. — Кто вы такой? — голос за спиной Сехуна раздается слишком внезапно, от чего он дёргается. Рамка с фотографией совершенно случайно выскальзывает из его пальцев. Он не успевает её поймать, и она падает на край тумбочки, ударяясь об нее. Осколки рамки разлетаются по полу с неприятным звоном. — О, черт. Прости, мне так жаль. Я не хотел, чтобы… — Кто вы, черт возьми, такой?! Сехун поворачивается и видит взгляд парня. Тот, кажется, хочет просверлить в нём дыру. Или, как минимум, выкинуть его с балкона. Потому что это… гнев. Будто парень чертовски зол на него и хочет выплеснуть всё это. Выплеснуть заодно и то, что накопилось за долгие и долгие годы. — Я… я от твоей тети, живу у неё. Она просила заехать к тебе, привести продуктов. Заодно и… — Что? Парень делает несколько стремительных шагов в его сторону, тут же отодвигая его. Так чтобы Сехун не мешался ему под ногами. Чунмён наклоняется и поднимает рамку, ставит её обратно на тумбочку и начинает собирать осколки с пола. — Твоя тетя просила, чтобы ты приехал на день памяти. Это важно для неё. — Замолчи и убирайся отсюда. — Ты грубый. Чунмён вздыхает, но не поднимает головы. Будто даже не собирается смотреть на него. Он упорно собирает осколок за осколком. Каждый раз начиная шипеть, если попадается слишком острый кусочек стеклянного пазла. И Сехун чувствует в себе прилив сил. От гнева, который уже успел в себя впитать. А ещё от тех эмоций, что уже есть в нём. От того, что делает его человечным уже сейчас. Он присаживается на корточки рядом и начинает собирать оставшиеся осколки. — Тебя никто не просил этого делать. И убирайся из квартиры моей тетки, — Чунмён говорит это сквозь зубы. — Она слишком доверчивая, а ты просто хочешь денег, да? Давай, давай я дам тебе их, а ты просто свалишь. А заодно не будешь трогать бедную женщину. — Мне не нужны деньги. Одна эта фраза заставляет Чунмёна повернуться в сторону О Сехуна. Заставляет посмотреть в глаза. И Сехун, кажется, тонет в этих глазах. Видит целую вечность, от которой хочется задохнуться. Потому что глаза у парня на самом деле на мокром месте, а еще они самого прекрасного оттенка из всех — цвета молочного шоколада. И демон — самый настоящий бывший демон — в этот самый момент не понимает, что с ним происходит. Будто сердце начинает не просто биться, а выпрыгивать из груди. Будто оно хочет пробить грудную клетку и вылететь куда-то в окно. Потому что так правильно и так нужно. Потому что это единственный возможный вариант, на который оно будет согласно, случись что ещё. И Сехун не понимает, почему это так правильно. Почему он чувствует то, чего никогда не чувствовал будучи в аду. — А что тебе нужно? Квартира? Потому что у нее ничего больше нет. У меня ничего больше нет. — Я не… Мне ничего из этого не нужно, — Сехун неловко ссыпает поднятые осколки в чужую раскрытую ладонь. А потом вскакивает с места и убегает, бросая на ходу: — Прости. За рамку, я, правда, не хотел. Прости.Вселенная
Вылетев из чужой квартиры, Сехун кидается в сторону остановки. Старается, как можно быстрее добраться обратно. До дома, где он теперь живет, а его сердце всю дорогу бешено бьется. Всю дорогу подводит его. Потому что он совершенно точно не знает, что с ним. Не знает, как быть, как поступать. Потому что это для него все новое. Совершенно неизведанное. Что-то, чего он никогда не чувствовал и от этого Сехуну не по себе. Уже у подъезда он останавливается, переводит дыхание. Начинает считать шаги, чтобы хоть как-то успокоить сердцебиение. Шаг, другой. Потом еще один и… он врезается. В кого-то. Сехун поднимает голову, и сердце замирает — в первый раз за всё время пути. — Владыка… — А ты неплох. Быстро продвинулся. Неужели и, правда, так хочешь стать человеком? Неужели тебе нужно это? Властелин Ада указывает острым ногтем на грудь демона, будто там есть что-то такое, что изменит всю его жизнь. Или уже изменило. От этого становится дурно, и Сехун чисто машинально прижимает руку к сердцу — оно всё ещё стучит громче, чем нужно. — Я не понимаю, что со мной. Почему мое сердце… почему так? Владыка смеется. Слишком добродушно, слишком по-отечески. Ведь по факту так и есть. Он отец всех демонов, он тот, кто дал им жизнь. Тот, кто позволяет становиться людьми, если те этого хотят. Новые личины, новые жизни. Новое всё. И то, что прямо сейчас эти новые чувства делают с ним — Сехуном — нечто странное. Делают ему больно, он чувствует страх. Это заставляет сомневаться в собственном выборе. — Потому что у каждого человека есть одна главная эмоция. Эмоция, которая полностью переворачивает их жизнь. Именно с ней демон может стать человеком. Или… если ты не готов, если ты передумал, если ты не хочешь ее постигать, — Владыка улыбается, потягивает к нему руку, — то ты можешь вернуться со мной. Можешь снова стать демоном, но уже более сильным. — А другой вариант? Мне будет так больно? Так непонятно, если я останусь, если я захочу быть человеком? — Ты должен узнать, что это за эмоция, если останешься. И ты должен принять ее, даже если будет ужасно больно. — Какая она? Что про нее говорят люди? Владыка смотрит на него так, будто уже знает ответ, знает, что Сехун точно не пойдет с ним. Потому что и без того он был самым сильным из демонов. А сейчас — самый человечный. Властелин Ада отходит в тень, и Сехун думает, что Великий оставит его без ответа. Оставит его ни с чем. Но даже самый ужасный из демонов ставит своих детей превыше всего остального. — Это любовь, Сехун.Радость
Несколько следующих дней проходят для Сехуна в какой-то дымке. Потому что он делает все будто на автопилоте, погружаясь куда-то в себя. Но, конечно, в большей прострации он оказывается именно в тот день, когда возвращается от Чунмёна. Ведь расстраивать Минсо ему совсем не хочется. Не хочется говорить про гнев её любимого племянника. И от этого ему совсем не по себе. И хуже становится от мыслей, которые появляются при взгляде на женщину. Потому что скрывать от неё что-либо… стыдно? Неприятно? Неловко? — Ох, милый, — женщина удивляется, но ободрительно похлопывает Сехуна по плечу. — Ничего страшного, он просто слишком заботливый. Волнуется за меня, но может в этом есть и моя доля вины. Я всегда была доверчивой и могла сглупить, а он вот и переживает. — Я, наверное, тоже виноват. Рассердил его, это так… — Все хорошо, Сехун. Хорошо, не переживай. Только переживания всё равно не покидают его. И не только от этого случая. Слова Владыки. Его выбор. Ведь он мог отказаться от всего этого. Мог вернуться в Преисподнюю и снова быть там, где ему быть суждено. А не это — не приключения такого рода и чувства, которые разрывают его изнутри даже прямо сейчас. Сехун падает на кровать и смотрит в потолок. Долгие несколько минут. Ровно до того момента, пока осознание не пробивает его огненной стрелой, проходя через сердце. Потому что он в комнате Чунмёна. В комнате, где этот парень спал, занимался, читал книги и смотрел фильмы. В комнате, где этот парень проводит всё своё время, а сейчас здесь он. Дышит тем же воздухом, спит на его кровати, а когда скучно — сидит за его столом. Это заставляет сердце биться. Раз-другой. Сердцебиение — такое частое — поднимает в нем очередную волну паники. Он не знает, что с этим делать, не знает, как в этот момент можно просто взять и принять такую эмоцию. Ведь… он не говорил ни с кем, ничего не делал. Она просто появилась внутри него. Зародилась, как нечто особенное. И из этих мыслей его выводит только одно — удар закрывающейся двери и резкий вскрик Ким Минсо. Сехун тут же вскакивает с кровати и вылетает в коридор, чтобы посмотреть, что случилось. И его это поражает. Потому что на пороге стоит Ким Чунмён, племянник Минсо. И тот смотрит то на женщину, то на Сехуна, будто не понимает до сих пор, что к чему. А потом с его губ срывается такое обидное: — И? Всё ещё здесь? Разве я не просил оставить мою тётю в покое? — Чунмён, милый, мой мальчик, — Минсо вскидывает руки и бросается к парню, то ли пытаясь защитить его самого, то ли Сехуна. — Что ты такое говоришь? Почему ты такой злой? — А почему ты доверяешь первому встречному? Пускаешь его в свою квартиру? — Чунмён… Женщина качает головой и уводит племянника в сторону кухни. Уводит так, чтобы тот больше не видел Сехуна, не смотрел на него. И это правильное решение, сам Сехун думает так. Потому что прямо сейчас он возбудитель — паттерн, который вызывает в парне гнев. Возбудитель какой-то особенной заразы. И все же… слова женщины не скрываются от его слуха. С одной стороны он не хочет этого слышать. С другой — это то, что делает его человеком. Снова и снова. Сехун замирает. Он думает о том, что остатки сил, остатки демонической сущности в нем могут помочь ему абстрагироваться. Уйти от этого всего, только происходит наоборот — его будто притягивает к кухне. Притягивает к этому разговору. И он будто проваливается целиком в бездонную яму. — Чунмён, милый мой, ты все не так понял. Сехун хороший мальчик. — Где ты его вообще нашла? Мало того, что пустила в свою квартиру, так еще и от моей дала ключи. А если он — вор? Домушник? Или еще кто? Серийный маньяк-убийца? — Чунмён, — голос женщины становится чуть более суровым. Она будто собирается с силами, чтобы высказать что-то куда более важное, чем просто слова. — Помнишь, в детстве я учила тебя самым важным вещам в жизни? — Да. Но причем тут это? — Мальчик мой, ты никогда не должен судить людей по внешнему виду или по каким-то своим критериям. Это не сделает тебе добра, помни об этом. Сехун, правда, хороший. Я просто помогла ему. А он взамен помогает мне. — Или притворяется. — Чунмён, прошу тебя. Пойми и меня, я никогда не делала ничего плохого. И верю в то, что если ты делаешь хорошее, то это самое «хорошее» обязательно возвращается к тебе. Он хороший мальчик, не так давно он даже помог девушке, у которой украли сумку. Поэтому не нападай на него. Это была моя просьба съездить к тебе, можешь винить только меня. — Я не могу обвинять в чем-то тебя, тётя, — Чунмён тут же потирает лоб ладонью, будто озадачен или в чём-то виноват. — Я просто знаю, какая ты. Как ты можешь легко повестись на что-либо и… Женщина смотрит на него внимательно, а еще с любовью и нежностью. Будто видит в этом ребенке всю свою жизнь. В общем-то, наверное, так и получается. Потому что это её сокровище. Самое ценное, что осталось на память от сестры. И, кажется, что Чунмён — её любимый мальчик — прекрасно это понимает. И поэтому, после такого же ответного взгляда, полного любви, говорит Минсо: — Я постараюсь понять и тебя, и его. Возможно, всё действительно так, как ты говоришь и я не прав. — Извинись перед ним. И это последнее, что слышит Сехун. Потому что демоническая сущность покидает его. Полностью, будто что-то высасывает из него все соки. Руки у него дрожат, колени тоже. И всё, на что ему хватает сил — это на то, чтобы дойти до кровати и упасть на нее. Зарыться в одеяле и пролежать так долгих несколько минут до того момента, пока дверь в комнату не откроется вновь. — Это моя комната, — голос Чунмёна ровный и спокойный — не такой, каким был при разговоре с тётей или в коридоре. — Знаю, — Сехун бурчит это из-под одеяла, потому что совсем не хочет смотреть на парня. Он просто не знает, что может выкинуть его сердце в этот момент. — А ещё… мне жаль. Возможно, я слишком остро отреагировал на это всё. Сехун даже вылезает из-под одеяла, чтобы взглянуть на Чунмёна. Потому что голос звучит слишком искренне. Слишком правильно. И то, что демон видит в глазах Чунмёна — это не ложь. Потому что эти чувства, их ощущения — просто невозможно перепутать нечто подобное с чем-то еще. Это искренность. — А мне жаль, что я без разрешения зашел в твою комнату. Я не должен был этого делать, и даже если я сделал это, я должен был крепче держать рамку, чтобы не разбить. Это ведь память, фотография твоей матери. — Всё нормально, — Чунмён слегка поджимает губы, говоря это, будто ему очень неловко говорить обо всем этом. Только говорить всё равно не приходится слишком долго, потому что в комнату заглядывает Минсо. — Мальчики, поможете мне на кухне? И они идут помогать. Потому что ни один из них не может оставить эту женщину одну. Потому что она самая добрая и самая прекрасная. Самая лучшая на свете. В этом уверен Чунмён, и в этом более чем уверен Сехун. Поэтому он режет овощи, готовит, заваривает чай и усаживает Минсо на стул рядом со своим племянником, позволяя им говорить, смеяться, позволяя женщине рассказывать Чунмёну истории про его мать. Потому что она может заставить Чунмёна улыбаться самой искренней и нежной улыбкой. И Сехун думает в этот момент, что ему не нужно ничего больше — только бы эти двое могли быть счастливы. Могли улыбаться. — Я рада, что ты смог сегодня приехать. Твоя мать гордилась бы тобой. — Ты, правда, рада, тётя? — Да, потому что я никогда не была так рада тебя видеть. Именно в этот день, когда твоя мать… Она тоже счастлива — там, где она теперь. Думаю, все именно так. И я рада, что вы, мальчики, смогли решить проблему. Никто меня не обворует. Никто не сделает мне больно, Чунмён, я же твоя тётя, я смогла вырастить тебя, мне теперь ничего не страшно. Они оба смеются, а Сехун в этот момент чувствует их радость. Чувствует, что это еще одна эмоция, которую он изучает. Которую впитывает в себя. Он смотрит на них и понимает, что людей счастливее, чем они сейчас, просто напросто не найти. И это лучшее из всего, что он когда-либо чувствовал. Потому что теперь может ощущать радость вместе с ними, даже если раньше этот день был наполнен горем и печалью. Теперь — нет.Со стороны
Чунмён ловит каждый неловкий взгляд Сехуна, будто тот стесняется слишком сильно. И это заставляет его улыбаться. То, какой Сехун… милый, немного неаккуратный. То, как пытается помочь, порезать что-то. Или пожарить. И то, как тётя реагирует на его помощь, то, как светится от счастья из-за того, что она снова не одна. Это все заставляет Чунмёна реагировать на этого парня. На ситуацию. Потому что он не такой, как все остальные. Не такой, как кто-либо ещё. Не такой, как какие-то парни, на которых он обращал внимание раньше. Уже вечером, когда они остаются с тётей наедине, Чунмён спрашивает только об одном, что его волнует по-настоящему сильно. Ведь не может его любимая тётя Минсо быть счастлива только от того, что с ней живет кто-то и помогает по дому. — Тётя, скажи, ты с ним спишь? — Что?! Ох, — женщина тут же начинает смеяться. — Милый, мне не нужны маленькие мальчики. Он милый и хороший, будто я обрела второго сына. — То есть вы… — Нет, никогда. И думаю, его не интересуют женщины в возрасте. Я даже не уверена, что его интересуют девушки, милый, — Минсо хлопает племянника по руке и поднимается со стула, собираясь уходить спать. — Он встретил девушку, которой пытался помочь. Я видела её на улице около магазина, она искала его. Я сказала ему об этом, а он просто отмахнулся. Так что… — Понятно, тётя. Иди, отдыхай. — Спокойной ночи, сынок. Ах да, я постелила в твоей комнате. Думала, ты поспишь на матраце, но Сехун настоял на том, что кровать твоя. Так что не волнуйся не о чем и ложись. — Я понял, сладких снов.Любовь
Чувства не возникают сразу, если только ты не демон, для которого эмоции — это новая жизнь. На всё нужно время. И, иногда, это пугает. Потому что бывает так, что ты боишься не успеть. Боишься, что можешь сделать неверный шаг. Что ещё немного и всё рухнет, потому что просто именно в этот момент что-то пошло не так. Как ты хотел. И Сехун боится всего этого. Но всё-таки начинает строить свою жизнь заново, с чистого листа. Находит работу, возвращает все позаимствованные деньги у Ким Минсо и даже собирается переезжать. Только чудеса случаются даже с бывшими демонами. Даже если в чудеса верят те, кто верит в бога и его «божественное» вмешательство. — Так, ты уже нашел себе квартиру? — спрашивает Чунмён, когда они идут вместе с Сехуном из магазина. Сердце Сехуна предательски екает. Как и каждый раз, когда рядом оказывается Ким Чунмён. А в голове у Сехуна так и стучат слова Владыки про то, что это любовь. И демон думает, что это самое опасное чувство из всех. Потому что его нельзя просто так контролировать. Нельзя заставить себя полюбить кого-то просто так. Нельзя просто так и разлюбить. — Нет, пока нет. Я хотел поискать в интернете, но пока ничего толкового. — Тогда, не хочешь пожить у меня? — Съехать от тёти, чтобы жить у тебя? Они оба смеются, потому что это, правда, смешно. Будто ты просто меняешь одно на другое, а результат остается всё тот же. Он что-то в голосе Чунмёна заставляет Сехуна задуматься. Заставляет в этот момент остановиться и просто посмотреть парню в глаза, чтобы сказать правду. Глупую правду, от которой всё может пойти совсем не так, как хотелось бы. — Чунмён, если ты, правда, предлагаешь жить у тебя, то… Я не думаю, что это хорошая идея. — Что? Почему? Я думал, что мы отлично общаемся. Или это из-за того, что я тогда наорал на тебя из-за фотографии? — Нет. Не совсем, не поэтому. Просто, — Сехун замирает на пару секунд, а потом делает шаг в сторону Чунмёна, он совсем немного выше ростом. И это даже мило. Он смотрит ему в глаза, внимательно, и видит, что тот смотрит в его глаза точно так же. — Я, кажется, люблю тебя. Поэтому я не могу жить с тобой. — Оу… — И это все? — Ты хочешь сказать, что проблема в том, что ты меня любишь? Поэтому ты не можешь жить со мной? Сехун кивает, как болванчик. Потому что Чунмён реагирует спокойно. Будто ему на это совсем все равно и ничего страшного в подобном нет. И Сехун не знает, как еще спросить о его реакции. Как протолкнуть всё это внутрь себя, потому что сердце бьется, кажется, в уже горле. — Я не совсем понимаю, Чунмён, ведь… — Переезжай ко мне, — Чунмён приближается, делает последний оставшийся между ними шаг сам. — Обещаю, твою проблему мы решим. И я постараюсь на тебя больше не кричать. Чунмён улыбается. И О Сехун думает, что это самая прекрасная улыбка на свете. Улыбка, которую он никогда не забудет. Улыбка, в которую тоже можно влюбиться. Потому что Ким Чунмён — особенный. Самый необычный человек, который был создан для него — такого же необычного. И ради этого стоило бросить всё. Ради этого стоило отказаться от Ада. Стать человеком, потерять все силы. Потому что рядом с Ким Чунмёном хочется узнать про весь спектр эмоций, которые он сможет в себя впитать. До тех пор, пока он вообще может это делать. А сейчас он просто говорит то, что проходит ему в голову: — Я хочу тебя поцеловать. — Поцелуй, — такое тихое и такое желанное. Сехун целует. А еще Сехун думает, что любовь — это именно то чувство, которое делает человека человеком.