«Ночь, Темнота, Покой и звёзды, Луны объятия и тишина. Веду с тобою Диалог неспешно. Услышь меня, родная, Пожалуйста, услышь. Я слышу по ночам Твой голос скорбный. Молю, Держись. Живи, Прошу тебя…»
Уже неделю Кванджон метался по дворцу как загнанный зверь. Что-то его мучительно выжигало изнутри и никак не хотело отпускать. Он пытался найти укромное место, чтобы чувства безысходности, страха и, навалившейся внезапно, тоски перестали наконец его преследовать. Но каждый раз ноги сами собой приносили его к покоям Су. От этого хотелось выть и крушить всё вокруг, но приходилось держать себя в руках. Ночи превратились в кромешный ад. Если удавалось провалиться в сон, то он его мучил и терзал болью и криками. И под конец каждого сна кто-то, еле слышно, звал его к себе. Но он никак не мог понять, чьи крики он слышит, и кто так настойчиво взывает к нему. Он просыпался в слезах и холодном поту, еле сдерживая крик. Сердце колотилось в бешеном темпе и с огромным трудом переходило в свой обычный ритм. — Да что же это со мной творится?! — в очередной раз, проснувшись от ночного удушающего кошмара, вопрошал Кванджон луну, которая, как и прежде, составляла ему компанию на этой безумной неделе. Он попытался разобраться в себе. Может он что-то делает не так? Да нет. Ён Хва как обычно продолжает трепать ему нервы и закатывать истерики, что ей не уделяют должного внимания и почтения во дворце. А министры в очередной раз завалили прошениями… Всё им не так, опять им чего-то не хватает. Дворцовая жизнь текла своим чередом, без каких-либо настораживающих волнений и изменений. Значит нужно разобраться в себе. А значит ответ нужно искать в своих ночных кошмарах.***
С наступлением темноты появилась хрупкая надежда на то, что очередная ночь подарит ему небольшую подсказку. Прошло несколько часов тяжёлых раздумий, прежде чем сон навалился с неистовой силой и унёс в царство снов. Опять темнота, крики… «Подождите… Это же женские крики. Они, то начинаются с новой силой, то переходят в рваные, протяжные и ослабевающие стоны». Я бегу на крики, чтобы понять, что же так мучает эту женщину, а может девушку? Ведь крики, которые слышу каждую ночь, исходят из глубины души, будто чей-то молодой дух пытается бороться с надвигающейся бурей. Но сейчас явственно слышу, что они рождаются не только из-за физической боли, они рождаются из-за долгожданной надежды на появление чего-то прекрасного, долгожданного и уже любимого чуда. Последний крик, запах крови и… — Кто ты? — с этой фразой на устах проснулся Кванджон, резко сев на кровати. Пришлось подойти к окну и распахнуть его, чтобы ночная свежесть охладила бунтующее сердце от переполняющих и жгучих эмоций. Что же его так зацепило, что он не смог себя остановить, и заставило практически лететь на крики боли…***
Настал очередной день, который не отличался от всех остальных. Министры, прошения, письма, Ён Хва… От неё пришлось скрываться бегством в башне Чхве Чжи Мона. За всей этой суматохой незаметно наступил вечер. Хозяина не оказалось на месте. Медленно прошёл я меж стеллажей с книгами, пытаясь найти ту, которая хоть на чуток, но откроет причины моих кошмаров. Увы, взгляд так ни за что и не зацепился. Меня привлёк балкон. «Как давно я не выходил на него и не любовался звёздным небом?» Прилёг и попытался рассмотреть знакомые звёзды и созвездия. «Пегас… Пе-гас», — вдруг пролетело в голове. «Стоп, подождите, где-то, а вернее, когда-то, я уже слышал это название. И почему вдруг так защемило сердце, будто потерял что-то родное и близкое…» Незаметно для себя Кванджон провалился в сон, который тихо подкрался и убаюкал мирно мерцающими звёздами. Опять женские крики, переходящие в уставшие и изнурительные стоны. Бедняжка, как же она устала, но борется до последнего. Теперь я отчётливо понимаю, что это девушка. Точно девушка. Только не могу понять, почему я так уверен в этом. Ноги с тихого, еле крадущегося, шага переходят в бег. Я лечу, подобно ветру, по тёмным лабиринтам. Пытаюсь найти ту, которая меня зовёт. И вот рваные, уставшие крики становятся ближе. Приходится замедлить свой шаг, чтобы понять, откуда они раздаются. Идти пришлось недолго. Впереди забрезжил свет, и мелькнули, быстро снующие в разные стороны, тени. С приближением к свету, было заметно, что обстановка слегка нервная, но вся суматоха проходила в полной тишине, которую прерывали приглушённые крики. Я остановился, прислушался и тут меня оглушил новый крик, который заставил содрогнуться. Это был до боли знакомый голос. Я боялся поверить, что слышу именно этот голос. Пытался поверить и осознать, что там, за дверью, где мерцал огонёк и мечутся в непонятной спешке и агонии силуэты непонятных мне людей, находится та, что подарила волшебное чувство любви и так больно ударившая в самое сердце. Казалось, что если произнесу её имя, то всё вокруг рассыпется, словно хрупкий песочный замок, растает бледным миражом и зависнет лёгкой дымкой на звёздном небосводе, унеся с собою тайну родного до боли голоса. Распахнулись двери, оттуда выбежала девушка и тяжело вздохнув, метнулась куда-то в сторону. Растворилась в темноте, будто её и не было. На раздумья практически не оставалось времени. Невидимая сила толкнула в спину и заставила сделать шаг в покои, где раздался писк, похожий на плач маленького котёнка. «Котёнок? Крики, стоны, тихий плач… Да что же там происходит?..» Вошёл и был обескуражен и ошеломлён. То, что происходило в комнате, не было предназначено для мужских глаз. На кровати, среди подушек и окровавленных простыней беспомощно лежала, выбившаяся из сил, молодая девушка. — Это девочка, — раздалось с края кровати, где неспешно пеленали новорождённое чудо. А около девушки внезапно забегали служанки, помогая убрать весь образовавшийся беспорядок. Я затаил дыхание, боясь нарушить тишину и выдать себя, наблюдал за малышкой и молодой мамой. Но казалось, меня никто не замечал. Никак не мог разглядеть её лица. Будто лёгкая пелена мешала мне увидеть всё чётко и ясно. Глаза девушки излучали нежную материнскую любовь, глядя на маленькое сопящее, в одеяльце, чудо. Девушке помогли удобно устроиться и аккуратно передали в руки маленький свёрток, который стал издавать еле слышные недовольные сопения и покряхтывания. Девушка улыбнулась и заглянула в личико малышки. Легонько провела хрупким пальчиком по нежной бархатной щёчке, поцеловала в крохотный носик и стала рассматривать маленькую ручку, которая юрко выскользнула из одеяльца и успела схватить девушку за указательный палец. Моё сердце ёкнуло и пустилось в бешеный пляс, когда молодая мама принялась целовать каждый пальчик, а затем с упоением вдыхать сладкий запах макушки своей малышки. Маленькое чудо заёрзало довольно, и снизу показалась розовая крохотная пяточка. У меня возникло непреодолимое желание её поцеловать, но я не мог даже сдвинуться с места. И пока мой взгляд был прикован к этой крохотной пяточке, не сразу заметил, как рука девушки что-то положила поверх одеяла. Подняв глаза, застыл и не мог поверить. «Нет, это неправда. Этого быть не может. Так не бывает…» На одеяльце лежала шпилька. Шпилька, которую подарил когда-то моей Су. Я не заметил, как медленно ноги уже несли меня к кровати, где лежала Су. Но так и не смог дойти до неё. Это произошло в доли секунд. Её рука безвольно упала рядом с маленьким, мирно сопящим свёртком, а следом на пол упала шпилька. Все забегали вокруг неё, засуетились. Ребёнка тут же унесли, а Су попытались привести в сознание. Та долго не приходила в себя. Для меня те минуты длились бесконечно долго. Через несколько томительных минут она с трудом приоткрыла глаза, и её взгляд упал на меня. Или мне так хотелось думать, что среди всех, кто находился в покоях, она единственная могла меня видеть. Я упал на колени рядом с ней, не замечая как слёзы градом катятся по щекам. — Со, я… — и её глаза опять закрылись. Теперь уже навсегда. — Су!!!!!!!!!!! — весь в слезах и неистово выкрикивая любимое имя, Кванджон очнулся от тяжёлого сна.***
Последние несколько минут Чжи Мон пытался разбудить Кванджона, привести в сознание и рассеять кошмар, в котором, словно зверь, бился измученный бывший Четвёртый принц. Он боялся поверить, что судьба, в очередной раз, пытается вмешаться и разрушить планы, которые, вроде бы, он с таким трудом претворил в жизнь. Да, он это сделал, сделал своими руками несчастными два любящих сердца. Он будет до конца своих бесконечных дней корить и ненавидеть себя за это. Но свою тяжёлую миссию нужно было довести до конца… Кванджон вскочил и яростно начал трясти Чжи Мона, вопрошая, что он ещё скрывает от него. Ведь тот что-то скрывал. Он это чувствовал и видел, судя по бегающим, в страхе, глазам. Чжи Мон продолжал молчать. От этого тяжёлого молчания становилось не по себе, мороз пробирал до самых потаённых уголков души. Отшвырнув опешившего Чжи Мона в сторону, Кванджон метнулся чёрной тенью в сторону конюшен и стрелой вылетел на своём чёрном коне за пределы дворца, перепугав задремавшую стражу. Вся ночь была в распоряжении Кванджона, чтобы привести мысли в порядок, успокоить сердце и остудить свой пыл. Но чем ближе к имению Ван Чжона был Кванджон, тем больше он не понимал ни своих мыслей, ни того, что он хотел там увидеть… Ещё до рассвета он достиг стен поместья. Скрыв коня от посторонних глаз, он решил прокрасться во двор. Во дворе было тихо. Только около ханока, в котором жила Су, было слегка оживлённо. На крыльце, в тяжёлых раздумьях, нервно расхаживал Чжон. Раскрылись двери, оттуда вышла женщина и подошла к Чжону. Тот ей тихо что-то сказал и также тихо отпустил. Та в ужасе, прикрыв ладошкой рот, поклонилась и пошла в мою сторону. Пришлось спрятаться за раскидистым деревом, дабы не обнаружить себя. Поравнявшись с деревом, за которым прятался я, женщина встретила пару служанок, которым сказала то, что повергло меня в шок. — Хозяин велел всем передать, что ребёнок родился мёртвым. «Ребёнок? Ребёнок?! Чей? Су и Чжона? Неужели я тогда не ослышался? Или… Да нет, не может того быть… Она… Су… Как? Она приняла Чжона? Она его приняла… …Глупец, какой же ты глупец! И на что ты надеялся? На то, что Су тебя тогда обманула и тихо ждёт тебя здесь?! Чжон, ты во всём виноват. Я никогда тебя не прощу. Ты отнял у меня самое дорогое. Отнял Су. Ты потерял её ребёнка, позволил этому случиться… Не буду тебя жалеть… Тебя наказал не я, это наказание свыше… …Ну что ж, так и быть. Такова воля небес. Прощай, Су…» Кванджон не заметил, как вернулся во дворец. Чжи Мон в очередной раз его прикрыл. Никто не посмел задать ни единого вопроса, о причинах его внезапного отсутствия. Мрачной тенью он проскользнул по коридорам дворца, распугав на своём пути всех слуг и чуть не придушив Ён Хву, которая попыталась всё-таки что-то язвительно бросить ему в спину. Оставшись в своих покоях один, он одновременно оглох и ослеп от боли, которую испытал в поместье Чжона. Он не мог там себя выдать. Кванджон держался из последних сил всю обратную дорогу. И только здесь, вдали от посторонних глаз, он сбросил с себя пелену безразличия. Одна единственная слеза скатилась по щеке и обожгла руку. Его в очередной раз предали. Предали и ударили настолько больно, что не было сил терпеть. Император… Да, именно сейчас заново родился император, настоящий, одинокий и… холодный. Больше никто и никогда не посмеет причинить ему боль. Император уткнулся в подушку и закричал от боли и бессилия. И вот так, забывшись в немом крике, Кванджон затих в живительных объятиях лунного света, который по привычке укутывал его лёгким прохладным покрывалом.***
На следующее утро Кванджон проснулся уже спокойным, но пугал своей холодностью и пущей строгостью. Заперся в тронном зале с Чжи Моном, не разрешая никому туда входить. В тронный зал вошёл министр, который нёс письмо. — Вам письмо от Четырнадцатого принца, — сказал тот. — Он не устаёт писать письма, — язвительно хмыкнул император. — Вы не будете его читать? — в надежде на то, что Кванджон, хоть на секунду, задумается и оторвётся от многочасовой пытки, в виде решения государственных проблем, спросил Чжи Мон. — Уверен, там куча возмущений, по отношению ко мне. Не хочу читать и ещё больше расстраиваться, — с ледяной холодностью, и, не отрываясь от свитка, ответил император. Больше ничего не хотел слышать Кванджон от министра, как тот не пытался до него донести, что от Чжона был послан слуга и тот ждёт ответа. Боясь разгневать его, министр поспешно исчез с его глаз.***
Очередная удушающая ночь, которую он провёл в полубреду. Ему снилось как Су покидает его, покидает дворец… А он злится от бессилия что-либо изменить. Злится на себя, на Су, на Чжона… Через пару дней, он стоял в тронном зале и не мог понять, что же пытается до него донести Чжи Мон. «Что это он такое говорит? Су… Су… что?.. Умерла?..» — Она… она не ненавидела меня так сильно… Она не могла так со мной поступить… Она не могла меня покинуть… Она обещала… Я её не отпускал… не давал разрешения, — растерянно бормоча, стоял вмиг осунувшийся и побледневший император. — Видимо это она посылала вам письма. Вы не читали их? — растерянно пролепетал Чжи Мон. Кванджон кинулся к стопке писем, которая одиноко лежала рядом. Он вскрыл первое письмо и обомлел. В нём находился ещё один конверт, который был подписан знакомым почерком. А потом ещё и ещё один. И в каждом конверте он находил второй конверт, подписанный рукой Су. Он открыл внутренний конверт, достал письмо, развернул его и начал читать. «Жизнь наша подобна сну. Правильная или неправильная, счастливая и не очень, добро и зло, любовь и ненависть — всё это забывается, исчезает по прошествии долгого времени, стираясь из памяти. Вы всё ещё сердитесь на меня и затаили обиду, до сих пор полагая, что моё сердце не принадлежит вам? Я до сих пор беспокоюсь, что покинув вас, оставлю с ненавистью, а не с любовью, лишу вас покоя и сна. Я всё ещё продолжаю вас любить. Когда вы встали подле меня под дождём, когда вы заслонили меня собой от летящей стрелы, после всего этого я никогда не смогу вас забыть. Противоположность любви — это вовсе не ненависть, а расставание. Боюсь, вы можете подумать, что я покинула вас, а мне начнёт казаться, что это вы от меня отказались. Я так тоскую по вам, но не могу быть рядом. Надеюсь, однажды, мы снова встретимся в саду. Я буду ждать вас каждый день. Каждый день…» Кванджон продолжал читать письма одно за другим, он был похож на раненого зверя, пытавшегося найти успокоение и надежду… Надежду, что это всё страшный сон. Он выл от бессилия и боли… Каждое последующее письмо кричало от боли и тоски по нему, умоляло о встрече и клялось в любви, извинялось, что так спешно оставило в стылом дворце, полном яда, высокомерия и алчности… Это было невыносимо. Император поздно осознал, что сам отверг, в поспешной обиде, самую дорогую частичку своей души. Оставалось только перечитывать драгоценные письма…***
Не помня себя, от боли и нескончаемых слёз, Кванджон вылетел из тронного зала и через миг уже мчался в сторону поместья Чжона. «Это чья-то злая шутка. Нет. Су, жива… Она жива. Я её никуда не отпускал…» Даже такая дальняя дорога не смогла остудить бушующие чувства. В императоре тихо догорала надежда на встречу с любимой. Но в поместье он нашёл лишь Чжона и Бэк А. Таким императора ещё никто не видел. Он раненым волком метался в агонии по комнате, выкрикивая с болью в сердце имя Су. Но на его зов не слышалось той мягкой поступи любимой, которую он так надеялся услышать. Взгляд случайно упал на стол. На нём стояла урна. Урна, которую в слезах обнимал Четырнадцатый принц. А рядом, с потерянным и непонимающим взглядом стоял онемевший от скорби Бэк А. «Урна… Урна вместо Су?.. Су?..» Кванджон остановился и попытался переосмыслить увиденное.***
Когда яркая вспышка между братьями потухла, которая успела разбередить все накопившиеся кровоточащие раны, он на несгибаемых ногах подошёл к столу и бережно взял в руки урну. Не слыша криков Четырнадцатого принца вышел вон… Для него больше ничего не существовало… После этого Кванджон перестал улыбаться. Его часто видели с урной на берегу озера Донджи. Или как тихую безмолвную тень, бесцельно бродящую по лабиринтам дворца, распугивающую всех, кто ему встречался на пути.***
Прошли годы, но император так и не смог простить себе, что отпустил свою единственную любимую. Он никогда и никому не прощал ошибок, а с себя спрос был в тысячу раз строже. Прошло уже несколько лет, но Кванджон всегда приходил к молитвенным башням в день смерти его Су. Но тот день был другим. С самого утра сердце трепетало, ухало и замирало в преддверии чего-то тёплого, родного, солнечного и давно забытого. Как обычно он стоял на берегу озера Донджи и мысленно разговаривал с Су. Эти диалоги его успокаивали и придавали сил жить. Жить до следующего такого диалога. Он спрашивал как у неё дела и делился своими проблемами. И тут в него что-то врезалось. Что-то маленькое и тёплое. Император опустил глаза и увидел крохотную девчушку, которая начала притворно стонать, наигранно потирая лоб. — Ты врезалась в меня, — с улыбкой на лице император присел и начал с любопытством рассматривать личико озорной девчушки. Та светилась как солнышко и кого-то ему отчаянно напоминала. Но, не успев её рассмотреть, перед глазами мелькнул Чжон и спрятал девочку у себя за спиной. Всё время, пока они разговаривали, эта маленькая егоза задорно выглядывала из-за спины своего отца и с любопытством наблюдала за каждым движением императора. Да и сам император постоянно пытался уловить каждый взгляд и неуловимые движения солнечной непоседы. Чжон поднял дочку на руки и уже было собрался вернуться к себе в поместье, но тихо уйти так и не получилось. От взгляда Кванджона не смогла скрыться вещь, которую он когда-то подарил своей любимой. «Неужели это дочь Чжона? Но тогда она слишком взрослая. Что?.. Что сейчас сказал Чжон? Она не хотела, чтобы девочка росла во дворце? Она? Су? Девочка… Он сказал девочка, не дочка, а именно девочка. Это ребёнок Су? Это наш ребёнок? Моя дочка! Спасибо. Спасибо, любимая. Какая ирония судьбы. Ты оставила частичку себя. Су, дорогая моя Су, не покинула меня. Но я не могу забрать дочку к себе. Не могу пойти против слов моей Су…» В тот день Кванджон принял единственно правильное решение. Ссылка Четырнадцатого принца была окончена, он может бывать во дворце. А император может видеть свою дочку. Свою драгоценную и любимую частичку Су. «Тот день… Тот день, когда я примчался в поместье Чжона. Как я был слеп. Я обязан был выяснить до конца, что там произошло. Это мой внутренний волк предчувствовал беду, не находил покоя и рвался к своей волчице. Рвался туда, где его терпеливо ждала любимая и маленькое волчье счастье. Почему я не хотел его слушать?! Да и те сны не были случайностью. Су, ты меня звала. Ты хотела показать мне наше сокровище. Ты отдала нашей дочке шпильку, в надежде, что я узнаю, что ты меня не покидала… А я так бездарно и жестоко упустил шанс повидаться с тобой. Прижать к груди, успокоить твою душу и сказать, что не переставал любить тебя. Спасибо, что подарила первые мгновения жизни нашей малышки. Хоть я и видел их в ту ночь во сне, но для меня они останутся драгоценным последним подарком от тебя. Прости. Прости меня, моя Су. Я прочёл, прочёл все твои письма. Но прочёл их слишком поздно. Теперь я знаю, что ты любила меня, мы не переставали любить друг друга. И мы будем любить… Где бы ты ни была, я найду тебя, моя Су…»