Это случилось. Они нашли нас.
Сейчас они стояли перед нами, если не сказать — над нами; в этот момент они стояли, как громады, смотрели на нас свысока, а мы прижимались друг к другу и со страхом неминуемого смотрели на незнакомых людей, которые пришли к нам и грозно нависли огромной, мрачной тенью. Неприятный холод мурашками пробегает по побледневшей коже, но я был уверен, что не только я сейчас испытывал это тревожное ощущение. Мне хотелось обнять себя за плечи, деть куда-нибудь руки — мне было неловко и страшно, но руки были крепко перевязаны эластичной, но прочной белой лентой, которая не давала свободно пошевелить пальцами. От досады кружилась голова, подташнивало и хотелось плакать. Но только не сейчас, когда твоей и не только жизни угрожает опасность. Я как можно незаметнее поворачиваю шею, чтобы хоть искоса посмотреть на рядом стоящего со мною Виндяя; ему явно было страшно, но он не дрожал, он твердо смотрел в глаза впереди стоящего перед нами человека. Я сглотнул, невольно завидуя, что не могу быть таким же смелым — в голове кружило, глаза как-то странно болели, а вывернутые руки горели огнем. Мне казалось, что мой страх был заметнее, чем у моего друга, и я старался не думать, что в итоге будет дальше. Но, как ни странно, я знал одно. Всё будет хорошо. И хоть холод сковывал моё тело, страх мутил мое сознание и сердце, обливаясь кровью, быстрее отбойного молотка стучало в груди, я думаю, нет, я знаю, что все будет хорошо и что все будут спасены. Ведь то, что им было нужно, надежно спрятано внизу, под полом, в подвале под землей, где дверь закрыта на два больших железных замка, холодно и мало кислорода, который остается благодаря тому, что иногда мы приносим ему еду и воды на неделю, после чего опять уходим, жалея, что не можем остаться подольше, ведь прекрасно знали, что в любой момент могут придти они и потребовать нашу ценность, наш смысл жизни, что сейчас вселяет в наши сердца силу и смелость. Я понял, что ради Хаосита должен быть отважным и быть мужественным. Я сглотнул большой комок, чувствуя, как мне становится труднее дышать, но я твердо поднял голову, из последних сил стараясь унять или хотя бы скрыть легкую дрожь, что бежала по моему телу. Я немигающе посмотрел в темные глаза человека в капюшоне, что стоял прямиком передо мной. — Отдайте нам его, если хотите по-хорошему, иначе с вами придется говорить по-другому, — голос был спокойным, холодным, в нём не было и отголоска злости или ненависти — стоящий перед нами наш враг явно владел своими эмоциями. — Или вы будете вести себя как трусливые кролики, которые пожалеют своего ничтожного друга ради сохранения собственной жизни? Я не смотрел на Виндяя, но прекрасно знал, о чем он думает на данный момент. «Ничтожного друга». В быстро бьющемся сердце зажегся огонек, который, я чувствовал, скоро должен был превратиться в яростно полыхающее пламя. Одна часть меня говорила, что мне не нужно этого делать, иначе всё будет хуже, лучше сдержаться, защитить себя самих. Тем временем другая половина моего помутневшего сознания твердила, что я должен выйти вперед и высказать все, что я думаю. Я должен быть смелым. Не только ради себя и Виндяя, что стоял около меня, но и ради нашего родного человека, что сейчас сидел в подвале, и, наверное, тосковал. Он не должен провести там всю оставшуюся жизнь, чтобы в итоге его оттуда достали незнакомые люди, поволокли куда-нибудь в тихий, пустынный переулок Белгорода, чтобы сначала мучить его, а потом убить его из дула пистолета. Нет. Он обязательно еще увидит и лето, и весну, и осень, и зиму. Он обязательно проживет еще не меньше десяти лет. Он обязательно останется в живых. Пусть мы все погибнем, но Хаосит должен жить. Мы стеной встанем за него. Хаос будет жить вечно. — Он не ничтожен, — тихо, но твердо произнес я, чувствуя, как мои руки за спиною напряглись. — Вы даже не знаете, какой он. Он важнее всех нас, всех, кто находится в комнате в данную секунду. Убейте нас, но его вы не убьёте. Какое-то время мне вдруг показалось, что я сказал это зря, но позже сомнения рассеялись. Я почему-то был уверен, что я должен был это сказать, должен был, обязан, что так было прописано в книге моей жизни. Я ощутил, как рядом со мною напрягся Виндяй, как он неловко, незаметно переступил с ноги на ногу и чуть заерзал. Но я не усомнился в своих словах. Дуло пистолета тут же переметнулось в мою сторону, словно они меня только что заметили. По телу вновь пробежал холод, причём более ощутимый, чем ранее. — Вот поэтому он нам нужен. Из-за того, что он важен, — человек продолжал говорить твердым голосом, в котором начали прорезаться гневные нотки, но было видно, что он из последних сил сдерживает себя. — Отдайте по-хорошему, и мы вам ничего не сделаем. Будете сопротивляться — придется прибегнуть к крайним мерам. К тому же, — сделав длинную выжидающую паузу, проговорил мужчина, стоящий перед нами, — давайте не будем забывать, что я сказал это уже второй раз. Теперь в его голосе слышалась откровенная угроза. Виндяй подался вперёд; я с одобрением посмотрел на своего собрата и мысленно подбадривал его. Я моргал, глядя на него, в его лицо, полное решимости, пытаясь мысленно передать: «я верю, что у нас все получится. Не отчаивайся, брат». Было видно, что ему страшно, как и мне, но он более умело, чем я, скрыл дрожь и испуг. Он, не отводя глаза от глаз врага, громко и отчетливо проговорил: — Нет. Одно-единственное слово, но содержащее в себе всю смелость и искренность Виндяя. В этом слове закрадывалась надежда на что-то светлое, и хоть оно было коротким, оно сумело вмести в себя всю нашу надежду, что питали наши сердца. Мы выживем. Или не выживем, но кто-то выживет точно — тот, кто сейчас прячется в мрачном подвале прямо под нашими ногами. Хаосит, знай, что сейчас у нас идет борьба не на жизнь, а на смерть, но мы обязательно сумеем спасти тебя от надвигающейся угрозы. Дуло пистолета вновь переметнулось и указывало на лицо Виндяя. Тот никак не показал свой страх внешне, однако мне казалось, что я, стоя к нему плечом к плечу, чувствовал, как быстро и трепетно бьется в его груди настоящее львиное сердце. Я попытался коснуться его ногой, но он, мне кажется, не заметил. Впрочем, все равно — самая надежда на то, что он знает, что я его поддерживаю, ведь только так мы сможем преодолеть себя и выиграть в этой борьбе. Молчание. Виндяй встал на свое место, его лицо побледнело сильнее, чем до этого, но дрожь он умело скрыл; я чувствовал, что меня переполняет гордость за своего брата. Я знал, что если мы не будем сдерживаться и всеми силами примемся защищать Хаосита, то мы все сможем выйти из этой большой для нас войны победителями. Видимо, нашему врагу показалось, что безмолвствие затянулось, и распрямил руку, указывая пистолетом то на меня, то на моего брата. — Где Хаосит? — негромко, но быстро, на одном дыхании произнес мужчина. В воздухе над нами повисло чувство страха и безысходности. Тревога поглощала меня, и я понял, что уже не могу сдерживать дрожь. Я попытался неслышно выдохнуть, чтобы хоть немного успокоиться, но я понимал, что выйдет шумно, а застывшую вокруг тишину я не хотел нарушать — мне казалось, что тогда все будет хуже. Гораздо хуже. Поэтому я замер, исподлобья глядя в глаза нашего врага, стараясь успокоить себя обрывками мыслей «Всё будет хорошо», «Мы спасём его», «Мы не подведем Хаосита», «Хаос будет жить вечно». На какой-то момент мне казалось, что я перестал переживать, однако сразу после этой мысли страх подступил к груди. Мне казалось, что меня сейчас вырвет. Нет, только не сейчас, в самый неподходящий момент! Я понял, что единственный способ успокоиться хоть немного — нарушить тишину и стать чуть смелее, чем были. Я подался вперед, стараясь не смотреть на вытянувшееся лицо Виндяя и на их пристальные глаза. Голова кружилась, подташнивало, в глазах прыгали белые пятна, но я знал, что сейчас — или никогда. — Не скажу. В комнате установилась гробовая тишина, такая, что отравляла мое сознание и я понимал, что медленно ухожу в закат, только я оттуда уже не вернусь. Громко тикали лишь часы, которые висели на стене, и их громкий стук эхом раздавался в моих ушах. Кровь бросилась в голову и в глазах начало темнеть. Я не сдамся, нет, я не сдамся, пока не будет конец. Я поднял голову, пытаясь найти глаза стоящего передо мной мужчины, но накрывающая меня с головою темнота мешала мне хорошо увидеть происходящее. Мне каждый раз казалось, что, вот, в следующую секунду раздастся выстрел, и кто-нибудь из нас ляжет под свистом разрываемой воздух свинцовой пули — либо я, либо Виндяй, а потом они, покончив с нами, будут обыскивать дом, пока не найдут замаскированную в стене подпольного этажа дверь, взломают замки или выломают ее специальными инструментами, ворвутся в пахнущую сыростью и заплесневелостью комнату, накинутся на Хаосита, что, либо будет неторопливо есть бутерброд, либо спокойно спать в углу, первым делом перевяжут рот, руки и ноги, после чего схватят несчастного, мычащего Хаосита под мышки, бросят в огромный, черный мешок из плотной ткани и унесут из дома, скрывшись где-нибудь на позабытых улицах города, где будут происходить сцены пыток и морального насилия, после чего где-то в черте города раздастся громкий хлопок, означающий выстрел, под которым навсегда ляжет Хаосит. В носу неприятно защипало, и я хотел расплакаться, я думал, что все безнадежно. И хоть я давал себе обещание, что все наладится, мы спасем всех, выберемся целыми и невредимыми вместе с Хаоситом или хотя бы умрем, но его защитим, мне начинало казаться, что все это ложь, что я навязываю себе того, чего никогда не будет. Их больше, мы — в меньшинстве. Надежда слабым огоньком трепыхалась в груди, но я ощущал, как он становится все мельче и скоро погаснет. Внезапно откуда-то снизу, сквозь толстый слой пола послышались звуки — они были еле слышными, слабыми, приглушенные деревянным полом. Сначала они были неясными, будто это слабый ветер ударил в окно, или под ногами скрипнула дощатая поверхность, но позже звуки повторились. Это были нежные, звонкие звуки, что переливались свирелью — это был будто перезвон капель за окном, шепот на языке колокольчиков, эти звуки были мягкими, негромкими, они то медленно повторялись друг за другом, то вдруг начинали переливаться, сливаясь в одной музыке, и тогда выходили изумительнейшие «музыкальные» па, и тогда звон смешивался с низкими нотами, что звучали тоже снизу, и получалась соло, такое спокойное, нежное, уютное, как приветствие утреннего леса перезвоном капелек росы, как негромкий шепот зеленых, клейких листьев — музыка играла, а вместе с нею играла бликами жизнь. Она зачаровывала, тянула в свой танец, и хоть отсюда ее было еле слышно, это не мешало тому, чтобы начать двигаться в такт. Однако… как бы музыка ни была красивой, она зазвучала в самый неподходящий момент. Что… Нет, только не сейчас. Сердце забилось еще быстрее, хотя казалось, что быстрее еще невозможно. Холод сжал мои руки, лицо покрылось бледными пятнами и скоро всё побелело. Голова закружилась сильнее, и хоть в глазах прояснилось, я не мог мыслить — страх поглощал мое сознание. Будто через грозу я отчётливо услышал мысли Виндяя, как будто он сейчас сказал во весь голос, хотя он молчал, плотно сжав побледневшие губы: «Он не слышит, что происходит сверху. Он не знает, что его жизнь в опасности». «Чёрт, Хаосит, как же невовремя!», — я почувствовал, как меня прошибает пот. Я не сердился на него, но страх и тревога, отдающаяся в груди бешеными толчками возникли из-за него. Но нет, как бы он ни был виноват, мы все равно встанем за него горой и спасем его жизнь, а может быть, и наши тоже. Придется выкручиваться. Сознание тем временем тоже прояснилось — возможно, так повлиял жуткий страх, что накрыл меня с головою и открыл доступ к трезвому мышлению. — Все пароли, аккаунты, прочие данные. Быстро, — мужчина уже не сдерживал себя — в его голосе четко слышались гневные нотки, смешанные с ясно проступающей угрозой. — Или просто скажите, где он. Я напрягся — хотя, если быть точнее, я и так уже был в край напряжен, но сейчас я чувствовал, как на лбу вздулась пульсирующая жилка, а на худых, побледневших руках проступают синие вены. Я ощутил, как тонкие, но длинные пальцы начинают нервно хвататься за туго обтягивающие кисти рук эластичную, тканевую полосу, что крепко связывала руки и не давала нормально пошевелить ими. Тем временем в груди застыла надежда. Я покосился на Виндяя, умоляюще глядя ему в глаза. Он заметил мой взгляд и непонимающе изогнул бровь. «Отвлеки их. Если что, я спасу тебя и Хаосита», — я искренне надеялся, что он поймёт, что я имею в виду. Тем временем мои руки задрожали сильнее и я почувствовал, как тугая веревка в никакую не рвется и жмет на тонкую кожу. — «Пожалуйста, пойми меня. Отвлеки его компанию и его самого, пока я попытаюсь спасти нас». Виндяй увидел, что я дрожу и покрывают холодным потом, а затем покосился, видя, что я пытаюсь развязать руки, не имея сил помочь себе — ни ногами — они крепко были привязаны к ножкам стула, ни телом — оно тоже было в плену, обвязанное тугой веревкой к спинке стула. Я бы в любой другой момент чувствовал себя проигравшим, однако музыка, что доносилась снизу — а она, как мне показалось, стала в два раза громче, подбадривала меня. Тем временем Виндяй доверился мне и вдруг вильнул в сторону — вместе с этим качнулся его стул. — Ты чего делаешь? — я услышал злой, полный гнева и ненависти голос. Тем временем я увидел, что его люди исчезли — судя по всему, они начали обыскивать дом. Блин, лишь бы успеть! Я увидел, как дуло пистолета указывало прямиком на лоб Виндяя. — Не ной, тупица, козявка мелкая! — страшным голосом прошипел он. Виндяй явно испугался, однако он не собирался останавливаться. Мне было страшно. Он доверился мне, что я спасу не только его и Хаосита, но и мы все сможем их победить. Однако мне казалось, что его убьют раньше, чем я сумею развязать руки, а после этого и меня, если я хоть как-то воспротивлюсь ему. Мои холодные, мокрые пальцы в лихорадке тянули веревку, я чувствовал, будто полоса плотной ткани режет меня, так как пальцам было адски больно — я напрягся, пытаясь не застонать. Пот градом тек по лбу, и я, честно сказать, был удивлен, что меня еще не засекли. Музыка в голове становилась все громче. Я закрыл глаза, медленно погружаясь в мир звуков, и со стороны выглядело так, будто я теряю сознание. Однако не сейчас. Не в этой жизни. — Я все удалил, — отвлек я сознание мужчины, и будто увидел — хотя я его не видел — его глаза, и как его взгляд резко переметнулся с Виндяя на меня. — Кроме… Я услышал звук разрывающейся ткани, и мои руки вдруг ослабели, а потом с резким взмахом взлетели над головой, явно не ожидая того, что ткань разорвалась бы, и я, не медля, двинул рукой в сторону, где, по моим соображениям, должен быть один из рисунков Куяша — одного из наших, которого, к сожалению, не было с нами. А может, и к счастью — хотя бы хоть кто-то из нашей крепкой семьи выжил. Так и было; я нащупал знакомую деревянную раму с резным узором в виде изящных линий с листьями, выхватил и вытянул перед собой, как щит. Однако, на мое удивление, мужчина не стал стрелять — он лишь вытащил пистолет. Но как же я все-таки расслабился, когда увидел, что его палец так и не коснулся курка. Он замер, судя по всему, в удивлении и растерянности, увидев, как я стою с развязанными руками и до сих пор привязанными к стулу ногами, которые, впрочем, не мешали мне стоять, держа в пальцах рисунок. В принципе, я б тоже удивился, если кто-то, находясь в явной опасности для жизни, вдруг показал своему врагу детский, нелепый рисунок, на котором бы был изображен танк. — Я не удалил одну лишь игру, — произнес я, набирая в грудь побольше воздуха. Я старался унять дрожь, и кажется, у меня это почти получилось. — World Of Tanks! В общем, если кратко, это абсолютно бесплатная онлайн-игра, в которую может сыграть каждый, если захочет, суть игры такова, что в ней нужно сражаться против своих врагов и защищать своих союзников, в общем, все почти, как в реальной жизни. И эта игра мне нравится, так как время за ней пролетает незаметно, в ней много экшна и всего такого, что обычно нравится настоящим мужчинам, — я быстро перевел дыхание и продолжил, старательно отвлекая стоящего передо мной врага, который тем временем тупо уставился на неаккуратный рисунок и непонимающе поднял брови, — в общем, я думаю, вы должны обязательно в нее сыграть, даже если и играли, то сыграйте еще раз, она действительно замечательна и затянет вас надолго, вот увидите, а еще она… Внезапно раздался громкий выстрел, и если мне сначала показалось, что это было внизу и пристрелили Хаосита, то нет — это было прямо здесь. Мужчина, что стоял перед нами, осознал, что это был отвлекающий маневр. Правда, пуля была направлена в сторону Виндяя и тот ловко успел прогнуться под нею, в самый последний момент. Свинцовая пуля пролетела всего лишь в сантиметре от моего плеча и с грохотом разбила оконное стекло, взорвавшись. Дом будто содрогнулся. Виндяй вскочил, и резвость, сила, ненависть к своему врагу, что переполнили его грудь, разорвали веревки и он с воплем накинулся на своего врага, причем это было сначала необдуманным решением; я на миг похолодел, когда мне показалось, что мужчина направил курок прямо в лицо прыгающего Виндяя и уже почти спустил крючок, но тот, к счастью, вовремя приземлился, выбил ногами пистолет и тот откатился в сторону, тяжелый, большой, налитый свинцом. Я услышал сквозь головной шум, тот, что начался из-за того, что произошло сейчас, хриплый, но громкий выкрик врага: — Убить их! — я услышал громкий топот по лестнице, и хоть было странно, что я сумел его услышать, когда мужчина под Виндяем орал, а Виндяй тем временем безжалостно лупил нашего врага. И тут я понял, что мне нужно делать. Я кое-как быстро подошел к лежащему пистолету (мне мешал стоящий за спиной стул, который все никак не хотел отвязываться). До него меня отрезали всего лишь каких-то десять сантиметров. Внезапно дверь открылась, и в комнату ворвались люди-приспешники. Они уже выставили оружие наготове. Я упал, больно ударившись ногами и животом, также разбив нос. Подняв голову, я увидел кровавое пятно на дощатом полу. Я, вытянув руку, понял, что я могу дотянуться до пистолета, вот только от моего среднего пальца до рукоятки пистолета оставалось около сантиметра. Досада обволокла меня, и я не мог дотянуться. Раздался выстрел, и я инстинктивно пригнулся, закрывшись руками, но понял, что так я не спасусь — однако пуля проскользнула в каких-то там десяти сантиметров от меня, совсем рядом ударившись в пол. Пыль и щепки полетели на меня, а взрыв раздался уже где-то внизу — но я ликовал, зная, что подвал находится в другой стороне. Тем временем еле слышная музыка в моей голове прекратилась, и я понял, что Хаосит перестал играть — он все услышал. Я оттолкнулся от пола, не обращая внимания на чертов стул, что мешался в моих ногах, дотянувшись до пистолета, схватив за его рукоятку и выставив его перед собой, держа в дрожащих руках и со страхом смотрел на наших врагов. Внезапно где-то справа от меня раздался громкий звон разбитого стекла и, не успел я повернуть голову, раздались три выстрела — один за другим, и налитые свинцом пули полетели в разных направлениях, но цель их была одна — попасть в черепа врагов. Мне пришлось упасть на пол, так как одна пуля пролетела, как мне показавшись, чуть не касаясь моих волос, а затем я услышал, как трещит пол. Послышались три взрыва, которые смешались в один большой, оглушающий. Я почувствовал, как судороги прошли по моему телу и меня стал бить жуткий холод. — Какого хера… — начал было мужчина под Виндяем, но тут сидящий на нем парень откатился в сторону — встал и отскочил — пуля пролетела рядом и ударила в пол рядом — мужчина вскричал и провалился внутри. Я приподнялся, чувствуя, что снова вот-вот упаду от нахлынувшей на меня усталости. И тут я увидел знакомую тень, что стояла у разбитого окна. Виндяй отряхивал штаны от деревянной стружки, на его щеке и руках запеклась кровь. Я перестал чувствовать тупую боль в носовой полости. — Куяш, — произнес Виндяй, и у него из рук выпали часы, которыми он лупил своего врага. Он сказал это будто без эмоций, просто как констатация факта. Но я-то знал, что искренняя улыбка скоро разорвет его лицо. Я выпрямился, а наш брат, который вернулся в самый подходящий момент, подошёл к нам. Правда, он нас не обнял и даже не пожал протянутые руки, но судя по его широкой улыбке было видно, что он рад нас видеть. Сияющими глазами посмотрев на нас, он вдруг отошел на пару шагов, а его лицо исказило полное непонимание происходящего. — Блять, что за хуйня тут происходила? — в принципе, я не удивился этому вопросу. Если б я увидел разбомбленную хату своих братьев и их, стоящих в порванной одежде и с окровавленными лицами, то я б тоже знатно прихерел. Я просто улыбнулся, но слабо, слабо — у меня не было сил отвечать. Виндяй тоже молчал — он всегда был краток и не особо любил много говорить, но затем он посмотрел на меня и сказал: — Всё кончено. Хаосит в безопасности. Пойду, скажу ему. Я задрожал и сел на стул, что был за спиной, прижав руку ко лбу. Мы его спасли, но не только его, и себя. Но, вообще, по сути, спас всех наш родной брат — Товарищ Куяш, что сейчас стоял, держа в руках тяжеловесный дробовик. И он тут же завертел головой: — Вы спасли его? То есть, вы хотите сказать, что это случилось только что? И вы сумели его защитить? Я кивнул. Куяш открыл свой рюкзак, достал оттуда влажные салфетки, сел около меня и принялся вытирать кровь с лица. Лицо неприятно щипало, но холод от салфетки заставил меня дрожать от счастья. Я был возбужден из-за произошедшего. Сзади послышался шум, и я увидел, как идет Виндяй, держа за плечи парня среднего роста с аккуратно причесанными волосами на левый бок. Он со странной тревогой оглядывал комнату. Затем увидел нас — все семейство братьев было в сборе. — Что за херня тут происходила? — и это были его первые слова, которые мы услышали спустя его долгого заточения. Виндяй улыбнулся, а я нервно засмеялся. Куяш тем временем понимающе кивнул, затем критически оглядел комнату. — Пора сматываться, пацаны, мне так кажется, — произнес Куяш. — Около дома, совсем недалеко, — он махнул рукой в разбитое окно, — ну, типа мы в черте города, и здесь уже степь начинается. Я там свой вертолет посадил. — Ни хрена себе, — с усмешкой произнес Хаосит, — вертолёт. Брат, ты хотел сказать, самолет? — Виндяй лишь улыбнулся, а я засмеялся, руки дрожали от возбуждения, да и меня било холодом. — Я надеюсь, пройти минут десять пешком вы сумеете, — произнес Куяш, приподняв бровь и косо глядя на дрожащего меня. Я поднял большой палец вверх. — Да, конечно, — поспешно ответил я. — Только я не могу ноги развязать. Виндяй опустился на колени, коснулся пальцами веревок и начал медленно, но умело развязывать их. Скоро последний узел соскользнул с моих онемевших ног, и я чуть не упал, почувствовав, как они задрожали. — Спасибо, — от души сказал я, глядя в глаза Виндяю, а затем повернулся к Куяшу. — И вовремя же ты пришел. Если бы не ты со своим дробовиком и, как ты сказал, вертолетом… — я замолчал, не собираясь продолжать фразу. Куяш открыл дверь. Та раскрылась, а с лестницы, что выводила со второго этажа сразу на улицу, подул холодный ветер, а в воздухе приятно пахнуло бензином от рядом стоящих машин. Свобода. — Дверь открыта, никого нет, — сказал Куяш. — Можем идти? Эй, Хаосит, ты куда?! Мы обернулись, и увидели, что и Хаосит и вправду куда-то исчез. Спустя пару минут услышали чье-то громкое пыхтение и я, несмотря на дрожь в ногах, бросился по подвальной лестнице, откуда доносились эти звуки. Хаосит нес синтезатор. — Там еще… провода, — произнес он тихим голосом, будто ему было неловко. Вот так из смелого, резкого парня он превратился в стеснительного мальчика. — Можешь помочь? Я улыбнулся — но не потому что он казался мне глупым, мне нравилось, как он ценит свое увлечение музыкой. — Да, конечно. Что ты, не стесняйся! Если хочешь знать, ты замечательно играешь… Он поднял на меня свои доверчивые глаза.***
Мы сидели в глухо жужжащем вертолете. Товарищ Куяш, как хозяин своего воздушного транспорта, сидел впереди и спокойно управлял своей машиной. Мы же с Виндяем и Хаоситом уселись позади, неспешно переговариваясь. Точнее, Виндяй, как типичный молчун и сам по жизни довольно кроткий, сидел в сторонке, изредка присоединяясь только тогда, когда позовут, а в остальное время смотрел в окно, а мы с Хаоситом разговаривали о разном. Спустя какое-то время Хаосит шумно вздохнул. Вертолет продолжал гудеть, неспеша, как мне казалось, летя в небесах. — А расскажи мне, что у вас произошло наверху? Я знаю, это из-за меня, да? И я рассказал ему. Конечно, не так подробно, как было на самом деле, но основную суть рассказал. Рассказал и о том, как мы сидели, привязанные к стульям, защищали нашего брата Хаосита, как мы с Виндяем услышали, как внизу, под полом, из подвала доносились звуки игры на синтезаторе, которые засекли и я пытался отвлечь врагов, чтобы они не сумели обратить внимание на доносящиеся звуки снизу, как они не повелись на мою уловку и началась борьба — не особо долгая, но не на жизнь, а на смерть, как в самый последний момент через окно ворвался Куяш с дробовиком и в итоге спас всех нас. К тому же я добавил, что и Хаосит, можно сказать, спас нас всех и самого себя, так как его музыка пленила меня и заставляла делать то, чего я б раньше струсил. В течение всего рассказа он сидел, покрывшись румянцем — ему явно было очень неловко, что из-за него мы все трое подставили свои жизни под открытую угрозу. Я успокаивающе потрепал тебя по плечу. — Знаешь что, братец? — сказал я, глядя, как Хаосит поднял голову, и его темные глаза встретились с моими. Он отвел взгляд в сторону, но было понятно, что он внимательно слушает меня. — Ради тебя мы бы и не такое сделали. Если бы мы не хотели тебя защищать — мы тебя бы просто отдали и все. А так мы боролись до самого конца. У Хаосита пылали уши. У него, как и у всех нас, были уши как у эльфов — застроенные сверху и большие, чуть больше человеческих ушей — у нас всех по наследству досталась такая вот интересная деформация. — Не стыдись. Если хочешь знать, ты замечательно играешь… — повторил я ту фразу, что произнес пару часов назад, когда помогал тащить ему синтезатор. Хаосит опустил голову еще ниже и как бы невзначай коснулся ногой лежащего в пленке синтезатора под креслами. — Пообещай мне, что когда мы прибудем домой, ты обязательно сыграешь нам. Мы с Виндяем и Куяшем с радостью послушаем тебя. Хаосит впервые спустя долгое время поднял голову. Щеки покраснели, он весь съежился, но зато сейчас он смотрел прямо мне в глаза. — Я… стараюсь. — Он неловко улыбнулся. Я вновь как бы переживал момент, как я стоял под дулом пистолета и слушал, как из-под пола доносится звонкая, переливчатая музыка, как будто где-то вдалеке запел соловей, запел протяжно, звонко, а музыка так и лилась из его сердца. Музыка была сравнима с шепотом дрожащих колокольчиков, перезвоном весенней капели, шорохом травы и шелестом листьев лесных деревьев. Музыка напоминала туманное утро, как низкие облака плывут, обвивают вершины гор, где-то тихо журчит река, а тишь утра нарушается только шелестом травы степи. Где-то высоко в небе слышатся выкрики летящего косяка журавлей. Привычное, спокойное утро, тихое, безмолвное. И, кажется, что эта музыка подходит ему, как никогда. Я улыбнулся ему в ответ.— Твоя жизнь — твоя мелодия. Играй!