Changeling

Зачем я это сделала? Не знаю. Не понимаю. Саму себя не понимаю. Впрочем, теперь уже не важно. Как говорила одна из дальних тётушек: «Жребий брошен — путь назад только в ад». Теперь нельзя идти на попятную. И в бок тоже нельзя, и по диагонали. Поместье хорошо защищено, и в любом случае, он ничего не сможет сделать мне. Просто потому что магия рода всегда защищает детей, в чьих жилах течёт кровь, принадлежащая этому роду. Это закон. И все, кто чтит Законы Магии, знают об этом. Правда, это не помешает травить человека за пределами его места силы. Обдумав все свои действия, я поняла, что не ошиблась. Да, в каких-то моментах просчиталась, но в целом сделала всё, как полагается. Но. Не по этикету. По своим жизненным принципам. Я знаю. Теперь точно знаю. Как бы не пыталась это отрицать и верить в обратное. Он заинтересован во мне. Как в человеке. Как в приятном собеседнике. В существе, которое понимает и принимает его устои. Во мне. Соплячке, которой через несколько дней будет восемнадцать. Которая мир-то почти не видела. Но, как бы это самодовольно не звучало, воспитывалась в жёстких рамках магического мира. И которая знает об ужасах и чудесах мира магглов. Смех, да и только. Взрослый мужчина со своими тараканами в голове, имеющий огромное влияние на политику Магической Британии и я, по сути, никто в этом мире. Есть в этом какая-то ирония. Я старалась не встречаться с «сильными мира сего», а в итоге приглашаю одного из них в собственное убежище. Сова была отослана вечером следующего дня. А датой встречи был назначен день моего рождения. Кто-то скажет, что это опасно. Ведь в такой день человек, не важно маггл или маг, больше всего открыт для колдовских воздействий. Именно поэтому в древности люди нечасто справляли свой День Рождения и вообще старались скрыть его. Правда, потом об этом как-то забылось и этому, теперь уже празднику, стали придавать большое значение. Но для меня это не было опасно. Мои ощущения просто кричали о том, что именно 20 июня нужно встретиться с Реддлом. Только в этот день я буду с ним предельно честна, и он поверит мне. Только тогда я буду в безопасности. А игнорировать такое в магическом мире будет только дурак или магглокровка, которые считают, что это простой пустяк; но это не так, ведь Магия так оберегает своих детей. На самом деле мне было гадко от самой себя. Я такая слабая. И быть такой слабой страшно. От того и гадко. Обвиняю человека в моей слабости просто потому что он более волевой. Более сильный и эффектный. Видела бы меня моя матушка с отцом. Язвительные смешки — меньшее, что было бы мне обеспечено. Однако. Тогда в его глазах читалась такая усталость от всего. От мира вокруг и от людей. Можно понять. Как лидер партии чистокровных он обязан быть на виду, обязан всем демонстрировать свою силу и ум. Со временем от такого любой устанет. Но я не могла просто взять и бросить всё. Сбежать от него. Внутри сама мысль об этом рождает такое неприятие, что становится тошно. Это было странно и страшно, такое никогда со мной ранее не происходило. Отчасти, эта ситуация напоминала прыжок со скалы в бушующий океан. Для него. Не знаю почему, но есть такое ощущение, что то, что он делает сейчас: наши беседы и его новые направления в политике, которые смело печатала газета — всё это ново для него. Непривычно. Необычно. И крайне интригующе. И говоря честно, он меня завораживал. Своей харизмой и отношениям к жизни и людям. Так поставить себя надо уметь. Наверное, поэтому я и хочу продолжать разговаривать с ним. Хочу видеться с ним, ставить его в тупик своими идеями, которые в последнее время часто у меня возникают. Наверное, потому что никто не смог меня понять, как смог он. Да, именно так. Этот человек понял меня, разглядел то, что я так старательно прятала от других. И это страшно.

***

Он прибыл ровно в полдень. На нём был простой маггловский костюм тройка синего цвета, белая рубашка без галстука и до блеска начищенные ботинки, а в руках он держал букет ромашек. — Рада приветствовать вас в Поместье Лесной Девы, — поприветствовала я гостя. — Рад снова вас видеть, — он кивнул. — Прошу, примите мой скромный подарок. Слышал, у вас сегодня День Рождения. — Не удивлена, мистер Реддл, что вы узнали об этом, но мне приятно, что в подарок вы дарите цветы, а не то, что обычно мне дарят, — усмехнулась я на последних словах. Ромашки. На языке цветов они означают невинность и чистоту. А также благие намерения. — Должна сказать, что с цветами вы угадали, — я погладила один из цветков по лепесткам. — Шелкопрядка, — вызвала я домовушку, — поставь, пожалуйста, цветы в голубую вазу в библиотеке. — У вас интересные домовые эльфы, мисс Меркуль, — сказал Реддл. — А это и не эльф. Здесь нет домовых эльфов, — я улыбнулась. — Никогда не было. Впрочем, мне не очень приятно их безоговорочное болезненное подчинение. Смотреть, как те разбивают себе головы каждый раз, когда докладывают о сделанной работе… не самое приятное зрелище. — Тогда… Я его перебила: — Это домовые духи. Их услугами пользуются в России. Причем они могут появиться даже в не магических домах, а у простецов. Всё потому что они питаются не магией, а обычными остатками от пищи. Приманить их легко: надо просто оставить краюшку хлеба и молоко можно воду на краю стола ночью. Но есть один нюанс — в плохом доме, то есть там, где ругань, ссоры и всё из этого вытекающее они не заведутся, а ещё там, где в них не верят. Также домовые могут уйти, если с ними плохо обращаются. Пока вела свой монолог мы дошли до малой гостиной совмещённой с небольшой библиотекой обычной художественной литературы. Я жестом попросила сесть его в бежевое кресло, а сама села в противоположное. — Чего не знал, того не знал. Он усмехнулся и развёл руками. — Должна признаться — ставить вас в тупик может мне и понравиться. Уж больно занимательное лицо он делает, когда встречается с тем, о чём не знал. — Право слово, мисс Меркуль, вы действительно обходите меня в некоторых познаниях. Он улыбался. Можно даже сказать почти искренне. Словно был рад тому, что его ткнула в незнание сопливая девчонка. Домовые подали чай. — Можете называть меня Персефоной. Кажется, в прошлый раз вы успешно так меня назвали. Я улыбнулась, прикрыв на мгновение глаза. — Тогда и вы зовите меня Томом, — сверкнул глазами. Странно. Ходили слухи, что он ненавидит своё первое имя, потому что оно звучит слишком по маггловски, словно кличка и поэтому пользуется вторым. Даже я ещё давным-давно слышала, как приближённые называли его Марволо. Искусственно раздутая ложь? Или? Не стоит мне об этом задумываться. — Хорошо, — я отставила чашку на столик. — О чём бы вы хотели поговорить со мной? Снова про политику? И можете не пытаться вести обычную беседу. Первые две вы меня этим не удостоили, а сейчас я этого от вас и не жду. — О, к этому мы можем прийти позже, — отмахнулся мужчина. — Хотелось бы узнать ваше мнение о директоре Хогвартса, что вы о нём думаете. — Об Альбусе Дамблдоре? — я вздохнула. — Занятная фигура в магическом мире. Довольно амбициозный человек. Об этом говорят его заслуги и научные работы. Читала несколько, потому, должна сказать, что он действительно знаток своего дела. Но не думаю, что роль директора для него. — Почему же? — удивился Том. — Это слишком, как бы поточнее выразиться, — задумалась я, — «тесно» для него. Работа директора заключается в заботе о детях и их образовании. И только. А такой человек как Дамблдор слишком деятелен, чтобы ограничиваться одними детьми. Он же уже глава Международной Конфедерации Магов, так что можно сказать, что сидит наш многоуважаемый директор на двух стульях. Осмелюсь предположить, что он сможет занять и третье. — Какое? Пост Министра? Я усмехнулась. — О, нет. Директор не станет подвергать себя такой… опасности. Если он займёт пост Министра Магии, то скорее всего, пост Директора Волшебной Школы ему придётся оставить. Общественность такого не простит. А вот, например, в Визенгамот пробраться вполне сможет. Если бы он был из знатного рода, то бы предположила, что в Палату Лордов, но, насколько я знаю, Дамблдор не является чистокровным волшебником. — Интересные выводы, — он провёл рукой по подбородку. — Вы правы, он выходец из Семьи, а не Рода. В старых же газетах можно найти, что его отец был чистокровным, а мать магглорождённой. Припоминаю такое. — Да, где-то я это видела, — кивнула. — Так вот. Он не станет терять такой пост ещё по одной причине — влияние на детские умы. — Вы говорите о?.. — Дети попадают в школу в одиннадцать лет и приезжают из неё несколько раз в год. Сами понимаете, что там может происходить без пригляда родителей, — я замолчала. — Не сказала бы, что Дамблдор плохой или хороший. Если честно, для меня он похож на этакого Серого Кардинала - непонятно о чём он думает. А уж эти разговоры о «Всеобщем Благе» наводят на мысль, что он пытается помочь всем и вся, притом, что это в принципе невозможно. По крайней мере не теми методами, что он использует. — Усреднение программы, — понял меня всё-таки. Я кивнула. — Именно. Пытаясь помочь магглорождённым, забыли о чистокровных. Из программы убрано всё, что считается «тёмным и запретным», но почему туда попали Традиции Магического Мира я совсем не понимаю, — покачала головой. — Я может, и не училась в Хогвартсе по причине того, что сквиб, но даже я слежу за тенденциями английского образования. Поэтому вполне могу сравнить старые списки предметов, преподаваемых в школе, и новые. Да и программу курсов можно легко найти. И вот тут выходит парадокс: программа стала доступной для всех, магглорождённые быстрее понимают, как справляться с магией внутри, но для тех, кто воспитывался в магическом мире этого, откровенно, мало. И можно понять, о чём говорят чистокровные дети, когда рассказывают, что уроки ни о чём и им там скучно. — Действительно, когда я учился было немного больше предметов. А Традиции вообще были обязательны для тех, кто жил в маггловском мире, хотя бы несколько месяцев обязательно нужно было ходить на курсы, — задумался маг. — Вот и получаем необученное стадо магглорождённых «баранов», которые не понимают, как можно жить в нашем «отстающем» мире. В итоге они начинают менять законы под себя, забывая главное правило: «В чужой монастырь со своим уставом не лезут». — Как всё грустно, — иронично провёл черту мужчина. — Ну почему же. Отчасти, здесь есть вина и чистокровных, — сжала руки на коленях. — Мы много «обсуждаем» и мало «делаем». Хотя бы то, что все могут говорить о том, как было раньше хорошо и что сейчас слишком много из учебной программы убрано, но ничего при этом не пытается делать для восстановления или введения нового - о многом рассказывает. Мужчина молчал. Он на секунду словно пытался сгорбиться, но остановил себя. Закрыл глаза, потёр веки. — Как прекрасно вы всё видите и понимаете, — чуть хрипловато начал он. — Хоть и не сказали ничего нового, но при этом словно сразу Люмос в глаза после сна светите. — Прошу прощения, — откинулась на спинку кресла. — Это всё мне напоминает одну фразу. Я встала и направилась к стеллажу с книгами. Взяла одну из самых старых в коллекции. Джордж Оруэлл «1984», её принёс ещё мой отец в тайне от матушки и спрятал у меня в комнате. Если бы мать увидела — испепелила на месте. Я открыла на восемнадцатой странице и показала Тому. «ВОЙНА — ЭТО МИР СВОБОДА — ЭТО РАБСТВО НЕЗНАНИЕ — СИЛА» — Особенно актуальна последняя строчка, — невесело ухмыльнулась. — Получая недостаточное образование - получаем страх перед новой информацией. В нашем мире это верная гибель. Медленная, но гибель. Не изучив законы в школе, часто волшебники не делают этого уже и во взрослой жизни, — я села обратно в кресло, отложив книгу. — Сейчас мы воспитываем ленивое стадо волшебников, которые после школы сразу же пойдут в Министерство, потому что только там магглорождённым и маггловоспитанным полукровкам дадут свободу без напоминания, что у мира магии есть свои порядки. — И конечно же, потому что им «не сказали, что можно пойти учиться дальше, узнать больше, ведь об этом не говорили учителя», а потом будут говорить о «недостатках» магического мира. Мы молчали. Я смотрела в окно, он бессмысленно глядел в пространство. — Мда, ситуация складывается «аховая». И решать её надо уже сейчас. Но вот за что браться сначала? Он усталым жестом потёр шею. — Начните тогда с «низов» нашего общества, — сказала я. Том вопросительно посмотрел на меня. — Сквибы, — напомнила я. — Нас хоть и мало, всё-таки по большей стараются избавиться до того, как о «позоре» узнают другие. Но мы есть. И детей сейчас достаточно среди сквибов. Туда же можно записать крайне магически слабых, которых не берут по этой причине в Хогвартс. — И что предлагаешь? Опа, на "ты"? — Ммм... не знаю. Создайте школу для них. Изучите их сильные стороны. Подумайте как они могут помочь волшебному миру. Да и некоторые сквибы лучше разбираются в дисциплинах, где магия не обязательна или не нужна. Пару лет назад я вычитала какую-то статью, что если жениться на сквибе, то можно сбросить если не все, то часть родовых проклятий, иногда даже все, если они, так скажем, мелкие. Сквибы очистили свою кровь тем, что магией не обладают, тем самым, не неся свою потомству потенциальный вред; это я про правильных сквибов, не отступников. А что будет, если об этом широко заговорят? Что если поддерживать сквибов и ассимилировать их в нашем мире, а не бездумно выкидывать? — я призадумалась. — Те же магглорождённые могут оказаться потомками сквибов, просто не знают об этом. А проверки у нас не проводятся, магия крови ведь запрещена. И правда. Как раньше об этом не задумывалась. Ведь у сквибов рождаются волшебники, не очень сильные, но при этом кровь у них не несущая ни даров, ни проклятий. Прямо «панацея» какая-то. А я только сейчас поняла, что сказала. Вроде тётушка и та родня говорили об этом, но пролетело это всё мимо меня и сейчас вспомнилось. Том совсем не аристократично хлопнул себя по лбу. Под нос выругался. Я «почти» ничего не расслышала. — Персефона, вы, можно сказать, «открыли глаза» мне, — он постучал пальцем по подлокотнику. — Всё ведь и вправду лежит на поверхности, а не видим очевидного. Признаю, столько лет глупить стыдно. — Ну, я тут и сама слегка поторопилась, — призналась я. — Сначала надо хотя бы в программу Традиции вернуть, проверить преподавательский состав на профпригодность. Не нравится мне то, что у ЗОТИ каждый год новый учитель, а про Историю Магии вообще молчу. Призрак в качестве учителя. Нет, Попечительский Совет совсем не думает о своих детях что ли? Мало того, что этот предмет точно стал тем, который можно изучить без учителя и поэтому на уроках дети спят или занимаются своими делами, так ещё и забыли то, что призраки по своей сути хоть и немного, но выпивают магию из живых существ. Конечно, магия восстанавливается после отдыха, да и отток идёт незначительный. Но сам факт. Ни в одной Волшебной Школе такое не допускается, но Хогвартс у нас исключение. Я ещё понимаю иметь призраков — символов факультетов. Или их общее скопление ради защиты от врагов. (Если они не появляются часто в местах скопления людей.) Но в качестве преподавателя — абсурд. Пара минут рядом и час-полтора не сравнимы. И сонное состояние учеников не просто так, не от того как нудно рассказывают, а именно из-за оттока волшебных сил. — Я уже думал о проверке школы, — сказал Том. — Но как-то всё не находил повода. — А как же Малфои? — Наследник идёт на первый курс, — заинтересованно посмотрел на меня. — Вот и замечательно. Насколько я помню, Лорд Малфой входит в Попечительский Совет. Можно обосновать проверку тем, что обучение наследника в школе недостаточное и приходится доучивать, не знаю, например, летом, — я поднялась на ноги и заходила взад-вперёд. — Таким же образом можно поспрашивать других. Ведь если поднимется слух, что школьное образование не удовлетворяет требованиям… — То Дамблдору в любом случае придётся менять программу, — продолжил он за меня. — Конечно, ведь рано или поздно об этом и магглорождённые узнают. И в итоге поднимется шум о том, что чистокровных то хотя бы дома доучивают, а «бедных» магглорожённых бросают на произвол судьбы. — Тогда Дамблдор и Министерство потеряет доверие своей целевой аудитории. Его глаза словно загорелись. Лицо разгладилось и стало будто моложе. В мгновение ока Том стал похож на моего ровесника. Мужчины в любом возрасте превращаются в маленьких мальчиков, если дать ему что-то интересное и интригующее. А уж такие азартные люди как он… — Что-то мы засиделись. Не примите моё приглашение на обед? На пустой желудок много не надумаешь. Я улыбнулась ему. Знаю, останавливать его в такой момент просто кощунство, но чувствую, что всё это может затянуться надолго. Он словно очнулся. Поднялся с кресла и подошёл ко мне. — Конечно, простите, увлёкся, — улыбнулся, покачав головой. — Тогда за мной. По пути отдала распоряжения на счёт обеда домовому. Он слегка поворчал, что мы опаздываем, а кушать надо вовремя. Маг в это время странно смотрел на домового. Ему явно было такое непривычно. В обеденной зале мы запоздало приняли пищу. Подозреваю, что Реддлу не очень нравится горох. По крайней мере у него было крайне занимательное лицо, когда подали картофельно-гороховый суп. Я еле сдержала смешок. А когда мы закончили я предложила ему выйти из поместья: — На улице замечательная погода. Давайте продолжим в беседке в саду. Нечего сидеть всё время дома. Я подхватила его за руку, и мы вышли из поместья. Сквозь кусты роз мы прошли к беседке выполненной в китайском стиле. Несмотря на европейский стиль самого поместья, беседка лаконично вписывалась в это место. Пахло нагретой солнцем землёй. Стрекотали кузнечики. Жужжали пчёлы. Было до прекрасного уютно. И он вписывался в этот уют. Не был чем-то чуждым, а словно стал его частью. Вызывало это у меня смешанные чувства. Он скинул небрежным движением пиджак на лавку и уселся рядом. Словно старый друг. Я не понимала, как реагировать на это, но решила оставить всё на своих местах. — Что ещё вы хотите узнать? Мой голос не дрожал. Был ровным и спокойным. А он смотрел на меня своими невозможно синими глазами, словно искал что-то. — Персефона, — я совсем не ожидала, что он так обратится ко мне, — мой вопрос будет немного грубым, но… — он замолчал и продолжил. — Вам же только восемнадцать, но у меня впечатление, что общаюсь со своим ровесником, если не старше. Откуда у вас такие знания? Так вот, что ему на самом деле было интересно. — Это действительно грубо. Особенно, для джентльмена вроде вас спрашивать юную девушку о таком. Я замолчала. Сама знаю, что мои рассуждения иногда напоминают старушку. Но что поделать — со своими ровесниками я редко общаюсь, а друзей у меня нет. Вот и остаются в моём окружении только те, кто намного старше меня. — Вот только я ненавижу плести словесные кружева и казаться вежливой, — я усмехнулась и упрямо посмотрела на мужчину. — У меня на самом деле не самый приятный характер. И при разговоре с вами, Том, очень сдерживаюсь и стараюсь быть предельно вежливой. Мои родители уехали из этой страны четыре года назад и умерли в прошлом году. За всё то время, что жила здесь одна я не получила от них ни одной весточки. Единственное, что я получила — похоронка от троюродной тётушки. Трудно остаться наивной девочкой в таких обстоятельствах. Я смотрела на свои руки. Хорошее настроение чуть-чуть подпортилось. Казалось, что я напрасно обнажила душу. Ум говорил, что не стоило это делать перед совершенно посторонним человеком. А интуиция молчала. — Одна с четырнадцати? Его голос был настолько удивлённым, что я подняла голову и посмотрела на его шокированное лицо. Он не ожидал такой откровенности. — Да, с четырнадцати. Можно сказать, что в то время я была сиротой при живых родителях. Но на самом деле, это меня никогда не волновало. Одиночество может быть приятным. Я улыбалась. Улыбалась так, чтобы показать ему, что я действительно счастлива быть такой. Что мне неважно, что происходит вокруг. Пока это не причиняет мне вред — всё хорошо. Том смотрел на меня. Тьма в его глазах сгущалась, но это не было чем-то плохим. Словно это было то, что он принял и понял. И не собирался использовать против меня. — Так на чём мы остановились? — сменил тему. До конца дня мы обсуждали реформу образования, которую он хотел провести. Что-то принимали к сведению. Что-то категорично отвергали. Рисовали планы. Искали записи о других школах. Спорили до хрипоты. И бывало даже кричали, пытаясь доказать свою точку зрения. Это было впервые, когда кто-то действительно был доволен спором со мной. И это меня смущало и радовало. Я впервые не ощущала себя ущербной по отношению к другому собеседнику. Потому что он ни разу не показал своё превосходство. Этот день был словно один большой подарок за всю мою жизнь. Но я не думала, что это может продолжится и поэтому была удивлена, когда, прощаясь он произнёс: — Персефона, теперь я буду докучать вам. Ждите писем и приглашений на встречи. И он исчез в закатном солнце. Вот уж действительно удивительный волшебник.