Changeling

На следующий день совой прислали цветы. Точнее свёрток с цветами. Жимолость, утёсник, герань, маргаритки и мелисса. А свёрток был обвит плющом. Его подарки. Отвратительное сочетание. Это даже не букет, а просто цветы по-отдельности, но у каждого сокровенное значение. Мелисса — взаимопонимание, маргаритки — непорочность и верность, герань — знатность, утёсник — терпеливую привязанность, а жимолость — узы любви и верность любимому. Даже плющ имеет значение зависимости и доверия. Словно ещё один раз напомнил, что мне от него не уйти. Не сбежать — найдёт. Подчеркнул мою зависимость от него. И при всём при этом показал, что понимает и принимает меня такой, какая я есть. Жестокий всё-таки человек, этот Том Реддл, но каким-то чудом я стала испытывать к нему симпатию. И надо же, он это заметил. Правда, отчего-то не решился пользоваться этим. Лишь показал, что всё знает. Но причём здесь любовь? Никто из нас её не испытывает и вряд ли испытает. Насмешка какая-то. Засушить, что ли этот подарок. Как напоминание. А может я просто накручиваю себя. Не знаю. Не хочу знать. Он слишком опасен. Мне не понять его замыслов. Может быть, лишь часть из них, те, которые он сам позволит мне разглядеть. Но не более того. Вот же вляпалась. К вечеру мне прислали бланк опроса учеников о поезде в Хогвартс. Как и думала, не одна я обеспокоена длительностью поездки без питания. Большинство магглорождённых отметило этот огромный минус, да и чистокровные с полукровками тоже высказались. Плюс, парочка высказываний про нарушения и волшебство в вагонах, но с этим уже не ко мне. Через час пришёл Том. Я даже не заметила, как он быстро нашёл меня в библиотеке. Думаю, стоит уже закрывать от него камин и открывать лишь в определённые часы. — Ты бы хоть записку прислал. Вдруг бы я уже спала, — буркнула, отложив трактат о ядах Борджиа. — Тогда я бы пришёл прямо в твою спальню, и твоя домовушка меня бы не остановила, — ответил он. Он уселся в кресло. В моё кресло. В библиотеке я оставила лишь одно кресло и один стол для книг. Когда живёшь одна, много мебели не нужно и домовым меньше работы. Хоть от этого и кажется, что в библиотеке слишком одиноко. Я молча посмотрела на него. Наклонила голову как бы в вопросе. Он лишь приподнял брови, а потом ухмыльнувшись похлопал себя по колену. — Решил поиграть в папочку с дочкой? — вздохнула я. Том рассмеялся. А я решила не отказывать себе в проказе и уселась к нему боком на колени. Тут же мою талию обвили сильные руки. — Папуля, ты рад? — посмотрела в его глаза со смешинками. — Папочкой меня ещё не называли, — прошептал в моё нежное ухо. Хриплый приглушённый голос звучал прямо в черепной коробке. Меня всю пробрало: я задрожала, по телу прошли мурашки. Вот только сама ситуация уже на грани извращения. Кто меня тянул сказать про "папочку"?! Чёртов дамский угодник! Знает, как вести себя на грани приличия. Он положил голову на мою макушку, я откинулась в его объятиях. Мы молчали. Было в этой тишине что-то уютное. Хотелось продолжать так вечно. — Чего пришёл? — тихо отозвалась я. — Проведать? Он говорил словно в пустоту. Словно никому. Может быть, он отвечал для самого себя. Может быть, он сам не знал ответа на мой вопрос. Может быть, его приход был вызван спонтанным желанием. — От тебя пахнет женскими духами, — сказала я. Приторно сладкий аромат тянул с его рубашки. На шее был едва заметный след. Сам он был гладко выбрит и аккуратно подстрижен, одежда была излишне опрятна и наглажена. Не такого Тома Реддла я видела вчера: с лёгкой щетиной, беспорядком на голове, в слегка помятой рубашке и брюках. Был у женщины. Не остался? Не понравилось? Что-то случилось? Зачем надо было приходить потом ко мне? — От тебя не утаишь ничего, — хмыкнул он. — Тебя что, отвергли? — погладила его по руке. — Она оказалась на редкость назойлива и отвратительно женственной, — ответил он. — И в чём это выражалось? Похоже сегодня меня используют в качестве психолога. Хотя, думаю, ему нужно просто кому-то высказаться. Однако, меня терзают странные сомнения: почему он не пошёл тогда к Малфою или Долохову. — Слишком женщина! Голос выше, громче, чем на самом деле. Одежда дорогая и яркая, по моде. Жесты излишне жеманны. Актёрские навыки — дам семнадцатого века, тогда ведь было принято леди реагировать на всё очень бурно, — цокнул мужчина. — А эти духи! Да я чуть не задохнулся и уже подумывал о головном пузыре! Я рассмеялась. Могу себе представить. Думаю, эта дама ещё и сногсшибательна красива, но обладает крайне стервозным характером. — Но всё же ты с ней переспал. Следы на шее видно, — ехидно подметила я. Он не стал отрицать и оправдываться. — Персефона, она очень красива. Всё как любят: блондинка, ноги «от ушей», среднего роста, с большой грудью и бёдрами. Но чёрт меня дери, снова связаться с такой дурой! Она же действительно подумала, что мы встречаться начнём. — Ну, или сразу свадебку сыграете, — вставила свои пять кнатов в его монолог. — Или так. Думала, что может шантажировать меня. Женщины этим и отвратительны, — выдохнул Том. Я засмеялась ещё громче. Затряслась всем телом в его руках. — Не знаю, что тебе сказать. Том, ты сейчас жалуешься на женщину другой женщине. Если, конечно, ты считаешь меня женщиной, — сказала я. Он вздохнул, крепче обнял, повернул меня к себе лицом и посмотрел в глаза. — Ты ведь и сама знаешь мой ответ, — коснулся моего лба своим. — За столько лет я не видел никакой другой девушки или женщины, которая реагировала бы так как ты. Ты меня боишься, уважаешь, принимаешь и понимаешь. Не ненавидишь, видя все мои недостатки и мою жестокость. Но и не любишь, как те глупые женщины, ведущиеся на мою внешность. Я молчала. Уже не улыбалась. Похоже он был слегка пьян, другой причины его откровений я не видела. Но пьян не настолько, чтобы потом забыть наш разговор. Нет, его он точно будет помнить. Как и я. — Да, Том, это так. Каким бы ты жестоким убийцей на самом деле не был, — я знаю, он точно замарал свои руки кровью, возможно даже, невинной. — Мне плевать. И тебе тоже. Я не могу отвернуться, ведь ты не позволишь мне этого. Была бы моя воля, то никогда бы не встретилась с тобой. Но мои желания мало когда сбываются, — прошептала я. — Мой дом для тебя открыт. И пока ты не переходишь ту самую черту наших отношений — я буду рядом. Буду стоять с тобой рука об руку и смотреть на мир, который ты строишь. Пока ты нуждаешься во мне. Мы оба это понимали. Понимали, что нам нельзя, ни в коем случае, оказаться в той стадии отношений, где можем оказаться в постельной плоскости, о которой нам так часто намекают. Это разрушит всё. Но быть по-отдельности уже нельзя. Просто притянет обратно и будет тянуть каждый раз, как бы не хотелось обратного. Странно и неправильно. Наверное, поэтому мы навсегда зависнем в этих странных отношениях то ли друзей то ли слишком близких друг другу людей. — Вот именно за это ты мне и нравишься, моя дорогая Персефона. Он прижался сухими тёплыми губами к моему лбу. И не было в этом ничего интимного и романтичного. Это было родственным жестом. Усталым и приятным. Одним действием он высказал всё. И больше не нужно никаких слов. — Останешься? — шёпотом спросила я. — Ляжешь со мной? — хрипло засмеялся мужчина. — Могу, но надо ли? Вообще, я предлагала гостевую, — сказала я. — Можно и гостевую. — Мне, конечно, Антонин говорил о твоей странной привычке оставаться дома у своих «последователей» на ночь, но я не думала, что ты действительно решишься прийти ко мне. Я встала с его колен и пересела на подлокотник. Провела рукой по его волосам. Мягкие и шелковистые. Он не отстранился и будто сам прильнул к ласкающей его руке. Как кот. — Не расскажешь причину этого? Он приоткрыл закрытые на момент ласки глаза и тяжело вздохнул. — Не знаю. Не могу оставаться дома надолго, даже ночевать там не могу, — откинулся на спинку кресла. — Одиноко? — я покачала головой. — Возможно. — Ты поэтому ищешь утешения в объятиях женщин? А ведь сегодня дети поехали учиться. Рано ты как-то начал. — Я уже почти месяц без женщины, — какой тяжёлый взгляд. — А я точно должна это знать? — сморщилась я. Я поднялась на ноги. Убрала выложенные на столик книги на полки и вернулась к Тому. Отдала приказ домовой о подготовке гостевой спальни. — Ты же пошлёшь ей жёлтые гвоздики? — ехидно поинтересовалась я. Вот так намекнула на его странный подарочек мне утром. — Обязательно, — оскалился мужчина. — Бланк видел? — перевела тему. — Видел, но не читал. А он сегодня сама честность. Даже слегка дрожь от этого берёт. Не привыкла я как-то к такому Тому. — Там есть и по твоей части. Ну, или Долохова с Малфоем, — достала бланк опроса учащихся из-под завалов документов на подоконнике. — Да? — он вчитался в текст. — В вагонах не стоят чары предотвращающие вредящее волшебство. Пару человек высказалось про избалованных чистокровных, которые накладывают проклятия на магглокровок и полукровок. И не лёгкие, надо сказать, тут вполне можно серьёзно покалечить. Смотри, некая Дэвис сказала про Блишвика, который применил «Путанку» к первокурснику в прошлом году, за то, что тот толкнул его и не извинился. Сам ведь знаешь, что было бы, если старосты вовремя не помогли мальчику. «Путанка» - довольно распространённое проклятие среди чистокровных. Вызывает сильное головокружение и мигрень. Вот только снять его ребёнку до пятнадцати сложно — мощность магического ядра растёт вместе с магом, а это проклятие относится к энергозатратным. Если вовремя не помочь, а помощь должна быть оказана не позднее двух часов после наложения, то могут возникнуть проблемы как с развитием ядра, так и со здоровьем в целом. Например, маг возможно больше не сможет пользоваться камином или порт-ключом как средством перемещения, так как будет болезненная отдача после самого перемещения. Том нахмурился. Вздохнул и потёр переносицу. — Я понял тебя. Завтра утром всё обсужу с Тони. Я кивнула как бы завершая наш разговор. Взяла его за руку и повела его в другое крыло поместья. — Тебе ведь только спальня нужна? Кормить тебя не буду, только если утром, — сказала я на ходу. — Да-да, понял. Я и сам засыпаю на ходу. Вот тут я могла бы с ним поспорить. Ведь всего несколько минут назад тот был способен вести длительную беседу со мной. Хотя, думаю, алкоголь всё же дошёл до его мозга-трудяги-работяги. Да и месяц воздержания… Стоп. Вот об этом я точно не должна думать. Я отвела его в гостевую спальню. Довольно тёмные тона были использованы для отделки комнаты. Я такое не очень люблю, но под настроение иногда ночую здесь. Поэтому эта комната чуть ли не единственная, кроме моей, в которой прибираются домовые — остальные законсервированы за ненадобностью. — Ванна с туалетом там есть, так что делай что хочешь. Если что, сам знаешь - направо и прямо будет моя спальня. Но я тоже иду спать, поэтому будь добр, если тебе не спится одному, и ты захочешь прийти ко мне - не буди, комната открыта. Можешь хоть рядом лечь, но если разбудишь - будешь лицезреть вместо меня инфернала, — сказала я открыв дверь гостевой и зевнула. Он тихо посмеивался. — Понял, госпожа, принял к сведенью. Я вздохнула, покачала головой и пожелала ему спокойной ночи. Сама же отправилась в свою спальню и провалилась в сон, едва успев переодеться в ночную сорочку. А утром я проснулась от того, что Том пристально на меня смотрел. Я бы сказала — откровенно пялился. Он сидел на краю кровати в одной рубашке и брюках. Босой и взъерошенный. Из-за утреннего света казался сказочным в своей простоте. И в то же время невероятно человечным. — Доброе утро, — хрипло пожелал он. — Доброе, — потянулась я. Он улыбнулся и придвинулся ко мне ближе. Пригладил волосы и задержался пальцами на лице. — Сейчас твои глаза напоминают мне весеннюю листву, — неожиданно сказал он. Как странно. Вроде бы не первый раз слышу от него комплименты, а сказать нечего. Никогда не считала себя красивой и достойной такого внимания. — Может быть, — взяла его за руку. — Хотя мне казалось, что внутри меня осколки маггловских зелёных бутылок. В такие ещё крепкий алкоголь во времена пиратов наливали. Том ухмыльнулся и покачал головой. — Сколько сейчас времени? — спросила я. По положению солнца за окном было ещё довольно рано. — Семь сорок, — ответил он. И вправду рано. Я обычно раньше девяти не просыпаюсь. Я замычала и откинулась обратно на подушку. Пододвинулась. — Ложись, всё равно рано. Можно ещё понежиться в постельке, — похлопала по месту рядом с собой. — Порядочные леди такого не предлагают, — рассмеялся мужчина. Но он всё равно лёг поверх одеяла рядом со мной. Закинул на меня руку и подгрёб под себя. — Как будто ты считаешь меня порядочной, — пробурчала ему в шею. Вот ещё после вчерашнего мне из себя "леди" корчить! Мерлин. Как же тепло и хорошо. И чего же я раньше себе в этом отказывала. От него едва уловимо пахло вереском. Похоже, он использовал рубашку моего отца для сна. Одна из домовых стирает вещи с добавлением вереска, причём исключительно белые. Вроде как, отгоняет зло. — Мы не любовники, чтобы мне бояться тебя в постели, — сказала я. — А если бы я заставил? — лукаво прошептал Том. — Мы же вчера это обсуждали. Делай что хочешь, но как только подумаешь сделать меня одной из своих любовниц — я уйду и больше мы никогда не увидимся. Я приподнялась на локтях, повернулась и нависла над ним. Волосы повисли по обеим сторонам. Длинные и густые, они словно закрывали меня и его от всего остального пространства. Не давали ничего увидеть кроме лица. Хотя, думаю, разрез на сорочке мужчина всё-таки оценил. Том улыбался. Тепло и ярко. Но в глубине его глаз плескалось что-то, что я не могла понять. Потому что мне казалось, что там было сожаление. Я опустилась прямо на его грудь. Левым ухом слышала ровный стук сильного сердца. Голова приподнималась в такт его размеренному дыханию. Мы лежали так ещё какое-то время, а потом я вспомнила то, что меня недавно заинтересовало. — Что за татуировки у Долохова и Малфоя? Я приподняла голову сложив под подбородок ладони. — Это не татуировка. Это метка - знак принадлежности к высшей касте нашего общества, — загорелись его глаза. Мне это не нравится. — Вассальная была принята за основу. С помощью этой метки я могу узнать, где мои последователи и что с ними, — горячо объяснял мне Том. А я вмиг вскочила с постели и с ужасом смотрела на него. Мне было плевать на то, что я в тонкой полупрозрачной сорочке, которая почти ничего не скрывала. Мужчина непонимающе приподнялся с постели и вопросительно посмотрел на меня. — Твою же ж бабушку! Том! Ты хоть сам понял, что сделал?! Нет, не говори, уже поняла, что не понял, — нервно засмеялась. — Ты же клеймишь их как скот! Эта метка больше походит на клеймо коровы из хорошей породы. — О чём ты… — Ни один нормальный волшебник не пойдёт на такое. Это фактически рабство! Ты ведь этим словно флаг в руки другой стороне вручаешь! По этой метке могут вычислить всех, кто состоит в твоей партии, а потом одному из таких могут приписать что-то из ряда вон выходящее. Ты хоть это понимаешь? Понимаешь, что именно эту метку будут использовать во вред тебе же. — Ты хочешь сказать… — Да, Том, именно то о чём ты сейчас подумал я и хочу сказать, — я обхватила себя руками. — Что подумают, когда у одного, не знаю там, мага, который в угаре - не важно алкогольном, наркотическом или вообще под действием магии - убил какую-нибудь старушку магглу, найдут такую метку? И ведь всем будет плевать, если она окажется на самом деле подделкой - всех будут грести под одну гребёнку! Я подошла к нему, встала напротив сидящего на краю кровати мужчины и закрыла лицо руками. И завыла. Протяжно так. — Где, ну, где были твои мозги, когда ты до этого додумался? Меня схватили, отвели руки и обхватили лицо обеими ладонями. В синих глазах читалась уверенность. — Этого не случится. Я этого не допущу, — тихо сказал он. — Но ты не перестанешь ставить эту… метку, — выплюнула я. — Они есть только у проверенных людей. — Это пока, а что будет потом? Ты не Бог, как говорят простецы. Ты не можешь учесть всё, — я горько вздохнула, прикрыла глаза и выдала: — Мне ты тоже поставишь эту метку? Мой голос звучал как у больного. Так горько мне было в тот момент. Моё лицо отпустили, и тут же правая рука вплелась в волосы держа за затылок заставляя смотреть в глаза, а левая крепко обвила талию. Меня притянули к сильному горячему телу. Казалось, что, если меня перестанут держать ноги - всё равно не упаду. — Не смей, — прошипел он. — Только не ты, Персефона. Ты не последователь, не сравнивай себя с ними! Его взгляд горел упрямством. Не было в его словах ничего принижающего меня. Том словно возводил меня… выше. Выше других. — И кто же я, Том? — шёпотом спросила я. Наши лица были так близко. Ещё миллиметр и соприкоснёмся губами, но этого нельзя. Ноздри его носа хищно раздувались, челюсть была стиснута до предела, меж бровей пролегла складка. — Тебе не нужна эта метка, — голос стал абсолютно ровным. — Ты лучше других. Я прищурилась, покачала головой и нервно засмеялась. — Это не ответ, Том. Хотя, я не уверена, что хочу его слышать. Рука держащая меня за затылок опустилась на талию. Я чувствовала, как сорочка слегка сползла, открывая вид на плечи и спину. Уверена, что если отстранилась бы от него на пару сантиметром, то и спереди бы всё сползло, открывая ключицы и грудь. Но я была крепко прижата к мужской груди, словно меня боялись отпускать даже на мгновение. — Попробуй сделать их хотя бы невидимыми. Не хочу, чтобы по глупости пострадал Антонин или Малфой, — тихо произнесла я. Мягко отстранилась от Тома придерживая верх ночного платья. Села на кровать и посмотрела на него снизу вверх. Неожиданно он сел у моих ног и положил голову на мои колени. Я вплела пальцы в его волосы. Оказывается, он слегка кучерявый, видимо, утром проводит достаточно времени, чтобы их пригладить. Вдруг меня схватывают за левое запястье. И с чувством прижимаются горячими губами. — Я всё сделаю, — не отрываясь от руки. Дыхание щекотало запястье. А он смотрел мне прямо в глаза. И я застыла. Ведь в его упрямом взгляде читался лёгкий страх. Страх того, что я уйду. Уйду, потому что он допустил ошибку. Что же с ним такого произошло, что он ведёт себя так, словно я брошу его, если… он не оправдает моих ожиданий? — Всё хорошо, — прошептала я и склонившись прижалась губами к макушке. Отстранившись я тепло улыбнулась ему. Показав этим, что я не исчезну из-за его слабости. — Может позавтракаем прямо здесь? — спросила я, как бы закрывая наш разговор. Без слов я сказала, что с этой проблемой оставляю разбираться его. Своё мнение высказала, что делать дальше решить только ему. Он кивнул. Я попросила трансфигурировать столик и стулья, а завтрак принесли домовые. Было плевать, что я была полураздета перед половозрелым мужчиной, который совсем неожиданно стал проявлять ко мне лёгкий интерес в этом плане. Почему-то в этот момент я была нужна ему именно такая. В тот день мы больше не говорили на тему политики или наших взаимоотношений, но что-то неуловимо изменилось в нас самих.