Changeling

Не бечено — Персефона, я нашла… Оу! Ого-о-о-о, — многозначительно протянула Магдалина, широко раскрыв глаза и начиная шокировано улыбаться. Она вошла в столовую, где мы ждали свой завтрак. Наверное, перед тем как спуститься мне надо было всё же замазать свою шею или надеть платье с высоким горлом. В последнем случае я бы всё равно не избежала ироничного взгляда волшебницы. Да и бесполезно что-либо скрывать от той, кто видит ауры и магические потоки. Я не думаю, что она так сильно удивлена тому, что произошло. Вполне возможно, что эта интриганка этого и добивалась, когда вчера вываливала информацию на меня. Кто как не она знает, насколько трудно мне сделать первый шаг и начать что-то новое. Из хороших побуждений, но осадок остаётся не самый приятный. Мне было крайне неловко выбираться из-под Тома, когда проснулась. Полусонный он не хотел и не понимал зачем ему отпускать меня, и почему его личная телогрейка пытается отстраниться от него. А когда я всё же смогла встать, то не сдержала предательского румянца от своей наготы и последствий, стекающих по моим бёдрам. Конечно, я не стала тут же искать одежду и прикрываться руками — его ироничный взгляд ещё одно испытание — поэтому гордо проковыляла до ванной комнаты в чём мать родила. Минуты три я рассматривала в зеркале красные отметины, укусы на шее и ключицах, а потом, тяжело вздохнув и осознав всю печаль данного положения, опустилась в заботливо наполненную Шелкопрядкой ванну с расслабляющими и обезболивающими настоями. — Не делай вид, что ты крайне удивлена. Не верю, — пробурчала я. Отрицать или игнорировать смысла нет. Она только подкалывать ещё больше начнёт. Магда хмыкнула и села на против. — Ну, я и правда удивлена. На такой быстрый результат я не рассчитывала, — как ни в чём не бывало произнесла волшебница. Вот ведь. И даже не скрывает. — Так и знала, — выдохнула я. А он сидел рядом и с весёлой усмешкой наблюдал над моей досадой. Гад догадался до этого раньше меня. И воспользовался случаем в свою пользу. — Ладно, проехали, — сказала Магдалина, желая закрыть эту тему. — Я нашла старые документы о Статуте Секретности Британии. — Британии? — а разве он не везде одинаковый? — У каждой страны свои оговорки. Хотя, Британия и тут выделилась - первой приняла Статут и закрыла свои домены от простых смертных. Не сказать, что это не было оправдано. Всё же на островах Инквизиция была одной из самых жестоких. Но из-за того, что её принимали в спешке там много неточностей. Некорректных правок тоже достаточно, — она протянула пергамент. — Смотри, вплоть до середины девятнадцатого века повсеместно забирались магически одарённые дети из маггловских семей, только в крайних случаях, когда родители-простецы действительно понимали и принимали своего ребёнка-мага, детей оставляли в родной семье. Такие семьи ставились под наблюдение, а также был обязательный патронаж, который осуществлял чистокровный Род. Не любой, конечно, только те, кого одобрило Министерство, и кто зарекомендовал себя в сфере усыновления. Неужели она это всё нашла за вчерашний день? Я вообще про это не задумывалась, а она сразу всё по полочкам разложила. — Во второй половине прошлого века этот закон был подвергнут критике и в связи с многочисленными протестами эту практику отменили. Однако, сам закон всё ещё действует. То есть, чисто технически детей можно «красть» у родителей-магглов и не получить за это наказание, — хмыкнула женщина. — Не удивлюсь, если такое действительно происходит, но то, что этим законом до сих пор не интересовались высшие власти, наводит подозрение. — Им может быть это выгодно. Если протестов и выкриков нет, то зачем трогать то, что никого не волнует, — сказала я. — Может быть, что и среди «власть имеющих» есть те, кто крал детей или проводил подобные практики для других. Вырождение дело такое, а магглов легко лишить памяти. Разные ситуации могут быть. На самом деле, как бы не пропагандировало Министерство сближение с магглами, магглорождённых всё равно не считают равными тем, кто родился на магической стороне. — Рациональное зерно в твоих размышлениях есть, — кивнула женщина. — Вам стоит разобраться с этим вопросом и вынести его в Палату Лордов или Визенгамот. Так можно поднять себе репутацию среди магглорождённых. Домохозяйки и мамочки с сердобольными намерениями потом составят основной костяк вашей партии. Не стоит недооценивать их голос в обществе. — Немного противно ставить основной упор на них, — наморщилась я. — Что тут поделать, — развела руками Магда, — так как сейчас вы решили разобрать вопрос со школой и образованием детей, то и законы про детей не обойдёт стороной. Такое любят пообсуждать мамочки, чьих детей это невольно касается и старые кошёлки, которым больше не о чём чесать своими языками. А уж какое влияние эти самые мамочки оказывают на своих мужей распространяя нужные слухи… Иногда я забываю о том, что эта женщина просчитывает все шаги наперёд, несмотря на всю свою горячность и поспешность. Магдалина зевнула. — Ты спала вообще? Волшебница прикрыла рот рукой и жеманно рассмеялась. — После завтрака думаю поспать пару часов. Я заканчивала свою работу, которую мне Глава поручил, так что не беспокойся, я не буду доводить себя до изнеможения. — Дед? — Ага. Помимо твоего вопроса ещё кое-что осталось незавершённым и мне надо с этим поскорее закончить, — откинулась на спинку стула. Даже спрашивать не буду какую работу ей поручили. Всё же её специализация в семье — это полное и безоговорочное уничтожение врага. А методы ей нравятся наиболее кровавые и энергозатратные. Он молчал. Том вообще весь завтрак молчал и никак не проявлял себя. Но я чувствовала его пристальный взгляд на себе. Словно он ни на секунду не выпускал меня из поля своего зрения. Ни на миг не отвлёкся ни на что другое. Это также заметила и кузина. В конце трапезы она хитро посмотрела на меня и пожелала удачи, а потом отправилась к себе спать. Я повернулась к нему. — Ну что такое? Что опять случилось? — спросила я. — Что ты имеешь в виду? — прищурился мужчина. — Не притворяйся. Ты всё утро глаз с меня не сводишь, словно если отвернёшься я тут же исчезну, — фыркнула я. — Помнится, несколько месяцев назад ты об этом сама говорила. Я закрыла рот. Вот чёрт. Неужели он только из-за этого… Хотя, да. Он может. Мои слова имеют на него слишком большое влияние. За столь длинное время, что провела бок о бок с ним, я не могла не знать об этом. — Том, — начала я. — Теперь эти слова не имеют значение. Я в любом случае уже не смогу уйти или убежать. — Из-за связи, — выплюнул он. Лицо его резко посерело. Сам он словно сгорбился, съёжился, стал резко таким одиноким и не понятым, что мне захотелось поскорее его обнять. Что я и сделала. — Из-за этого тоже, но разве это должно иметь значение, — я заставила его посмотреть на меня. — Я была той, кто всеми силами пытался избежать нашей связи. Отрицала её до последнего. И ты знаешь прекрасно почему я это делала, — перевела дыхание. — Я не маг и долгое время считала себя не ровней даже самому слабому волшебнику, не то что тебе. Но ты просто взял и поставил меня выше всех, словно это самая естественная вещь из всех, которые ты делаешь. — Ведь ты и правда лучшая, — тихо сказал Том. — Только для тебя, Том. Многие с твоим утверждением не согласятся. Некоторым я как кость в горле. Кроме тебя я никому не нужна. Прикрыла глаза. Вдох. Выдох. — Не заставляй меня сомневаться в тебе и твоих умственных способностях, — сказала я. — Возможно, я никогда не почувствую того, что ты от меня ждёшь. Возможно, я не стану той, кем ты хочешь меня видеть. Возможно, всё повернётся так, что ты меня возненавидишь. Но я больше не собираюсь сбегать и тебе этого делать не советую - лучше сразу убей. Я смотрела в его глаза. На лице ни тени улыбки. Открыла ему свои мысли, своё сердце, свою душу. Не лгала, не приукрашивала, не утаивала. Потому что не хотела, не имела на это право, не смогла бы. Лгать и словесно извиваться перед ним - абсолютно бесполезное дело. Он не оценит. Лишь больше отдалится и перестанет доверять. Многие перед ним пытаются лебезить и угодить, но мало кто знает, что тем самым возводят стену холодной отчуждённости и вежливости. Иногда это превращается в полное игнорирование. Я не знала об этом. Думала, что такое поведение считается нормой. Но я же всегда шла поперёк, а не вдоль. Если бы я знала, то, скорее всего, стала бы повторять за другими людьми, чтобы его оттолкнуть. Однако, я этого не сделала. И вот к чему это привело. — Давай закончим на этом. Я не желаю больше говорить об этом и обсуждать дальше, — отпустила его я и отстранилась. Он моргнул. Лицо его, ещё миг назад бывшее абсолютно безразличным, преобразилось странной ухмылкой, значение, которой я затрудняюсь понять. Ничего не говоря, он поцеловал меня в лоб и, чуть погодя, неловко чмокнул в губы, а потом направился к камину. Вроде бы, он собирался сегодня забрать что-то из дома. Не буду раздумывать над его действиями. Муторное и нервное дело. Незачем вовсе это. Работы на сегодня было достаточно. Было воскресенье, поэтому выход в Хогвартс не планировался, а вот бумаги по нему стопкой, которая притворялась Пизанской башней, ждали своего часа. Или не часа. Так что я, побив себя по щекам от безысходности, села их разбирать. Время летело практически незаметно, но эта башенка почти не становилась меньше. Бумаги на рассмотрения Тома шли в одну сторону, бумаги с нарушениями в другую, а правильные в третью. Работа продолжалась и продолжалась. В глазах начало рябить от букв и цифр, а когда я дала им слегка отдохнуть, то обнаружила что осталось всего два документа. И те оказались обычной накладной, где всё было в порядке. Обрадованная окончанием рабст… работы, я взглянула на часы и ошалела. Обед с пятичасовым чаепитием я давно пропустила. Да и для ужина уже поздновато. То-то мой живот начал издавать зов раненого кита. И как я не заметила, что за окном уже темень стоит? Время приближалось к восьми вечера. Если учесть, что завтракали мы в полдесятого, а работу я начала сразу после, то не стоит мне теперь удивляться своей затекшей спине и судорогах в ногах. Рядом с собой обнаружила записку от Магды, где та сообщала, что отправилась к Долохову, по делам связанным с Томом. Как она так быстро умеет располагать к себе мужчин? Хотя… Долохов тоже не прост. Однако, я удивлена: ещё некоторое время назад она бы ни за что не связалась с кем-то связанным кровью с Родом Долоховых, а тут с лордом побочной ветви. Удивительная и непредсказуемая. Решив, что поесть я могу и в постели, ибо тело уж сильно ныло от сидения на стуле, пошла в спальню. Не удивлена, что он находился там и читал какую-то книгу, расслабленно сидя на кровати в домашней одежде. Не знаю почему, но появилось ощущение какой-то правильности. Завершённости. Уюта. Не могу по-другому описать это чувство. Так и должно быть. Так правильно. Он заметил меня и нахмурился. — Ты вообще не выходила из кабинета сегодня? — Не начинай, — отмахнулась я. — Сам знаешь сколько работы накопилось. Не хочу откладывать всё на последний момент. Там и так приличная башенка получилась, не надо представлять, что у Тони творится. — Мерлин, — вздохнул мужчина. — А Магдалина куда смотрела?! — Она у Тони по делам, связанным с тобой и твоим идиотизмом. Развалилась блаженно на кровати. Скинула туфли и попросила Шелкопрядку принести пару сендвичей с какао. Он больше ничего не сказал, но хмуро смотрел на меня и неодобрительно качал головой. Уставшей мне не хотелось говорить ему что-то, оправдываться или огрызаться. Если честно, я чувствовала себя слегка разбитой. Возможно, это наложились последствия вчерашнего дня и ночи. Не знаю. Не хочу знать. Я была сонной и доедала свой поздний обедоужин еле двигая челюстью. Краем своего сознания я чувствовала, как от меня убирают поднос, а потом сильные руки стягивают с меня платье и укрывают одеялом. Последнее, что ощутила были крепкие объятия, прижимающие меня к его телу.

***

Девушка в его руках тихо сопела. Том не знал почему это действо его так завораживало. Возможно, это очередной бред его воспалённого работой и обилием информацией мозга, но ему казалось, что нет ничего более правильного, чем она рядом с ним. Не так давно она сказала, что их недо-отношения самая странная вещь в мире, которую только знает. Что это неправильно, некрасиво и даже отчасти грязно. «- Но я ни за что не скажу, что мне это не нравится. Нет ничего лучше на свете, чем нарушать имеющиеся устои. Именно поэтому, Том, ты всё ещё живёшь в моём поместье и спишь в моей кровати. Да и разве тебе не плевать, если об этом узнают посторонние?» Так точно и метко. Словно поставила точку в так и не озвученном вопросе. А потом её кузина расставила всё по местам и по полочкам. Этим она напугала Персефону, которая точно не ожидала такого финала. Это стало для неё ударом с последующей истерикой. Она была такой потерянной. Такой маленькой. Такой одинокой. Такой прекрасной. Вся, от и до в его власти. Он мог делать с ней, что угодно и она не сопротивлялась. Не могла и не хотела. Чувство, которое она дарила своей покорностью нельзя было никак назвать. Это была странная смесь из восхищения, превосходства и желания сделать её полностью своей. Забавно. А ведь сначала он хотел лишь поиграться с ней. И хотя она прекрасно знала об этом, Персефона позволила ему воспользоваться собой. Дала ему почти полную свободу действий. Впустила в свою жизнь, в которую доселе не впускала никого. Возможно именно поэтому игра превратилась в реальность. А Персефона из разового интереса стала незаменяемой частью его жизни. Смех, да и только. «- Жизнь, Том, вообще штука непредсказуемая. Идёшь за покупками, спотыкаешься, а потом резко просыпаешься в Мунго. Это нельзя предугадать заранее. Если быть честной, то возможно, я бы изменила тот день нашей встречи в прошлом году и постаралась бы с тобой не столкнуться. Но, к сожалению, или к счастью, Маховик может отмотать лишь несколько часов. Всё таки шутки со временем - плохая идея. Именно поэтому, мой дорогой, я сижу и разбираю бумаги вместе с тобой, а не наслаждаюсь блаженным одиночеством в кресле у камина.» Она с лёгкостью говорила жестокие слова и критиковала его работу. Не лгала и не утаивала. Не приукрашивала и говорила по существу. Никогда не пыталась казаться хорошей и приличной дамой, только если не находилась на людях. Персефона была готова в любой момент стать жертвой его беспричинной гордыни и агрессии. Понимала, какой он беспринципный и жестокий мерзавец на самом деле. Видела сквозь маску джентльмена и подыгрывала как он того желал. Шикарная девушка, которая медленно превращается в восхитительную женщину. Почти роковую. Она не красотка. У неё нет поразительных форм или божественно красивого лица, но стоит ей посмотреть своими пронзительно зелёными глазами и сказать пару слов, как она врезается в память навечно. «- Я ненавижу людей, Том. Они лгут. Но мне они интересны. Вот и вся причина того, почему я не пытаюсь заводить друзей или знакомств. Наблюдения со стороны достаточно, чтобы составить поверхностное мнение о человеке. И это мнение они часто доказывают впоследствии. Но я не настолько лицемерка, чтобы исправлять их, и тебе советую этого не делать. Человек по природе своей таков. Ты не можешь по щелчку пальцев исправить врождённый инстинкт. — Ты говоришь так, словно человек равен животному. — А разве это не так? Люди - это животные. Просто более развитые. Знаешь же, что единственное, что нас от них отличает - это мозг. Ничего более. Мы также жрём, гадим и размножаемся. Мы умираем, как и они. Нет никакой романтики в этом. Нельзя поставить себя выше, только потому что мы живём в тёплых домах, надеваем красивую одежду и умеем вести заунывные философские беседы.» Персефона никогда не смотрела на мир через розовые очки. Не видела смысла в том. Она не строит воздушные замки, не мечтает о чём-то романтичном, не думает о несбыточном. Ярый реалист и отчасти пессимист, она не пытается представить окружающий мир лучше, чем он есть. Выталкивает из своего мозга мысли о невозможном желании. Словно ей уже далеко за тридцать. Словно она уже давно состоявшаяся дама в неудачном браке. Словно она уже давно ничем не хочет заниматься. Словно она уже устала жить. «- Скажу честно, Марволо. Она больна, серьёзно больна. Я видел её приступ и не могу даже представить какую боль она держит в себе, — однажды сказал Антонин Долохов. — Понятия не имею, что с ней твориться и что это за болезнь, но, чёрт возьми, она к этому уже так привыкла, что сама не замечает. — Ты уже говорил об этом раньше. То, что происходит с её ядром не может уйти бесследно. — О, нет. Дело не в этом. Марволо, девчонка душевно не в порядке. Она всё воспринимает так, словно это совершенно естественно. Где ты ещё встречал такую? А я тебе скажу, что таких нет. Это не нормально. Она воспринимает боль и смерть как должное. Как избавление от скуки и усталости. Ей совершенно ничего не интересно. Она может целый день смотреть в окно или читать книги, но это не будет приносить ей удовольствия или хоть каких-нибудь других чувств. Она как кукла, с которой можно делать, что пожелаешь. У неё нет причины, чтобы жить.» Когда он впервые понял, что Персефона в любой момент может просто взять и исчезнуть, просто потому что захотела, Том ощутил страх. И злость. Как смеет эта чёртова сквибка делать то, что ей вздумается?! Как смеет она думать о том, чтобы уйти от него. Как смеет она допустить мысль, что он ей не нужен. Что она не нужна ему. Он впервые не знал, что ему делать с этим. Это медленно разъедало изнутри. Душило в дождливые ночи. Вызывало давно забытое чувство паники. Так не должно быть. Он не хотел этого. Не хотел этого чувствовать. Никогда. Сейчас, держа её в своих руках и слыша стук её сердца, Том понимал, что жизнь незаметно поменялась на до и после. Поблекли те стремления, которые были изначально. Стали казаться глупыми и слишком идеалистичными. Словно ребёнок взялся строить дом из кирпича только-только научившись строить домики из кубиков. И это всё показала ему она.